Текст книги "Инквизитор Светлого Мира"

Когда Кристина нашла в себе силы оторваться от этого зрелища и оглянуться, она обнаружила, что Вальдеса нет рядом. Она встревоженно обыскала все здание клуба – мало ли что мог натворить этот чудак – но его не было нигде. Она бросилась домой, потратив деньги на такси. Но когда она подбежала к входной двери, то обнаружила, что в сумочке ее нет ключей. Разумеется, их забрал Вальдес. Она долго нажимала на звонок, барабанила в дверь руками и даже ногами. Она была уверена, что Вальдес дома, хотя свет был погашен во всех окнах.

Вальдес не открыл. Он лежал на постели, даже не сняв ботинки. Он заложил руки за голову. Он смотрел в пололок и улыбался.

В эту ночь Кристине пришлось ночевать у подружки. И шесть следующих ночей тоже. А через неделю Вальдес и Кристина помирились.

Больше Кристина никогда не упоминала о садомазохизме – даже полусловом.

ГЛАВА 6

А Вальдес не забыл. Он не забывал ничего – ни хорошего, ни плохого. Он долго размышлял, в чем же состоит истинная мерзость того извращения, свидетелем которого он вынужденно стал в садомазоклубе. И скоро он понял. Все это являлось непристойной игрой: пародией на самое совершенное и превращение его в полное убожество. А самое совершенное – это, конечно, инквизиция. Это то, что нельзя трогать ни грязными руками, ни грязными мыслями.

Люди, встреченные им в клубе, играли в боль: они возбуждались от вида дешевых кожаных фетишей, но отгораживались от истинного страдания. Они прекрасно осознавали свою защищенность в современном обществе, – имели гарантию, что стоит им потребовать от своего партнера прекратить, и он прекратит немедленно.

Для Вальдеса все это было кощунством, опошлением того святого, что жило в его душе. Это все равно что мастурбировать, глядя на икону. Будь его воля – он бы помучил этих людей по-настоящему. Показал бы им хорошие пытки – на их собственной шкуре. Содрал бы с них кожу. Дал бы им почувствовать, что значит истинное, безысходное страдание – без надежды на спасение.

Кристина больше не вспоминала об этой гадости – даже без специального на то запрета со стороны Вальдеса. Однако, в жизни самого Вальдеса после того дня начали происходить перемены. Ему вдруг снова захотелось чего-то настоящего – того, что занимало его жизнь до Кристины. Он лишил себя этого не специально – он просто забыл об этом, оглушенный любовью. Сейчас это – порождение далекого прошлого – снова позвало его.

В один из зимних дней, отмеченных слякотной сыростью, он нанял грузовик с крытым тентом и поехал в городок своей юности. Он терпеливо пообщался с матерью, сестрой и старшим братом, рассказал им о теперешней своей жизни, показал фотографии Кристины. Кристина родственникам понравилась. Он пришел в мастерскую к отчиму, поболтал с ним о ценах на автодетали, обсудил последнюю модель "BMW" и пообещал, что подарит старому Хавьеру новый компрессор. Он прогулялся по узким улочкам, по которым когда-то бродил в детстве и даже приветливо махнул рукой одному из своих одноклассников, встретившемуся по пути. А потом с помощью шофера погрузил в фургон все содержимое своей комнаты, сохранявшееся матерью в нетронутости (честно говоря, мамаша изрядно побаивалась всех этих "ужасных приспособлений", хотя Вальдес и объяснял ей, что они являются только лишь копиями предметов старины). Из сарая были вытащены рабочие инструменты и пара станков – их также закинули в кузов. А потом Вальдес стоически перенес обязательные прощальные поцелуи и стариковские наставления, забрался в кабину и уехал. Он пообещал родителям приехать в гости через месяц – вместе с Кристиной. Но Вальдес никогда больше не вернулся в свой город.

Днем раньше Вальдес подготовил большой гараж, стоявший рядом с его домом. Он взял за никелированные рога мотоцикл, вывел его из гаража и поставил под навес у черного хода. Теперь это должно было стать новым местом обитания мотоцикла. А гаражу предстояло стать мастерской. Личной мастерской Вальдеса. Его местом работы, но в то же время и его священным местом.

Вальдес понял, чего не хватает в его жизни. Ему не хватало настоящей работы.

Нет, пока он не собирался покидать свое место в автосервисе. Он только пришел к хозяину и сказал, что не будет больше старшим по производству, потому что не сможет приходить на работу каждый день. Он попросил перевести его на посменную работу три раза в неделю. В ответ на резонное замечание хозяина о том, что в таком случае Вальдес будет получать намного меньше, он лишь кивнул головой и сказал свое короткое неизменное "Bien"[10]10
  Хорошо (исп.)


[Закрыть]. Деньги… Вальдес всегда мог заработать их. Он не хотел больше быть начальником над ленивыми мудехарами. Пришла пора найти в этой жизни собственный путь. И почему-то Вальдес думал, что путь его отличается от жизненных путей обычных людей.

Таким образом Вальдес получил целых четыре свободных дня в неделю. Он проводил их в своей мастерской. Первый месяц он потратил на то, чтобы облицевать внутренние стены бетонного гаража серым базальтовым камнем. Снаружи гараж остался таким же, каким и был, но изнутри стал напоминать подвал средневековой крепости. Впрочем, это был довольно интересный подвал – не то чтобы уютный, но привлекательный в своей таинственной архаичности. У задней стены размещалась печь – не какой-нибудь несерьезный камин, годный лишь для обогрева пяток, а настоящая печь, в которой можно было калить железо, предназначенное для ковки. Посреди мастерской стояла массивная наковальня, вся в старых рубцах от ударов молота, а рядом – несколько наковаленок поменьше. В скобах, приклепанных к стенам, висели многочисленные инструменты. Глядя на них, можно было определить, что предназначены они для кузнечного ремесла – только не в нашу эпоху, а в старинные годы. Вальдес не собирался больше применять в своей работе технических изобретений двадцатого века – даже электричества. Произведения рук его имели происхождение из многовековой давности, а, стало быть, и метод их изготовления должен был быть подобающим.

Вальдес никогда не учился современному кузнечному делу. Не нравились ему автоматизированные кузнечные цеха, с их штамповочными станками и прессами, с их постоянным запахом газовой сварки. Даже книги, по которым Вальдес медленно, шаг за шагом, осваивал ремесло, были изданы не раньше, чем во второй половине прошлого века. Зато то, что он творил, было не простым механическим изменением формы куска металла – в этом присутствовало настоящее искусство.

Что делал Вальдес в своей мастерской? То, что умел делать лучше всего – орудия пытки. Неужели, скажете вы, может существовать такой большой спрос на орудия пытки в наше время, да еще настоящие орудия – не какие-нибудь дешевые бутафорские, используемые уродами и извращенцами? Настоящие, изготовленные по старой технологии, а потому стоящие очень немалые деньги? Еще какой спрос! – отвечу я вам. Вполне устойчивый спрос у музеев, серьезных коллекционеров и просто у богатых людей, умеющих оценить интересную, экзотичную, и к тому же хорошо сделанную вещь. Конечно, сам Вальдес не смог бы найти должное количество покупателей по всему миру – продавцом он был никудышным. Но он нашел человека в одной из фирм, торгующих антиквариатом. Этот человек стал его торговым агентом – он занимался продажей того, что изготавливал Вальдес. Вальдес платил ему пятнадцать процентов от цены. Может быть, это было много; также может быть, что агент в чем-то обманывал его, как это свойственно всяким агентам… Все это мало волновало Вальдеса. Он предпочел бы вообще оставить все, созданное его руками, у себя в мастерской – только необходимость зарабатывать деньги для выкупа дома заставляла его продавать свои орудия. Сейчас Вальдес жил созиданием. Именно жил – в тот момент, когда раскаленное железо остывало и он видел, что из некогда бесформенного куска металла получился новый обруч для сжимания головы, прекрасный в своей функциональности, Вальдес чувствовал, что радость переполняет его. Он все реже выходил на улицу – неприятно ему было вспоминать каждый раз, что он по-прежнему живет в ненавистном двадцатом веке, загаженном автомобильными выхлопами. Неприятно было думать о том, что все предметы, которые он создал, останутся лишь игрушками для изумленного рассматривания и никогда не будут применены для правильного дела.

Для наказания грешников.

Финансовые дела Вальдеса шли все лучше и лучше. Через три месяца он обнаружил, что имеет заказов на полгода вперед и для того, чтобы их выполнить, ему придется трудиться в кузнице по двенадцать часов в день. Через три месяца и один день Вальдес уволился из мастерской. Через четыре месяца после того, как Вальдес перевез свой скарб в гараж, произошла первая большая неприятность, нарушившая его счастливое существование и заставившая вспомнить, что в мире существует еще что-то, кроме его кузницы и его работы.

Кристина не пришла ночевать.

В этот вечер Вальдес пришел домой страшно усталый, но, как всегда, удовлетворенный. И вдруг он обнаружил, что Кристины нет дома. Никто не приготовил ему ужин. Это было непривычно, это было странно. Когда Вальдес бросил работу в автосервисе, то одновременно и перестал подвозить Кристину с учебы. Ни к чему это было – она ездила на мотоцикле не хуже его, а он получил лишний повод не вылезать из своей священной берлоги. Вальдес поискал глазами какую-нибудь записку – да нет, о какой записке шла речь, если Кристина уехала еще утром и домой не заезжала? На всякий случай Вальдес выглянул через заднюю дверь дома. Мотоцикла, само собой, на месте не было. Вальдес хмуро покачал головой, закрыл все двери на засовы (от проклятых воров) и отправился на кухню.

Он умел готовить, но сейчас его тошнило от самой мысли о том, что он будет возиться у электроплиты, в то время как Кристина, чьей непосредственной обязанностью это было, в это же время развлекается где-то со своими беспутными друзьями. Поэтому Вальдес поужинал бутербродами с сыром, запив их жидковатым чаем, заваренным еще позавчера. Он чувствовал себя брошенным и несчастным. То, что час за часом копилось и росло в его душе, еще нельзя было назвать яростью, но раздражение это было окрашено в самый черный цвет. Он был уверен, что с Кристиной не случилось ничего плохого и задержалась она не из-за несчастного случая. Если с ней произошло что-нибудь плохое, он бы почувствовал это. Вальдес всегда знал, плохо Кристине или хорошо – даже если она находилась очень далеко. И сейчас он ощущал всей своей душой, что ей хорошо, очень хорошо – намного лучше даже, чем с ним, Вальдесом. Вальдес вышагивал по комнатам, не зная, чем заняться. Единственное, чего ему хотелось – найти место, где сейчас веселится Кристина, ворваться туда, надавать ей оплеух за то, что она заставила его так мучиться. Свернуть челюсти паре ее очкастых друзей, которые, без сомнения, бросятся защищать ее. Переломать им руки, которые, возможно щупали его Кристину. А потом повалить Кристину на кровать, сорвать с нее маленькие, непристойные трусики и изнасиловать, зажав ее рот рукой…

Зазвонил телефон и вырвал Вальдеса из жуткого темного туннеля, в который он забирался в своих мыслях все дальше и дальше. Вальдес переждал несколько телефонных трелей – не хотелось ему разговаривать с этой негодяйкой, выслушивать ее глупые объяснения – и все же взял трубку.

– Привет, милый! – в голосе Кристины присутствовала фальшивая оживленность, призванная скрыть смущение и неумелую ложь. – Слушай, мы тут готовимся к занятиям с подругой, с Адрианой, ну, ты ее знаешь. У нас большой семинар завтра и мы выступаем с докладом. Очень важный семинар… Доклад большой, сложный, много материала… Слушай, милый, мы не успеваем. Извини, но мне придется остаться тут на ночь.

Она выпалила все это на одном дыхании – стремясь заболтать Вальдеса, сбить с толку, не дать подумать. Но Вальдес давно уже все обдумал. Он прекрасно знал, что никакая это не подготовка к семинару. Это пьяная вечеринка. Ему даже показалось, что он уловил ухом смех и приглушенную музыку на заднем фоне телефонного разговора. Почудилось, что из трубки доносится дыхание Кристины, отравленное вином. Он представил, как парни, вальяжно развалясь на диване, дымят сигаретами и отпускают шуточки в сторону Кристины, съежившейся в углу с телефонным аппаратом, а она машет им рукой и делает яростные глаза – заткнитесь, мол, ослы, – вы что, не видите – со своим объясняюсь?!

Чертова грешница.

– Кристина, где ты? – сказал Вальдес спокойным голосом, скрывая ярость, чтобы не испугать девчонку раньше времени. – Скажи мне адрес. Я за тобой приеду.

– Зачем, Вальдес? Я же говорю тебе – я готовлюсь к семинару! Я тут сижу вся обложенная учебниками. Я занимаюсь. Мне еще полдоклада писать, а потом еще несколько раз вслух его прочитать надо. Ну что ты переживаешь? Ты мне не веришь, что ли? Хочешь, я позову Адриану, она тебе скажет…

– Верю, – сказал Вальдес и положил трубку.

В гробу он видел эту Адриану. Ясно, что они заодно. Глупая обманщица. Могла бы честно предупредить заранее, что идет на вечеринку. Взять с собой его, Вальдеса. И что, он пошел бы? Да нет, ни за что бы ни пошел. Терпеть он не мог этих самоуверенных хлыщей – однокурсников Кристины. А одну ее отпустил бы? Тоже вряд ли. Вино, дурацкая музыка, потные танцы с обжиманиями в темноте. Она должна приготовить ему ужин. Должна! Она оставила его без ужина, черт возьми!

Мысль о том, что он, рабочий человек, честный труженик, кормилец семьи, остался без ужина и вынужден был питаться убогими бутербродами, сорвала тормоз, все еще сдерживающий бешенство Вальдеса. Что, что делать? Он с ревом метнулся к комнате Кристины, рванул ручку двери. Дверь оказалась запертой на замок. Вальдес совсем потерял разум. На деревянную дверь обрушился град ударов и через пять минут она превратилась в деревянные обломки.

Вальдес стоял и рассматривал израненные руки, по которым текла кровь. Он хорошо спустил пар и теперь ему стало намного легче. Он даже слегка улыбнулся. Надо ж, как он раскурочил дурацкую дверь! Пожалуй, для таких случаев стоит завести большой боксерский мешок – нехорошо, когда страдает домашнее имущество.

В эту ночь Вальдес спал крепко и спокойно, как младенец.

Когда Кристина вернулась домой на следующий день после обеда, Вальдес все еще возился в своей мастерской. Кристина поднялась на второй этаж. Ее слегка подташнивало – пожалуй, выпила она вчера слишком много. И это не было связано с привязанностью к алкоголю – просто вчера она впервые за долгое время попала в компанию без Вальдеса и ощутила вдруг, как не хватает ей этой свободы. Вчера она не контролировала себя – она была просто собой, Кристиной Ромеро, и делала то, что хотела. А хотела она… Ну да, легко догадаться, чего она хотела. Хаким, поросенок этакий, конечно воспользовался этим ее состоянием… Ну ладно, ничего. Это того стоило. В конце концов, Вальдес скучноват в сексе с извечной своей "позой миссионера". Слава Богу, он ни о чем не догадывается. Вчера она так легко его уговорила…

Кристина увидела то, что осталось от двери ее комнаты, и вынуждена была прислониться к стене, чтобы не упасть. Ей стало дурно.

Она все больше боялась зверя. Того зверя, что жил в Вальдесе.

ГЛАВА 7

Вальдес объяснил Кристине, что сломал дверь потому, что ему показалось, что в комнату проникли воры. «Там был какой-то шум. А дверь была заперта, – сказал он. – Зачем ты запираешь дверь? Я же просил тебя не делать этого! Тебе нечего прятать в нашем доме».

Вальдес выглядел абсолютно спокойным и не вспоминал о вчерашнем. Он даже не спросил, как прошел семинар. Кристина приготовила великолепный ужин. Она внимательно всматривалась в лицо Вальдеса, пытаясь уловить в нем хоть какие-то оттенки недовольства, но не нашла ничего. Напротив, в этот вечер Вальдес был особенно нежен с ней в постели и она заснула совершенно удовлетворенная.

Кристина решила, что все в порядке. Но Вальдес так не думал. Он знал, что все не так – какая-то мелкая вшивая дрянь, нечестивая дрянь подняла руку на то, что принадлежало ему. Это не столько расстроило его, сколько привело в состояние охотничьего азарта. Он чувствовал себя как инквизитор – человек, которому надлежало расследовать дело, найти грешника, скрывающегося под пристойной личиной, с пристрастием допросить его, дабы заставить его лживый язык произнести слова правды. А потом назначить ему наказание. Справедливое наказание…

Вальдес обнаружил, что кроме ремесла кузнеца существует еще одна ипостась, которая доставляет ему удовольствие и является для него естественной, ибо он был создан для нее. Он даже не знал, как назвать это занятие. Сыщик? Шпион? Частный детектив? Да нет, все это было не то. Он вдруг понял, что то, чем он сейчас занимается – не просто мелкое расследование в собственных интересах. Это было предназначено ему свыше – пройти через страдания и унижение, чтобы найти свой путь и свое истинное предназначение.

Он называл себя инквизитором. "Расследователем", если перевести с латинского. Это слово точнее всего выражало его суть.

Вальдес обладал слишком заметной для испанца внешностью, но это же сослужило ему хорошую службу. Достаточно было одеть черный парик, приклеить густые усы и прикрыть светлые глаза темными очками – и никто уже не признал бы в нем прежнего Вальдеса. Кроме того, Вальдес обзавелся хитрым устройством, внешне неотличимым от обычного магнитофона-плейера. Этот аппаратик позволял ему подслушивать разговоры на большом расстоянии. Он хотел знать, о чем все-таки говорит его ненаглядная Кристина.

Вальдес быстро разобрался во всем. К некоторому его сожалению, ситуация оказалась простой, даже банальной. Он считал, что после того, как Кристина стала жить с ним, она переменилась – восприняла то хорошее, правильное и справедливое, что исходило от него. На самом деле она разделила мир на две части. В первую часть (самую большую) входили она и все привычные для нее люди. Во вторую часть – она и Вальдес. И в первой части все осталось по-прежнему, Кристина вовсе не собиралась отказываться от прошлых своих привычек – от игры в садомазохизм, от мелких интрижек с мальчиками, от вина и сигарет и даже от марихуаны, которую она, как выяснилось, курила почти каждую неделю. Особенно часто Вальдес видел ее в обществе студента-араба, которого звали Хаким Окам – того самого, которого он некогда наблюдал из окна музея.

Что же держало свободолюбивую Кристину в доме Вальдеса и даже заставляло ее подчиняться ему? Друзья и подружки Кристины часто задавали ей этот вопрос. "Он действительно бывает невыносим в своих замшелых традициях, – отвечала обычно Кристина. – Но он умный, и мне это нравится. И он – настоящий мужик, не то что наши дурные студенты. Мне не хотелось бы бросать его только из-за того, что он думает, что все должны жить как в шестнадцатом веке. В конце концов, у каждого человека есть свой маленький сдвиг. Я думаю, со временем все наладится"…

Вальдесу тоже хотелось так думать. Во всяком случае, он не стал рубить сплеча и объявлять Кристине о том, что он знает все о ее жизни. Он любил ее и боялся, что она может уйти от него. Он понимал, что является довольно экстравагантной личностью и отдавал должное усилиям Кристины спокойно относиться к его причудам. Вальдес вернулся к своей работе – у него было достаточно времени для того, чтобы обдумать предстоящий разговор с Кристиной.

Но разговор так и не получался. Вальдесу и Кристине нужна была большая, обстоятельная беседа двух любящих друг друга людей – может быть нелицеприятная, но откровенная, должная навести порядок в их сложных взаимоотношениях. Вместо этого происходили почти ежедневные мелкие стычки – нервные, на грани скандала. Логические аргументы напрочь вытеснялись злобными эмоциональными выкриками. И в результате то, что Вальдес затевал как попытку преподнести своей подруге нравоучение, быстро превращалось в бессмысленную свару.

Вот пример одной вечерней семейной разборки: вечером Кристина долго болтает по телефону на арабском языке. Громко, не обращая внимания на Вальдеса. Ему неприятно то, что он не может понять ни слова из ее речи, но если бы это был какой-то другой язык – к примеру, английский или французский, он не обратил бы на это особого внимания. Арабский же не просто раздражает его, а выводит из себя.

– Кристи, – спрашивает он ее, когда она наконец-то заканчивает трепаться и кладет трубку, – когда это ты так научилась болтать на этом уродском языке?

Кристина вздрагивает, слыша его голос. Она поворачивается к Вальдесу и нервозность уже светится в ее взгляде. А что он такого сказал? Любому понятно, что арабский язык отвратителен…

– Я же тебе говорила, – говорит Кристина раздраженным тоном. – Я тебе сто раз говорила, что я – специалист по арабике! Язык учу уже четвертый год. И вовсе он не уродский! Арабский – очень красивый язык. У них замечательная поэзия…

– Плевать мне на поэзию, – заявляет Вальдес. – Арабский – уродский язык. И сами арабы – отребье! Терпеть их не могу.

– И чем же они так тебе досадили? – интересуется Кристина. – Не дают тебе как следует зарабатывать?

Это уже не первый их разговор на эту тему. В университете учится много арабов и Вальдес знает, что Кристина часто и охотно общается с ними. Она, видите ли, считает, что хорошее знание арабского языка поможет ей в будущем сделать успешную карьеру. Господи, до чего ж наивны люди…

– На что ты рассчитываешь? – Вальдес язвительно усмехается. – Ты доверяешь словам своих приятелей – арабских парней? Что, мол, все они сыновья шейхов и обязательно помогут тебе устроиться в какую-нибудь крутейшую нефтяную компанию? Что ты должна удачно подстелиться под одного из них, а то и подо всех сразу, и тогда в недалеком будущем ты будешь купаться в роскоши и иметь собственный "Роллс-Ройс"? Только дурак может поверить в эти сказки. Мудехарам нельзя верить. Нет на свете более лживого народа, чем мудехары. Они считают всех, кто не арабы, людьми третьего сорта. А людям третьего сорта можно врать, как заблагорассудится…

– О чем ты говоришь?! – Кристина вскакивает на ноги, вспыхивает пунцовой розой – видать, Вальдес все-таки задел больное место. – Кто мне обещает? Под кого я стелюсь? Ты несешь полную чушь! Они хорошие люди! Они не виноваты в том, что родились арабами! Не виноваты в том, что не нравятся тебе! Я не знаю, кто тебе вообще нравится!

– Ты испанка! – наставительно произносит Вальдес и поднимает вверх указательный палец. – Ты – испанка, и должна понимать, каково твое место, и каково место жалких мудехаров. Все эти разговоры о равноценности разных народов – глупость! Мы, испанцы, когда-то завоевали половину мира и принесли истинную веру язычникам. А в это время мусульманские орды убивали христианских младенцев…

– А кто сказал тебе, что я испанка? – Кристина упрямо наклоняет голову. – Кто такие вообще испанцы? Смесь из всех народов, что прошли через эти земли за последние полторы тысячи лет. Во всех нас, южных испанцах, течет арабская кровь, и ты знаешь это прекрасно! Моя бабушка была родом из Марокко! Да, я на четверть марокканка – в старые времена, столь любимые тобой, я называлась бы мориском! И если бы мы встретились тогда с тобой, а ты, мать твою, был бы, как и мечтал, инквизитором, ты бы даже не стал со мной разговаривать…

– Замолчи! Ты не арабка! И прекрати общаться с этой мразью…

Вальдес с сомнением оглядывает Кристину – действительно, длинноватый нос, слишком смуглая кожа. Нет, все это глупости! Его любимая Кристина не может быть арабкой.

– Я – арабка! – уже визжит Кристина, готовая вцепиться ногтями в лицо Вальдеса. Я лучше буду арабкой, если ты – испанец! Ничтожество! Расист! Не трогай меня, скотина!!!

Кристина пулей вылетает из гостиной. Вальдес молча сидит, побагровев кожей лица, – сжимает и разжимает огромные кулаки, бессильные сделать что-либо в такой ситуации. Ну почему она так воспринимает каждое его слово?! Ведь он говорит ей очевидную правду, с которой нельзя спорить! Может быть, именно это так бесит ее?

Как хорошо бы было не мучаться немотой, когда она психует, а встать и отвесить ей хорошую оплеуху. Со всей силы – может быть, даже с небольшим последующим сотрясением мозга. Нельзя… Жаль, что он любит ее. Лучше бы ненавидел, тогда все было бы намного проще. У него появился бы весомый аргумент, неожиданный для нее. Он не стал бы с ней церемониться и позволять оскорблять себя.

Любовь – не всегда благо, – сделал для себя выводы Вальдес. Любовь ослабляет человека. Она делает человека беззащитным, и тот, кто кажется самым дорогим и любимым, так и норовит ударить в незащищенное место.

Их с Кристиной отношения умирали долго – несколько месяцев. Кристина могла бы уйти намного раньше – и, вероятно, осталась бы в таком случае в живых. Что держало ее? Я думаю, деньги. Вальдес по-прежнему давал ей денег столько, сколько она просила, а просила она регулярно. Увы, такова самая обычная реальность – милая, неплохая и далеко не меркантильная девушка Кристина быстро привыкла жить в достатке, не отказывать себе в мелочах и не думать об экономии. И теперь она неделю за неделей, месяц за месяцем откладывала свой уход. Она думала: "Все, хватит! Покупаю себе куртку и ухожу. И еще сапоги. И кроссовки, конечно – о лете нужно побеспокоиться заранее". Таким образом, расставание оттягивалось и оттягивалось, деньги таяли, а комната Кристины все больше начинала напоминать промтоварный склад. Согласитесь – это было не очень красиво – открыто готовиться к бегству, покупая вещички про запас за счет того, кому наставляешь рога. А самое главное, это было глупо. От хищных зверей нужно бежать побыстрее и не пытаться получить какую-то выгоду.

Кристина упустила время. Она не понимала, что Вальдес специально подкармливает ее – как барашка перед жертвоприношением – чтобы был красивее и глаже. Вальдес не терял времени. Самое главное, что он должен был сделать – это решить для самого себя: как он относится к Кристине и чем это может кончиться. К большому сожалению для Кристины, он решил это следующим образом: КРИСТИНА – ГРЕШНИЦА И ДОЛЖНА БЫТЬ НАКАЗАНА. Все личные отношения между ними отступали после такого вердикта на задний план – как бы Вальдес ни любил Кристину, справедливость была для него превыше всего. Более того, переступая через свою любовь, он страдал и тем возвышался. Таким образом, инквизитор Вальдес завершил свое расследование в поисках того негодяя, который мешал их с Кристиной жизни. И негодяем этим оказалась сама Кристина.

Бедная девочка Кристина. Она совершила много глупостей. Сперва она согласилась жить с Вальдесом – впрочем, это было простительно, потому что она искренне влюбилась в этого сильного и загадочного человека. Потом она долго жила с ним, несмотря на то, что было очевидно, что жить с ним невозможно. В конце их с Вальдесом совместного проживания она уже боялась его – но боялась недостаточно сильно, не панически, и даже несколько презирала его: была уверена, что он так и не сможет хотя бы ударить ее. И это тоже было глупостью. Но самую большую глупость Кристина Ромеро совершила 28 января 1989 года. Эта глупость стала последней в ее жизни.

Она сама попалась в ловушку.

Возможно, если бы она оставила весь свой скарб в доме Вальдеса и однажды не вернулась, и после этого переехала в другой город Испании, Вальдес не стал бы преследовать ее. Я даже думаю, что вероятнее всего так бы оно и было. В конце концов, Вальдес пока не был настоящим убийцей – он предпочитал фантазировать. Он казнил бы Кристину – с пытками, с костром и со всеми подобающими церемониями, но сделал бы это в своем воображении. Можно предположить, что в таком случае его первой жертвой стала бы следующая после Кристины сожительница Вальдеса. А может быть и нет – не нам об этом судить. Так или иначе, судьба выкинула кости в определенной последовательности, приведшей ко всем остальным событиям, и зимой 1989 года Кристина Ромеро, окончательно уже решившись на разрыв, заглянула поздним вечером (в 21 час 45 минут) в мастерскую Диего Санчеса, именующего себя Вальдесом. Она нажала на кнопку звонка; ворота, автоматически поднимаемые гидравлической системой, поднялись вверх и Кристина прошла внутрь. Она была настроена весьма решительно. Для этого она полчаса назад выпила сто пятьдесят граммов неразведенного виски.

– Значит, так, – выпалила она, мысленно подбадривая себя. – Вальдес, мне не хочется это говорить… Но… В общем, я ухожу.

– Ага, – произнес Вальдес.

Лицо его болезненно скривилось. Она ждала этого, она точно знала, какая именно гримаса появится на его худом, ненавидимом уже ею лице. Вальдес со звоном бросил на пол гигантские железные клещи, которыми держал кусок раскаленного докрасна железа. Снял загрязненные дочерна рукавицы и аккуратно положил их на полку. Взял с этой же полки дистанционный пульт управления и нажал на кнопку.

Ворота сзади от Кристины опустились. Ей показалось, что они обрушились вниз с грохочущим железным лязгом. Они отрезали от нее пространство всего остального мира, оставив от него только этот огрызок в виде гаража. Кристина вздрогнула.

И сразу же вскрикнула, разглядев место, куда она попала. Она испугалась до смерти, едва не описалась от страха, закусила зубами костяшки пальцев, чтобы не начать плакать в полный голос. Она впервые увидела, во что превратилась мастерская Вальдеса за последний месяц.

Теперь это был настоящий зал пыток.

Мрачное помещение освещалось огнем печи и высокими, почти метровыми свечами, вставленными в настольные тройные канделябры. Красные блики бесновались на почерневших от копоти стенах. Около разверстой пасти печи стояла открытая жаровня на корявых высоких ножках и в ней кровавыми дьявольскими глазами вспыхивали угли. А к жаровне прислонились в ожидании страшной своей работы чугунные вилы с двумя толстыми тупыми зубцами. Кристина хорошо знала, для чего они были предназначены – для прижигания кожи. "Кобыла", которую Вальдес долгие годы использовал в качестве холостяцкой кровати, была приведена в рабочее состояние – приклепана в наклонном положении к стене, и веревки на ней полуистерлись, словно не раз она уже была опробована в деле. Колодки и вороты… Воронки и щипцы… Хомуты и обручи с закручивающимися винтами… Чудовищные рожи железных масок на полках… Кресла и станки, утыканные острыми шипами… Никогда, ни в каком музее Кристина не видела одновременно такого количества орудий истязания человеческой плоти. Можно было предположить, что все это – предметы, сделанные Вальдесом на заказ и предназначенные для продажи. Но к чему эти острые ржавые крюки, ввинченные в потолок и вызывающие мысль о подвешенных свиных тушах на бойне? Почему вода в большом луженом чане имеет розовый оттенок – не смытая ли это кровь? Боже мой, куда она попала…