Текст книги "Дело в шляпе"

Глава 6
Случайностей в нашем деле не бывает

Камни под ногами смазываются, текут, не давая различить отдельные булыжники, намертво закатанные в мостовую. Только носки сапог мелькают, сменяя друг друга, шаг за шагом стремительно покрывая всё новые сажени.

Не сразу замечаю, что встречные шарахаются от меня в разные стороны. Похоже, тёмное нутро свернулось не полностью. Кое-что ещё выглядывает наружу. Надеюсь, это не рога. Сколько, интересно, я прошагал в таком виде? Сардак! Где мой хвалёный самоконтроль?

Вот ведь докатился. Чуть арестованного со свету не сжил. Срочно пришлось приводить его в чувство. Правда, на это хватило двух вёдер воды. Но когда Бурый очухался, ещё долго не мог произнести ни слова. Благо, успел всё важное до отключки выложить. Хотя, поделом ему. Впредь не будет водить меня за нос.

Но и я хорош, не сдержался. В наши времена только за одну попытку напасть на человека с использованием тёмной ипостаси можно угодить на виселицу. И не важно, хотел ты отнять его никчёмную жизнь или кошелёк – а в моём случае информацию – какая, в сущности, разница. То-то Бурый опешил, увидев меня во всеоружии, полностью перевоплощённым. Даже он, законченный подлец, не позволял себе подобного, и не стал призывать свой второй облик, чтобы защититься. Хотелось бы знать почему. Боялся не успеть? Интересно, а какая у него ипостась?..

Тьфу ты! О чём я вообще думаю? Ещё повезло, что свидетелей не было. Увидел бы кто, пиши пропало. Там бы сразу и остался, в соседней камере. Ненадолго. Ровно настолько, чтобы успели новую виселицу соорудить. А за это время и приговор бы подоспел. М-да, нужно держать себя в руках, а то неровен час…

Нет, но каков прощелыга этот Бурый. Довёл меня до белого каления. Сразу-то нельзя было всё рассказать?

Ладно, он бандит с большой дороги, ушибленный на всю голову, с него взятки гладки. Но Анжи… Хитрая стервочка. Ей-то какой резон врать?

Что же ты, милая, играешь со мной в азартные игры? Ведь специально по ложному следу пустила. А я клюнул как распоследний идиот. Проглотил наживку и умчался довольнёхонький, только пятки засверкали.

Тьфу, сарррдак! Самому противно.

Надо будет пообщаться с ней на досуге. Задать парочку неудобных вопросов. Но это потом, а пока – Фелик и Серый.

Неизвестно, где их искать, но по словам Бурого работают они на некоего Кулака, который держит в том районе общак. Своеобразные сборщики воровских податей. И клиентура у них специфическая – жулики самых разных мастей, добывающие деньги, что называется, преступным путём. Бурый не просто так пришёл вчера со своими ребятами к Анжи. Должен был встретиться со сборщиками, чтобы внести свой личный вклад в общую казну и получить карт-бланш на «работу» в этом городе. Потому и молчал, гнида.

Вот с Кулака и начнём. Уж этого-то каждая собака знать должна, не говоря уже о тёмных, раз постоянно отстёгивают ему часть награбленного.

Сбавляю скорость, дышу ровно, укрощая свою тёмную суть. По лестнице, ведущей в сторожевой околоток, поднимаюсь уже спокойно, вполне умиротворённый и в приличествующем виде.

Караулка пустует. Оно и понятно, патрульные соберутся лишь вечером, чтобы в ночь выйти на улицы города. Днём, как и положено, отсыпаются по домам. Только мы, трое ненормальных, пашем как проклятые и в светлое, и в тёмное время.

Э, да тут вообще никого. Я говорил «трое»? Хм. А остальные-то где? Куда, спрашивается, подевались мои доблестные помощники?

Ну да, признаюсь, отправил Тютю с Герой на поиски неизвестно чего, но это же не повод пропадать надолго. Скоро стемнеет, а эти бездельники ещё не вернулись. Снова искать их по жетонам? Увольте, набегался вдоволь. Все ноги сбил. Посижу лучше в своём закутке, в любимом кресле. Оно у меня большое, удобное, мягкое. Заодно и отдохну. Кто бы ещё пожрать принёс, а то перевоплощение столько сил отнимает…

Слышу, как хлопает входная дверь, и торопливые шаги нескольких человек. Без труда различаю тяжёлую поступь безразмерных сапог Тюти, барабанную дробь каблучков Геры и шарканье подошв третьего, который мне пока не знаком. Любопытно, это кого они сюда волокут?

Мысленно тянусь в коридор, чтобы прощупать незнакомца.

Так-так-так. Тёмный и, похоже, ярый сторонник разгульной жизни. Слегка пьян, без оружия, без денег. Совести тоже, скорее всего, нет. Даже одежда с чужого плеча. Воришка?

Троица вваливается в караулку и, заметив меня, замирает на пороге. А я, весь такой правильный, сижу за столом и делаю вид, что поглощён изучением важного документа. Что? Держу листок перевёрнутым? Подумаешь. Не вертеть же теперь у всех на виду. Себя выдам.

Медленно поднимаю голову. Хмурюсь, изображая недовольство тем, что меня оторвали от работы. Оглядываю вошедших. Первой стоит Гера. Бойкая, посвежевшая, с румянцем на щеках. Не то, что утром. Говорил же, активный труд ей только на пользу. Уперев руки в бока, глядит насмешливо, едва заметно улыбаясь. Кажется, она единственная увидела, что буквы на «важном документе» расположены неправильно.

За помощницей высится довольный Тютя. Сияет, будто новая деньга, только-только покинувшая королевский монетный двор. Не иначе поймал с поличным обладателя звания «преступник года»? И обладателем этим, судя по всему, является тот плюгавый мужичок, чью шею великан обхватил своей лапищей на манер невольничьей колодки. Хотя нет, больше на тиски похоже. Сдавит ещё чуть-чуть, и башка отвалится. Опасаясь её потерять, бедный мужик и не помышляет о сопротивлении. Стоит вытянутый в струнку, ни жив, ни мёртв. Бледный, как поганка, и дышит через раз.

– Ну? – добавляю в голос изрядную долю строгости. – И где вас носило всё это время?

– Работали в отличие от некоторых, – ехидничает Гера.

Какое бы наказание ей придумать, чтобы научилась вежливо изъясняться с начальством?

– Что наработали? – спрашиваю обычным тоном, уже без напускной чванливости, разваливаясь в кресле.

Помощница подходит к столу. Бесцеремонно водрузив на него свою миниатюрную попку, опирается руками о край столешницы и сидит, болтая ножками.

– Вот, – кивает на невзрачного человечка в Тютином кулаке. – Это Слот, местный попрошайка. Шарахался по тавернам в поисках дармовой выпивки. Давно всем надоел. Вечно пьяный и с пустыми карманами.

– Я вас куда посылал? Искать убийц, а не таверны от пьяниц избавлять.

– А куда, по-твоему, вся информация стекает, а?

Хм, я говорил, что эта девочка умна до безобразия? Могу повторить ещё не раз и не два, если меня так вот будут ставить на место.

Нет чтобы внимательнее на Слота глянуть, дёрнул меня сардак съязвить:

– Вижу, эта информация вам здорово помогла. Уже безобидных бродяг начали хватать. Что интересного расскажет никогда не просыхающий горький пьяница?

– У него весь плащ в крови, – ровным голосом говорит Гера, внимательно изучая свои ноготки.

Меня будто ледяной водой окатили. Вот сардак! И куда мои глаза смотрят?

Нетерпеливо машу рукой, чтобы Тютя подвёл мужика. Действительно, на плаще большие бурые пятна. Уже засохшие, но это не беда. Выплёскиваю на них остатки воды из стакана. Растираю. Когда палец покрывается красной влагой, сую его в рот.

Есть! Никаких сомнений, что это кровь Червонца.

Присаживаюсь на стол рядом с Герой, скрестив руки на груди. Глазами показываю Тюте, что пора бы и разжать кулак. Тот ворчит, но команду выполняет. У выпущенного вдруг на волю бродяги подкашиваются ноги. Он стекает вниз. Так и свалился бы, но бдительный конвоир успевает подвинуть стул, на который с тяжким вздохом плюхается безвольное тело Слота.

– Поведай-ка нам, любезный, – начинаю приторно-сладким голосом, – откуда на твоей одежде кровь?

Готовлюсь выслушать очередную сказку о том, как кто-то поранился или голову разбил, или перепачкался в крови, разделывая курицу…

– Не мой это плащ, – хрипит бродяга, обдавая нас вонючим перегаром.

Да ладно. Такие истории мы тоже хорошо знаем. Бывало, поймаешь бандита с награбленным, а он дурака включает: «Я – не я, поклажа не моя!» Скажет сейчас, что подобрал одежду где-нибудь на улице. Ну-ну, флаг в руки. А мы так сразу и поверим. Хе-хе.

– Ну и чей же тогда?

– Этого… Как его… Фелика, вот!

Фелик и Серый! Не ожидал, что ниточку к ним нащупаю так быстро.

Стараюсь выглядеть спокойным. Пока всё срастается. А горемыка Слот, похоже, только что из разряда преступников плавно перешёл в свидетели, сам того не ведая. Это, в общем, тоже неплохо. Добрый свидетель иной раз лучше прочих улик. Хорошо, едем дальше.

– А Серый с ним?

– Ага.

Помощники переводят на меня недоумённые взгляды. Не обращаю на них внимания.

– Как попал к тебе плащ? Где и когда видел Серого с Феликом?.. – Вопросов много, но приходится себя ограничивать. Этот пропойца пропустит мимо ушей добрую половину, если не больше. Буду вынужден повторять снова и снова, как попугай. Лучше пусть отвечает по-порядку.

– Так это… Они с Серым ночью ко мне завалились. Вина притаранили. Ну, мы с ними и это… Пили, короче, до утра. Когда спать попадали, уж и не помню. А проснулся – так хреново было… Ну, я это… Накинул одёжу, что под руку попалась, и пошёл здоровье поправлять. В доме-то сухо, ничего нет. Всё, короче, подчистую вылакали. На улице уже разглядел, что плащ-то не свой взял, а Фелика. Да возвращаться в лом. Вот в нём и ушёл. А что в крови, так это… Ну, мало ли где измазюкаться можно…

– Где они? – нетерпеливо прерываю Слота, едва уловив суть его сбивчивого рассказа.

– Кто?

– Серый и Фелик?

– Так у меня ж. Ещё спали, когда я это… уходил, короче. Напились в стельку.

– Живёшь где? – бросаю уже на ходу, понимая, что нужно действовать немедленно, пока не стало слишком поздно.

Может, убийцы Червонца ещё не очухались и спят в доме. Шутка ли, до утра вино трескать. А если проспались, остаётся надежда, что на больную голову никуда не сдёрнут. Дождутся запропастившегося хозяина, решив, что пошёл за опохмелкой, или сами сбегают за добавкой и продолжат пирушку. Тогда возьмём их тёпленькими. Лишь бы на месте оказались.

– Покажешь, – машу рукой, не дожидаясь ответа бродяги. Нет времени на разговоры.

Встаю перед гонгом тревоги, прикреплённым к стене. С виду обычный медный диск, который легко спутать с кавалерийским щитом. Попробуйте-ка в него ударить – не издаст ни звука. Думаете, что он совершенно бесполезен? Не угадали. Это наша вещь, тёмная. Стражники, чьи жетоны настроены на его вибрацию, чувствуют звучание гонга в любой части города, где бы ни находились. Сомнительное удовольствие, надо сказать. Но на то она и тревога.

Из моего жетона вырывается луч света и бьёт в центр диска. Гонг озаряется вспышкой, потом ещё одной и начинает пульсировать, испуская в пространство… Нет, не гул и не звон, а полную тишину. Такую, что закладывает уши, ноют зубы, проносится холодок по спине и хочется выть от чувства неминуемой опасности, которое шевелит каждый волосок на теле.

Тютя с Герой морщатся, подёргивая плечами. Они-то ждали тревогу, видя мои действия, чего не скажешь о патрульных, получающих этот сигнал сейчас.

– Гера! – отвлекаю девчонку от борьбы с неприятными ощущениями. – Беги во двор, запрягай фургон!

Когда тёмная стража соберётся, надо быть готовыми тут же выехать.

Глава 7
Кто вырастил, те и родители

Детство Геры было счастливым. Насколько может быть счастлив ребёнок, обласканный и оберегаемый дедом с бабкой, старающимися не взваливать на своё чадо ворох накопившихся невзгод. Уж в чём, в чём, а в бедах семья Геры недостатка не испытывала.

Старинный графский род ан Рабэ нищал день ото дня. Всё началось ещё во времена Последней войны. Дед уехал сражаться с тёмными, набрав себе в отряд практически всех мужчин, работавших в его поместье. А куда бы они делись, коль у каждого дом с угодьями на графской земле. Тем более, хозяин обещал не взимать ренту, пока те воюют. И щедрую компенсацию сулил родным в случае потери кормильца.

Но война закончилась. В ней, как известно, победителей не было. В полуразорённое имение вернулся дед. Истощённый, едва живой, без одного глаза и без руки. Не улыбался и почти всегда молчал, греясь у камина дни напролёт. Не человек, а развалина.

Из полутора сотен бойцов, которые уходили с ним, вернулись домой лишь трое. Обещанные компенсации за погибших платить было нечем. Хозяйство, и без того захиревшее из-за длительных неплатежей и кучи накопленных долгов, держалось на честном слове. А если точнее, то на голом энтузиазме и трудолюбии Гериной бабушки.

Это её стараниями удалось успокоить семьи погибших работников. Те в порыве гнева едва не спалили господский дом, потеряв надежду стрясти с графа обещанные деньги. Его супруга нашла выход, отдав каждому пострадавшему в собственность надел земли, где располагались их участки. Поместье ужалось до границ хозяйской усадьбы. Но деду, похоже, до этого не было совершенно никакого дела. Он по-прежнему молчал, ничем не интересуясь и не предпринимая ничего, что хоть как-то могло наладить хозяйство. Жена тянула эту лямку сама.

Тут ещё гулёна-сын, давно уехавший в город, подкинул родителям пятилетнюю Геру, внебрачный плод его мимолётного увлечения. Титул обязывал обеспечивать ребёнка, пусть и незаконнорожденного. Да вот незадача, папа Геры сам был в долгах, как в шелках. Слишком роскошную жизнь вёл, не по средствам. Снимал богатые апартаменты, ходил только в дорогих платьях, ездил в красивой карете, запряжённой четвёркой превосходнейших скакунов… Словом, сорил деньгами, как мог, прикидываясь богатым снобом. Где их брал? Да у сердобольной мамаши клянчил. А та и рада стараться. Почти весь мизерный доход, что приносило крохотное поместье, спускала на любимого сыночка. Нет денег у родителей – не беда. Он занимал у друзей, у подруг, у собутыльников и просто знакомых, обещая всенепременно вернуть через неопределённое время. Конечно же, не возвращал.

Оказавшись в родном имении, маленькая Гера испытала на себе всю безграничную любовь бабушки, которая в ней души не чаяла, и полное безразличие молчаливого деда. Поначалу даже боялась к нему подойти, думая, что старый граф тихо скончался в своём кресле. Настолько неживым выглядело его лицо, будто вылепленное из воска. Особенно со стороны пустой глазницы.

Как-то раз, осмелев, решила проверить. Подкралась на цыпочках, протянула руку. Вот сейчас пальцем щеки коснётся… Неживое лицо вдруг медленно повернулось, блеснув уцелевшим глазом. Шевельнулись тонкие морщинистые губы.

– Кыш! – резко щёлкнуло свистящим хрипом.

И девочка быстрее молнии вылетела из каминной. Заскочила в спальню, прыгнула в постель. С головой накрылась одеялом и, дрожа всем телом, слушала громкое биение своего маленького сердечка.

До сих пор вспоминает со смехом тот случай. Чего испугалась-то, дурочка? Ну подумаешь, одноглазый старик. Ну, без руки. Он ведь самый добрый дедушка на свете, в чём Гера потом не раз убедилась.

А расшевелила его тем, что набрела как-то в чулане на закутанный в синий шёлк манекен. Уж больно похож он был на обезглавленного человека. Поначалу сильно перепугалась. Убежала, выпучив глаза. Долго не заходила в чулан. Даже не заглядывала. Но сдержать жгучее детское любопытство так и не смогла.

«Человек» стоял, как ни в чём не бывало, всё в том же месте и в той же позе. Не мог ведь он совсем-совсем не двигаться столько дней. Значит, не оживший мертвец. Возможно, просто какая-нибудь вешалка? Невольно хихикнув, девочка почувствовала себя смелее. Подошла к манекену и решительно сдёрнула шёлк.

Воздух наполнился густой пылью. Нестерпимо защекотало в носу.

Прочихавшись, Гера подняла над головой свечу и обомлела. На манекене висел роскошный белый кафтан, поблёскивая в полумраке шитыми золотом фестонами. Шнуры в петлицах, пуговицы и застёжки тоже золотые. На плече наискось накинутая перевязь, не менее красочно отделанная канителью. Но главное – на ней сверкало с десяток разных звёзд и прочих металлических побрякушек, весело играя холодным светом бриллиантов. Руки сами потянулись пощупать эту красотищу. Не заметила, как нацепила перевязь на себя и давай носиться по комнатам, подолгу вертясь у каждого зеркала. Благо та пустая была, без тяжёлой шпаги. И так по полу волочилась.

Гера и к деду забежала. Надо же хоть перед кем-то покрасоваться, а то ни одной живой души в доме. Оценить некому… А у того, как увидел внучку в своей перевязи с орденами, глаз на лоб вылез. И вдруг дедушка разразился таким хохотом, что слезу пустил. В первый раз увидела его смеющимся. Тоже захихикала в ответ, ещё ничего не понимая.

– Не через это плечо. Через другое, – вытирая мокрые морщины в уголке глаза, весело сказал дед. – Иди, поправлю.

Сгрёб маленькую проказницу здоровой рукой и усадил себе на колени. Снял перевязь, перевернул, повесив как надо, через правое плечо. Расправил, звякнув наградами. Вздохнул. «Никому не нужные побрякушки… Неужели всё было напрасно? – подумал в который уж раз. – Ну, пускай хоть внучка носит…»

С тех пор Гера часто сидела у него на коленях, прижавшись к сухой дедовой груди. Болтала без умолку, расспрашивая обо всём на свете.

– Ты был на войне, дедуль? – Её пальчики теребили перевязь с позвякивающими орденами.

– Да, малышка.

– А там страшно?

– Очень.

– Как же ты не боялся?

– Ещё как боялся. Все боялись. Только дуракам неведом страх.

– И враги боялись?

– Конечно. Ведь они тоже люди.

– Зачем тогда воевали?

– Да кто его разберёт, – вздохнул дед, задумчиво глядя в полыхающий камин. – Теперь-то уж и неважно. А тогда над этим никто и не задумывался. Шли друг на друга, зубы сцепив, а то и вопя во всю глотку. И кромсали… Кромсали… Кругом убитые…

– Но ты всех победил?

Застывший взгляд снова ожил. Дед посмотрел на внучку, пригладил непослушные волосы на её голове. Улыбнулся.

– Победил, внученька. И выжил. Ведь у меня была бабуля. За неё и воевал. Да за дом наш…

Старики по-настоящему любили друг друга, бережно пронеся эту любовь через всю свою жизнь. Бабушке не было никакого дела, что муж пришёл с войны безруким и одноглазым. Главное, что живой. И таким любила ничуть не меньше, всячески оберегая и заботясь, пока тот безучастно сидел у камина. Но время шло. Дед ожил, начал двигаться и помогать по хозяйству. Занялся разведением кроликов. За ними проще с одной рукой ухаживать.

И о Гере не забывали. Она получила хорошее образование на дому под присмотром нанятых учителей. Жаль, ничто не вечно.

Девочка росла. Дед с бабкой стремительно старились. Хозяйство, вроде бы, вставшее на ноги, медленно хирело. Настал день, когда в библиотеку, где шестнадцатилетняя Гера занималась с преподавателем словесности, вошёл подавленный дедушка. Едва переставляя ноги, прошаркал к столу. Поднял бледное, заплаканное лицо. Дрожащими губами прошептал:

– Бабуля… померла…

Бабушка лежала в своей постели. Руки поверх одеяла. Спокойное, совершенно безмятежное лицо. Казалось, она спит. Стоит лишь её разбудить…

– Бабуль, – склонилась над нею Гера. – Бабуль, вставай.

Взяла за руку и тут же отшатнулась. Мёртвый холод в теле не оставлял никаких сомнений, что бабушка не проснётся уже никогда. Слёзы хлынули сами собой.

Несколько дней после этого Гера жила, точно во сне. Смутно помнит похороны. Врезалось в память восковое лицо бабули в гробу и точно такое же у деда, молчаливо склонившегося над ней. Отец не приехал. Прислал письмо, что занят какими-то важными делами. Нарисовался лишь спустя год, когда хоронили дедулю, быстро зачахшего после потери жены. Да не один прикатил, а с оценщиком. Надумал имение продавать.

– А мне куда? – опустив голову, безучастно спросила Гера.

– Замуж пойдёшь, – бросил отец, жадно разглядывая бриллианты на дедовских орденах и богато украшенную шпагу. – Есть для тебя одна выгодная партия. Богатенькая семейка, только без роду-племени. Хотят чтобы их юный отпрыск непременно был с титулом. Ты им графский титул, они нам состояние…

– Значит, меня тоже продаёшь?

– Дура. Лови удачу за хвост, пока в руки плывёт.

Частенько дворяне, желая породниться с той или иной фамилией, женили детей, не утруждаясь вопросом есть ли между теми хоть какие-то чувства. Бывало, что молодожёны и вовсе не знали друг друга. Знакомились только на свадьбе, с опаской. А ну как твоя будущая вторая половина страшный урод?

Жених Геры уродом не был. Даже наоборот, красавец, каких мало. Но тем его достоинства и заканчивались. Смазливый юнец на деле оказался жестоким диктатором и самодуром. Ругал по всяким пустякам, а спустя месяц после свадьбы, вообще стал руки распускать. Ударив раз, уже не мог остановиться и бил постоянно.

Синяки не сходили. Почти всё время Гера сидела дома, стесняясь показаться кому-то на глаза.

Отец о ней, кажется, совсем забыл. Как в тот раз, когда отправил жить к деду с бабкой. Денег, правда, от родителей жениха так и не дождался. Появился лишь однажды. Прокутил, наверно, всё, что выручил от продажи родительского имения. Слишком убого выглядел. Стал требовать, чтобы ему заплатили. Невесту, мол, отдал, а в ответ никакой благодарности. Долг платежом красен.

– Да за такой товар я вам ещё приплачу, чтобы назад забрали, – ухмыльнулся юнец и приказал выставить отца за дверь.

Тот не сдержался, полез в драку. Естественно, его прогнали, предварительно крепко поколотив.

– Оборзела с папаней своим! – орал муженёк, таская Геру за волосы.

Он был ещё на взводе. Налетел на жену, словно дикий зверь. Чуть душу не вытряс. Было больно и обидно.

Сама не поняла, как в руке оказался кинжал. Похоже, выхватила у мужа из-за пояса. Вогнала ему в горло по самую рукоять. А когда упавшее тело перестало дёргаться, прокричала, глядя в удивлённые, широко распахнутые глаза:

– Никогда!.. Слышишь, никогда ты больше не тронешь меня! Даже пальцем!

И зашлась в приступе дикого хохота.

Домочадцы стояли в сторонке, растерянно глядя на мёртвого хозяина в растекающейся луже крови да безудержно смеющуюся Геру. Решили, видимо, что у той крыша поехала.

Вообще-то я был того же мнения, когда переступил порог этого дома, куда меня привёл «запах» смерти. А вы бы что подумали, когда новоиспечённая вдовушка вовсе не убивается над бездыханным телом своего дражайшего супруга, а весело похохатывает, возбуждённо повторяя:

– Наконец-то… Я свободна…

– Это она его? – спрашиваю мажордома.

Он часто кивает, потрясая жирными щеками.

– А за что?

Толстяк наклоняется ко мне и шепчет, словно сообщая страшную тайну:

– Бил её ужасно. Я всё боялся, до смерти забьёт иль придушит вконец. А оно вон как обернулося…

Зная богатеньких родителей убиенного, смело могу предположить, они сделают всё, чтобы подвести девчонку под виселицу. Вздохнув, зову Нестора, который уже подоспел со своими ребятами:

– Забирай эту чокнутую в околоток вместе с мажордомом. Никого к ним не подпускать. Постарайся опросить во всех подробностях. Я дождусь дознавателей и тоже к вам.

Немногословный Нестор молча выводит девушку. Та бредёт за ним, вяло перебирая ногами, точно сомнамбула.

Так вот мы с Герой и познакомились.