Текст книги "Доноры"

Парень оттолкнулся от стойки и двинулся в его сторону. «Топай, козлик, топай!» – Виктор подзадорил его взглядом. А секундой позже пара смуглокожих посетителей стиснула его с двух сторон.

– Сиди, где сидишь, цыпа!

Тот, что очутился справа, довольно симпатичный, с цыганскими буйными кудрями, представлял несомненную опасность. Слишком уж был быстр в движениях и слишком уж уверено улыбался. Виктор научился распознавать силу и был готов биться об заклад, что за руками этого красавчика следует следить в оба. Слева расположился плечистый увалень, настолько же крепкий, насколько и безобидный. Безобидный, если вовремя не позволить ему обнять себя своими медвежьими лапищами. В общем, парочка что надо! Со стороны это, вероятно, выглядело встречей добрых старых знакомых. И тот, и другой сохраняли на лицах печать миролюбия. Однако почему среди прочих посетителей они выбрали именно его? Или он показался им легкой жертвой? Богачом-инкогнито, обрядившимся в загаженные пометом лохмотья?.. Подобными вопросами Виктор больше не задавался. Разумеется, он сразу не понравился им, как не понравился и парню с подбитым глазом. Виктору следовало приучить себя к мысли, что в течение семи дней он будет не нравиться многим и очень многим, став излюбленной мишенью слоняющейся по улицам вульгарной и лихой братии.

– Чем-нибудь могу быть полезен? – вежливо и тихо поинтересовался донор, и немедленно в бок ему уперлось острие ножа. Он старался следить за руками красавчика, но этого последнего движения не заметил.

– Часы, деньги – все, что есть ценного! Спокойненько собери и передай моему другу! – команда прозвучала также тихо. При этом красавчик не забывал улыбаться.

Увалень взял стакан с остатками апельсинового сока и, брезгливо понюхав, медленно вылил на брюки Виктора.

– Не заставляй его ждать, приятель. Сам видишь, сегодня он не очень-то в духе.

В баре заиграла музыка, и Виктору пришлось чуточку поднапрячь голосовые связки, чтобы они услышали.

– Рисковые вы ребята! Здесь же полно народу, а на улице полицейские. Что, если я закричу?

– Ты захрипишь, а не закричишь. – Кончик ножа красноречиво шевельнулся между ребер. – Это наш бар и наша территория. Никто слова за тебя не скажет.

Виктор заметил, что одноглазый парень уже находится на полпути к их столику. Появление смуглокожих, как ни странно, его ничуть не смутило. А может, это тоже один из их приятелей? Виктор покосился на красавчика.

– О'кей, парни. У меня с собой двадцать баксов, но это все, что есть, могу поклясться.

– Часы?

Виктор оттянул немного рукав, позволяя снять с себя часы. Слишком уж хрупкая вещь, чтобы таскать их дальше.

– Молодец! Ну, а теперь баксы… – красавчик недоуменно взглянул на приближающегося забияку. Темные брови его сердито сошлись на переносице. Виктор радостно прищелкнул языком.

– А вот, парни, и мой приятель, Джонни! Крепкий орешек, между нами говоря. Так просто вам его не взять.

Внимание грабителей переключилось на подходившего, и, схватив опустевший стакан, Виктор с силой ударил им по темени плечистого здоровяка. Ошарашенный взор и испуганно вздернутые руки он запечатлел лишь как мгновенный кадр. Пленка не стояла на месте. В следующем кадре его локоть заехал в челюсть красавчику. Еще раньше тот пырнул его ножом, но кевларовая куртка выдержала удар с честью. Еще один скромный синяк – вот и все, на что был способен его нож. С красавчиком, похоже, было покончено, зато увалень уже сжимал кулаки, готовясь перейти к самым решительным действиям, Стакан его не пронял, а жаль. Вскочив, Виктор опрокинул столик, создав таким образом временное препятствие между собой и наступающими силами. Над тем же, что произошло в следующую секунду, он чуть было не расхохотался. Увалень, остановленный неожиданной баррикадой, неловко развернулся и с воплем вонзил кулак в живот приблизившегося «Джонни». Второй его кулачище пошел следом за первым, но вхолостую просвистел мимо. «Джонни» и впрямь оказался парнем не промах. Во всяком случае, по части драк он мог бы дать увальню сто очков вперед. Мысок его туфли угодил под колено противнику, и одновременно одноглазый провел сокрушительную серию, работая кулаками, как кувалдами, в результате чего, хлюпая разбитым носом, здоровяк осел на пол. Кто-то из посетителей попытался ухватить парня за руки, и Виктор тут же встрепенулся. Другого такого благоприятного момента могло и не представиться. Сиганув через опрокинутый стол, он смаху ударил «Джонни» по виску и еще раз прямо по вспухшему глазу. Парня крепко мотнуло, но сознания он не потерял. Назвав его крепким орешком, Виктор попал в яблочко. Левый кулак «Джонни» мелькал с потрясающей виртуозностью. Дважды угодив по физиономии вцепившегося в него человека, он успел ужалить и Виктора. Можно было спорить на что угодно, что парень серьезно работает на ринге. Он был куда легче Виктора, и этим единственным преимуществом последний поспешил воспользоваться. Прыгнув на мастера ринга и заработав по пути еще одну плюху, Виктор обрушился на профессионала, захватив мускулистую шею в жесткий замок и повалив на пол. Столы, стулья и чьи-то дергающиеся ноги замелькали перед глазами. Возможно, статья инструкции, воспрещавшая посещение подобных мест, была написана весьма умудренным донором. Теперь в драке участвовало не менее десятка мужских особей. Били и Виктора, и лежавшего под ним парня. Хуже нет, чем находиться на полу в такой толчее. Гвозданув «Джонни» еще раз кулаком по кровоточащим губам, Виктор не без труда поднялся. Кто-то немедленно повис у него на шее, и оторваться удалось лишь у самого выхода. Обернувшись, Виктор с изумлением рассмотрел хлипкого человечка, выглядевшего гномом в сравнении с прочими участниками потасовки. Гномик и сам, по-видимому, был удивлен собственной отвагой, потому что, стоило Виктору замахнуться, как он исчез. В сторону дверей швырнули бутылку, и, проворно присев, Виктор спиной вывалился на улицу. Мощные пружины вернули деревянные створки в исходное положение, и хотя Виктор чувствовал себя еще вполне боеспособным, он не поленился пробежать пару кварталов, остановившись только тогда, когда полностью уверился в отсутствии преследователей.

На перекрестке он почтительно задержался, пропуская мимо колонну автофургонов. Высоко над головой захлопали крылья. Стая голубей решила сменить позицию, перелетая с одного карниза на другой, с перепачканного на более чистый и потому более приемлемый для голубиного времяпрепровождения. Виктор ничуть не удивился, когда на плечо ему в очередной раз что-то капнуло. Отряхнувшись, он с осторожностью пересек дорогу.

Прежде чем добраться до ночлежного дома, ему еще трижды довелось изведать, как неуютно может быть на ночлежных улицах одинокому прохожему. Следуя указанному на карте маршруту, Виктор все дальше уходил от центра, погружаясь в рабочие кварталы, словно в омут глубокого пруда.

Первый раз это была стайка ребят-подростков, с которыми он разобрался самостоятельно. Во второй раз ему брызнули в глаза и нос едкой жидкостью, и пока он отпыхивался, прислонясь к кирпичной стене, по-обезьяньи ловкие руки обшарили его немногочисленные карманы, изъяв договор, карту, деньги и рацию. Пошатываясь, он попробовал было пуститься вдогонку за грабителями, но по голове саданули чем-то тяжелым, и если бы не стальная, упрятанная под фетр каска, на этом его семидневная миссия, скорее всего, и закончилась бы.

Возобновив путь, Виктор подобрал с земли увесистый булыжник. Сегодняшних приключений с него было достаточно. Приходилось удваивать осторожность. Крадучись, он перебегал от здания к зданию, напрягая слух и ныряя в подворотни при малейшей опасности. А опасность таилась всюду: в молодцевато-задиристых голосах, доносящихся из темноты, в неясном шорохе за углом, в распахнутых окнах, из которых в любой момент могла вылететь случайная железяка, цветочный горшок или иной гостинец, время от времени пускаемый человеческой рукой в голову собрата.

Уже возле самой ночлежки к нему сунулись было три темных фигуры, но, размахивая зажатым в кулаке камнем, он атаковал их первый, сходу разбив одно из оскаленных злобных лиц, ногой саданув в грудь второго. Трое, не ожидавшие такой прыти от случайного путника, пустились от него наутек.

Это оказалось и в самом деле ночлежкой. Отличие ее от гостиницы он, знаток и ценитель дешевых «люксов», определил сразу. В номера здесь поселяли по четверо и по шестеро человек, белье выдавали лишь желающим, никаких ключей от дверей номера не существовало. Стоило подобное жилье чрезвычайно недорого, но и этой малостью в настоящий момент Виктор не располагал. Здесь же в затхлом вестибюле ему пришлось уговаривать угрюмого администратора дать ему возможность бесплатно воспользоваться телефоном. Администратор выдавил из себя разрешение лишь тогда, когда Виктор поклялся уплатить вдвойне, пообещав, что друзья вот-вот подвезут деньги, упомянув при этом некоторые имена местных теневых воротил. Последнее, по-видимому, оказалось решающим аргументом, и с желчной миной администратор просунул в узенькое окошечко телефонный аппарат.

Связавшись с полицией, Виктор попросил срочно сообщить дежурным ОПП о своем плачевном положении. Слово «донор» не было упомянуто, однако по интонациям незримого собеседника Виктор сообразил, что и в этом участке об отделе профилактики происшествий более чем наслышаны. Бодренький тенорок блюстителя правопорядка ничего конкретно не обещал, но уже через пятнадцать минут к ночлежке подкатил на мотоцикле заспанный фараон и, опознав Виктора по кольцу на мизинце, без особых помех устроил ему место в невеселом заведении.

– Послушай, дружище, – Виктор попытался использовать благодушие фараона, – а может, найдем гостиницу получше?

– Получше вам не положено, – полицейский не очень-то был расположен к разговору.

– Ладно, а как быть с деньгами? Я ведь у вас тоже вроде как на службе.

– Не у нас, а в ОПП. У них и спрашивай свои командировочные.

– А вы с ними связывались? Говорили им обо мне?

– Откуда мне знать? Ты ведь с начальством толковал. Мне оно ничего не объясняло. Сказали помочь с жильем, вот и помогаю.

Тон фараона оказался для Виктора новостью. Такого он не ждал.

– Вашего брата выручать – ног и рук не напасешься!.. – полицейский брезгливо пошевелил носом, и Виктор особенно остро ощутил собственную неопрятность. К птичьему помету и пятнам апельсинового сока можно было приплюсовать слезящиеся глаза и припухшую нижнюю губу. Самолюбие его оказалось болезненно задето.

– Послушай… А тебя что, в твоей полицейской академии не учили вежливо разговаривать?

– Тебя что-то не устраивает?

– Ты меня не устраиваешь! Ты и твой тон! Меня только что окатили какой-то ядовитой гадостью, огрели кирпичом по голове и обчистили самым паскудным образом. Уверен, при желании ты мог бы мне посочувствовать.

– Пусть сочувствуют твои дружки из ОПП, – полицейский взглянул на него с усталым небрежением. – С ночлегом тебе помогли, больше я тебе ничего не должен.

– А то, что меня ограбили в квартале отсюда, – это тебя тоже не касается?

– Такая у тебя, приятель, паршивая работа. Мне за нее не платят.

– Я-то считал, мы делаем одно дело.

– В чем-то ты, видимо, ошибся, – полицейский развернулся и грузным шагом двинулся к выходу. Стискивая и разжимая пальцы, Виктор проводил его глазами.

Вот так, сеньор Пицеренко!.. Полицейскому ты тоже не понравился. Как знать, не будь на нем этой ладной формы и серебристой бляхи законников, возможно, и он с удовольствием приложился бы к твоей физиономии чем-нибудь потверже…

– Ты что, батрачишь на копов? – в окошечке торчала лысоватая голова администратора. – Мы здесь таких не любим, заруби себе это на носу.

– Пошел вон! – Виктор пробормотал это по-русски, но сметливый гостиничный волк его понял. Юркнув в свое логово, он что-то сердито забубнил себе под нос.

Чуть помешкав, Виктор двинулся вверх по лестнице, в названный ему номер.

Прежде чем отправиться спать, он долго отшоркивался и отмывался в туалете. После той едкой аэрозоли, пущенной ему в лицо, в гортани до сих пор першило, глаза раскраснелись, максимально приблизив внешность к стандарту похмельного синдрома. Бродяжка, алкоголик, наркоман – он походил на всех троих сразу, а о том, чтобы полностью вычистить одежду, нечего было и думать. Птичий помет оказался штукой довольно прилипчивой, и Виктор всерьез усомнился, возьмет ли его самый крепкий растворитель. В довершение всего неожиданно перестала бежать вода, и, плюнув на прачечные дела, донор отправился в комнатку, где посапывало еще четверо. Ночлежка есть ночлежка. В воздухе стоял тяжелый дух чужого спертого дыхания, запах немытых тел и выставленной на просушку обуви, хорошо знакомой с такой радостью, как пот и прелые ноги. Однако Виктор слишком устал, чтобы обращать внимание на такие мелочи. Повалившись на койку, он почти тотчас уснул.

Ранним утром один из жильцов покинул ночлежку, не забыв прихватить с собой Викторовы ботинки. Наученный горьким опытом, донор сунул их далеко под кровать, в самый угол, но принятой меры предосторожности оказалось недостаточно. Здешний пронырливый люд назубок изучил все уловки наивного обывателя. Подобным детским примитивом обмануть его было невозможно. Таким образом утро застало Виктора в расстроенных чувствах. Он лежал на койке, не двигаясь, сумрачно уставясь в серый неровный потолок. После того, как обнаружилось исчезновение обуви, сил его хватило только на то, чтобы бегло ополоснуться, разгрызть очередной из суточных брикетов и, спустившись вниз, сказать все тому же мерзкому типу за администраторской конторкой несколько колючих слов. Телефон ему на этот раз не дали, а на попытку Виктора ворваться к администратору силой, тот молча показал разбушевавшемуся гостю револьвер. Не очень крупного калибра, но вполне способного провертеть дыры в его кевларовом панцире.

Глядя в потолок, Виктор вычислил количество часов в семи сутках и, отняв прожитое, поморщился. Финиш таился где-то за горизонтом, и он все еще буксовал на старте.

Ну а если спрятаться? В каком-нибудь глубоком подвале или в катакомбах канализационной системы? За каким чертом кто-то полезет туда искать его?.. Наверное, это шанс, но ведь не для того ему выдали чертов датчик с картой рекомендованных маршрутов.

Спас ли он кого-нибудь за прошедшие часы? Вполне вероятно, только об этом ему никогда не узнать, как не узнать того же предполагаемым жертвам. Для них все прошло в привычном ритме, и он, размышляя об этом, вероятно, должен был испытывать благостное довольство исполненным долгом, но странно – ничего подобного Виктор не ощущал. И даже вчера все его чувства относились совсем к иной категории. Риск и близость вполне осязаемой угрозы – вот что добавило сладости во вчерашнюю жизнь. Сегодня он с удовольствием согласился бы на небольшой тайм-аут.

Отчего-то вспомнилась серия его юношеских влюбленностей. Он был пылким дурачком, живо сочинявшим себе принцесс и бросаясь за ними, очертя голову, теряя последние крохи рассудительности. Кое-кто дразнил его Митькой Карамазовым, и сейчас он от души жалел, что «карамазовщина» Виктора Пицеренко оказалась столь недолговечной. Стальным клинком армия отсекла юношеские шалости, познакомив с иными истинами, окунув в мир, в который швыряли всех без разбора, не спрашивая согласия, не затрудняя себя попытками как-то смягчить предстоящий шок, оградить от него наиболее неподготовленных. «Карамазовщина» исчезла, исчезло и многое другое. То, что явилось на смену, нельзя было сравнивать с ушедшим. Есть вещи, которые физически несравнимы – в силу своей природной сути, своих глубинных качеств.

Откровением для Виктора стало посещение в госпитале раненого друга. Легкие, простреленные в двух местах, с сипом всасывали воздух и, задержав лишь на крохотное мгновение, тут же выталкивали обратно. Друг умирал. Это знали все, в том числе и он сам. По его просьбе Виктор пронес в палату пачку американских сигарет. Друг чихал на запреты врачей, ему отчаянно хотелось курить. В свои последние часы он желал чувствовать себя свободным.

Перед встречей сгорбленный худощавый доктор отвел Виктора в сторону и драматическим голосом сообщил, что его товарищ отказывается от свидания с приехавшими родными. Наотрез. В противном случае даже угрожал сорвать с себя бинты. Доктор не понимал происходящего. Он видел непритворные слезы родных и вновь и вновь убеждал Виктора как-то повлиять на друга. Виктор обещал…

– А вот хрен им! – тиская в исхудавшей руке пачку сигарет, друг время от времени подносил ее к носу и трепетно раздувал ноздри. – Гадом буду, но попробую! Хотя бы одну…

Помня наставления доктора, Виктор опять заговорил о родных. В самом деле! Какого черта? Почему бы не быть с ними поласковее? В своем недоумении он был вполне солидарен с врачом.

– Нет, Витек, ты не понимаешь, – голос друга начинал дрожать. – Всю свою жизнь я был тихим и ласковым… Хватит! Пусть хоть последние дни станут моими. Целиком! Этот воздух, которым дышу, солнце и птицы, которых вижу… И я не хочу слышать их плача, их лживых ободрений!

– Господи! Ну почему обязательно лживых? Неужели они не любят тебя?

– Любят, Витек. Только очень уж по-своему. Отчего-то, общаясь с ними, я всегда должен был слушать то, что абсолютно меня не интересовало. Я и в институты поступал в те, в которые проталкивали меня они. Пытался заставить себя проникнуться уважением к их авторитетам, перенять их образ мышления. Потому и оказался в конце концов здесь, потому и не хочу их видеть. Все! К черту!.. Вот ты пришел ко мне – и славно. У меня сердце поет и дышать легче становится. Ты свой, и ты не треплешь языком только потому, что так надо… Я тебе верю, Витек, и знаешь… Если тот свет впрямь существует, я буду тебе помогать. Прямо оттуда. Правда, правда! Стану твоим ангелом-хранителем. Тебе ведь еще долго здешнюю кашу расхлебывать. Вдвоем, глядишь, и расхлебаем…

У лежащего на ночлежной койке Виктора снова запершило в горле. То ли от слез, то ли от той аэрозольной пакости. Друг умер в тот же день. Родных он, конечно, разрешил допустить к себе. А тотчас после их ухода вскрыл подаренную пачку «Кэмэла» и попытался затянуться дымом. Американская сигарета сработала похлеще пули, вызвав обильное кровотечение, добив друга в считанные минуты. С тех пор Виктор неоднократно ловил себя на том, что пытается установить мысленный контакт с умершим. Контакта не получалось, и все же не раз и не два ему казалось, что друг действительно ему помогает.

Виктор зло прикусил губу. Может быть, он помогал ему и сейчас?..

Комната давно опустела. Недавние жильцы отправились на дневной промысел. Последним уходил пожилой бородатый негр. Потоптавшись в дверях, он нерешительно взглянул на Виктора и как бы между прочим сообщил, что скоро начнется санобработка комнат, и всех не покинувших ночлежку в добровольном порядке выкинут из нее в порядке принудительном.

– А тогда в следующий раз, как пить дать, не пустят. Они тут все памятливые. – Негр со вздохом натянул на редеющую шевелюру кепи и, подволакивая ноги, заковылял по коридору. Чуть приподнявшись, Виктор с удивлением прислушался к удаляющимся шагам. Это был первый человек, испытавший желание не ударить его, а помочь. Пусть даже только советом.

И все же совету старого негра он не последовал. Какая там, к черту, санобработка! Комнаты эти убирались максимум раз в месяц. А если попробуют выставить его отсюда силой, что ж… Пусть попробуют. Он ничего не терял. Там ли, здесь ли – многоглазая беда одинаково расторопно высматривала Виктора среди прочих смертных, занося для ударов кулачища. Так или иначе, но босиком он отсюда не двинется. И если, оставаясь здесь, он нарушал условия договора, то пусть откликнутся наконец на его сообщение. Полиция обязана была передать информацию по адресу. Стало быть, где он и что с ним, ищейки Рупперта знают. Впрочем… Виктор покосился на массивное кольцо. Цвет многолетней ржавчины, зато вполне ощутимый вес… Вероятно, его координаты им несложно выяснить без всяких с его стороны попыток связаться с отделом профилактики. Кольцо – закамуфлированный передатчик. Пиликает на каких-нибудь УКВ, так что в пределах города проблемы обнаружения донора не существует.

Ладонями Виктор прикрыл глаза. Терпение, сеньор! Немного пустяшного анализа! Совсем немного…

Итак, им известно его местоположение, известно, что некие счастливчики обзавелись его рацией и деньгами. Что далее? К какому выводу должен был прийти многомудрый гроссмейстер, оказавшись в его положении? Ладони Виктора совершали вращательные движения, растирая по сию пору саднящие глаза, а заодно и лоб, стимулируя работу мысли. В интеллектуальную мощь гроссмейстеров он верил. Да и само слово «гросс-майштер» значило для него не столько шахматы, сколько способность предугадывать события на два хода вперед, а порой и на три. Абсолютное большинство людей существовало, боролось и мытарствовало, прибегая лишь к комбинации одноступенчатого порядка. Со вторым ходом отчего-то получалась закавыка, в дебрях второго и третьего измерений люди немедленно запутывались, в панике спеша обратно, в привычную одномерность. Но сейчас ему было чрезвычайно полезно заставить себя шагнуть несколько дальше.

Если отдел профилактики происшествий действительно заинтересован в нем, если труд доноров нужен городу, то помогать ему полезно и целесообразно. Чем больше он разгуливает на своих двоих, колеся по улицам и отражая сыплющиеся справа и слева удары, тем лучше для Борхеса и его программы. Они обязаны убедить муниципальные власти и правительственных чинуш в том, что доноры – реальный противовес обывательским бедам. Значит… Значит, живучесть каждого отдельного донора – их основной козырь. Однако с помощью они не спешат, да и вообще не дают о себе знать. Почему? Он стал им не нужен? Но контракт подразумевает недельный срок! И откуда эти гримасы на лицах полицейских?..

Виктор отнял ладони от лица. Где-то этажом ниже с треском захлопали двери, по лестнице загрохотали чьи-то тяжелые ножищи. Еще не зная, в чем, собственно, дело, он преисполнился уверенности, что люди, производящие весь этот шум, мчатся по его душу.

Это могли быть служащие гостиницы, проверяющие, все ли номера освобождены согласно кодексу ночлежных домов, а могли быть и люди Рупперта, сообразившие наконец, что бедолага-донор нуждается в некоторой помощи. Но более всего Виктор склонялся к третьему предположению, вещающему, что большой и зевающей Беде наскучило ждать его на городских улицах и, сгорая от нетерпения, она просунула свою лохматую, когтистую лапу, стремясь достать строптивого донора, вытащить на свет божий и по-родительски крепко приласкать.

Вскочив с кровати, Виктор метнулся к окну, яростно задергал неподатливые шпингалеты. Тщетно! Запоры приземистых рам оказались закрашенными в несколько слоев. Впрочем, все равно. Второй этаж – прыгать босиком, да еще на тротуар, да в его положении – безумие. Оторвавшись от окна, донор кинулся к двери, ударившись по дороге коленом о металлический угол койки. Боль огненной волной прошлась по всему телу, эхом отозвалась в мозгу. Он с трудом удержал себя от крика. Но это было только начало. Уже у самого выхода Виктор поскользнулся в какой-то маслянистой луже и, падая, попытался ухватиться за дверной косяк. Разумеется, ладонь смаху угодила на шляпку торчащего гвоздя. Кожа расползлась, словно по ней полоснули тупым, иззубренным ножом. Отличное дополнение к ноющему колену! Вжавшись в угол, он с тоской наблюдал, как стекает по его пальцам кровь и частыми густыми каплями падает на пол, быстро скапливаясь в аккуратной формы озерцо. Если бы его снабдили хоть какой-нибудь аптечкой!.. Виктор напрягся. Кто-то бежал по коридору, и, судя по шагам, бегущих было несколько.

От крепкого пинка дверь распахнулась, едва не слетев с петель, и трое в капроновых, натянутых на головы чулках ворвались в номер. Четвертый, по-видимому, остановился на пороге. Виктор не мог видеть этого четвертого, но незримо чувствовал его близость по шумному дыханию, по неуловимому сжатию половиц, мгновенно отмечаемому обнаженными ступнями.

– Черт! Где же он?

– Тут я, тут!..

Они заметили бы его так или иначе, и он снова отважился развязать боевые действия первым. Резко толкнув от себя дверь, он зажал в проеме незадачливого собрата этих троих. Не особенно совестясь, с силой даванул плечом. Отвратительно хрустнула кость, человек пронзительно закричал. Страшилки в чулочных масках, словно по команде, бросились на Виктора. Кровати мешали им, и первого из подбежавших Виктору удалось отбросить ногой. Окажись на нем ребристые ботинки, унесенные сметливым соседом, он вывел бы из строя уже двоих, но голая пятка самурайских подвигов не знала. Противник даже не упал. Рванув дверь – на этот раз уже на себя, Виктор выскочил в коридор. Человек, поскуливающий в коридоре, серьезной угрозы не представлял. Отшвырнув его в сторону, Виктор помчался так быстро, как только мог. Увы, страшилки в чулках бегать тоже умели. Кроме того, на ногах у них была чудная каучуковая обувь. Пробегая мимо старой, насквозь заселенной клопами мебели, непонятно с какой целью выставленной в коридор, Виктор начал дергать все подряд, и потемневшие от времени шкафы с дружеским уханьем одни за другим стали хлопаться об пол. И тогда преследователи поступили чрезвычайно просто. Они открыли по нему огонь. Пара пуль просвистела над головой, уши тут же заложило. Вскинув руки, донор затормозил. Коридор был длинный и ужасающе прямой, а от мысли петлять перепуганным зайчонком он успел вовремя отказаться. Ему естественно не повезет – они попадут в него и не раз. Первые два выстрела, он не сомневался, были только предупредительными.

– Все, фантомасы, сдаюсь. Считайте, что ваша взяла. – Продолжая держать руки поднятыми, он осторожно развернулся. Переползая через рухнувшие шкафы, трое приближались к нему, поблескивая сквозь чулки белками глаз. Четвертый подранок плелся за ними, вполголоса изрыгая ругательства. Раненную кисть он придерживал перед собой, словно на перевязи.

Изобразив жалкое подобие улыбки, Виктор пробормотал:

– Мои искренние соболезнования, парни. Клянусь, все это не нарочно. Я думал, что это они, а это оказались вы…

– Что? – один из подходивших стянул свой дурацкий чулок и сунул в карман. Розовощекий блондин, образец преуспевающего студента-спортсмена. Длинные его ноги уверено ступали по бесцветному линолеуму. Виктор решил про себя, что этот догнал бы его наверняка.

– Что он плетет, этот недоумок? – приятели блондина раскрывать лица не спешили. У всех троих в руках поблескивали симпатичные никелированные револьверы. Четвертому по-прежнему было не до оружия. Виктор стоял на месте, стараясь не шевелиться. Мысли его змеиным клубком сплетались и расплетались, выбрасывая вопрос за вопросом. Но одно он все-таки уяснил. Если его не шлепнули сразу, стало быть, шанс уцелеть оставался. Он был им зачем-то нужен.

Подойдя ближе, блондин умело, почти без замаха ударил его под ребра. Он знал куда бить. Подлый кулак розовощекого целил в печень. Не ожидай Виктор чего-то подобного, кататься бы ему сейчас по полу, хватая распахнутым ртом воздух, зажимая руками разрывающийся от боли бок. Но напрягши мышцы живота и в последнее мгновение чуть отстранившись, он существенно смягчил удар. Однако чтобы не разочаровывать бившего, сыграл роль до конца – то есть исполнил то, чего от него ждали, – повалился с хрипом на линолеум, кусая губы и закатывая глаза. Он оказался умелым актером, ему поверили. Впрочем, Виктор не столь уж притворялся. Печень – орган деликатный, и даже более основательные мышцы не в состоянии уберечь ее от подобных надругательств.

– Полегче, Грек! Нам еще везти его к Графу.

– Довезем как-нибудь. Взгляни на Пеппи. Этот подонок сломал ему руку.

Покалеченный Пеппи наконец доковылял до извивающегося на полу донора и путано начал бить ногами, стараясь угодить в пах и по голове. Талантливый парень, он старался от души, но, видимо, резкие движения причиняли боль ему самому, и очень скоро он угомонился. Виктор же, превозмогая клокочущую в сердце ярость, продолжал изумляться собственной, неизвестно откуда взявшейся звериной хитрости. Корчась на полу и уворачиваясь от ног покалеченного им бандита, разодранной ладонью он успел несколько раз мазнуть себя по лицу. Некоторых людей кровь пугает, кое-кого она способна ввести в заблуждение. В глазах этих четверых он наверняка уже выглядел полутрупом. Большего от них и не требовалось. Понемногу затихая, Виктор ждал дальнейшего развертывания события. Было бы неплохо, если бы, плюнув на него, они в конце концов ушли, но они не ушли. Двое из тех, что остались в масках, подхватили донора под мышки и, пыхтя от натуги, поволокли по коридору. Неприятно екнуло в боку, Виктор коротко застонал.

– Заткнись, слышишь?! – стальной ствол ткнулся ему в лоб. Блондин вышагивал рядом и ни на секунду не забывал о нем. Виктор неохотно замолчал.

В вестибюле сквозь полуприкрытые веки он рассмотрел пятого сотоварища похитителей. Рыжий худосочный юнец о чем-то беседовал с толстомордым администратором. Разговор протекал довольно оживленно и, как показалось Виктору, касался вчерашнего появления в ночлежке полицейского. Наверное, администратор успел настучать им про телефонный звонок, про номер, устроенный бесплатно, и они… Виктор мысленно ругнулся. До него внезапно дошло, из-за чего заварилась вся каша. Граф!.. Кто-то из них упомянул это имя. Именно Графу принадлежало казино, в котором так нерасчетливо он однажды побывал. Виктор задолжал им кругленькую сумму, и добры молодцы в чулочных масках наверняка заявились за деньгами. Правда, Рупперт уверял, что долг будет погашен, но может быть, он попросту шутил? Как шутил насчет помощи и всего остального?..

Свесив голову набок, Виктор усиленно соображал. Ноги его с шорохом скользили по бетонному полу, многочисленные синяки и царапины ныли, откликаясь на малейшее движение. Каждая рана способна напевать о своей маленькой боли. В сборном составе это превращается в некий зловещий хор, от звучания которого хочется плакать навзрыд. Виктор пытался отвлекать себя мыслями. Подумать ему было о чем.

– Тяжелый, зараза!

– Ничего, дотерпим…

Они волокли его к Графу – одному из крупнейших воротил города. Зачем?.. Кто такой Граф и кто такой он – рядовой житель и гражданин, случайно посетивший игорное заведение? Или Граф самолично любит разбираться с должниками?

Веки дрогнули от солнечного света. Его вынесли на улицу и почти тут же, словно куль с тряпьем, забросили в машину. Компактный автофургон, в каких обычно развозят заказы из ресторанов. Еще одна из запретных статей инструктажа – пользование автотранспортом… Машинально пронумеровав случайную мысль и отправив ее на склад вторичного ненужного хлама, Виктор с осторожностью подобрал под себя ноги.