Текст книги "Аннигиляция"

Поедание себе подобного зубами – дурной тон

– Значит так! В поход пойдут Глеб, Юра и несколько местных. С собою взять «Интел-реврайтер» и все, что сочтет нужным Глеб. На связь выходите через каждые три часа. Всем ясно? – скомандовал, как заправский вояка, Феликс.

– Так точно! – отчеканил, взяв под козырек, спецназовец, а затем, похлопав Феликса по плечу, добавил: – Молодец, Сергеич, так держать!

– А можно, и я с ними? Ну, пожалуйста! Я же корреспондент. Я имею право доступа в горячие точки… – взмолилась Анна.

– Что скажешь, Радионов? – поинтересовался Саенко.

– Да пусть идет, коль это ее призвание. Не думаю, что возникнут проблемы.

После непродолжительных переговоров с вождями был выработан план действий. Дабы не тратить время, объясняя аборигенам детали, ограничились тем, что их задачей будет провести белых к месту операции и помочь донести провизию и арсенал. Остальное белые сделают сами.

Праздник был испорчен, однако еды было приготовлено много, так не пропадать же ей. Поэтому сначала гости плотно перекусили и лишь затем отправились домой, а возглавляемая Глебом группа быстрым шагом пошла к подножию горы.

Через четыре часа пути следопыт дал знак остановиться и указал на дерево. Глеб взобрался на верхушку и определил, что лагерь противника находится в полукилометре от них. Спустившись вниз, приказал идти след в след и соблюдать молчание. Дойдя до ручья, они углубились в заросли и взяли курс на висячую деревню. Выйдя на дистанцию, с которой в бинокль хорошо просматривалась цель, Глеб прекратил движение и, достав шприцы с транквилизатором, оснастил им несколько стрел своего арбалета. Оставив группу в укрытии, взял с собой крепкого аборигена и пошел к селению «охотников за черепами». На подходах к ней начались завалы деревьев. Преодолеть их, не обнаружив себя, было весьма сложно даже такому опытному спецу, как Глеб.

«Умно построена предупредительная система», – отметил Радионов.

Упрятав напарника в зарослях, он снял со спины колчан со стрелами, достал из него укороченную, свинтил наконечник и установил на его место разрывную хлопушку.

Между двух могучих деревьев он заметил какое-то нагромождение и, взглянув в бинокль, увидел на высоте тридцати метров строение из потемневшего бамбука размером пять на десять. Сквозь ярко-зеленую крышу пробивались клубы дыма. Приглядевшись, спецназовец увидел то, из-за чего этих людей называли «охотниками за черепами». На листьях были разложены десятки человеческих черепов, почерневших от копоти. Осмотревшись, Глеб обнаружил еще несколько подобных строений меньших размеров. Все они были связаны между собой подвесными мостиками с перилами из лиан.

Глеб продолжил наблюдение и увидел, как из большого «гнезда», так он окрестил эти строения, вышел подросток. Паренек присел на подвесную дорожку, справил нужду и побежал к «гнезду» поменьше. Через некоторое время вернулся, неся на плечах огромную ветку бананов.

«Наверное, это кладовая продуктов. Если запасы велики, то они до второго пришествия на землю не спустятся. Скорее всего, в подобных гнездах они держат живность и пленников», – прикинул Глеб.

На подвесную дорожку вышел мужчина с раскрашенным белой глиной лицом. Через минуту он выволок из хижины подростка и, указав ему на тонкую лиану, приказал тянуть. Вскоре в руках у мальчика оказался некий сосуд. Воин отобрал посудину у подростка и стал с наслаждением пить, разливая воду. Закончив пить, мужчина указал на свой эрегированный член, недвусмысленно давая понять, что должен сделать подросток, чтобы получить глоток воды. Мальчишка послушно опустился на колени, и Глеб убрал бинокль от глаз…

Зачем вам рот, если нечем ходить в туалет

– Ну и нравы у этих людоедов… – вздохнул Радионов и сплюнул под ноги.

Однако увиденная сцена была ничто в сравнении с тем, что началось чуть позже. Парами и группами жители подвесной деревни совокуплялись, не беря во внимание ни пол, ни возраст партнеров. Подобные картины поразили бы даже самых искушенных режиссеров порно. Это продолжалось довольно долго, но когда один из воинов попытался совершить подобное с девочкой лет пяти, Глеб не выдержал и, прицелившись, выстрелил из арбалета. Насильник как раз в это время принял позу, позволившую стреле попасть прямо «в яблочко». Хлопок был настолько тихий, что его никто не услышал, хвостовая часть снаряда, отброшенная взрывной волной назад, упала в заросли не замеченной. Брюхо аборигена мгновенно вздулось от пороховых газов, и, корчась от боли, он свалился с подвесного мостика прямо в колодец, из которого племя черпало воду. Девчушка убежала в одну из хижин, а папуасы, уставившись на извивающегося в муках соплеменника, дико ржали. Разорванные внутренности приносили раненому невыносимую боль. Он неистово орал, катаясь в грязной луже. Двое соплеменников, осторожно озираясь, стали спускаться к нему. На крики из подвесного жилища высыпали все жители, их оказалось не более трех десятков, включая стариков и младенцев.

«Это же надо! – удивился Глеб. – Боеспособного населения всего-то пять человек. Даже если объявить тотальную мобилизацию, наберется максимум пятнадцать копий. Однако, как крепко они держат в страхе целые «армии»! Ну да ладно. Самое время брать «языка».

Зарядив арбалет стрелой с транквилизатором, он стал ждать удобного случая. Тем временем раненый, пару раз дернувшись напоследок, затих.

Выкрикивая что-то друг другу, соплеменники вытащили труп из загаженного колодца и, убедившись, что их сородич мертв, подняли лица к небу. По лестнице, сплетенной из лиан, к ним стал спускаться крепкий папуас. Богатое колье на шее из ракушек и зубов красноречиво свидетельствовало о том, что он вождь.

«Как нехорошо вышло. А ведь планировали обойтись без смертей, – вздохнул Радионов, но тут же успокоил себя: – Хотя в этом случае по-другому и быть не могло».

Подойдя к мертвому, вождь потрепал сородича по лицу, попинал ногой то в один, то в другой бок и, убедившись, что тот умер, подозвал двух воинов и указал на лес. Соплеменники поволокли труп в сторону зарослей, а Глеб прицельно пустил стрелу в спину вождя. Почувствовав укол, папуас оглянулся и, мгновенно обмякнув, упал на землю. На верхних «этажах» никто ничего не понял. А то, что вождь упал, скрутившись калачиком, приняли за часть неизвестного им ритуала.

Вернувшиеся с окровавленной головой своего товарища, воины остолбенели, увидев вождя, лежащего в позе эмбриона. Их охватила паника, и они стремглав вскарабкались наверх, выбрав за собой плетеную лестницу. Глебу оставалось дождаться темноты и заняться «реинкарнацией» вождя.

Утро в тропиках наступило так же быстро, как и ночь, минуя стадию сумерек. С первыми лучами солнца жители подвесной деревни высыпали на площадку перед жилищем и увидели своего вождя, сидящим у дерева. Их радости не было предела. Они заулюлюкали, спустили ему лестницу, и вождь медленно стал взбираться наверх. Прошло не более часа, когда все жители «поднебесья», включая пленников, уже стояли внизу у очистившегося за ночь источника и жадно пили воду. Затем вождь взял за руку самого крепкого воина и удалился с ним в чащу. Это ни у кого не вызвало подозрений, так как секс в уединении для живущих на деревьях был весьма соблазнительным мероприятием. Вождь посетил заросли с каждым, кто мог ходить самостоятельно.

«Охотники за черепами» смыли боевую раскраску и вместе с пленниками и европейцами удивленно воззрились на диковинные сооружения, подвешенные высоко в кронах деревьев, не понимая, как туда можно забраться и зачем вообще жить на деревьях, если можно построить хижину на земле. Затем они взялись расчищать площадку для строительства нового жилья… Война, длившаяся многие тысячелетия, завершилась.

Идя наугад, человек всегда набивает шишки

Отряд, выросший в численности за счет спасенных женщин, подростков и детей, пробирался сквозь джунгли. Анна замыкала медленно двигающуюся цепочку. За последний месяц ее сознание очистилось от спекшегося слоя проблем цивилизации. Она словно заново родилась. Тело окрепло и желало движения, а душа была счастлива и готова делиться своим состоянием с окружающими. Вкус к жизни она почувствовала еще в Карпатах, где люди жили спокойно, размеренно, в полной гармонии с природой. Там, в горах, куда добраться можно только пешком или на конной тяге, вся жизнь человека была подчинена солнцу. Оно вставало – и вставали все. Петух взлетал на шест, оповещая о приходе нового дня, собака вылезала из конуры, потягивалась и, выгнув спину и радостно виляя хвостом, ждала, когда хозяйка плеснет ей в миску парного молока и даст пахучего свежевыпеченного хлеба. Все это рождало желание улыбаться новому дню…

Продираясь сквозь джунгли, Анна пустилась в размышления.

«Здесь, в жарких тропиках, жизнь папуасов ужасно примитивна. Тут круглый год тепло. Одежда не нужна, дом – одно название, всем ветрам открыт. Еда – в радиусе километра от лежбища. А если лень и неохота бродить в поисках пищи, можно палкой расковырять землю возле хижины, огород соорудить. Земля плодоносит круглогодично, а мясо само на грядки ползет. Но вот вопрос: почему среди этого райского изобилия имеет место каннибализм? Чего не хватает людям? Наверное, так уж человек устроен, что ему всегда чего-то не хватает. В шумном мире асфальта, среди трущоб и пентхаузов, дешевой еды и дорогих ресторанов, церквей и казино, атомных электростанций и угарного газа автомобилей тоже не все желают жить, созидая и в мире. И там есть воры, насильники, террористы… А главное – есть людоеды, пожирающие друг друга, пусть не в прямом смысле слова, но от этого они не перестают быть людоедами.

Что голый дикарь, заедаемый вшами и москитами в юбке из пальмовых листьев, что миллиардер в костюме «от кутюр», пользующийся благами цивилизации, – одинаковы. Оба жрут себе подобных, один собственными зубами, другой руками посредников.

И чем больше сожрет, тем выше взберется, – кто на пальму, кто на вершину власти. А забравшись выше всех, демонстрирует собственное могущество, поедая несогласных. И ни тот, ни другой не видят в том своей вины. Поедание плоти себе подобных, как и паразитирование на труде соплеменников, стало для них нормой. Все, что ниже их – всего лишь пища, электорат, биомасса, лохи и неудачники. И вся разница между дикими и цивилизованными людоедами в том, что для одних закон в силе, а для других сила в законе, созданном ими самими под себя.

Вмешавшись в сознание дикарей, мы вычеркнули из их памяти передаваемую из поколения в поколение потребность поедать человечину. Гуманность очевидна, но не совершили ль мы насилие? Не повлияет ли наше вмешательство в их сознание на ход истории?.. – и тут же сама себе ответила: – Думаю, мы не совершили ошибки. Искоренение зла – есть высшая миссия цивилизации. Я в этом убеждена».

Самые великие стратеги всегда опираются на тиранию

Усидчивый Витя учился много лучше своих сверстников, и они частенько пытались этим воспользоваться. Вот и сейчас самый рослый одноклассник Миша затребовал Витину тетрадь, чтобы, как всегда, списать у него домашнее задание. Сидя на последней парте, он поманил хлюпика пальцем и стал ждать. Витя подхватился с переднего ряда и поспешил отдать тетрадь. Заводила вместе со своими дружками принялся «скатывать» примеры, а Витя уселся на передней парте к ним лицом и, не скрывая улыбки, наблюдал за процессом.

В начале урока дежурный собрал тетрадки с домашним заданием, а на следующий день выяснилось, что все, кто регулярно пользовался знаниями Вити, получили двойки. Это была решающая работа в определении годовой оценки.

Мальчик торжествовал. Главный враг и его дружки оставлены на второй год. Витя впервые получил наслаждение от управления толпой. А дальше все пошло по классической схеме: пионер, комсомол, институт, стройотряд – и везде Виктор Неволя впереди и руководит.

От дома до института ему было добираться минут двадцать, и при хорошей погоде он ходил в оба конца пешком. Но в темное время суток или в непогоду Витя не рисковал и ехал пару остановок троллейбусом. Вот и в этот вечер он шел к остановке. После трех пар и четырех часов практических занятий Виктор сильно устал, к тому же с неба сыпал мокрый снег. На остановке было безлюдно. От этого он чувствовал себя очень неуютно и, поеживаясь от холода, постоянно оглядывался. Наконец показался троллейбус. Он подошел к месту, где обычно открывалась средняя дверь, но как только шагнул в салон, с его головы кто-то сорвал поношенную кроличью шапку. Виктор среагировал молниеносно. Не оборачиваясь, сделал мах рукой назад и сам вцепился в чью-то шапку. Рванув ее на себя, он влетел в салон. Дверь закрылась, троллейбус тронулся. Теперь он мог разглядеть трофей. Им была новенькая каракулевая шапка, которую он тут же нахлобучил себе на голову.

Утром, досыпая в переполненном салоне троллейбуса, повиснув на штанге, он и не вспомнил о вчерашнем происшествии. Возле института большая часть пассажиров покинула транспорт, и Виктор, как и все, направился в скверик, ведущий к парадному входу его альма-матер. Неожиданно дорогу ему преградили два милиционера, и парень кавказской наружности стал тыкать в него пальцем и кричать: «Это он! Он даже шапку мою напялил!» Представившись, правоохранитель попросил Неволю снять головной убор. Каким же было удивление Виктора, когда милиционер, срезав нитки, удерживающие налобный клапан шапки-ушанки, обнаружил белую бирку с фамилией и инициалами потерпевшего. Неволю отвели в участок.

От произошедшего его мозг потерял способность думать, и лишь одна мысль дятлом долбила сознание: «Прощай, учеба, карьера и свобода». На Виктора завели уголовное дело, отчислили из института и передали документы на исключение из партии. Сорванная с чужой головы шапка ставила крест не только на карьере, но и на личной свободе.

К огромному счастью Неволи, секретарем горкома партии города Брянска в то время был его дядя. Один звонок мамы, и вопрос был решен. Закон законом, а блат блатом.

Конечно, его отчислили из Могилевского педагогического института и быстренько убрали с глаз подальше, километров этак на полтораста, и через два дня он был принят в аналогичный вуз города Брянска. Мало того, через месяц по рекомендации горкома партии его избрали парторгом факультета.

Естественно, уголовное дело было закрыто…

После службы в армии он стремительно стал делать карьеру, убирая с пути конкурентов всеми доступными методами: подкуп, шантаж, фальсификация, подтасовка фактов… С главным лозунгом «Плюй в глаза, божья роса» он каждые два года поднимался на ступень выше.

Его первый заметный кадровый рывок пришелся на начало перестройки. Тогда Виктор Григорьевич Неволя, возглавляя парторганизацию облпищеторга, заставлял работников, замеченных в пьянке, строчить доносы на директора торга. И те, боясь остаться без премии или, того хуже, быть уволенными, строчили. Собрав материалы, Неволя передал в обком партии сигнал о злоупотреблении директора служебным положением в корыстных целях. Дело получило огласку, директора сняли с должности, а правдолюбец Неволя стал вторым секретарем обкома партии. На ближайших выборах его избирают депутатом в Верховный Совет Российской Федерации от Брянской области.

Трамплин для прыжка на политический олимп был подготовлен. А сам Неволя превратился в человека, стремящегося к руководству страной не ради общественного блага, а для удовлетворения личных амбиций и потребностей. Он жаждал абсолютной власти, и эта идея завладела им всецело.

Когда действующий на тот момент президент России предложил Неволе пост премьер-министра, а его поддержали депутаты Государственной Думы, он окончательно уверовал в успех. Дабы заручиться поддержкой электората на предстоящих выборах в президенты, Виктор Григорьевич лез из шкуры, стараясь понравиться тем, кого иначе, как «биомассой», не называл. И пока его конкуренты на пост главы государства устраивали словесные баталии, Неволя лично контролировал уборку урожая. Дергал рычаги танка, изучал проблемы армии изнутри. Лично раздавал распоряжения рыбакам Дальнего Востока.

Мял в руках кубанский чернозем, принимал новую поликлинику в Сургуте и осматривал обшарпанные коммуналки подводников Мурманска. И это сработало. «Вот наш лидер! Он, как мы! Он и есть народ!» – захлебывался в эйфории электорат.

Лучше открыто спорящие враги, чем воюющие втихаря товарищи

По возвращении в деревню «детей гор», сидя у костра и поедая жареную свинину с бананами, участники вылазки делились своими мыслями и собранной информацией с теми, кто оставался в лагере. Была масса вопросов, ответы на которые надо было еще найти.

– Переписав сознание людоедов, мы изменили веками сложившийся уклад их жизни. Для них он и был законом. Можно ли считать, что мы создали общество равных? – подтолкнула товарищей к нужному ей диалогу Анна.

– Закон обещает людям равенство, но только смерть делает их равными, – с помпой произнес Илья. – В нашем обществе не стоит мечтать о равенстве. Даже думать о нем глупо. Разговоры о равенстве – демагогия, они на руку только пройдохам и карьеристам.

– Это вы себя имели в виду, говоря о карьеристах? – с вызовом спросил Феликс и, предчувствуя непростой, но интересный разговор, сел, подобрав под себя ноги. До этого он лежал на боку, упершись в землю локтем, и палкой ковырял угли в костре.

Хмыкнув на слова Саенко, Илья улыбнулся чему-то, принял позу мыслителя и произнес:

– С «Интел-реврайтером» вам ничто не мешает сделать тех, кто выбивается из ряда, такими, как все. А потом еще забрать права, имущество, лишить отличий и отправить в Сибирь добывать полезные ископаемые. Пусть трудятся день и ночь за колючей проволокой, под охраной собак и автоматчиков на вышках. Такое равенство вам надо?

…сидя у костра и поедая жареную свинину с бананами, участники вылазки делились своими мыслями и собранной информацией с теми, кто оставался в лагере.

– Нет, не такое, – спокойно ответил Феликс. – Критиковать легко. Критиковать привыкли. А надо думать. Много думать, а потом делать. А эмоции… Эмоции в сторону! Человек сам перед собой глобальные цели ставить не может, – разошелся Саенко, сев на своего конька. – Хотя может, но далеко к ним не продвинется. У человека семь пятниц на неделе: сегодня одно, завтра другое… А надо так: определились с маршрутом, выбрали пилота, пристегнули ремни, – на взлетную полосу и вверх. Все в одном самолете, с одной скоростью и на одной высоте.

– А куда лететь, пилот решит, – снова усмехнулся Илья. – Вот тебе и равенство.

– Равенство, Илья, если имя этому пилоту – Закон.

Пока Каров собирался с мыслями, Анна с чувством произнесла:

– В одном самолете – да, но в жизни ведь не так. Как быть с сильными, амбициозными, не желающими жить по общим правилам? Один закон для всех, а они с этим не смирятся.

– Смирим, – улыбнувшись, сказал Феликс, и в лице его было столько мягкости, что Анна подумала, а не собирается ли он уговаривать соплеменников жить честно. Но из следующих его слов поняла, что беспокоилась напрасно.

– Пусть я сам побывал в застенках, но считаю, что именно неизбежное наказание за совершенное преступление есть равенство. И знать основные законы общества должны все со школьной скамьи. Тогда закон будет для нас защитой, а для преступников преградой. Наказание за преступление должно быть обязательным, но это не значит, что людьми должен править страх. Зная смертельную силу электрического тока, мы не перестаем пользоваться электроприборами.

Сытый и довольный, Ставрос, вырезавший стрелы для лука, заинтересовавшись разговором, подошел к беседующим и присел на пенек возле Ильи. Марта пододвинулась к Анне. Глеб, еще минуту назад желавший побриться, эту затею оставил и, привалившись могучей спиной к стволу дерева, скрестил руки на груди и приготовился слушать.

– Так вот, – продолжал Феликс, – если за нарушение не накладывать никаких санкций и не контролировать их исполнение, равенства не будет. Тюрьмы не для того, чтобы запугивать, а для того, чтоб изолировать преступника от общества.

Касательно эгоистов, карьеристов и амбициозных людей. Именно они управляют обществом. Но случаются ситуации, когда амбиции лидера не вписываются в узкие рамки закона, и тогда он пытается подстроить их под себя. Постепенно привлечет на свою сторону тех, кто контролирует закон, и таким образом разрушит взаимосвязь «преступление – наказание». А затем одним росчерком пера он изменит закон. Для него тюрьма – средство запугивания всех и вся. Понимая свою безнаказанность, тиран закрутит гайки до предела. И вот тогда начнется. Примеров предостаточно: Пиночет, Ким Ир Сен, полковник Каддафи… Да чего уж там, вон у наших ближайших соседей по СНГ власть узурпируется, «приватизируется» навсегда, с правом передачи по наследству.