Текст книги "Инквизитор Светлого Мира"

ГЛАВА 5

Наверное, в самом начале истории любви Вальдеса и Кристины Ромеро все происходило так, как и должно было происходить. Вальдес осуществлял свои романтические мечты, а Кристина подчинялась ему. Увы, Вальдес не мог в должной мере возместить того, чего лишил себя еще подростком – романтических отношений. Он давно уже стал взрослым мужчиной и оттенок естественного для его возраста прагматизма порою превращал его романтические поступки в пародию на самое себя. Однако, отдадим должное Вальдесу – он старался как мог. Правда, интимная близость между ним и Кристиной случилась не через две недели, как первоначально было запланировано Вальдесом, а в первый же вечер. Они даже не дотянули до ночи – вышли из ресторана подышать свежим воздухом, и тут травянистая лужайка между кустами соблазнила их до такой степени, что они немедленно совершили на ней свой первый акт любви – быстро, даже толком не раздевшись. Но Вальдес не сильно корил себя за то, что потерял голову. Потому что это стоило того. Любовь с Кристиной не имела ничего общего с «перепихиванием», которое он механически выполнял всю свою предыдущую жизнь. Он впервые понял, что такое любовь, что такое любить и быть любимым. Он отдался этому прекрасному чувству всей своей душой. Червь сомнения копошился в подсознании Вальдеса: говорил ему, что он совершает ошибку, что он становится слишком зависим от другого человека, становится слишком свободен и даже развратен в поведении. Вальдес старался не обращать на это внимания. Он действительно любил Кристину. Он собирался в будущем жениться на ней, обзавестись домом и кучей детишек, и дать им хорошее воспитание. Таким образом, Вальдес, много чудачивший в детстве, выправлялся на глазах и шел теперь по правильному пути. Покойный папаша Рауль, встреть он сейчас своего беспутного сынка Диего, пожал бы ему руку.

Происходили, конечно, и неизбежные ссоры, и связаны они были в основном с приступами консерватизма Вальдеса, проявляющимися как тайфуны местного значения – небольшие, но достаточно разрушительные. В августе было совершено двухнедельное, как бы свадебное путешествие на Ибицу – остров в Средиземном Море. К сожалению Вальдеса, нравы на этом острове царили более чем вольные. Гомосексуальные парни – с крашеными волосами или бритые наголо – сидели в барах и целовались взасос, не обращая внимания на окружающих. Транссексуалы, геи и просто извращенцы среднего пола свободно шастали по улицам, разодетые в лифчики, боди и платья такого фасона, что любая шлюха покраснела бы от стыда. Марихуану продавали пакетами на каждом шагу и тут же, на каждом шагу, ее курили. Вальдес не учел того, что еще в конце шестидесятых годов Ибица была одним из основных рассадников хиппистской заразы, а теперь, в восьмидесятых, сюда съезжались отдохнуть в основном те, на чьи развлечения нормальные люди смотрели с неодобрением. Здесь, на Ибице, все любили всех, но как-то уж слишком много было этой любви и слишком уж она была неразборчивой.

Однажды Вальдес взорвался. Это случилось в заведении под названием "5 km", когда мускулистый черный негр двухметрового роста, с головой, украшенной бесчисленными ямайскими косичками а-ля Боб Марли, пригласил потанцевать Кристину. Не успел Вальдес моргнуть глазом, как подлый чернокожий спустил с плеч Кристины тонкие бретельки платья, в результате чего ее грудь полностью обнажилась, схватил девушку за бедра и ловким движением подкинул вверх. Вальдес изумленно смотрел, как Кристина, его Кристина, сидит на животе у негра, крепко обхватив его ногами, а он слюнявит толстыми губами ее нежные розовые соски. Кристина откинула голову назад и получала наслаждение, забыв обо всем на свете, в том числе и о своем женихе, сердитом как бычок-двухлетка. Изумления Вальдеса хватило ровно на пять секунд. А дальше он продрался через толпу танцующих и свалил негра одним ударом в ухо.

Негр покатился по полу, Кристина, естественно, тоже. Люди вокруг заорали и расступились. Бедная Кристина ударилась очень больно, до крови ободрала себе локоть – теперь она сидела на полу и плакала. Но Вальдес уже не обращал на нее внимания. Он собирался продолжить драку и пританцовывал от нетерпения, пока поднимался чернокожий громила. Конечно, этот чертов культурист был тяжелее худощавого Вальдеса в полтора раза, но Вальдес не сомневался, что для начала выбьет гаду все зубы, а потом отправит в полный нокаут, а может быть, и в гроб. К удивлению его, негритос вовсе не собирался драться. Он только белозубо осклабился, постучал пальцем по лбу и пробормотал что-то вроде "Hey, guy, are you dopey or what? Cool down!" [8]8
  Эй, парень, ты обкурился или что? Остынь! (англ.)


[Закрыть] И ретировался, трус.

Вальдес в тот вечер долго извинялся перед Кристиной, и целовал ее ободранный локоть, и говорил, что не мог сдержаться, а потом она простила его и извинялась сама, и плакала у него в объятиях, а потом он лежал на ней, и добросовестно совершал свои ритмичные движения, и никак не мог достичь оргазма, потому что все воображение его занимал чертов негр, сосущий грудь Кристины. Измучившись уже до боли, он вообразил, что берет ржавый железный крюк и распарывает им живот ниггера, и кишки вываливаются наружу… Вальдес кончил сразу же, вскрикнув от необычайно сильного оргазма.

В принципе, можно было бы терпеть всю эту дрянь – тем более, что такая жизнь нравилась Кристине, а ради своей девушки Вальдес был готов выносить многое. Но был у него один пунктик, который он так и не смог преодолеть. Он не разрешал Кристине загорать в чем мать родила.

Все это было неправильно – трудно было понять, где кончается обычный пляж и начинается нудистский. Теоретически между ними было какое-то территориальное различие, но на самом деле все побережье Ибицы было завалено телами девиц, загорающих без лифчиков, а то и вовсе без ничего. Вальдес с удовольствием вовсе не ходил бы на пляж – бледная кожа блондина реагировала на палящий ультрафиолет не загаром, а каким-то непристойным раздражением, ярко-красным, как пластиковая зажигалка. Вальдесу постоянно казалось, что он – вампир, вытащенный из благодатного сырого подвала и издевательски брошенный под убийственные солнечные лучи. Шкура его не то что слезала клочьями – отваливалась пластами. Не помогал никакой крем.

Кристина – другое дело. Смуглая от природы, она загорела почти до черноты (что, кстати, тоже раздражало Вальдеса). Самое неприятное заключалось в том, что она стремилась раздеться полностью. Вальдесу была отвратительна мысль о том, что чужие мужики разглядывают голые прелести его девушки – потаенные местечки, которые по праву принадлежат ему одному. А еще более ужасным был тот факт, что Кристине нравилось, что ее разглядывают. Вальдес устроил пару громких скандалов, после чего Кристина начала загорать в купальнике – во всяком случае, при Вальдесе. Сам он не мог валяться часами на пляже – скрывался от солнца в номере гостиницы, пил ледяную Колу, смотрел по телевизору бокс и тихо плавился от жары. Но время от времени он устраивал неожиданные набеги на пляж – чтобы проследить за нравственностью своей девушки. Всякий раз она была одета в обе половинки купальника – и верхнюю и нижнюю. Но он был уверен, что она обманывает его. У нее было столько друзей здесь… Конечно, они предупреждали ее. Передавали по цепочке: "Эй, Кристи, одевай трусы, твой мачо ползет!" Вальдес чувствовал какое-то всеобщее предательство, витающее в воздухе.

Но, слава Богу, все это кончилось. Когда они вернулись в Севилью, Вальдес ощущал себя так, словно вернулся в уютный и знакомый рай из отпускной увеселительной поездки в ад. Вальдес четко знал, что делать дальше. Он устроился на работу. Он снял даже не квартиру, а целый дом в пригороде – хоть и не дорогой, но вполне приличный. Денег, которые он отложил, почти не тратя, за семнадцать лет трудовой жизни, хватило на все, что он запланировал купить. В завершение всего он приобрел подержанный мотоцикл, привел его в идеальное состояние и каждый день отвозил Кристину на учебу, а после работы забирал ее домой. На работе Вальдеса ценили. Друзей, естественно, он так и не завел, но ему и не нужны были друзья – он привык обходиться без них. Теперь у него была Кристина – все, что ему требовалось в этой жизни.

К такому почти идеальному развитию событий привела странная встреча двух людей в зале пыток Музея Истории. Пожалуй, можно было бы сказать, что Вальдес нашел свое счастье. И я с удовольствием поставил бы точку на этом эпизоде его жизни, в надежде, что и дальше с ним будет все в порядке. Увы, Вальдес нес в себе семена зла. И они дали свои всходы намного быстрее, чем можно было предполагать.

* * *

Вальдеса раздражали арабы. В своем небольшом городке он никогда не встречал их в таком количестве и не обращал на них особого внимания. Здесь же, в Севилье, арабы расплодились как тараканы. Им можно было платить небольшую зарплату, к тому же они брались за такую работу, за которую взялся бы не каждый испанец. Особенно много их было в том квартале, где находилась автомастерская Вальдеса. Он постоянно слышал арабскую речь, когда проходил по улице, и это выводило его из себя. Почему эти пришлые людишки не могут разговаривать на нормальном испанском языке? Почему они бродят толпами по тротуарам, стоят на дороге, мешая проехать ему, Вальдесу, почему они размахивают руками и перекрикиваются на своем варварском наречии? О чем они говорят – может быть, они насмехаются над приличными людьми? Зачем их вообще пускают в страну и дают им работу, если работы не хватает для самих испанцев?

Из восьми человек, работающих в автомастерской, четверо были алжирцами. Четыре веселых курчавых парня с блестящими глазами и бойкими языками. Наверное, они были неплохими людьми, но для Вальдеса они были прежде всего арабами – и этим все сказано. Вальдес неохотно вступал с ними в контакт, но это не бросалось в глаза – он и так был молчуном. Он выполнял свою работу, они – свою. К тому же он пришел в это заведение совсем недавно и ему не стоило показывать свое превосходство перед людьми, которые появились здесь задолго до него. А превосходство, конечно, имело место. Вальдес вполглаза поглядывал за тем, как работают курчавые. Двое арабов постарше трудились более или менее добросовестно, хотя, честно говоря, звезд с неба не хватали. А вот двое совсем молодых парней – Али и Ахмед – были сущими поганцами. Мало того, что они ни черта не умели делать, они не хотели ничему учиться. Норовили сделать любую работу быстро, только чтоб побыстрее отвязаться. Ни о каком качестве речи вообще не шло. Вальдес молча покачивал головой – не понимал он, почему хозяин мастерской держит у себя этих двух халтурщиков. Они наносили явный урон репутации его фирмы. Впрочем, это было дело хозяина…

Все переменилось тогда, когда Вальдес стал старшим по производству. Человек, который прежде занимал эту должность, ушел на пенсию, и хозяин поставил мастером Вальдеса. Теперь Вальдес стал получать заплату больше всех в мастерской. Для Вальдеса такой порядок был совершенно естественным – он знал цену своим рукам и голове, он был лучшим здесь, и хозяин не мог не оценить это. Да и трое испанцев, работавших здесь, спокойно отнеслись к столь быстрому продвижению Вальдеса, хотя каждый из них мог бы претендовать на место старшего. А вот арабам назначение Вальдеса не понравилось. Прежний мастер, возрастом за шестьдесят, был слишком стар, чтобы контролировать их и держать их в подчинении. И арабов, конечно, это устраивало.

Вальдеса такое положение дел не нравилось. Он не собирался терпеть халтуры.

– Эй ты, Али или как тебя там, – подозвал он в первый же день одного из молодых. – Ты знаешь, с каким натягом надо заворачивать вот эти гайки?

Палец Вальдеса, черный от масла, показывал на крепление передней подвески "Сеата", нависающего с подъемника металлическим брюхом.

– Какой такой натяг? – парень нагло оскалил зубы. – Правильный натяг там, Вальдес. Я все путем сделал, да.

– Я спрашиваю тебя, какая цифра натяга? – Вальдес тщательно выговаривал каждое слово. В руке он держал гаечный ключ с прибором, показывающим силу натяжения при заворачивании гаек. – Ты вообще цифры знаешь, мой малограмотный дружок?

– Слушай, Вальдес, какие цифры, а? Что я, гайку завернуть не смогу, да? Я и обычным ключом все чувствую. Брось ты цепляться…

– Чувствуешь, значит?.. – Вальдес повернулся к машине и проверил прибором четыре гайки подвески. Все они были закручены слишком туго. – Ни черта ты не чувствуешь! Вот смотри, обезьяна, что ты сделал! Ты перетянул подвеску! В твою пустую голову не приходит, что после этого она не проходит и половины положенного срока?

– Эй, ты поосторожнее с выражениями! – Али, гордый, как и положено арабу, надул губы. Он еще не понимал, что, собственно говоря, происходит. – Ну, накроется эта подвеска побыстрее – нам же лучше. Этот козел – владелец тачки – к нам же приедет. Больше работы – больше денег…

– Это кто козел? – Вальдес похлопывал себя ключом по ладони, лицо его приобретало все более зловещее выражение. – Это Мартинес козел? Может быть, ты его и не знаешь, а я знаю! Он приличный человек, к тому же испанец, между прочим! Может быть, у вас там, в вашем Алжире, и принято делать все через задницу! Когда будешь делать тачки в своей Арабии и для своих арабов, можешь делать все как тебе захочется – хоть молотком шурупы забивай. А здесь, в нормальной стране, ты будешь делать все как положено. Так, как я скажу тебе! Или катись к чертовой матери!

– Не понял… – Второй араб, рослый Ахмед, уже подходил к ним, выражение его лица напоминало физиономию боксера перед выходом на ринг. – Слушай, ты, Вальдес! Ты нехорошо начал говорить! Про Арабию и всякое такое… Ну, сделал человек неправильно, да? Ты ему скажи про это, да? А зачем оскорблять-то, да? Думаешь, ты – испанец, тебе все можно, а мы – алжирцы, нам ничего нельзя, да? За такие слова, знаешь, и ответить можно…

Вальдес обвел взглядом мастерскую. Все бросили работу и глядели на них. Два араба, не участвующих в разборке, смотрели настороженно. Они явно не хотели вмешиваться, Вальдес даже уловил скрываемый страх в их взглядах. Пожалуй, они были поумнее, чем эти два наглеца – Али и Ахмед. Они знали свое место.

– Я отвечаю за каждое свое слово, – четко произнес Вальдес. – Но отвечаю только перед Богом, а не перед вами, бездельники! Для начала я назначаю тебе, Али, денежный штраф в размере половины дневного заработка. Но в дальнейшем, если кто-нибудь здесь будет вякать не по делу в ответ на мои справедливые замечания по работе, я буду наказывать его штрафом в два раза большим. Все поняли?

– Подожди, Вальдес…

– Все поняли, я спрашиваю?! – Вальдес повысил голос.

– Да.

Парни поплелись к своему рабочему месту, на ходу перебрасываясь арабскими фразами. Вальдес с удовольствием прибавил бы к штрафу несколько хороших зуботычин, а может быть, даже и попинал этих недоносков ногами. Но он не имел на это права. Закон есть закон, и если он считает этих обезьян людьми, то приходится с этим смириться.

Заносчивые сыны юга не собирались сдаваться так просто, но они плохо представляли, с кем имеют дело. В течение недели Вальдес влепил и Ахмеду и Али по пять штрафов, и таким образом за пять рабочих дней они не заработали ни песеты. Все выговоры были абсолютно по делу – если бы Вальдес захотел, он мог бы вешать и по десять штрафов в день – таково было качество их работы. К пятнице два охламона трудились уже намного лучше – урок пошел им на пользу. Правда, смотрели они на Вальдеса серыми волками – так, как смотрят гордые боевики "Хезболлаха" на угнетателей-израильтян. Мол, отольются тебе, гад, наши слезки! Но Вальдес был не из тех, кого можно было испугать. Временами казалось, что он специально подначивает парней на драку. Не то что бы он был уверен, что они не посмеют поднять на него руку – скорее он нисколько не сомневался, что без труда изобьет обоих. А алжирские парни были не настолько тупы, чтобы не понимать этого.

В конце недели хозяин мастерской позвонил и попросил Вальдеса зайти в его свой офис.

– Вальдес, ты чего там вытворяешь? – благодушно поинтересовался хозяин. – Жалуются на тебя. Мол, не даешь никому спокойно работать…

– Кто жалуется? Арабы?

– Какая разница? Жалуются…

– Я не даю никому работать спустя рукава, – сказал Вальдес. – И не дам. Требования у меня простые. Хочешь работать – делай это качественно. Не хочешь – убирайся.

Он нисколько не робел перед шефом, от которого, разумеется, зависело его благосостояние. Вальдес был уверен в собственной ценности и спокойная эта уверенность заставляла людей относиться к нему с уважением.

– Вот как? – Хозяин усмехнулся, вытер лысину носовым платком. – Не рано ли ты командуешь? Не забывай – ты и сам парень из деревни. Пришлый. Наживешь себе здесь врагов – рад не будешь…

– Вы что, за этих жалких арабов заступаетесь? Да с ними только так и нужно иметь дело! Давить их надо – хороших слов они не понимают…

– Тише ты! Разошелся!.. – Хозяин вспотел еще больше, даже оглянулся опасливо, словно кто-то мог их подслушивать. – Слушай, Вальдес, сам-то ты кто? Не немец, случаем? Что-то шерстка у тебя уж больно белая.

– Я испанец, – гордо сказал Вальдес. – А еще я думаю, что вам нужно выгнать пару бездельников-мудехаров из вашей мастерской и взять на их место приличных людей…

– Что это за слово такое – "мудехар"?

– Мудехар – это араб. Так называли арабов в старой Испании. Это было правильное время. Никто тогда не позволял подлым мудехарам распускаться…

– Слушай меня, амиго, – перебил его хозяин. – Я, конечно, одобряю, что ты наводишь дисциплину. Старый Хуан перед уходом всех там разбаловал. Я даю тебе карт-бланш в этом деле. Только знаешь, я хочу, чтобы ты забыл такое слово – мудехар. И перестал напоминать на каждом шагу арабам о том, что они арабы. Они просто люди. Есть люди хорошие и люди плохие. Национальность тут не причем.

– Это еще почему? – искренне удивился Вальдес.

– А потому! – Толстяк-хозяин тяжело поднялся из кресла и уперся кулаками в стол, глядя на Вальдеса заплывшими глазками старого диабетика. – Две из трех моих мастерских находится в арабском квартале – это раз! Половина, если не две трети моих клиентов – это арабы. Это – два! И из четырех моих лучших друзей – двое тоже арабы, черт подери! Ты можешь не любить арабов, Вальдес – в конце концов, это твое дело. Но я отношусь к ним хорошо! И если ты будешь разводить свою расистскую бредятину у меня в мастерской, ты вылетишь оттуда, как пробка! Ты понял?!

– Понял, – смиренно ответил Вальдес. – Все сделаем как надо, jefe[9]9
  Шеф (исп.)


[Закрыть].

Он понял, что справедливость в этом мире ущемлена. Его шеф – хороший человек – и дружит с паршивыми, неверными арабами. Надо же!

Но Вальдес был уверен, что справедливость когда-нибудь восторжествует. Иначе и быть не могло.

* * *

Вальдес мог бы терпеть арабов на работе достаточно долго – может быть, всю жизнь. Он придумал хорошее средство для того, чтобы сберечь свои нервы. Он фантазировал. Арабы заслуживали примерного наказания, но он, Вальдес не мог наказать их должным образом. Он родился слишком поздно. Если бы он жил в шестнадцатом веке и был инквизитором, подлые мориски падали бы при виде его на колени, молили о пощаде и плакали от страха… И Вальдес создал инквизицию. Создал в своем уме. Часы физической работы давали достаточно времени для мыслей и Вальдес занимал их сладкими фантазиями. Вот стоит Али: выпятил тощий зад, копается в двигателе. Представим, что он стоит в таком же положении в пыточной – связанный веревками, подготовленный должным образом к справедливому испытанию. Начинаем допрос, господа инквизиторы… Обвиняемый не сознается в своих грехах, которые очевидны всякому разумному человеку. Он упорствует в своих отвратительных заблуждениях. Что ж, придется помочь ему в раскаянии. Прибегнем к пытке водой. В заднепроходное отверстие подлого грешника вставляется наконечник мехов и Вальдес начинает закачивать воду – литр за литром. Хорошая пытка требует умения – нельзя, чтобы пытаемый умер слишком рано. Али, ты думал, что это простая клизма? Ты ошибался, нечестивый сын шлюхи! О, я вижу, твой тощий живот заметно округлился! Похоже, водичка идет тебе на пользу! Что-то тихо ты кричишь – видимо, пытка недостаточна. Удар палкой по животу… Еще один! Как хорошо… (Вальдес закатывает глаза и на секунду прерывает работу, поглощенный волной острого наслаждения). Какая жалость – обвиняемый умер от разрыва кишечника, не дождавшись справедливого приговора. Выносим небольшое (!) порицание инквизитору Вальдесу. Вот к чему приводит недостаточность практики в искусстве пытки. Ничего страшного: у нас есть еще один обвиняемый – Ахмед. К нему будет применено испытание огнем…

Любой человек, который смог бы прочитать мысли Вальдеса, сказал бы, что он стал законченным садистом. Но сам Вальдес так не считал. Более того, он ненавидел тех, кто не стеснялся назвать себя приверженцем садомазохизма. Один раз ему пришлось иметь с ними дело и он понял, что представляют из себя эти жалкие извращенцы.

Случилось это так: Кристина приволокла его в клуб садо-мазо, называющийся "Плети и цепи". Как она смогла уговорить его? Смогла. Причиной тому стали проблемы, появившиеся через полгода их интимной жизни. Жизнь эта становилась все более редкой и скучной. Не то чтобы Вальдесу все надоело – его вполне удовлетворял традиционный секс, основами которого он овладел еще подростком. А вот Кристине было этого недостаточно, ей хотелось чего-то более острого.

Вальдес уже начал забывать о том, что его девушка получала удовольствие при виде пыточных орудий. Выкинул из головы как лишнее. Его девушка должна была вести себя прилично. И когда однажды вечером Кристина встретила его дома, облаченная в одежду из черной блестящей кожи, с бесчисленными молниями и металлическими шипами, Вальдес только фыркнул.

– Это еще что за уродство? – недовольно поинтересовался он. – Сними эту гадость, и умойся как следует. Размалевалась – смотреть противно.

– Тебе что, не нравится? – Кристина и не думала выполнять то, что он сказал. Стояла во фривольной позе, похлопывала себя по голому бедру тонким хлыстиком. – Ты помнишь наш старый разговор? Тогда, в кафе? Ты хотел знать тогда, что у меня за тайна? Что нас с тобой объединяет? Теперь я скажу тебе, милый мой. Мы с тобой любим немножко помучить других людей. И нам нравится, когда нас немножко мучают…

– Дерьмо все это! – заявил Вальдес, закипая от гнева. – Никого я не люблю мучить! А если меня кто-нибудь хоть пальцем тронет… Быстро переоденься!

– И не подумаю, – промурлыкала Кристина. Она подошла к Вальдесу и прижалась к нему. Пахло от нее каким-то возбуждающим средством. – Я не буду тебя слушаться. Я буду гадкой девчонкой. Ну, что ты сделаешь? Побьешь меня?

– Нет.

– Ну, ударь!

– Не трогай меня. – Вальдес вырвался из горячих рук Кристины и побрел к ванной. Его разрывало от желания немедленно сорвать с девчонки кожаные трусики и вонзиться в нее до самого основания. Но он знал, что все это – неправильно! Приличный человек не должен был так поступать.

Вальдес включил холодный душ и залез под него, стремясь остудить свою пылающую плоть.

Когда он вышел из ванной, Кристина и в самом деле переоделась. Правда, на ней были только джинсы. На обнаженной ее груди розовыми полосами отпечатались следы от ремней. Но следы эти были все же лучше, чем само присутствие уродливой одежды, подобающей только извращенцам. Кристина курила сигарету, что случалось с ней крайне редко – Вальдес не разрешал.

– Почему ты не хочешь признаться самому себе в собственных наклонностях? – спросила она.

– Каких еще наклонностях? – пробурчал Вальдес, исследуя содержимое холодильника.

– Ну, ты же любишь инквизицию. Пытки и всякое такое…

– Не трогай инквизицию! – рявкнул Вальдес, поворачиваясь к Кристине. – И брось свою вонючую сигарету! Что общего между инквизицией и твоими кожаными шмотками? Чего бы ты хотела? Чтоб тебя прижигали раскаленным железом и выламывали твои суставы на дыбе? Ты бы этого хотела, да?

– Ты слишком серьезен, – сказала Кристина. – И ты закомплексован донельзя. Ты агрессивен, потому что комплексы твои не находят выхода. Но все это решаемо – пойми, Вальдес. Мы живем в современном мире, и вовсе не обязательно подвергать кого-нибудь настоящим истязаниям, чтобы удовлетворить свои подсознательные желания. Для этого существует игра. Все это игра, Вальдес, не более того! – Кристина махнула в воздухе своим хлыстиком. – И я думаю, тебе понравится поиграть в это!

– Черта с два!

– Знаешь, что я скажу тебе? – Глаза девушки сузились в сердитые щелочки. – До того, как я стала жить с тобой, я постоянно играла в такие игрушки, и получала свое удовольствие. Настоящее удовлетворение! А теперь я живу с тобой, и мне кажется, что я стала монашкой! Я люблю тебя, Вальдес, но ты слишком традиционен. Мне мало только этого, понимаешь? Ты сверху, я – снизу. И это – все! Никаких других вариантов! Как ты думаешь, я еще долго пролежу под тобой?

– Не понимаю… – Вальдес плюхнулся на табуретку, устало потер лоб рукой. – Ничего не понимаю…

– Все ты понимаешь прекрасно.

– И что же ты предлагаешь делать?

– Мы пойдем с тобой в клуб. Специальный клуб. Ты даже не должен ничего делать. Ты только посмотришь, и все решишь для себя сам. Хорошо?

– Хорошо, – сказал Вальдес.

Кристина считала, что неплохо овладела началами психоанализа. Она искренне думала, что если Вальдес получит возможность реализовать свой скрытое стремление к садизму – в допустимой, разумеется, форме, то душевное напряжение его разрядится.

Она ошиблась.

* * *

Стены садомазоклуба украшали цепи, хлысты и орудия пыток – чудовищно гигантские, предназначенные, судя по виду, для истязания слонов. Вальдес никак не ожидал, что клуб окажется столь многолюдным. Здесь присутствовало огромное количество людей самого разного возраста. Все они выглядели настолько экстравагантно, что Вальдес чувствовал себя чужеродным для этого общества элементом – слишком тривиальным в своей футболке и джинсах (хотя и с дырами на коленях, старательно проделанными Кристиной). Все пялились на Вальдеса и он чувствовал, насколько сильно отличается от них. Действительно, не было у него трусов из черного блестящего винила, в которых щеголяло большинство. Также отсутствовали сапоги-чулки выше колена, на высокой платформе. Не было на Вальдесе разорванной майки и, само собой, кожаных ремней с бляшками и шипами, опоясывающих все тело. У него не имелось даже огромных булавок, воткнутых в ноздри и кожу живота. Вальдес сидел на высоком табурете у стойки бара, огромными глотками пил апельсиновый сок со льдом, и обалдело таращился на тусующуюся публику, порою едва удерживаясь, чтоб не ткнуть пальцем в кого-нибудь и не заорать во всю глотку: «Ты только погляди, Кристина – ну и урод!!!»

В самом деле, большую часть посетителей клуба составляли самые настоящие уроды. Как минимум половина из них была старше сорока-пятидесяти лет. Особенно шокировало то, что эти пожилые люди, жирные и обрюзгшие, откровенно выставляли напоказ свои обвисшие груди и половые органы, покрытые седеющим мехом. Непристойная бестолковая музыка – кажется, тяжелый рок – ревела, как двигатель взлетающего самолета. Красные, синие, желтые огни мелькали, вызывая резь в глазах. Вальдес очумевал. Единственное, в чем он испытывал сейчас потребность – это в большом и надежном крупнокалиберном пулемете. Он не сомневался, что пустил бы его в ход.

Ему показалось, что Кристине тоже не очень-то уютно в этом зверинце. Наверное, раньше она ходила сюда со своими прежними друзьями. Они убеждали ее, что все это нормально, употребляли слова о снятии комплексов и прочей трихомудии. Они обманывали ее, чтобы завлечь ее в свои липкие паучьи сети. Сейчас она пришла сюда с ним – с нормальным человеком. Правда, она уже влила в себя три стакана джин-тоника или какой-то подобной тому дряни, но присутствие его, Вальдеса, все же должно было действовать на нее отрезвляюще.

Вальдес уже собирался заявить, что с него довольно, что он сделал для себя выводы о том, что ему вся эта мерзость не нравится и пора уходить домой, как вдруг к ним подвалило какое-то существо.

– О, привет, Кристи! – воскликнуло существо голосом то ли мужским, то ли женским. – Ты куда пропадалла столько врьемя? Мы здесь имеем очень хоррошее врьемя! Ты доллжна приходить сюда очень часто!

Вальдес с отвращением осмотрел существо. Говорило оно с каким-то странным акцентом, и Вальдесу показалось, что акцент этот был не просто иностранным – он был нечеловеческим. Потому что существо это мало напоминало человека. Больше оно походило на свинью.

Смешно, правда? Свиной акцент. Мысль эта настолько позабавила Вальдеса, что он даже слегка улыбнулся.

Существо, очевидно, было самкой, потому что имело две женские груди – огромные, размера шестого, с голубой сеточкой вен под бледной кожей и со сморщенными светло-коричневыми сосками. Груди эти, непристойно обнаженные, были подперты кожано-металлическими подпорками специальной конструкции и торчали горизонтально вперед. Лежали, как две перезрелые дыни на подносе. Качались при дыхательных движениях грудной клетки.

– Слушай, ты их что, продаешь, да? – поинтересовался Вальдес.

– Что продаешь? – существо повернуло к Вальдесу свою голову. Голова была обтянута белым нейлоновым чулком. Вырезы имелись только для маленьких светло-голубых глазок и рта. По тому, как чулок закруглялся сверху головы, можно было также судить, что она обрита наголо.

– Титьки вот эти. Ты их так носишь, словно продаешь на вес.

– А тебе что, понравливается? – Существо совершило движение, в результате которого заколыхалась вся его квадратная, крепко сбитая фигура. Вероятно, это означало кокетство.

– Не понравливается. В жизни не видел ничего тошнотворнее, – заявил Вальдес. – Слушай, это кто? – обратился он к Кристине. – Это вообще мужик или баба?

– Это Минна, – смущенно сказала Кристина. – Она из Норвегии.

– Мина?

– Минна! – поправило существо. – И я из Финляндии! Я же говорила тебе, Кристи! А твой бойфренд есть не очень вежливый…

– Финляндия, Хренляндия… – пробормотал Вальдес. – Напридумывали стран… Сваливать отсюда надо.

Однако сразу свалить не удалось. В большом зале на сцене началось представление, и Вальдесу пришлось идти вместе с Кристиной смотреть его. Самое отвратительное заключалось в том, что декорации представляли собой комнату пыток. Огромные бутафорские орудия для истязаний были кое-как сляпаны из картона и обильно посыпаны дешевыми блестками. Между ними, весь в красном дыму, двигался жирнейший субъект весом в пару центнеров, с голыми ягодицами, в черном кожаном фартуке, покрытым потеками красной краски, изображающими, очевидно, кровь. На голову этого типа был нахлобучен палаческий остроконечный колпак, закрывающий все лицо. "Я – Великий Инквизитор Испании! – бубнил толстяк из-под своего колпака. – Сейчас я буду пытать гнусных еретиков и выводить их на чистую воду! О, как я хочу пытать их! О, как я хочу увидеть их кровь и напиться их крови!!! О, дайте мне грешных, противных еретиков!!! Дайте скорее!" На сцену выволокли волосатого обнаженного человечка, он встал на колени и палач начал наносить ему картинные медленные удары многохвостой плеткой. При каждом хлопке со спины истязаемого в воздух вздымались клубы блестящей разноцветной пыли – очевидно, для этого применяли специальные эффекты. Впрочем, выглядело это так, будто выбивали разорванную перьевую подушку. Трудно было сказать, чего больше было в этом спектакле – пошлости или тупости. Пожалуй, поровну. При каждом взмахе плетки человек на четвереньках громко скулил, елозил задницей и кричал: "О, накажи меня больнее, мой инквизитор!.."