Текст книги "Колодец времени. Совершенно ненаучно-фантастическая история про путешествие Толика Смешнягина в 1980 год"

ГЛАВА 8. В которой самураи летают с косами наперевес

30 июня 1980 года Какуко Нахераку проснулся рано, как обычно, затемно.

Едва начинало светать, он приходил в свой сад камней, садился в позу «лотоса», ложил руки на колени и бесконечно смотрел на Восток. Родившийся в Стране Восходящего Солнца, он мог часами наблюдать за рождением нового дня, от первых лучиков до состояния пылающего огнем дракона.

Вот и в то утро, Какуко, получив свою порцию ультрафиолетового облучения, как обычно сходил на работу, как обычно доработал до обеда и пришёл домой, как обычно съел свою рисовую кашу с лепёшкой и зелёным чаем и, как обычно засобирался в обратный путь. Но вспомнил, что сегодня обещал занести местному фельдшеру выкованную специально для него косу, взял её, сказал: «Однакося… пойду…» – Вышел во двор и, не сделав и пары шагов, уверенно провалился в колодец, совершенно непостижимым образом образовавшийся на дорожке от дома самурая. Какуко Нахераку, как был в деревянных сандалях на толстой подошве, в коричневом халате, напоминавшем кимоно и с косой в руках, так и ушёл под землю, успев правда, выматериться по-русски, пока летел.

Какуко Нахераку, потомственный самурай в девятом поколеннии, вот уже тридцать четыре года жил на чужбине, в этой непонятной варварской стране. Он командовал артиллерийским орудием в Квантунской армии во Вторую Мировую войну и сдерживал атаки русских в Манчжурии. Война подходила к концу, Япония проигрывала и лучшей участью для самурая в проигранной войне, было погибнуть в бою с мечом в руках.

Как воин клана Нахераку, Какуко всегда носил меч при себе. Катана – японский самурайский меч, знак чести, оружие истинного воина, передавался по наследству из поколения в поколение и Какуко был девятым, удостоившихся чести владеть им.

Последние секунды того боя Какуко наблюдал как кадры чёрно-белой, очень заторможенной кинохроники.

Снаряд летел прямо на орудие, летел так медленно, что Какуко успел понять, что шансов на спасение, никаких, успел расгладить на себе форму, успел прочистить горло и скомандовать: «Ложись!..», успел достать меч из ножен, возможно успел-бы даже и побриться, но луч солнца предательски ослепил его и Какуко на мгновене потерялся в пространстве и во времеи, поэтому-то и не до конца досмотрел, как взрывом гаубицу, врытую в землю, потому что команование не планировало отступать, подняло в воздух вместе с землей, поставило на дуло, скрутило чудовищной силой и отбросило на несколько метров, и не заметил гигантскую волну рыжей земли, словно цунами, накрывающую его с головой, словно пуховым одеялом.

Но не тут-то было! Какуко Нахераку даже не сильно-то и пострадал, его только кантузило. Земляной вал сыграл роль буфера, принявшего все осколки на себя и лишь присыпав его землицей китайской.

Очнулся он в лагерном лазарете для пленных японцев. Хотел тут-же сделать себе харакири, но меча под рукой не оказалось.

Это был позор!

Дни в лагере тянулись медленно, и, что-бы не умереть от скуки, как обычный смертный, Какуко пристроился в кузницу, заодно решив постичь секреты этого мастерства, с тем, чтобы однажды выковать себе новый меч, если не удастся вернуть фамильный, перебраться в Японию и сделать себе харакири, навсегда смыв пятно позора со своего честного имени.

В 1956 году японцев освободили из плена и депортировали на родину. Но некоторые остались и среди них был и Какуко. Помотавшись по лагерям и поселениям, он осел на острове Сахалин, в небольшом рабацком посёлке, пошёл работать в рыболовецкую артель-колхоз кузнецом.

С русскими отношения не сложились, ибо он их презирал и не понимал, как эти варвары, не просыхающие от пьянства, работающие не за деньги, а за какие-то мифические трудодни на непонятный абстрактный колхоз, запросто гноившие тонны улова на берегу, не уважающие ни старших, ни начальство, не верящие в Богов, и без их помощи сумевшие победить непобедимую армию Божественного Микадо?!Всё это не укладывалось в его упорядоченной тысячелетиями голове.

Русские тоже его ненавидели. За порядок в доме, за чистую одежду, за то, что при встрече он всегда кланяется, за фантастический сад камней, который они постоянно разоряли из вредности, но он терпеливо восстанавливал, и каждый день, вне зависимости от времени года, погоды и самочуствия, проводил в своем саду, неподвижно сидя на корточках и глядя в одну, ему видимую точку.

Местные никогда не называли его по имени, а только «япошка» и Какуко смирился с этим и даже научился произносить на ломаном то-ли русском, то-ли нерусском,«Йяпоска». Постепенно Какуко научился понимать этот сложный язык и даже говорить на нём с ужасным акцентом.

Мирная жизнь брала своё. Выросло поколение, не видевшее войны, к япошке привыкли и перестали относиться как к экзотике и при встрече больше не тыкали пальцем. А он всё дольше и дольше сидел в своём саду, вспоминая крошечные чистенькие домики далёкой родины, цветущую сакуру и огромные глаза юной Мумико, которые она не смела поднять, чтобы взглянуть на красавца-офицера Императорских артиллерийских войск, и, лишь одна мысль согревала его сердце, что однажды он отыщет свой меч и вернется в Японию, чтобы совершить свой последний в жизни ритуал. Он ни о чём не пожалеет тогда! Но для этого необходимо было вернуть«катану»!

Устроившись работать кузнецом в колхоз-артель, Какуко, в свободное от основной работы время, переодевался в белое, без единого пятнышка кимоно, становясь катана-кадзи, кузнецом по изготовлению катан, и пытался выковать себе новое оружие. Это было не только трудное в плане призводства и технологии занятие, иначе катаны ковали-бы на каждом углу, но на самом деле, мастерство изготовления настоящих боевых мечей передавались из поколения в поколение потомственными кадзи, от отца к сыну и умирало вместе с ними, если не было наследника-мальчика. Доверить производство катаны постороннему, было равносильно измене и каралось смертью. Поэтому, настоящие самурайские мечи были уникальным оружием, многослойные, но тонкие, лёгкие, но очень прочные, не уступавшие, а то и превосходившие по прочноти Дамассую сталь, очень острые и смертельно опасные. Некоторые мечи изготавливались десятилетиямии и ценились очень дорого!

Какуко пытался выковать меч, но всё, чего он смог добиться, это делать подобие гоблинских мечей из «Властелина колец» – огромных, тяжёлых, ужасных на вид. Таким оружием харакири сделать неозможно! Маленького хоббита загонять, и то проблематично, а уж о харакири и думать было нечего!

Был ещё один момент. Изготовление и хранение холодного оружия в СССР являлось уголовнонаказуемым преступлением и каралось строго, поэтому Какуко маскировал свою деятельность, под изготовление «литовок» для сенокоса.

Косы получались великолепными и шли на «Ура!».

ГЛАВА 9. В которой не только погоня, но и пространственно-временной парадокс

Петрович видел, как дядя Витя из Чебоксароов уселся на переднее сиденье и, словно полководец перед решающей битвой, махнул рукой вперед, показывя направление движения.

От осознания, что шпион уйдёт, Петровича охватил нервный зуд и он заметался по остановке, наступая всем на ноги и толкаясь. Стадо козлов не подняло-бы столько пыли, сколько один отчаявшийся сантехник. Денег на такси, чтобы устроить погоню, у него и в помине не было, а запомнить номер, мешали, во-первых, пустота в голове, которая давно-уже служила только для того, чтобы её чесали и ещё он ею ел, а во-вторых, слезы, катившиеся из мутных глаз.

Петрович выскочил на дорогу, но, так-как он не являлся автотранспортным средством, двигаться без номеров ему было запрещено и машины не уступали ему дорогу. Едва увернувшись от «Запорожца», он вернулся за бардюры, пытаясь из-за кустарника, росшего вдоль дороги, разглядеть, в какую сторону поехало «зеленоглазое». Когда надежда стала покидать и ноги хотели уже подломиться от горя, такси неожиданно остановилось метрах в трехстах от остановки.

Петрович сперва не поверил своим глазам, поэтому старался не моргать, чтобы не спугнуть удачу. Сделал пару шагов вперёд, машина не тронулась, на цыпочках пошёл в том-же направлении, прибавил шагу и пустился в галоп, петляя между кустами и деревьями и, из-за этого, периодически теряя тачку из вида.

Поэтому и не увидел, как Толик вылез из машины.

Водитель сидел, зажав рубль в кулаке и мечтательно пуская сладкие слюни. Новенькая монета жгла ладонь, но он не разжимал кулак, боясь её ослепительного блеска. Как он любил этот блеск! Это была любовь с первого взгляда. Любовь, с той самой минуты, когда впервые взял её в руки, то-есть пять минут назад.

Раньше он и не подозревал, что деньги умеют так очаровывать. Даже одно название,«Царский Рубль», приводило в трепет, ибо всё царское в Советской России было под запретом. Слышавший раньше о царских рублях и червонцах, он никогда доселе не видел их живьем. Но двуглавый орёл и надпись «Банк России», давали стопроцентную гарантию, что монета настоящая.

Вот про двухрублевую монету слышать не приходилось, но своим глазам он мог доверять, а значит, она существует!

«Эх!..Лось я почтовый!.. Нужно было не рубль просить… а… два!.. Никуда-бы не делся… отдал… Да… что-там… два… Все три рубля надо-было просить!.. Вот… я… тупень!.. Вот… дегенерат!!! Упустил такую прелесть… А куда он хотел ехать?.. На Кордный… Это-ж пять минут езды… Рвану-ка я туда… Подожду на въезде… Если повезёт… то и два рубля будут моими!.. Мои рублички!!! Мои прелести!!!» – В этот момент, задним зрением, он увидел кокое-то движение за спиной и обернулся.

Из кустов на тачку нёсся огромный мужик с железным ломом, горящими глазами и пеной, брызжущей во все стороны изо рта! Вернее, это, даже не пена была, а адский огонь!

«За моим рублём пришёл… демон!..» – Сразу-же сообразила голова водителя. Но мужик он был опытный и тут-же врубил третью скорость: «Не отдам рубль!.. Мой он!!!»

Петрович уже почти добежал до машины, пыхтя, как сто бабуинов. «Только спрошу… куда делся пассажир и тут-же сдохну!..» – Решил он про себя.

Сдохнуть не удалось, так-как и спросить тоже не получилось. Машина рванула с пробуксовкой, набив Петровичу полный рот выхлопных газов, в перемешку с булыжниками и крошками асфальта из-под колёс.

– Па-а-ж-ди-те… Ш-той-те!.. ТО-ВА-РИ-ЩЩ!!! – С полным ртом кричать было не сподручно, поэтому слесарь-энтузиаст шпионажа махал ещё и руками, в одной из которых по прежнему находилась монтировка. Но такси только набирало ход.

Петрович опять сник, облокотился руками в колени, высморкался, вышибив из каждой ноздри по приличному куску руды, плюнул ядовитой от злости слюной и обругал весь мировой империализм браными словами, а водителя такси наградил ещё и эпитетом «пособник!».

«Да… что-же это за невезение-то такое!.. Не шпион… а Фигара… какая-то!.. Везде успевает ушмыгнуть!.. Чем я так прогневал родной ЖЭК… что шпионы просто из-под носа уходят?.. И пособник… небось… не случайно тут проезжал?.. Явка у них тут… небось… была… как это по ихнему… небось… э-э… небось…» – Петрович даже и мысленно не смог подобрать нужное слово «рандеву», ибо и так уже думал слишком долго, а это подразумевало наличие хоть каких-то мозгов. Но, с другой стороны, чего нет, того и не отнимешь!..Зато он был мужик упёртый. Отдышавшись, затрусил дальше, стараясь не упустить такси из вида.

Принявший Петровича за демона, водитель рванул со страху так, что машина метров пятьдесят ехала на задних колёсах, как взнузданный жеребец, вставший на дыбы, только-что не «ржала». А, когда железный конь встал на все четыре колеса, вздохнул с облегчением, увидев в зеркале заднего вида, что «демон» заметно уступает ему в скорости и, поэтому, отстает.

«Фу-у… пронесло!..» – Вытерая потный лоб потной ладонью, выдохнул таксист. В салоне, действительно чем-то таким припахивало, но не сильно.

Ещё метров через сто он успокоился и вспомнил о «Царском» рубле.

Рубля в кулаке не было!

Он резко нажал на тормоз и начал лихорадочно осматривать салон, переворачивая коврики и, чуть-ли не вспарывая ногтями обшивку дверей и сидений.

Петрович, увидев, что такси опять остановилось, бросил жаловаться самому себе на свою-же злодейку-судьбу, рванул с низкого старта.

Как известно. Усэйн Болт пробегает стометровку за 9 целых и 58 сотых секунды. Это, мировой рекорд.

Но, он – Болт!

А Петрович, как ушлый винт с резьбой, нарезал стометровку между кустами и деревьями, ровно за пять минут.

Ещё издали слесарь заметил, что машина пустая, хотя двигатель работает. Ни водителя в салоне, ни пассажира!

«Да… что-же это опять такое!.. Да они тут все что-ли заодно?!. Тоже сбежал!.. Вот… гад-же-ш!..» – Петрович перешёл на шаг и этим совершил ошибку, потеряв время.

Водитель, не найдя рубля под ковриками, решил поискать в бардачке и поднял голову, а, когда поднял, опять увидел Петровича.

А Петрович, соответственно, увидел водителя и, сперва даже опешил, а потому, вообще остановился.

Оба глядели друг на друга на отрывая взгляда, всё сильнее прищуриваясь. В этот момент должна была-бы звучать музыка из мультика «Ранго», где главный герой – хамелеон и главный злодей – гремучник, стоят посреди городка и поедают друг друга глазами.

Первым не выдержал Петрович:

– Стой… Стой!..Чё-то спросить хочу… – Заорал он и замахал конечностями, привлекая к себе внимание.

Водителю показалось, что мужик сейчас долбанёт монтировкой по заднему стеклу, к, тому-же, он орал что-то, типа: «Стой… чёрт… Замочу!!!» – И он опять рванул с третьей скорости.

Через сто метров был поворот на Третью Транспортную улицу, единственный путь на Кордный посёлок, и такси свернуло туда. Петрович этот манёвр тоже заметил и ломанулся прямиком через кусты, немного срезая себе путь. Когда он опять выскочил на главную дорогу, отплёвываясь от паутины, пауков и захваченных ими в плен насекомых, сбивая монтировкой с себя колючки репейника и отбиваясь от стаи голодных и злых дворняжек, такси было где-то в трёхстах метрах впереди и опять стояло на приколе.

Отъехав на достаточно большое расстояние, водитель принялся за поиски монеты. Одна мысль, что он может потерять её навсегда, сводила с ума. Он вытряхнул всё из бардачка и залез в него с головой.

В обычное время, голова не помещается ни в бардачёк, ни в трехлитровую банку с огурцами! Но в экстренных ситуациях, как сейчас или с очень глубокого похмелья, когда без рассольчика, никак, голова оказывается способна залезть в ну очень труднодоступные места!

Но и там монеты не было, хоть реви!

Водитель снял штаны, носки и ботинки, вдруг шмыганула через ремень, скатилась по брючине, оттянула резинку у носка и лежит себе тихонечко там, похрюкивая от удовольствия.

Ни в носках, ни в ботинках, ни в карманах брюк, монеты не было. Он швырнул штаны в открытое пассажирское окно. Следом полетели носки и ботинки. В отчаянии схватился руками за голову и стал биться ею об руль, повторяя:

– Я… болван!.. – Бабах-бабах: Я… дебил!.. – Бабах-бабах: Я… тупое рогатое животное!!! – Бабах-бабах-бабах…

Таким образом, он несколько раз постучал по сигналу и, проезжавшие мимо машины, просигналили в ответ, думая, что это приветствие такое. В последний раз уронил голову на руль и затих.

«Жизнь пропала… Потеряла всякий смысл… Ложись и помирай!..» – Полные слёз глаза не мигая смотрели в одну точку, туда, откуда растут нижние конечности.

Там что-то блестело.

Водитель подпрыгнул, долбанулся головой о потолок, запрыгнул с ногами на сиденье и нежно, двумя пальчиками что-то выудил у себя из-под задницы.

Рубль!

Блестящий, как три.

Он прижал его к груди и начал гладить, успокаивая его и себя: «Папочка больше тебя не бросит… Папочка позаботится о тебе… Папочка никому и никогда тебя не отдаст… Моя собственность!!! Мой рубличек!!!»

Петрович увидел, как из салона в кусты полетели вещи, штаны, ботинки, что-то ещё.

«От улик избавляется!.. Убил дядю Витю из Чебоксаров, обокрал белые часы с золотым ободком, а труп расчленил и сложил в багажник!.. Догоню… хотя-бы по частям верну его…» – Слесарь бежал по бардюру вдоль дороги, как эквилибрист балансируя монтировкой.

Водитель повернул голову в сторону кустов, ища взглядом улетевшие туда штаны и, вдруг обнаружил, что человек с монтировкой догоняет машину, раскачиваясь для сильного броска, а за ним бегут его верные псы. Он резко повернулся и показал им прямо в лицо две фиги:

– Вот вам… а не рубль!.. Вот и вот!!! И тебе и собакам твоим!..

Петрович увидел, что ему суют фиги прямо под нос и окончательно решил допросить таксиста:

– Стой!.. Куда девал дядю Витю?..

А водителю показалось: «Стой… убью тебя!..» – И он не стал этого дожидаться, опять рванул с третьей скорости, босиком давя на газ и сцепление.

Петрович всё-таки швырнул монтировку, она отскочила от заднего бамперя со звоном и свалилась рядом с ботинками. Собаки, думая, что монтировкой запустили в них, дружно развернулись и с гордым лаем, строевым шагом пошли в обратную сторону.

Петрович подошёл, осторожно поднял монтировку и замер, склонив голову в траурном поклоне.

«Вот… всё… что осталось от дяди Вити из Чебоксаров… Так мало-что осталось!.. Штаны и ботинки… да ещё носки… А ведь я мог-бы сдать его куда следует!.. тогда его… наверняка-бы… обменяли на нашего разведчика и он остался-бы жить… возможно… А меня-бы наградили… А теперь… За что-же меня награждать?.. Ну… хоть штаны с ботинками сдам…» – Петрович сгрёб в охапку вещи и пошёл, по-инерции прямо, на Кордный, куда умчалось такси.

До Петровича не дошло, что Толик был в джинсах, а не в этих «офигительных штанах».

А в это время, по левой стороне дороги, по тротуару, в том-же направлении, только немного сзади, шёл и насвистывал Толик.

Он не видел ни Петровича, ни такси, ни летающих штанов с ботинками, так-как родные заборы кружили голову от воспоминаний и вели навстречу своей юности.

Которая, во времени, осталась у него позади, а, по направлению движения, впереди!

ГЛАВА 10. В которой инструктор Запевайко заметно полысел

Семен Прокопьевич Запевайко играл на аккордеоне уже третий час подряд и периодически рвал на себе остатки волос.

Игрой на музыкальном инструменте инструктор парашютного спорта Запевайко успокаивал расшалившиеся нервы. И ведь было из-за чего! Прошло уже больше трех часов, с момента, как закончились прыжки, а этот недоумок Непрухин до сих пор не появился в ДОСААФе. Это было ЧП городского масштаба, пропал парашютист во время выполнения прыжка!

Всё пошло на перекосяк с самого начала. Непрухин не должен был прыгать в этой группе, опыта ему явно не хватало, а прыжки предстояли сложные, в группе, но Саня упал в ноги и ползал за Запевайко пол дня, пока тот не захотел есть и ему было неудобно отказать заглядывающему ему в рот курсанту. Но именно сегодня, как назло, прибыла комиссия из Центрального Совета ДОСААф из самой Москвы, с проверкой и начальство решило «выбросить» всех, чтобы показать массовость охвата допризывников парашютным спортом.

Непрухин, едва вывалился из самолёта, тут-же рванул кольцо, хотя по инструкции, вдалбливаемой в эти пустые черепушки, планировалось свободное падение до команды инструктора. Запевайко прыгал, естественно последним, когда самолёт уже отлетел от Непрухина на достаточно большое расстояние и он не мог до того докричаться. Хорошо, что купол раскрылся полностью, а стропы не перекрутились.

Видимо, на той высоте был сильный горизонтальный поток воздуха, потому что Непрухина сразу-же стало уносить в сторону от основной группы. Запевайко ничего не мог сделать, так как продолжал лететь и следить за большинством. По его команде все раскрыли свои парашюты и дружно приземлились в заданном квадрате, но Сани с ними не было.

Обнадёживало то, что очевидцы утверждали, что Иртыш он благополучно миновал, и, значит, не утонул, но несло его на городские кварталы и это было чревато столкновением с ЛЭП или высотным зданием, которые могли пострадать.

А у Непрухина тогда и шансов выжить-то было самый минимум.

Чисто теоретические.

И, если-бы это произошло, да ещё и во время наивысочайшей проверки, простым «Ай-ай-аем» не отделаешься. Поэтому, решили ещё подождать, не поднимая шума и запросили вертолет, для разведки с воздуха.

Запевайко уже в сотый раз сыграл «Степь… да степь кругом…», единственную известную ему мелодию, кроме «Чижика-пыжика», но успокоение не приходило. Пробовал наиграть «Реквием» Моцарта, но, так-как нот не знал, слуха не имел, а музыкальное образовани получил на заваленке, всё-равно выходила «Степь… да степь…»!

За музицированием незаметно прошло уже более трех часов, а хороших новостей от Непрухина как не было, так и нет.

Запевайко заметно полысел.