Текст книги "Столица Сибири 2029. Берег монстров"

– Я поняла, Карнаш. Ты специально хочешь меня позлить…

Да, я так долго шел к этому дню. Ночами не спал, все думал, как бы ее разозлить! Чуткие уши уже уловили посторонние звуки. Покатились кирпичи, что-то хрустнуло за спиной. Я был уже на взводе, откатывался от ямы. Вскочил и запоздало обнаружил, что автомат остался в стороне, и бежать к нему долго! Чертов растяпа! Ураган эмоций! Не померещилось шевеление! Твари шли за нами, терпеливо ждали момента, чтобы броситься. Дождались! Они не тупые, у них в головах проблески разума… С груды строительных обмылков с голодным рычанием неслись трое! Реяло отрепье, сияли кровавым блеском воспаленные глаза. Зараженные! Завертелась круговерть. Где-то в стороне гневно лаял Молчун. А я уже катился, отбивая плечи и бестолковую голову. Конечно, граждане зомбари, как же без вас в этом славном городе? Голодные, поди? Они особо не раскланивались, летели на меня, выставив заскорузлые конечности. В подобных ситуациях я выбивал клин клином. Я что-то прорычал, помчался им навстречу. Автомат был далеко. Я выхватил из ножен старый армейский нож, стиснул нижним хватом. Оскаленные рожи плясали перед глазами. В них было мало человеческого. Загнившие физиономии, с которых отставала кожа, висела струпьями, с черепов свисали жалкие сосульки – остатки былого волосяного покрова. Они не чувствовали боли, не знали ничего про холод. Эти твари были озабочены лишь поиском еды! Мы сшиблись – как самолетик камикадзе с эскадрильей бомбардировщиков. Я вонзил отточенную сталь в рыхлый живот «центрального нападающего» – проткнул отрепье, бывшее когда-то кожаным плащом, дряблую кожу, внутренности. С надрывом дернул лезвие вверх, разрывая органы. И все за жалкие две секунды! Я выдернул клинок, и пока этот труп что-то хрипел, обливался кровавой гущей, а остальные тянули ко мне заскорузлые конечности, просочился в щель между телами, ушел на простор. Я пробежал шагов десять и прыжком развернулся. Мать честная, бабу прикончил! Гримасничала карикатурная физиономия с мешками под глазами, она подрагивала, царапала когтями землю. Из раскуроченного живота вываливались внутренности. В искривленный безымянный палец намертво вросло обручальное кольцо, не имеющее в наш век никакой практической ценности…

Остальные поворачивались. У одного это вышло быстрее, другой еще копался. Имелось время сбегать за автоматом, но я засомневался – стоит ли шуметь? На меня устремились две пары воспаленных глаз. Возникло стойкое ощущение, что я попал в ресторан экзотической кухни. Причем не в качестве посетителя… Грузный сутулый мужик в рваной фуфайке уже переходил на бег. Типичный представитель популярной «зомби-культуры». Физиономия в коростах и трупных пятнах, нос отвалился, как у Майкла Джексона… Он уже мчался, простирая ко мне артритные длани. Голова работала как компьютер, перебирая ворохи вариантов. Ножом такого не остановить, все равно повалит. Он уже готовился меня сбить – я подхватил с земли огрызок бревна. В такие мгновения силы выплескиваются вместе с адреналином. Я плохо помнил, как вскидывал эту «чудодейственную» штуковину – врезал точно в лоб и отпрыгнул, когда бревно и матерый мужичище рухнули одновременно. Огрызок покатился, мужик свалился на колени, бессмысленно вращал глазами. Бревно пробило лобную кость, и осколки вонзились в мозг. Но ему плевать – он снова поднимался! Ну, конечно, нужно покушать, прежде чем сдохнешь! Я изрыгал какие-то соловьиные трели, не в силах молчать, схватил упавшее бревно и врезал вторично. А когда он повалился навзничь, закатив глаза, ударил в третий раз – с хорошим размахом, круша черепушку, как скорлупу грецкого ореха…

Про третьего соперника я, разумеется, забыл. Он был не просто глупым голодающим, а знал, что такое военная хитрость. Вероятно, неспроста он был одет в потертую армейскую шинель, на одном плече которой еще болтался капитанский погон. Он подкрался сзади, когда я приходил в себя после третьего удара, и ловко запрыгнул на спину, намереваясь впиться зубами в шею! Ужас окатил, я прилагал все старания, чтобы не упасть. Только не падать! Я извивался, молотил локтями, но существо присосалось как пиявка, тянулось зубами – единственной частью тела, которая у зараженных идеально развита…

Я сопротивлялся, отжимал его локтями. Молчун очнулся, запрыгнул этой нежити на плечи! Он рычал как настоящий зверь, впился клыками в загривок зараженного, грыз кость, вырывал куски мяса. Теперь мне приходилось, помимо рюкзака, удерживать этих двоих! Но вроде справился. Субъект с капитанским погоном не смог дотянуться до моей шеи. Какие-то чувства этим тварям все же ведомы. Он завертелся как кот, которому наступили на хвост, завизжал. Наездники свалились с меня. Капитан извивался, плюясь сгустками черной крови. Молчун отбежал на несколько метров и сел. Уставился на меня, склонив голову: мол, сделал что мог, дальше сам. Я взревел, как носорог – дошло, что был на волосок от гибели. Я подхватил с земли оброненный нож, рухнул на колени и начал с ожесточением наносить «множественные» удары. Я бил по груди, по шее, по выпученным глазам. Он превращался в рваный кусок несъедобного мяса, но дергался, не желал умирать. Тогда я вонзил клинок в дряблую шею, проткнул до земли и начал перепиливать обушком шейные позвонки. Сдыхай же, скотина! Он дергался, но уже не так энергично, глаза тускнели. Голова болталась на честном слове. Я отвалился от него, стал дышать полной грудью. Все, капитан, никогда ты не станешь майором. Лучше не думать, что этот урод был когда-то нормальным человеком, и вряд ли повинен в том, что подхватил инфекцию… Антибиотики в нашем багаже были рассованы по разным местам. Я лихорадочно извлек из бокового кармана флакон, проглотил несколько пилюль, насилу успокоился. Этот страх сильнее нас, его усмирить невозможно… «На районе» было тихо, видимо, в округе промышляли только трое. Спохватившись, я побежал к своему автомату. И очень кстати обнаружил, что из трех нападающих умертвил лишь двоих. Женщина была жива. Она перевернулась на живот и ползла ко мне, впиваясь ногтями в мерзлую землю. За «прекрасной дамой» тянулся шлейф окровавленных внутренностей. Она беззвучно разевала рот, гримасничала. Я даже расстроился. Женщина, ну, какая вы упрямая… Я занес над ней казенник автомата. Она подняла голову, посмотрела мне в глаза. В них мелькнуло что-то жалобное. Явилось знание, и это открытие вселило в нее печаль. Тошнота подкралась к горлу, и все же я ударил – главным образом из сострадания.

Головы у этих существ довольно слабые – вся прочность уходит в зубы и конечности. Вытерев казенник о ее отрепья, я побрел к Молчуну. Обнял его, потрепал за ухо. Даже расщедрился и чмокнул в лоб.

– Спасибо, парень, ты чудо. Только в следующий раз реагируй оперативнее.

Он завилял хвостом, обрадованный, что на него обратили внимание. Благодарно тявкнул. А я опять пополз к дыре – вторая попытка, блин.

– Я что-то пропустила? – сглотнув, осведомилась Ольга. Она стояла под дырой, обняв себя за плечи, ее знобило. Девушка не потеряла ни автомат, ни рюкзак, что было крайне отрадно. – Похоже, ты неплохо проводил время, вместо того чтобы вытаскивать меня из морозильной камеры.

– О, нет, дорогая, – устало возвестил я. – Возможно, ты что-то пропустила, но уверен, что на твою долю еще выпадет немало зрелищ и испытаний.

– Что это было? – настаивала она.

– Да ерунда. Небольшое выступление местного художественного коллектива. Должен признаться, это немного неблагополучный район.

– Не посрамил Отечество?

– Нет. Ты как там? – поинтересовался я. – Надежда не ушла?

– Нет, – она поежилась, – пока задерживается. Правда, настроение под ноль…

– Поднимем, – уверил я. – Ты готова к тому, чтобы выйти на поверхность?

– Морально готова, – подумав, кивнула она, – физически – уже нет.

– Не удивлен, – не преминул я подколоть, – это удел сильных.

– Слушай, кончай язвить, – вспыхнула Ольга. – Не понимаю, чего ты добиваешься? Здесь зверски холодно, и здесь… какой-то труп.

– Какой-то? – не понял я.

– Ну, да, – Ольга теряла терпение, – он, знаешь ли, не представился.

Так кстати с другого края подполз Молчун! Он, видимо, посчитал, что теперь волен делать все, что заблагорассудится. Я и глазом не успел моргнуть, как он уже лежал на краю и тянулся мордой вниз, озадаченный, что слышит хозяйку, но не видит. И вновь сработала «ловушка». Посыпалась земля, раздался оглушительный треск. Я только и успел подумать, что это уже какая-то система – как под Молчуном провалилась земля, и сам он, не разобравшись в ситуации, обвалился в яму!

Поднялся столб зловонной пыли. Мы кашляли и чихали всей компанией, только я это делал наверху, а эти двое недалеких – глубоко в подземелье. Ольга проявила проворность, успела отпрыгнуть. Она ругалась самым непотребным образом, повизгивал неуклюжий пес, носясь кругами по тесному погребу. Дырка стала больше. Я убедился, что подо мной все прочно, подполз к краю.

– Все целы?

– Ты издеваешься? – застонала Ольга. – Ждешь, пока я превращусь в дикую кошку? Признайся, вы с этой пакостной собакой все нарочно подстроили?

– Это не пакостная собака, – возразил я. – Минуту назад этот лучший друг всего человечества спас меня от мучительной смерти. Ты уверена, что там внизу не осталось никаких солений?

– Я с вами сейчас умру, – пообещала Ольга и так на меня посмотрела, что я бросил все дела и кинулся в окрестные развалины искать что-нибудь схожее с лестницей. Я нашел только две проржавевшие, но толстые трубы, подтащил их к дыре и сгрузил вниз, слегка раздвинув. Слов благодарности я, конечно, не дождался. Все мои действия подвергались испепеляющей критике. Собака первой догадалась, что нужно делать, взгромоздилась на трубу и поползла вверх, высунув язык от усердия. Я схватил ее за шиворот и выволок наружу. Молчун отбежал подальше и без сил повалился в грязь. Тем же образом я вытаскивал Ольгу, у которой зубы выбивали чечетку, а милое личико покрылось белыми разводами.

– Перестань ухмыляться, – хрипела она, испепеляя меня взглядом. – Да, салон красоты уже был закрыт. Я не понимаю, чем тут занимался… – и с ужасом уставилась на истерзанные тела, очень драматично взялась за сердце. Я не верил глазам – женщина, которую я «стопудово» убил, решительно отказывалась умирать! Она подрагивала, как будто лежала на вибрационном стенде, пыталась поднять голову, в которой не осталось ни одной целой кости. Я постеснялся при Ольге отрезать ей голову, намекнул глазами – мол, сама добей, раз такая злая. Возникло неистребимое желание спуститься в погреб. Очень странное. Никогда я не считал себя человеком, способным принимать немотивированные решения. Я перебросил ноги на трубы и съехал вниз, как на санках.

Здесь царила нечеловеческая стужа. Ее источали земляные стены, источал дощатый настил. В дальнем углу, прислонившись к стене, сидел человек. Я включил фонарик. Он был как живой! Казалось, что покойник спал. Молодой мужчина, с короткой стрижкой, открытым лицом. Одежда не истлела, плоть не разлагалась. Он был одет в приличную клетчатую рубашку с расстегнутым воротом, в потертые джинсы. На груди висел золотой крестик. Лицо немного исказилось, но в целом было спокойным. Удивляться, по-видимому, не стоило – в такой стуже сохранился бы и мамонт. А почему такая стужа, лучше не думать. В современном мире много необъяснимого. Но зрелище манило. Я подошел, присел на корточки. В отдалении вспыхнула стрельба. Очень далеко, но фактор неожиданности сработал. Я поскользнулся, упал на пятую точку. Выстрелила нога, толкнув покойника в голень. Труп накренился – верхняя половина туловища боком упала на пол. Раздался звон – словно лопнула хрустальная ваза! В первый миг я не понял, что случилось, а когда дошло, желудок выбрался наружу и долго не желал опускаться. Верхняя (и, собственно, главная) половина туловища разбилась вдребезги! Она оказалась хрупкой стекляшкой. Не развалилась на куски, а полностью разбилась. На мелкие кусочки – в них угадывались фрагменты внутренних органов, кровеносных артерий, костных тканей. Сохранилась лишь пара относительно крупных осколков – нос, ушная раковина. Из остального вряд ли можно было собрать жутковатый пазл…

Сохранилась нижняя половина туловища, от нее отвалилась лишь голяшка, по которой я ударил. Прошло желание заниматься натуралистическими исследованиями. Я вскарабкался по трубам, вывалился наружу. Ольга съежилась, обнимала дрожащего Молчуна. «Музыкальные» пальчики нервно поглаживали затворную раму.

– Ну, как он там? – она выразительно кивнула на дыру.

– Ищет, – туманно отозвался я, – свою вторую половину.

Мы занимались непонятно чем. Похитители Кузьмы уже ушли бог знает куда! В голове прояснилось. Опоздали! Потеряли! Мы припустили дальше, отыскали заваленный «неликвидами» проход, когда-то бывший переулком, и вышли на улицу Жуковского. Частный сектор в этой точке обрывался, мерцали руины пятиэтажек, между ними завывали сквозняки. Автосалон, мебельный магазин, агентство недвижимости «Любимый город» – о чем доходчиво извещали «состарившиеся» надписи.

– Знаешь, Карнаш, – расстроенно пробормотала Ольга, озирая округу, заваленную битым кирпичом, – если дальше пойдет такими темпами, мы никогда не споем «Прощай, любимый город».

Мне и без ее ремарок было дурно. Мы потеряли двадцать минут. Группа неизвестных ушла неизвестно куда, отнюдь не факт, что они будут двигаться по прямой. Они УЖЕ могли уйти с трассы. Я терял терпение, нервничал. Но нет, объекты нашей страсти все еще были на дороге! За грудой сбившихся машин и задавленным плитой «Лексусом», в котором хранились выбеленные человеческие кости, мы наткнулись на свежие трупы. Вспомнилась стрельба, звуки которой я так нервно воспринял в подвале. Мы подкрадывались, просматривая все клочки местности. Снова зараженные напали на наших героев. Но теперь действовали умнее – навалились гуртом из-за покореженной трансформаторной будки, лежащей рядом с дорогой. Большие толпы в этой местности, похоже, не орудовали – действовали мелкие «мобильные» группы. Посреди дороги валялись тела в обносках. Парочка из них принадлежала мужчинам средних лет, трое определенно были женщинами. Зараза полностью выела лица. Кожа висела лохмотьями, в челюстных костях и гниющих лицевых мышцах копошились черви. Пули искромсали всю компанию, но этого было мало. Обездвижив зараженных, бойцы «экспедиции» добивали их выстрелами в головы. Но и это оказалось не панацеей – бородач с гипертрофированным туловищем еще подергивался, блуждали сочащиеся гноем глаза. Монотонно поскрипывали челюсти. Нападение было внезапным, отряд понес потери: в стороне лежали еще два трупа: в кирзовых сапогах, в комбинезонах мышиного цвета. В посмертные маски въелась мука. Они не успели оказать сопротивление: у одного была разорвана грудная клетка, второму с мясом вырвали ключицу. Заморачиваться судьбой своих раненых похитители не стали: пристрелили их. Потом оттащили к обочине и избавили от груза амуниции.

Судя по следам, они продолжали покорять улицу Жуковского. Я хмуро обозрел своих «бойцов». Ольга крестилась, поминала всуе имя Господа и что-то шептала про очередной «мясной момент». Молчун развлекался – вцепился зубами в пуговицу на комбинезоне невезучего бойца и тщательно ее перегрызал. Окружающий мир погружался в сумерки. Город заволокло клубами дыма – порывистый ветер прижимал его к земле. Элементарная физика не работала – этот дым не желал уходить в атмосферу. Руины вуалировались в мерцающей дымке. Отчасти это было нам на руку. Мы шли, прижимаясь к обочине – стараясь не хрустеть кирпичной крошкой. Совсем немного оставалось до пересечения с улицей Тимирязева, где в обширной лесопарковой зоне располагался лучший в России зоопарк. Сюда приезжали со всего города, отдыхали семьями. Прибывали экскурсии из других городов, постоянно клубились дети. Новые павильоны росли как грибы. Обойти это великолепие за день было невозможно. За несколько месяцев до катастрофы заработали роскошный дельфинарий и зимний павильон для обезьян и пингвинов. В зоопарке имелось живописное озеро с беседками и оживленными кафе – здесь всегда было многолюдно, красиво, интересно…

А вот сейчас близость этого места навевала беспокойство. Большинство животных погибло в роковой момент, остальные не смогли бы выжить без еды и ухода, но все же… Меры безопасности лишними не стали. Справа что-то шевельнулось, я схватил Ольгу за руку и заставил присесть. Шлепнулся в пыль Молчун – этот парень знал, когда не стоит выделываться. Руин у «проходной» зоопарка практически не было – раньше там располагался сквер. Но земные недра выплеснулись качественно. Энергия толчка была сокрушительной. Здесь было несколько разломов, верхние слои земной коры выворачивались, вставали вертикально, сталкивались. А потом все застыло. Пустого пространства больше не было. Под массивной скалой, зависшей над обломками фонтана, что-то возилось. Я упорно всматривался. Неприятный холодок заструился по лопаткам. Из сумрачной хмари, постукивая копытами, выбралось крупное животное. С ног до головы оно обросло лохматой палевой шерстью. В облике животного просматривалось что-то лошадиное. По форме туловища оно, скорее, напоминало быка или зубра. Но голову определенно позаимствовало у лошади. Мощная, непропорционально развитая, с мясистыми щеками и короткими ушами. Глаза прятались в глазных впадинах под массивной лобной костью. Но животное прекрасно видело. Выбравшись на дорогу, оно исподлобья осмотрелось. Оно не боялось, что на него нападут зараженные или другие твари, могут потрепать или даже убить. Существо прекрасно себя чувствовало. Оно повернулось на сто восемьдесят градусов, помахивая спутанным хвостом. Движения были неуклюжими – такое впечатление, что под обильным шерстяным покровом имелась панцирная броня. Мутант был занят важным делом – он что-то жевал. С пухлых «утиных» губ свешивались окровавленные ошметки, похожие на растерзанные кишки. По мере поедания эти «купаты» пропадали в утробе. Зараженными питается? – с опаской подумал я. А кем еще? Нормальных людей днем с огнем не сыщешь, неделю будешь рыскать в поисках провианта… Закончив трапезу, животное срыгнуло и издало звук, похожий на ржание. Матово блеснули выпуклые зубы, которым не помешали бы скобки. Оно навострило уши, снова стало принюхиваться и осматриваться. Мясистая морда совершала судорожные подергивания. Животное повернулось в нашу сторону. Заблестели глаза. Хищно раздувались толстые ноздри. Оно наклонило голову, и свалянная грива опала как покрывало.

– Ой, мамочка… – шептала Ольга. – Оно нас заметило… Сейчас мы узнаем, чьи в лесу шишки…

Я терпел. Слишком темно, мы сидели неподвижно, не факт, что животное нас засекло. Безусловно, оно почуяло чужой дух, но это не значило, что начнет сразу действовать. Вроде поело уже…

Интрига была налицо. От напряжения выступил холодный пот.

– Оссподи… – твердила, как заклинание, Ольга. – Оссподи… Ее же пулей не возьмешь… Где бы добыть два грамма никотина…

Напротив зоопарка, в белесых руинах, что-то рухнуло и посыпалось. Лошадь вышла из оцепенения, резко повернула голову. Заржала и с неожиданной прытью, высоко подбрасывая круп, бросилась галопом в руины. Видно, до состояния полного насыщения еще предстояло поработать. Раздался грохот, рухнул обломок стены, хрустели кирпичи. Животное вписалось в черный проем и пропало.

Мы бросились бежать. Оружие и амуниция тянули к земле (для полного счастья нам не хватало саперных лопаток), но сейчас мы их не чувствовали. Мы неслись как на пожар, преодолевая опасную зону. Промчались перекресток Жуковского и Тимирязева, свалились на колени, чтобы передохнуть. Молчун вился вокруг нас кругами, нетерпеливо урчал. Ольга дышала как загнанная лошадь, нервно хихикала, что-то цитировала – в духе «накормлю свою лошадку, причешу ей шерстку гладко…»

– Между прочим, тема, – отдышавшись, сказал я. – Лошадь – она и в Африке лошадь. Просто одичала, жизнь заставила, мутации опять же. Мы могли бы с ней подружиться, приручить, оседлать и совершить конное путешествие по достопримечательностям родного города. Ни один зараженный не подойдет.

– Согласна, – кивнула Ольга, покрутив пальцем у виска, – в моей попе детство тоже бессмертно и работает бесперебойно. Пошли, фантазер, неуютно здесь, вдруг этот мерин вернется?

И все же мы привлекли чье-то внимание. Мы отдалились от перекрестка метров на двадцать, когда со стороны зоопарка раздался истошный вопль. Он дребезжащим эхом отозвался в развалинах. И такое движение пошло… Мы обомлели. От улицы Тимирязева, тянущейся вдоль зоосада, на нас неслась целая лавина! Какие-то лохматые безобразные существа – они передвигались неуклюже, кто-то на двух конечностях, кто-то на четырех, но все равно очень быстро! Они слетали с искореженных руин, катились, поднимались, неслись дальше. Кто-то размахивал палкой, у кого-то в длинных «шерстяных» руках ничего не было. Они приближались стремительно – наперерез. Их было не меньше двух десятков! Мы задохнулись от страха, вот это напор! Пустились наутек, но амуниция и усталость тянули к земле, мы с трудом передвигали ноги. Убежать от этих тварей было невозможно. Договориться, видимо, тоже. Они уже настигали. Я ничего не смыслил в ненасильственном разрешении конфликтов, все подобные ситуации разруливал одинаково. Я проорал Ольге, чтобы бежала дальше, а сам свалился в пыль, выхватил гранату, прикрепленную к поясу, выдернул чеку и метнул, сильно сомневаясь, что она долетит. Мой отряд уже убрался из зоны поражения мощной лимонки. Я рухнул, закрыв затылок свободной рукой. Граната взорвалась перед лавиной – жалко, что не в самой гуще! Осколки разлетались на восемьдесят метров. Грохот был ужасный. Взметнулась пыль, в воздух полетели обрывки мусора, камни, окровавленные конечности. Воцарился галдеж… как в зоопарке. Это точно были не люди. Я уже взлетал на колено, передергивал затвор. Тянуться к следующей гранате было некогда. Посек я, разумеется, не всех. Из дыма и гари вываливались мохнатые образины, пронзительно пищали, прыгали в мою сторону – опираясь на передние конечности, а задние выбрасывая далеко вперед. Разверзались голодные пасти. У существ были «высокоразвитые», заросшие бородами челюсти, торчали голые уши. Руки с узловатыми корявыми пальцами на кистях чуть не вдвое превосходили по длине «классические». Больше всего шерсти топорщилось на ногах – от бедер до обнаженных щиколоток, – казалось, что они надели одинаковые штаны. Я онемел от изумления. Шимпанзе! Бразилия, блин! Страна диких обезьян! Похоже, мутации в этом городе способны творить чудеса. Обезьяны выжили, приспособились, размножились, обрели невиданную силу и научились добывать пищу. Они обитали в том же ареале – и при этом научились ладить с «быко-лошадьми», с прочими представителями фауны – если, конечно, кто-то выжил… Было страшно, до одури страшно. От этой фауны исходила жуткая вонь. Но я не дрогнул. Я бил короткими очередями, и твари валились в пыль, не добегая до меня каких-то метров. Их было больше двух десятков – подбегали новые! Они теснились, лезли. Куда же вы лезете! В порядке общей очереди, граждане! Я повалил штук семь, когда иссяк магазин и настало время попрощаться с жизнью. Внезапно из-за спины стегнул аналогичный «Калашников» – Ольга вернулась! Правильно, неприлично бросать на произвол судьбы хоть и бестолкового, но единственного мужика. Она завалила двоих или троих, и пока обезьяны мельтешили и кувыркались, я успел сменить магазин. Мы медленно отступали, сдерживая напор тварей. Им ничего не стоило обойти нас с флангов или с тыла. Мы припустили вниз по Плановой (в которую благополучно перетекла улица Жуковского), остановились через двадцать шагов, вбили по магазину в лохматую братию, побежали дальше. А встали от истошного громоподобного лая – отвесив челюсти от изумления. Такое впечатление, что наш Молчун тоже мутировал. Откуда он взялся? Шерсть дыбом, пасть оскалена, из глаз выплескивались молнии! Он налетел на обезьян откуда-то сбоку – как ураган, как разрушительное цунами! Первой твари он прокусил икру, набросился на вторую, вырвал цепкими зубами из щиколотки кусок мяса. Обезьяны ревели, кружились в пыли. Проворная шимпанзе с глубоким шрамом вместо глаза бросилась на него, взмахнув штырем арматуры, но Молчун уже катился по земле, прыгнул обезьяне на спину, впился зубами в шейные позвонки и что-то вырвал. Впору аплодировать. Он спрыгнул с зашатавшейся образины, а когда обнаружил, что парочка особей снова подалась в нашу сторону, бросился им под ноги – чем вызвал замешательство и неразбериху. Он их довел до белого каления! Обезьяны позабыли про нас и кинулись хватать шуструю собаку. А Молчун дразнил их – метался, прыгал с места на место. Потом пустился вскачь к руинам, приглашающе озираясь. И вся стая устремилась за ним, галдя и ругаясь на своем непостижимом обезьяньем языке. Я в растерянности посмотрел на Ольгу. Она была потрясена, тяжело дышала. Волосы вздыбились от страха, даже шапку приподняли. Грязная, словно неделю без отдыха чистила трубы.

– Офигеть… – спотыкаясь, пробормотала девушка. – П-понаехали тут…

– Согласен, – кивнул я. – Чем-то эти парни со стройки похожи на гастарбайтеров, – я даже выделил минуточку, чтобы улыбнуться и подколоть ее. – Привет, немытая Россия. Ты больше не мойся, сразу на шабаш.

– Да иди ты, Карнаш…

Мы опомнились и побежали дальше – по улице Плановой, отчаянно надеясь, что Молчун достойно справится с ролью Сусанина и вернется в строй. Как хорошо, что я сподобился обернуться! Махровый ужас пригвоздил к земле. Не все обезьяны тупо подались за собакой. Нашлась по крайней мере одна с мозгами. На меня летела уродливая тварь, покрытая шерстью! Она не издавала никаких звуков, бежала мягко, вприпрыжку, мощно выбрасывая лапы. Болтались, едва не доставая до земли, покрытые шерстью молочные железы! Я слишком поздно осознал свою ошибку – раньше надо было оборачиваться! Я подбросил автомат, но волосатое чудовище совершило беспримерный прыжок и накрыло меня своей тушей, как бык овцу! Хрустнул позвоночник. Чудовище придавило меня к земле, рычало в лицо, тянулось к нему, чтобы отхватить и сожрать. Я вцепился в густую шерсть, отталкивал эту «даму», но она была сильнее, я уже не выдерживал! Никогда не замечал в себе предрасположенности к паническим реакциям, но в эту минуту пронзил такой ужас, что чуть не лишился чувств. Я не мог действовать адекватно. Ни одной степени свободы! Я извивался, трещали кости. В горле вырос противотанковый еж, я не мог продохнуть. Я вцепился ей в кожу сквозь волосяной покров, рвались жилы, не выдерживали локтевые суставы. Окутало горячее зловоние. Горели дьявольские глаза – я весь купался в их пламени. Раздувались пупырчатые ноздри, щелкали зубы со стертыми клыками…

– Ах ты, сука! – закричала Ольга, выбираясь из оцепенения. – На моего мужчину покусилась?! Секса захотелось? Не видать тебе моего мужчины! – Стрелять она побоялась – возможно, опасалась попасть в меня. Рухнула на спину обезьяны с занесенным ножом (и несчастному Боливару пришлось тащить двоих) и стала остервенело кромсать морщинистый загривок. Чудовище взревело, ослабилась хватка. Но я все равно не мог извернуться, руки не выдерживали напряга. Обезьяна визжала, извивалась, а Ольга наносила удары, вырывая из твари куски мяса. Я был весь в обезьяньей слюне, задыхался. Ольга проткнула чувствительный нерв – самка шимпанзе взревела трубным ревом… и скатилась с меня. Она уже вставала, чтобы устранить надоедливую «соперницу» – но та схватилась за автомат и опустошила рожок в обуянную яростью рожу…

Это было что-то. Я целую вечность не мог прийти в себя, копошился, словно в паутине. Силуэт моей девушки плясал перед глазами – она вертелась, отслеживая ситуацию. Безнадежностью обстановка, видимо, не отличалась, Ольга испустила облегченный вздох, ударила ногой по агонизирующей туше и рухнула на колени, начав суетливо меня ощупывать – на наличие переломов, фатальных травм. Я не реагировал, не смеялся, когда было щекотно, только отрешенно следил за ее лицом. Она расслабилась… и вдруг засмеялась.

– Спасибо, дорогой, было интересно… – Ее голос срывался, менял тональности. – Вставай, что случилось? Не в шутку занемог? Что это там такое – адреналин по ногам стекает?

– Неправда… – хрипел я. – Ничего у меня не стекает…

Она затряслась от истеричного смеха.

– Ну, ты отжег, Карнаш, нашел подругу… Какая лапа… Держу пари, ты ей понравился. Но ничего, я ликвидировала ее половую безграмотность… А представляешь, если бы это был дельфин? – она уже не могла смеяться, задыхалась, кашляла.

Меня трясло как в тропической лихорадке. Все, проехали, опасности больше нет… Я приподнялся, отцепил от пояса фляжку, принялся смывать с себя прилипшие слюни. Много я повидал на своем веку, но чтобы участвовать в таком опасном эксперименте… Утерев лицо рукавом, я не выдержал – злобно выругался.

– Злой ты какой-то, – подметила Ольга. – С ножа ел? – и снова затряслась. – Посмотри на себя, ты такой перекошенный… Она запустила тебе психотравмирующую составляющую? Умоляю тебя, это из детства… Ну, ничего, ничего, – она похлопала меня по плечу, – успокаивайся. Все будет хорошо. Когда-нибудь и на нашей улице рассыплют шоколад.

– Ну, что ты со мной обращаешься как с ребенком? – разозлился я, принимая вертикаль и хватаясь за автомат. Сознание вернулось, я лихорадочно озирался. Все куда-то запропастились. Над землей струились завихрения пепельной дымки. Блеклые руины, вздыбленная земля перед воротами зоопарка. Вперемешку с камнями, с грудами битого кирпича, с пластами вывернутого асфальта валялись мохнатые туши. Отдельные тела еще подрагивали и попискивали. Живые обезьяны куда-то пропали. Только глубоко в руинах на противоположной стороне что-то падало и ухало, гудело и повизгивало.

– Рискованно, итить ее… – ругнулся я.

– Рискованно, – согласилась Ольга и посмотрела на меня с внезапной грустью. – Мы все в группе риска. Обрати внимание, Карнаш, первую планку мы уже взяли. Мы в городе – в трех кварталах от центра. Что будем дальше брать? Почту, банки, телеграф?

Захрустели кирпичи, что-то посыпалось, раскрошилось. Мы дружно повернули стволы. Из растерзанной двухэтажки, на которой сохранилась выцветшая вывеска «”Яло”. Салон косметических услуг и одежды», словно слон из посудной лавки, вываливался возбужденный Молчун! Шерсть дыбом, весь в известке и цементе, язык до земли. Явно трудился не покладая лап. Он завертелся, обнаружил хозяев посреди дороги и радостно помчался к нам. Дикие обезьяны за ним не гнались. Он стал поочередно запрыгивать на нас, лизать шершавым языком. Мы смеялись, теребили вздыбленную шерсть.