Текст книги "Граница джунглей"

Не раз в жизни Выдре приходилось окунаться с головой в оголтелый экстрим – такая уж у него была работенка. Он умел держать себя в кулаке, не распускать нервы без повода, и даже находить светлые стороны в самой гнусной ситуации. Сейчас, когда его крутило в железном ящике как кошку, засунутую в стиральную машину, он без труда мог найти повод для оптимизма. В самом деле, ушлые телевизионщики умудрились выхватить его из под самого носа полиции; в ближайшее время его доставят на Землю – родную, нормальную планету, и ему никогда больше не придет в голову идиотская мысль покинуть ее; ему предстоит плохое дело – убить несчастных деградантов, но, как ни суди, это будет все же убийством животных, а не людей. А дальше он вырвется на свободу и навсегда забудет это бесчестие …

Вовсе не это занимало сейчас мысли Выдры. Куда больше его волновало другое: ачачилас. Духи мертвых разлюбили Выдру, обрушили на него свой гнев. И это означало одно: нельзя затевать любое, даже самое малое дело, не умилостивив перед тем духов.

Многие из аймара, живущие в городах и считающие себя современными людьми, посмеялись бы над Выдрой, назвали бы его суеверным и невежественным. Выдра тоже жил в городе, он был прекрасно образован и по части современности мог дать фору большинству своих соплеменников. Но родился он в маленькой деревне, в Андах, на плато Чуймани. И отец Выдры, Хорхе Уанапаку, был настоящим йатири[14]14
  Yatiri – «тот, кто знает», у индейцев аймара – специалист по проведению традиционных магических обрядов, гаданию и знахарству. Йатири чаше всего – бедные люди, пастухи.


[Закрыть] . Поэтому Выдра не просто верил в духов – он нисколько не сомневался, что они существуют, и следят за людьми, и вмешиваются во все земные события.

Выдра и сам мог стать йатири, и стал бы им, если бы не стал лесорубом. Он знал многое, и, когда приезжал в деревню к отцу, часто исполнял обряды вместо него, и обязательно проводил Айта[15]15
  Ayta – ритуальный комплекс у индейцев аймара, проводящийся, как правило, небольшой группой ближайших родственников, но могущий включать и население всей деревни.


[Закрыть] , и справлялся с церемонией отлично – он был отменным авогадо[16]16
  Avogado – «проводящий церемонии».


[Закрыть] . Он знал, как вернуть расположение ачачилас, более того – обязан был это сделать.

И поэтому первые слова, произнесенные Выдрой, когда его извлекли из контейнера в офисе «Солар Тревел ТВ», были такими:

– Мне нужна овца. Живая овца.

– Хочешь ее трахнуть? – поинтересовался Никлас, иронично оглядывая потрепанного Выдру.

– Не по делу зубоскалишь. Овца нужна, чтобы принести ее в жертву.

– В жертву? – Глаза Никласа изумленно округлились. – Кому? Типа, вашим индейским богам?

– Почти угадал. Нужно принести жертву ачачилас – духам мертвых предков, иначе они не будут благосклонны к нам, и ничего у нас не получится.

– Нет у нас времени ерундой заниматься, – недовольно заявил Марко. – Завтра ты уже должен быть на Земле, понял? Так что, того-этого, полчаса тебе на сборы, и отчаливаем. Придется добираться в режиме скоростного скипа, ощущения, сам понимаешь, не самые приятные, но куда деваться…

– Ты меня не понял, – перебил его Выдра. – Я никуда не полечу, пока не проведу обряд – хотя бы небольшой, короткий, но по всем правилам. Поэтому мне нужно купить овцу. А еще мне нужны вы, Никлас и Марко – вы станете моими помощниками в церемонии. К тому же нужны три женщины – лучше, конечно, красивые…

– Их тоже принесешь в жертву? – поинтересовался Никлас. – Или все-таки трахнешь?

– Никлас, тебе никто не говорил, что ты – грубый и невежливый фигляр? – спросил Выдра. – В таком случае, я вынужден сказать тебе это первым. Я готовлюсь к серьезному делу, а ты не можешь удержаться от идиотских шуток!

– Выдра, а тебе никто не говорил, что ты наглец и сейчас получишь по зубам? – встрял Марко. – Посмотри на этих молодцов – у них просто кулаки чешутся исправить тебе прикус. – Он показал на десяток секьюрити, подпирающих стены в угрюмом молчании. – Конечно, мы не можем сильно портить твою деградантскую морду, все ж-таки ты у нас, того-этого, артист и практически будущая суперзвезда. Но если ты будешь кочевряжиться и испытывать наше ангельское терпение, то я попрошу их обработать тебя без синяков – аккуратно, но очень больно. Они это умеют, будь уверен.

– Ты знаешь, кто такие ачачилас, Марко? – спросил Выдра.

– Не знаю и знать не желаю. Какие-то ваши индейские заморочки, да? У вас там забавная жизнь в резервациях: скальпы бледнолицых, томагавк войны и трубка мира, Чингачгук Большой Змей – вождь тольтеков, ольмеков и чучмеков. Старые сказки из дешевых вестернов, средство для добывания огненной воды из заветных стеклянных бутылочек. Все нынешние индейцы – алкоголики и тунеядцы, их прошлое растворилось в дешевом пойле…

– В Боливии резерваций нет и никогда не было, – заявил Выдра. – И все, о говоришь, не имеет к нам, аймара, никакого отношения. А духи мертвых следят за всеми нами, и за тобой, Марко, тоже – знай об этом. Если обидеть духов, они могут стать саксра, злыми, и отомстят тебе, и всем нам. Умные люди не обижают ачачилас.

– Стоп, стоп! – Марко замахал руками. – Мы вытащили тебя, считай, с того света, спасли, значит, и отвалили за это просто-таки огромную кучу денег. И ты отлично знаешь, что тебе все это дело нужно отработать, и что наше шоу горит без тебя синим пламенем, и лишнего времени нет ни минуты. Поэтому вот что, Выдра – кончай тянуть резину и нести свой индейский бред, говори коротко, что тебе еще может быть нужно в Эль-Параисо, и отчаливаем.

– Мне нужна овца, и еще три девушки – лучше красивых. И дюжина бутылок крепкого красного вина – если не боливийского, то хотя бы перуанского или аргентинского. И овечий сыр, и сырой картофель, и лепешки из кукурузы, и тридцать поленьев, и открытое место, где можно развести костер…

– Уфф… – Марко тяжело вздохнул. – Никлас, ну что с этим упрямым ослом делать? Шеф там, на Земле, от нетерпения скачет, он с нас три шкуры снимет…

– Пять шкур, – уточнил Никлас и показал пятерню с растопыренными пальцами. – А я не люблю, когда с меня снимают пять шкур, мне и одной-то своей шкуры жалко. Потому сейчас вколем ему транквилизатор, уложим спать в гробик и отправим на Землю в виде почтовой посылки. Пусть с ним дальше Клопски разбирается – он и не таких обламывал.

– Никлас, в тебя когда-нибудь ударяла молния? – спросил Выдра.

– Нет, конечно.

– А в меня ударяла.

– Оно заметно, – хохотнул Никлас. – Все мозги из тебя вышибла.

– В Андах так бывает – молния ударяет в человека, и он остается живым. Это особый знак: такой человек может стать йатири – тем, кто знает. Если научиться многому у других знающих людей, можно стать хорошим йатири. Недобрый йатири идет на поводу у зависти, он алчен, и ради денег способен на низкие поступки – вредоносное колдовство, насылание болезней и разорения. Добрый йатири не бывает богатым, но он любит людей – приносит им радость, и добросердечие, и защиту от зла, и благосклонность духов, и исцеление. В моего отца тоже ударила молния, и он – добрый йатири. Он научил меня многому.

– И почему же ты не стал этим, как там его… йатири? – поинтересовался Никлас. – Денег у тебя для этого слишком много, да? Или молнией недостаточно сильно шандарахнуло, не все извилины расплавило?

– Судьба распорядилась так, что я стал элиминатором. Сперва я очень хотел этого, потом много раз сожалел о своем выборе, но терпеливо отработал до самой пенсии. Так или иначе, я никогда не забывал об ачачилас – приносил им жертвы, а они посылали мне благословение. Нам нужно всего лишь три часа, Никлас. Мы проведем небольшой Айта, и успех делу будет обеспечен. Если не проведем – можешь поставить на вашем проекте жирный черный крест, ничего не получится. Конечно, ты можешь сказать, что тебе нет дела до индейских бредней, но так вот получилось, что вы делаете ставку на меня – индейца. От меня слишком многое зависит, и поэтому деваться вам некуда – вы найдете три часа и дадите мне все то, что я прошу. На вашем месте я бы не терял времени зря и немедленно послал за овцой.

– Ладно, ладно, будет тебе овца! – Никлас махнул рукой. – Слава Богу, хоть слона не потребовал, идолопоклонник. Считай, уговорил. Что там еще надо – бухло, девок? Все будет. Только не вздумай в этой суматохе сбежать, даже не пытайся, потому что наши ребятки свернут тебе шею как цыпленку – в один момент, на автомате, и только потом поймут, что натворили, какой ценный кадр угробили.

– Не сбегу, – пообещал Выдра.

* * *

Выдре никогда не пришло бы в голову, что можно устроить аймарский обряд в компании пятерых гринго, трое из которых – длинноногие девицы. Однако, ачачилас терпимы. Им, мертвым и голодным, в сущности все равно, кто участвует в церемонии – главное, чтобы была принесена жертва. Поэтому Выдра старался не обращать внимание на комичность ситуации, он был серьезен и сосредоточен.

Нужно отдать должное Никласу – он сумел за полчаса раздобыть все необходимое. Доставили из полиции арестованный багаж Выдры, в том числе самое главное – его флейту-пинкилью. Нашли в одном из магазинов, торгующих экзотической одеждой, три пончо, три шали и настоящие индейские шляпы. Подобрали подходящие барабаны – точнее, принесли восемь разных барабанов, и Выдра выбрал из них два правильных, большой и малый, и лично прикрепил к ним лямки, и подогнал ремни по длине. Купили на скотоводческом комплексе полугодовалого ягненка. И, наконец, договорились с пожарной инспекцией о разрешении на разведение костра. Это было совсем не дешево, потому что в Эль-Параисо существовал повсеместный и неукоснительный запрет на открытый огонь.

Церемония проходила на крыше небоскреба «Солар Тревел ТВ», на верхотуре, вознесшейся над Ганимедом на полкилометра. Здесь не было неба, не было солнца и звезд, не было гор и земли, не было даже естественного света – ряд телевизионных софитов освещал площадку и резал глаза. Но Выдра обходился тем, что было. Он приготовил кувшины и воду, клубни картофеля, стебли, листья и свежие початки маиса. Он соорудил алтарь из бетонного блока, за неимением камня, и положил рядом с ним ягненка, связанного за ноги. Он разжег костер и начал ритуал.

Можно было упрекнуть его в том, что он просит у духов благосклонности к бесчестному делу, достойному не человеков, а свиней. Но у Выдры были свои резоны – глубинные, надежно спрятанные, и от того ничуть не менее оправданные. Выдра знал, что делал. Выдра умел манипулировать людьми, и сейчас делал именно это – манипулировал, пусть даже люди, окружающие его, думали, что именно они управляют всем и держат процесс под контролем.

Ачачилас были в немалой степени абстракцией, Выдра никогда не представлял их в виде действительно разумных, способных к рациональной деятельности существ. Мертвые – что с них взять? Но ачачилас существовали, в этом Выдра не сомневался, и воздействовали на все сущее в живом мире одним им ведомым способом. Это было всего лишь обрядом, но специфические обряды существуют у всех. Свои собственные, устоявшиеся десятилетиями и веками ритуалы исполняют все – сантехники, дантисты, гончары, дипломированные математики, католики и адвентисты, водители межпланетных кораблей, приверженцы дао, врачи ультразвуковой диагностики и сетевые администраторы. Обряд помогает привести себя в порядок, дать импульс затормозившемуся движению и ощутить, что в мире снова все идет так, как надо.

Может быть, истинные ачачилас жили только в представлении Томаса Уанапаку, сына скотопаса из аймарской деревни… но жили же, именно жили. Он почти умер, его едва не убили, но он вспомнил о духах и непостижимым образом выскользнул из когтистых объятий смерти. Кто его выдернул – два клоуна Никлас и Марко? Вот уж нет, это допущение слишком притянуто за уши. Выдра шестнадцать лет приносил жертвы ачачилас перед тем, как идти на задания, и духи были неизменно к нему добры, спасали его в самых гнилых ситуациях, даже в таких, как провальные операции с Осой. И наоборот: он перестал кормить духов сразу после того, как вышел на пенсию, тупо решил, что это уже не нужно, что он в безопасности, потому что уже не работает лесорубом. Он расслабился, и сразу же получил по полной программе – по морде, и по почкам, и по душе…

Духи выдернули его из адской печи и недвусмысленно намекнули на то, что дают последний шанс.

Выдра угодил в препоганейшую историю, из которой, кажется, не было возможности выйти, не замаравшись в крови и дерьме по уши.

Шанс был. Очень призрачный, но был. Главное – начать с начала, с первого толчка – правильно провести церемонию. Вернуться к себе настоящему. Вспомнить себя недавнего – правильного, спокойного, знающего, что делать.

Сегодня умрет только одно живое существо – полугодовалый ягненок. Умрет, этого ему не избежать, потому что он жертва. А в ближайшие дни умрут другие – уже далеко не овцы… Пока нельзя сказать, кто – люди или животные. Увидим завтра. Увидим.

Выдра тряхнул головой, отгоняя мысли, приложил к губам тростниковую флейту с шестью отверстиями и заиграл незамысловатый, но красивый мотив – канту. Большинство деревенских аймара умеют играть на пинкилье с детства и не расстаются со своей дудочкой в пути, чтобы в часы свободного времени дать волю чувствам, сыграть родную мелодию, думая о друзьях и близких, испытать удовлетворение и успокоить душу. Выдра играл на флейте действительно хорошо, и те, кто слушал его сейчас, оценили это – на лицах их появились улыбки.

Их было шестеро вместе с Выдрой – здесь, на пятачке, избранном для церемонии. Горел неяркий костерок, уютно тянуло дымом. Мужчины были облачены в полотняные рубахи и пончо – короткие плащи без рукавов. На их головах сидели голубые шляпы с наушниками. Головы трех девушек украшали шляпы-котелки, плечи их покрывали шали, завязанные узлом на груди. Конечно, лучше было бы обрядить девиц в что-нибудь более подходящее – в широкие сборчатые юбки и шерстяные накидки с бахромой, подобающие индейским женщинам, но времени на их поиск не было. Зато девушки были красивы, и это поднимало настроение Выдры.

На левом боку Выдры висел барабан. Выдра взял палку, обмотанную кожей, и начал выбивать ритм, продолжая правой рукой играть на флейте. Ноги его сами пришли в движение – три шажка вперед, один вправо, один назад, поворот вокруг себя, и снова та же нехитрая комбинация. Он махнул палкой остальным – танцуйте, мол, – и остальные присоединились. Через две минуты Выдра выстроил их в хоровод – они медленно пошли вокруг костра, повторяя его шажки. Марко бил колотушкой в большой барабан, Никлас размахивал трещоткой, ягненок издавал жалобное блеянье. Все шло как надо.

Выдра оторвал губы от флейты и запел на родном языке, не прекращая танцевать и выстукивать ритм:

 
Пресветлый Бог Инти,
Господин в ослепительных одеждах,
Корень всего, что есть,
Всегда находящийся вблизи,
Тот, кто правит и дает все, что нужно,
Дай мне защиту от дурных людей,
Отведи от меня их зависть.
 
 
Мать-Земля Пачамама,
Своего доброго сына Выдру
Ты охрани в своем лоне,
Дай ему мир и благополучие.
 
 
Царица и Мать-Луна Кильямама,
Дай Выдре милость твоих вод
И любовь твоих небесных струй.
Ай, услышь мою мольбу!
Ай, внемли моей просьбе!
 

Выдра достал из кожаного мешочка, висящего на поясе, горсть душистого табака и кинул ее в костер. Пламя вспыхнуло ярко, радостно. Хороший знак: боги природы не оставят Выдру без помощи на Земле – там, где это ему скоро понадобится. Жаль, что в табак нельзя добавить листьев коки – тогда дым был бы ароматнее, и веселье ярче, и опьянение благороднее. Ладно, будем надеяться, что вино окажется неплохим.

Никлас, Марко и девицы еще не подозревали о том, что им предстоит напиться допьяна, просто в стельку – Выдра не стал пугать их заранее. Но, как хорошему авогадо, ему предстояло напоить всех участников и надраться самому, и танцевать пьяным вместе со всеми. Иначе толку от жертвоприношения не будет.

– Танцуйте, не прекращайте движения! – крикнул Выдра и быстрым шагом пошел к алтарю. Достал из корзины три бутылки вина, открыл их штопором, вылил содержимое в большой глиняный кувшин, добавил поллитра воды – достаточно, сегодня не стоит увлекаться разбавлением, потому что времени для того, чтобы напиться, совсем мало.

– Никлас, иди сюда! – позвал он. – Остальным – танцевать!

Никлас подошел к Выдре, на ходу выписывая дурацкие коленца, клоун неуемный. Выдра остановил его, налил полный стакан вина, взял свежую, теплую маисовую лепешку и положил на нее кусок белого овечьего сыра.

– Открой рот. Пей.

Никлас не сопротивлялся – наоборот, обрадовался, что пришло время промочить горло и кинуть в желудок что-нибудь съедобное. Выдра влил в его рот весь стакан – Никлас едва успевал глотать и вино красными струйками стекало по его подбородку. Откровенно говоря, обряд не предполагал, что авогадо должен поить участников из собственных рук – Выдра позаимствовал эту деталь из эфиопского ресторана. Но он решил, что так будет надежнее: никто выйдет из-под его контроля и не избежит своей участи.

Выдра запихнул в пасть Никласа лепешку с сыром, развернул его спиной и отвесил легкого напутственного шлепка – иди, пляши дальше. Подозвал к себе девушку по имени Саша. Влил в Сашу, несмотря на сопротивление, положенный стакан, похлопал ее по спине, когда она закашлялась, и отпустил с миром, вручив лепешку и сыр. Следующая девица, именем Надин, оказалась бабенкой не промах, стакан опрокинула залихватски, потом, на добавку, одарила Выдру сладчайшим поцелуем взасос и спросила нежным шепотом на ушко – не желает ли миленький шаманчик пообщаться потеснее? Выдра промычал в ответ что-то неразборчивое, что, мол, некогда, шоу в опасности, хотя возжелал, конечно, еще как возжелал… Для успокоения Выдра хлопнул стакан сам, закусил, и почувствовал, что краски мира стали ярче, запахи тоньше и приятнее, а лица присутствующих – милее и красивее. Он услышал, как духи мертвых проснулись, разбуженные началом церемонии, зашарили голодными незрячими глазами в поисках еды… мертвым предстояло подождать, их время еще не пришло.

Далее Выдра успешно справился с поением-кормлением Марко и Исабель – третьей девушки, потом с упоением танцевал и играл на дудочке еще двадцать минут. Затем все по очереди пропустили по второму стаканчику – с немалым энтузиазмом, даже девушка Саша не сопротивлялась. Выдра поскреб в затылке, подумал чуть-чуть, и решил, что стоит пропустить по третьему прямо сейчас, и немедля приступать к общению с ачачилас, пока он не забыл, как это делается.

Он мог бы полюбить людей, этих компадрес[17]17
  Compadre – кум, друг, товарищ (исп.).


[Закрыть] , танцующих с ним и забывших об обычной спеси гринго, и подружиться с ними, и уговорить их уйти продолжать развлекаться куда-нибудь далеко вниз, к самой поверхности Ганимеда, и напоить их в хлам, и незаметно исчезнуть, раствориться, чтобы не участвовать в постыдном убийстве бывших сапиенсов с планеты Новые Анды…

Он не стал бы делать такого ни в коем случае. Потому что Никлас предупредил его честно: это прямолинейная попытка самоубийства. По периметру крыши стояли два кольца охранников – они не дали бы пройти Выдре в любом случае, в каком пьяно-благодушном состоянии не были бы его компадрес. И еще: Выдре нужно было попасть на Землю, прямо на остров Унисина. Работа ждала его именно там. Может быть, эта работа – последняя в его жизни, но ее нужно сделать.

И поэтому Выдра вмазал еще стакан вина – все же не боливийского, а аргентинского, слишком сухого, но в целом оказавшегося неплохим, и еще по стакану накатили его компадрес, и после этого Выдра решил, что готов попросить у ачачилас все, что хочет попросить.

Он запел, и снова в затхлом воздухе Эль-Параисо зазвучали слова на звонком языке Анд:

 
О ачачилас, духи предков,
Которые никогда не умрут, потому что уже умерли,
Которые могут быть злыми и гневными,
Которые могут быть добрыми и справедливыми,
Прошу вас, будьте ко мне добрыми друзьями,
Пошлите благословение сыну вашему Выдре.
Я дам вам пищи, и вы станете благостны,
Вы пошлете мне радость, и спокойствие, и удачу.
А когда дело кончится, я куплю двух овец или ламу,
И отдам их вам, и вы увидите, что я не забыл вас.
И буду так делать до самой своей смерти.
Дайте мне удачи, ачачилас, что живут на том свете.
Именем Господа нашего Иисуса Христа, аминь!
 

Выдра махнул рукой, и все остальные запели вместе с ним припев, вглядываясь в бумажки, на которых Томас написал слова четким элиминаторским почерком:

 
Ачачилас, дайте удачи Выдре,
Ай, дайте удаче Выдре.
Пусть у него все получится!
Ай, пусть ничего не получится у его врагов!
 

Пятеро грингос не понимали, какую бомбу он под них заложил. Они блеяли безропотно, как смирные овцы, подпевали Выдре, не придавая ни малейшего значения словам чужого языка, принося себя в жертву мертвым. Впрочем, им ничего не угрожало. Они не будут подставлять свои рыхлые нетренированные тела деградантам – чаша сия предназначена Выдре. Он изопьет чашу до дна, и вылижет горчайший осадок, и при том останется самим собой, до последней секунды – если получится.

Но если не верить, что получится – зачем тогда жить?

Выдра пропел еще пять куплетов, в которых просто, но обстоятельно излагалась суть того, что он просил у Ачачилас. Томас был из тех, кто знает, и был уверен, что духи поймут его. Он пропел куплеты пять раз, и пять раз грингос повторили припев, закрепляя весомость его пожеланий.

Выдра не держал зла на девушек, он отвел им роль смиренных рабынь, они играли свою роль, ничего не зная, и потому заслуживали прощения и успокоения. Два клоуна, Никлас и Марко, не могли быть прощены без условий, потому что с потрохами принадлежали к бесчестной телекомпании «Солар Тревел ТВ», нарушающей Земной Кодекс, и, хотя Выдра в последний час стал относиться к ним несколько лучше, они не могли не пострадать, хотя бы в виде отдачи, исходящей от гибели шоу «Битва деградантов». И, конечно, главным злом была сама телекомпания, и сотни людей, работающих в ней и прикрывающих ее бесчестную деятельность. Телекомпания должна получить не просто удар, а нож в селезенку – то, что кажется в первые секунды острым порезом, неприятным недоразумением, но в ближайшие часы приводит к смертельному исходу.

В плане Выдры было только одно откровенно слабое место – сам Выдра. Он понятия не имел, вытянет ли ношу, взваленную на самого себя. Но именно об этом он старался не думать – просто проживал очередной момент своей жизни, шагал ногами по призрачным ступенькам, возникающим из пустоты.

Выдра доиграл мотив на флейте, закончил его протяжным, унылым, замогильным звуком, вибрируя нижней губой и неплотно прижав средний палец к третьему отверстию пинкильи. Ачачилас оживились, встрепенулись в своем бесплотном существовании – почувствовали, что их время пришло.

Оно пришло – на самом деле.

– Всем молчать! – крикнул Выдра. Над крышей небоскреба нависла напряженная тишина. Веселье остановилось, церемония перетекла в новую, более серьезную, трагическую фазу, и это почувствовали все, даже охранники, безмолвно наблюдающие со стороны.

Выдра, пошатываясь от вина, не на шутку ударившего в голову, добрел до ягненка и поднял его левой рукой за задние ноги. Ягненок заблеял в последний раз, пустил горячую струйку мочи – она протекла под рукавом по предплечью Выдры, по всей руке его, добралась до груди и последними каплями стекла на живот. Да, этому юному баранчику не вызреть до совершеннолетия, не осеменить самок, не дожить до овечьей старости – он умрет прямо сейчас. Но не лучше ли это, чем существовать еще полтора года на планете Ганимед, есть синтетический комбикорм, дышать несвежим восстановленным воздухом, и все равно быть зарезанным, когда придет время.

Нисколько не лучше.

Выдра взял правой рукой с алтаря остро наточенный нож и одним движением перерезал горло ягненка.

Кровь хлынула фонтаном. Выдра не отвернул лицо – напротив, подставил его под алую струю. Облизал губы и почувствовал на языке соль.

– Ачачилас, – прошептал он, – возьмите свое и дайте мое мне. Возьмите этих больших мужчин, если захотите – я отдаю их вам, потому что они виноваты. Не трогайте этих женщин, потому что на них нет вины.

Выдра быстрым шагом пошел к оторопевшим участникам церемонии. Ягненок еще дергался, агонизировал в его поднятой руке. Выдра должен был успеть прикоснуться к каждой из жертв, пока животное не умерло. Он омочил пальцы в овечьей крови и размашисто провел ими по губам и лбу Никласа, потом по лицу Марко, оставив длинные красные следы. Марко брезгливо сморщился, Никлас дернул головой и усмехнулся.

– А девчонок будешь мазать? – спросил он.

– Нет.

– Это половая дискриминация, омбре.

– Замолчи.

Выдра не стал ставить метки на девушках – они не были виноваты. Он лишь погрузил пальцы в перерезанное горло овцы, омочил их, и обрызгал девушек кровью – щедро, как христианский священник святой водой.

Надин не повела и бровью. Исабель вздрогнула. Саша отреагировала сильнее всех – зашлась в мучительном кашле, согнулась, упала на колени и извергла на землю розовую блевотную лужу.

Она сделала неправильно – ачачилас могли рассердиться на нее. Выдра поспешил исправить оплошность Саши – наклонился над ней и пролил струйку ягнячьей крови прямо на ее светлые, коротко остриженные волосы. Услышал сбоку неприятные звуки, бросил взгляд на Исабель и увидел, что та тоже с трудом удерживается от рвоты.

– Не делай так, как она, – сказал Выдра. – Духи не любят, когда исторгают вино, выпитое в честь них.

Исабель вырвало немедленно – Выдра едва успел уклониться, чтобы не запачкать одежду.

Странно все-таки устроены современные люди, подумал Выдра. Они каждый день едят мясо убитых коров, свиней и овец, получают от этого удовольствие, и не думают о том, как происходит процесс убийства этих животных. Они смотрят в фильмах, как люди жестоко убивают друг друга, и не воспринимают это всерьез – им кажется, что такое может произойти только с другими. Более того – они устраивают шоу, где люди разрывают друг друга в кровавые ошметки, и не могут оторваться от такого зрелища, и ставят на победителей деньги. А ритуал, в котором всего лишь убивают овцу, они не могут вынести.

– Никлас и Марко, поднимите девушек на ноги и приведите их в порядок, – холодно скомандовал Выдра.

– Сам поднимай! – огрызнулся изрядно позеленевший Марко. – Живодер!

– Мне некогда, нужно закончить ритуал. Никлас, подними их, очисти их лица. Перед духами нужно выглядеть достойно.

Выдра был почти уверен, что Никлас заартачится, однако парень повел себя на удивление безропотно. Он подошел к Исабель, помог ей встать и аккуратно вытер ее губы рукавом собственной рубашки. Потом проделал ту же процедуру с Сашей, нашептывая ей на ухо что-то успокаивающее. Выдра обрел в Никласе неожиданного союзника – тот явно хотел довести церемонию до конца. Трудно сказать, почему – из-за любви к экзотике или из-за суеверного желания добиться успеха в шоу любым, пусть даже самым дикарским способом. Честно говоря, Выдре не было дела до мотиваций Никласа.

Перед Выдрой встала серьезная проблема. Осталось немного – возжечь мясо, и шерсть, и кости овцы, и опять станцевать вокруг костра, и снова выпить вина, и порадоваться вместе с насытившимися предками. Но Выдра был уверен, что нервные девицы не выдержат все это, и особенно запах паленой шерсти. Если они не справятся, и снова начнут блевать, то церемония может пойти насмарку. Такое допустить нельзя.

– Саша, и Надин, и Исабель! – громко сказал Выдра. – Духи отпускают вас, и скоро вы уйдете. Но перед этим вы выпьете последнюю чашу.

Выдра знал, что, стоит сейчас Саше и Исабель прикоснуться губами к терпко пахнущему, красному, столь похожему на кровь вину, и их затошнит снова. Поэтому он не стал торопиться. Да и куда ему было спешить? Он не то что тянул время – наслаждался минутами относительной свободы, когда делал то, что хотел, а не то, что было предписано людьми, не имеющими понятия о совести. Выдра положил ягненка на алтарь, омыл руки, полив на них поочередно из кувшина с водой, вытер пальцы о пончо, взял дудочку и начал играть.

Одна флейта-пинкилья – этого мало. Куда красивее, если в обряде участвуют три, а лучше пять флейт разной длины и с разным звучанием, а также пара-тройка малых и больших многоствольных дудок-сику. И еще четыре барабана бомбо и тинья, и, конечно, чаранго – небольшая гитара с корпусом из панциря броненосца. Тогда становится совсем весело, и все пляшут радостно, и просят духов о добром, а не о злом, и душа авогадо радуется, и просит о том, чтобы церемония длилась так долго, пока все не упадут на землю и не заснут.

На этот раз все было не так, как в обычной аймарской деревне – ни весело, ни душевно. Но, впрочем, вполне привычно для Выдры – точно так же, как и во всех малых Айта, которые он устраивал с отцом, братьями и их семьями перед выходом на очередную элиминацию. В тех Айта он точно так же испрашивал ачачилас помощи в совсем не добрых и не веселых делах. Он должен был убить плохих людей – такая у него была работа. Он выполнял ритуал, и духи давали ему благословение, и он убивал этих людей…

Выдра играл на дудочке, ему было грустно, но грусть, выплескивающаяся в мелодии, была доброй и чистой. Сегодня он просил не только о плохом, и более того – в основном не о плохом, и, значит, грустить следовало не ему, а его врагам.

Он играл долго, минут двадцать, и все смиренно стояли и слушали, внимая красоте мелодии, и Выдра видел, как лица их разглаживаются, как уходят страх и отвращение. Выдра выводил нехитрый протяжный мотив андского нагорья, выученный им еще в детстве, и чувствовал, как расслабляются те, кто его слушают.

Наконец, он решил, что достаточно. Опустил дудочку и сказал:

– Саша, Надин и Исабель, идите сюда. Не бойтесь, я не доставлю вам боли.

Девушки смиренно приняли из его рук вино, выпили до дна, и ушли, шатаясь от опьянения, покинули круг, ярко освещенный софитами, канули в окружающем площадку мраке. Духи отпустили их.

– Никлас и Марко, подойдите ко мне, – позвал Выдра.

– И что, долго это еще будет продолжаться? – поинтересовался Марко.

– Совсем недолго.

– Закурить можно? – спросил Никлас.

– Подожди. Сперва выпьем.

Они выпили по очередному стакану – большими глотками, уже без желания, лишь в силу необходимости. Без сомнения, у Никласа и Марко был куда более богатый опыт употребления алкоголя, чем у малопьющего Выдры, но Выдра выглядел лучше их – за счет собранности и желания довести ритуал до конца. И все же повело его куда основательнее, чем того бы хотелось. Держась на ногах из последних сил, он добрел до алтаря, взял нож, в несколько движений отрезал голову и ногу ягненка, и кинул их в огонь. Удушливо завоняло паленым, Выдра пьяно замахал руками, разгоняя дым, и вылил в костер последнюю бутылку вина. Пламя с шипением погасло, вверх поднялись клубы остро пахнущего пара.

Выдра попытался поднести к губам дудочку, но та не держалась в пальцах, выскальзывала. С третьей попытки Выдра отправил ее в карман, взял барабан, висящий на боку, в левую руку, и начал колотить по нему.