Текст книги "Практическая криминалистика. Допрос: Советы старого следователя"

Совет 2. Протокол допроса должен по возможности дословно совпадать с видеозаписью
Немного о психологии ложных воспоминаний и исследованиях Элизабет Лофтус.

Ровно в 9 часов практиканты уже были у двери кабинета следователя. Весь вчерашний вечер они провели за составлением плана допроса, в чем им существенно помог Интернет и социальные сети. Перечитывая конспект лекции по организации и планированию расследования, они вспомнили то, что им говорил преподаватель о планах следственных действий. За основу было решено взять план допроса, рекомендованный преподавателем. Этот план состоял из трех частей:

– обстоятельства, подлежащие доказыванию;

– общая тактическая схема допроса;

– уточняющие и проверочные вопросы.

Старый следователь появился минут через тридцать, оперативное совещание у руководителя следственного отдела сегодня явно затянулось. Николай Валерианович поздоровался с ребятами, впустил их в кабинет, включил чайник, прятавшийся за столом у окна, положил на стол уголовное дело, рабочий еженедельник и расположился в своем кресле. Ребята уже привыкли к этому утреннему ритуалу. Старый следователь всегда назначал первое следственное действие на десять утра. Образовавшиеся свободные полчаса он тратил на корректировку ежедневного плана работы, повторное изучение дел, по которым были запланированы следственные действия. Ну, и, разумеется, в обязательном порядке выпивал чашку чая, который заваривал в маленьком фарфоровом чайнике.

– Ну, что, молодежь, – задумчиво начал следователь, раскрыв еженедельник, – не успели мы с вами начать расследование, как привлекли внимание высокого начальства. Дело, которое мы с вами взяли для примера, не просто уникально, в нашей области это первый случай за много лет, когда Верховный Суд отменил приговор по вновь открывшимся обстоятельствам и направил дело на новое расследование. Поэтому работать будем под пристальным вниманием и неусыпным контролем руководства. Я очень вас прошу не обсуждать это дело ни с кем, и даже между собой только в моем кабинете.

Ребята согласно закивали головами. Они уже поняли, что участие в подобном расследовании даст им уникальный опыт, какого от своей практики они явно не ожидали.

– Давайте для начала посмотрим на ваши планы допроса оперативника и понятых, – предложил следователь.

Ребята с готовностью протянули листы с принтерным текстом.

– Вместе делали? – лукаво поинтересовался следователь, – через социальные сети переписывались?

– Ну да, но мы больше не будем, – практиканты уже сообразили, что обсуждение дела в диалогах социальной сети может привести к утечке информации. – Николай Валерианович, мы не упоминали участвующих в деле лиц, только обсуждали, как составляются планы.

– Очень вас прошу, – следователь строго посмотрел на ребят, – никакого обсуждения этого дела в социальных сетях, даже если это ваш личный диалог, и уж тем более по сотовой связи.

– Нас могут прослушивать? – испугались ребята.

– Никто не будет вас прослушивать, – рассмеялся следователь, – это просто стандартная мера предосторожности. Вот закончим расследование, направим дело в суд, хоть с кем его обсуждайте, только закон о защите персональных данных не нарушайте.

Следователь внимательно изучил предложенный ребятами план и остался доволен.

– Очень хорошо, – похвалил ребят Николай Валерианович, вытаскивая из сейфа вчерашний бланк протокола допроса, – и обстоятельства, подлежащие доказыванию, и тактическая схема, и вопросы. Хороший план. Вот только для допроса с применением видеозаписи такой план не очень подходит. Тут нужен план-сценарий, вот посмотрите, я его вчера составил. Видеозапись, как и звукозапись, не прощает ошибок, особенно процессуальных, поэтому для составления такого плана я использую бланк протокола следственного действия. На бланке я отмечаю, где, в каком месте, и что именно я должен сказать или спросить, как и какие права разъяснить. В основной части бланка протокола я пишу вопросы в правильной последовательности. У уточняющих вопросов есть одна нехорошая особенность: если такой вопрос задать раньше времени, то он может превратиться в наводящий, а это…

– А это нарушение уголовно-процессуального закона, поскольку ч. 2 ст. 189 УПК РФ запрещает задавать наводящие вопросы, – продолжил фразу следователя будущий адвокат.

– Верно.

– Николай Валерианович, – поинтересовался будущий прокурор, – а вы всех участников этого дела будете допрашивать с видеозаписью?

– В данном деле всех, – вздохнул следователь, – видеозапись надежнее и убедительнее, но и у нее есть свои недостатки. Например, продолжительность следственного действия увеличивается больше чем в два раза. Сначала проводим само действие, потом просматриваем запись и составляем совпадающий с ней протокол. Вот и получается, что времени уходит в два раза больше.

– Николай Валерианович, нам преподаватель криминалистики объяснял также как и вы, а вот преподаватель по уголовному процессу, сказал, что протокол не обязательно должен совпадать с видеозаписью.

– То есть как не должен? – удивился следователь.

– Преподаватель сказал, что протокол допроса это результат работы следователя, и там должно быть отражено только то, что следователь посчитал нужным отразить.

– В теории уголовного процесса есть такая концепция, – согласился следователь, – но, если следователю разрешить фиксировать в протоколе допроса только то, что ему нужно, это все равно, что разрешить ему фальсифицировать материалы дела. Кроме того, УПК говорит нам о том, что доказательством является не протокол допроса, а зафиксированные в нем показания. К записи показаний предъявляются жесткие требования ч. 2 ст. 190 УПК, поэтому я предпочитаю внести в протокол дословное содержание видеозаписи, разумеется, исключая нецензурную брань. Кроме того, по моему мнению, есть еще один важный фактор, из-за которого протокол должен почти дословно совпадать с записью.

– Какой фактор? – заинтересовались практиканты.

– Этот фактор был открыт американским психологом Элизабет Лофтус. Экспериментальным путем она выяснила, что показания свидетеля после допроса могут измениться. Их изменят ложные и наводящие вопросы. Психологи установили, что если при допросе задать свидетелю вопрос о тех обстоятельствах, которых на самом деле не было, то сначала он ответит на него отрицательно. А вот после первого допроса этот вопрос может встроиться в воспоминания и исказить их, добавив туда обстоятельство, с которым он связан. В результате при следующем допросе свидетель может вспомнить это обстоятельство как реальное, и даст о нем показания33
  Loftus E. F. (1975). Leading questions and the eyewitness report. Cognitive Psychology, 7, 560—572, приводится по книге Хок Р. 40 исследований, которые потрясли психологию / Роджер Р. Хок. – СПб.: Прайм-ЕВРОЗНАК, 2006. – 509, [3] с. (Психология – лучшее). с 193—205.


[Закрыть]. И если в первоначальном допросе или объяснении нет ни вопроса, ни отрицательного ответа на него, то мы и не узнаем, что это ложное воспоминание, навязанное свидетелю.

– Не может быть, а почему нам об этом никто не говорил? – поразились практиканты. – Мы видели почти сотню протоколов допросов и объяснений, а в них часто нет вообще ни одного вопроса.

– Почему вам об этом в университете не говорили, я не знаю, – воздохнул следователь, – в учебниках по юридической психологии, об этом, наверное, должно быть написано.

– А у нас отменили юридическую психологию, – грустно заметил будущий прокурор, – кто-то в министерстве решил, что юристам она не нужна.

– Как отменили? – ужаснулся следователь. – Без знания психологии вы же не разберетесь в том, как формируются показания, какие психологические факторы на них влияют и как именно. Вы же просто не сможете их оценить.

– Николай Валерианович, а вы нам о них расскажете, – ребята с надеждой посмотрели на старого следователя.

– Придется, – вздохнул тот. – Только не забудьте прочесть те книги, которые я вам рекомендовал?

– Не забудем.

– Надеюсь, – старый следователь покачал головой. – Ладно, давайте вернемся к работе над нашим делом. Для того чтобы проверить и оценить достоверность показаний участников процесса есть два пути. Первый – создать фактическую базу для проверки показаний, или попросту собрать как можно больше информации о месте, где все происходило, об участниках события, об их действиях, и потом просто сопоставлять с этой информацией показания участника процесса. Второй путь – это знание психологии и умение наблюдать и выявлять психологические факторы, свидетельствующие о правдивости или ложности показаний. Этот путь очень ненадежный, перечня признаков правдивости и ложности нет, поскольку поведение каждого человека уникально. Поэтому всегда нужно использовать оба способа, так чтобы они дополняли и усиливали друг друга. Чем больше мы знаем о деле, тем легче проверить достоверность показаний.

– А я читал, в какой-то книжке, что ложь можно определить по направлению взгляда, – заметил будущий адвокат, – если взгляд направлен вправо и вверх, значит человек вспоминает, а если в лево и вверх – лжет. Там было написано, что это связано с функцией полушарий головного мозга, одно отвечает за воспоминания, а другое за фантазию.

– Вот как, – улыбнулся следователь, – а если человек левша, то у него полушария отвечают за другие функции, то тогда как?

– Ну, значит нужно поменять все местами, это же не сложно, нужно просто отметить, какой рукой он пишет.

– А если он скрытый левша? Или в детстве привык смотреть именно влево, когда что-то запоминал или вспоминал? А что если он просто заблуждается?

– Тогда не знаем, – ребята растеряно посмотрели друг на друга.

– Вот об этом, я вам и говорил, – вздохнул следователь, – сейчас появился модный тренд, приглашать специалиста-психолога для участия в допросе, с тем, чтобы он «используя специальные знания» определил «признаки психологической достоверности показаний». Проблема в том, что сами психологи на это смотрят совсем по-другому. Мои знакомые психологи рассказали, что они отслеживают психологические признаки эмоциональных переживаний, но… Психологов интересует исключительно достоверность собственных переживаний человека, а не достоверность событий связанных с этим переживанием. Психологи уверены в том, что в стрессовых ситуациях, а преступление для подавляющего большинства участников это сильный стресс, психика человека, реализуя защитный потенциал, может существенно исказить воспоминания о фактической картине преступления. Огромные куски воспоминаний могут быть вытеснены, тогда человек о них просто не вспомнит, а если его спросить прямо, то он скажет, что этого совсем не было. Часть воспоминаний о преступлении может быть замещена совсем иными образами, и человек искренне будет уверен в том, что так и было. Именно поэтому психологов не интересуют факты объективной действительности, их интересуют переживания человека. Вот почему применять психологические методы следует с большой осторожностью, понимая их ненадежность для целей проверки достоверности показаний. С другой стороны, нам просто необходима серьезная система психологической помощи участникам уголовного процесса. Система, которая будет помогать людям проживать последствия преступления и общения с судебной системой. Психологи объяснили мне, что для человека, получившего в момент преступления психологическую травму, даже простой рассказ о событиях преступления это повторное переживание травмы. Жесткость процессуальных процедур только усиливает повторную травматизацию, особенно в суде, где показания даются публично, и в присутствии людей, причинивших травму. К сожалению, в нашей стране правоохранительные и судебные органы совсем не думают о переживаниях участников процесса. На первом месте борьба с преступность, а не забота о благе граждан и защита их прав. Нам, юристам, от участников процесса нужны только факты. Все что связано с переживаниями только мешает нашей работе, поэтому юристы или отмахиваются от них, как от назойливых мух, или вынуждены сами, непрофессионально и в силу собственных представлений оказывать психологическую помощь, что, на мой взгляд, еще хуже.

– Николай Валерианович, а вы как поступаете? – поинтересовался будущий адвокат.

– Рекомендую гражданам обратиться к психологам, – вздохнул следователь, – если просят кого-нибудь порекомендовать, даю несколько визиток и телефон психологов центра «Семья». Психологической реабилитацией участников процесса должны заниматься профессионалы. Плохо только то, что это происходит за счет самих пострадавших, без помощи государства.

Ребята загрустили, переваривая полученную информацию. Следователь прикрыл глаза, задумавшись о чем-то своем.

– Что-то мы с вами отвлеклись от дела, – следователь прервал затянувшееся молчание, – пора нам с вами собираться.

– Куда?

– На место происшествия, конечно. В нашем уголовном деле следователь так и не произвел осмотр места происшествия, так что у нас нет фактической базы для проверки достоверности свидетельских показаний.

– Но ведь по делам этой категории никто не проводит осмотр места происшествия, – заметил Алексей, – я, когда начал работу над дипломом, изучил десятки уголовных дел о незаконном обороте наркотиков, там ни в одном деле не было осмотра места происшествия.

– И в этом деле его нет, – вздохнул следователь, – поэтому у нас нет представления о том, что и как могло или не могло произойти на месте происшествия, что и как могли или не могли воспринять свидетели. Без осмотра места происшествия у нас нет фактической базы для проверки показаний, так что собираемся и на место, заодно поговорим о психологии формирования показаний.

Совет 3. Основу формирования показаний составляют психологические процессы и хотя их механизм един, результат, как правило, уникален
Понимание этих процессов позволяет понять, как и почему искажаются показания, определить наиболее эффективные пути их нейтрализации для каждого конкретного случая.

– Длительное время в юриспруденции считалось, что показания участников процесса, это результат отражения события преступления в их сознании, – начал объяснять следователь еще по дороге к автостоянке. – Однако психологи доказали, что восприятие процесс гораздо более сложный чем отражение, если вам интересны их доводы, то почитайте В. В. Любимова44
  Любимов В. В. Психология восприятия. Учебник / В. В. Любимов. – М.: Эксмо, 2007.


[Закрыть]. Лично мне представляется, что показания формируются в результате более сложных процессов, и одним восприятием тут не ограничивается, хотя с него все начинается. Дело в том, что сам процесс восприятия событий происходит в условиях определенных окружающей средой. Лично я называю это объективными факторами восприятия, и отношу к ним:

– время года и погодные условия;

– время суток, видимость, освещение;

– особенности расположения объектов на месте происшествия;

– особенности рельефа местности;

– особенности расположения участников процесса на месте происшествия, поскольку это определяет зоны их видимости, а также слепые зоны.

– Обстановка места происшествия, участники и очевидцы преступления на определенный момент времени становятся элементами единой системы – события преступления. Для того, чтобы восстановить событие преступления, нужно установить и понять роль и место каждого элемента этой системы. Любые расхождения в системе говорят об ошибочности расследования и, как один из вариантов, ложности показаний участков. Главное, чтобы построенная вами система была именно результатом восстановления, а не формированием собственного представления о том, что там было на самом деле.

– Давайте мы с вами проведем небольшой эксперимент, показывающий как с помощью обстановки места происшествия можно проверить показания участников проверочной закупки, – неожиданно предложил следователь, садясь в машину.

Ребята охотно согласились.

– Предположим, что вы понятые, которые не участвовали в проверочной закупке, а просто расписались в протоколе, – продолжал следователь, запуская двигатель. На месте происшествия вы не были, но признаваться в этом не собираетесь. И я задаю вам вот такой вопрос: «Вы утверждаете, что автомашина стояла около дома номер 95 по ул. Черемшанской. Скажите, пожалуйста, откуда вы узнали номер дома и как выглядит этот дом?». Ваши ответы?

– Давайте я попробую, – первым вызвался Алексей, – я скажу, что номер дома мне сообщил оперативник, проводивший закупку, а как выглядит дом, я не помню.

– Хороший ответ, – заметил следователь, – на первый взгляд выглядит очень убедительно, как и любая ложь, особенно частичная.

– Что значит частичная ложь? – удивились ребята.

– При всем многообразии лжи, – пояснил следователь, выруливая на проспект, – если говорить о фактической составляющей, то ее можно разделить на три основных вида. Это полная ложь, когда вся история является выдумкой от начала до конца, частичная ложь содержит в себе смесь правды и лжи, а третий вид лжи – это умолчание, это когда человек просто молчит об известных ему фактах или заявляет, что он ничего не помнит. Эти три варианта лжи редко встречаются в чистом виде. Вот сейчас у нас сочетание частичной лжи с элементами умолчания.

– Николай Валерианович, – рассудительно заметил Игорь, – но ведь человек действительно может забыть о том, как выглядел дом.

– Может, – согласился следователь, – хотя один мой знакомый психолог, между прочим, доктор наук, утверждает, что человеческая память тотальна и помнит все. С другой стороны, человек мог не обратить внимания на сам дом, поэтому не воспринял его внешний вид, а значит, действительно не помнит, как тот выглядит. Память человека избирательна и хранит только то, что человек считает наиболее важным. Для того, чтобы проверить данное обстоятельство нам достаточно задать несколько контрольных вопросов, например, спросить у твоего друга, как выглядит здание следственного комитета, прокуратуры, суда?

– Здание следственного комитета двухэтажное светло зеленого цвета, здание прокуратуры, расположено рядом, оно тоже двухэтажное только цвет у него желтый, а здание суда серое трех этажное здание на противоположенной стороне проспекта и дальше, – тут же выдал Алексей.

– Наш свидетель сразу же «спалился», – рассмеялся следователь, – он отлично воспринимает и запоминает внешний вид зданий, а значит о том, что он не помнит, как выглядел дом, он вероятно лжет.

– А почему вероятно?

– Потому что по одному факту делать вывод о том, что свидетель лжет еще рано, – строго заметил следователь. – Любой ответ «я не помню», должен насторожить юриста, это сигнал о том, что нужны дополнительные уточняющие и контрольные вопросы. Если такой ответ звучит слишком часто, особенно при попытке уточнить «несущественные», на взгляд обывателей детали, то полагаться на достоверность таких показаний уже нельзя.

– Николай Валерианович, а если лжесвидетель хорошо подготовился, или использует логику и знание фактов? – поинтересовался Игорь. – Например, я знаю, что в этом районе малоэтажная застройка, и скажу так: «Номер дома мне сообщили оперативники, дом двух этажный, цвет кажется желтый, но я могу и ошибаться, прошло слишком много времени».

– Очень хороший ответ, – улыбнулся следователь, – такие часто дают неуверенные в себе люди, и для того чтобы его проверить, нам нужны знания об обстановке места происшествия и о личности данного свидетеля. Проблема в том, что неуверенный в себе свидетель уже слабое место системы доказательств. Если он лжет, то его легче разоблачить и склонить к сотрудничеству, а если он не лжет, то его легко запутать и сбить с толку, чем непременно воспользуется адвокат в суде. Тут тоже нужны уточняющие и контрольные вопросы. Например, куда нам сейчас повернуть, направо или налево?

– Налево, – безапелляционным тоном заявил студент.

– И ты «спалился», – рассмеялся его коллега, – нужно было сказать, «кажется налево, но я не уверен». Николай Валерианович, неужели все так легко?

– Я бы не сказал, что легко, – улыбнулся следователь, – нужно быть внимательным, слушать и слышать, что и как говорит свидетель, сразу все оценивать, формировать дополнительные уточняющие и контрольные вопросы, ну и, разумеется, не забывать об основных.

– Значит, без плана допроса точно не обойтись, – вздохнул Игорь.

– Есть еще одна важная деталь, – заметил следователь, – у меня по опыту работы сложилось впечатление, что подавляющее большинство лжецов «прокалываются» на мелких деталях своей лжи. Особенно при использовании сравнительных образов, например, сопоставляют якобы реальные объекты с явно вымышленными. Это происходит потому, что в сознании человека вымышленные объекты сопоставляются в первую очередь с вымышленными, а реальные с реальными.

– Получается, это и есть психологический признак ложности показаний? – лукаво поинтересовался Алексей. – А вы говорили, что таких нет.

– Это не признак ложности или достоверности, – возразил следователь, – это скорее сигнал, маркер, на который нужно обратить внимание и учесть в дальнейшем при допросе. Просто вы не можете знать что, о чем и как думает конкретный человек. Для одного это сравнение с вымышленным объектом, и значит, скорее всего, признак лжи, а для другого с реальным, и значит признак достоверности. Проблема в том, что для правильной интерпретации признака вам нужно точно знать – как в своем сознании оценивает этот объект конкретный человек. Не вы, а именно тот, кого вы допрашиваете, потому что ваше отношение к этому объекту может быть другим.

Следователь аккуратно припарковал машину около дома №97 по улице Черемшанской.

– Николай Валерианович, почему мы остановились здесь, а не около следующего дома? – поинтересовался Алексей. – Все же происходило именно там.

– Именно потому, что все происходило там, и моя машина на фотоснимках с места происшествия будет лишней.

Николай Валерианович открыл бардачок и извлек из него фотоаппарат и огромную рулетку, на которой было указано, что ее длина 50 метров.

– Я ее вчера вечером позаимствовал у коллеги из отдела полиции, специализирующегося на расследовании ДТП, – пояснил следователь, протягивая рулетку практикантам. – Держите, будете производить измерения.

– А это зачем? – удивились практиканты.

– А вот это вы сами объясните мне после того как все закончим, – озадачил их следователь. – Теперь внимательно слушайте. Про объективные факторы восприятия я вам уже говорил, но кроме них есть еще субъективные факторы или, проще говоря, зависящие от конкретного человека, а они намного важнее и сложнее. Восприятие каждого человека на самом деле уникально, как и получающиеся в результате мысленные образы события и показания о них. Основным субъективным фактором лично я считаю целенаправленность восприятия. Если событие привлекло внимание человека, то он воспринимает его целенаправленно или сознательно, а если нет, то нецеленаправленно или как фон. При целенаправленном восприятии человек воспринимает до 90% информации о событии, а при фоновом не более 10—15%. Проблема в том, что восприятие окружающей среды человек осуществляет постоянно. Основную информацию он получает с помощью органов чувств. Сколько у человека чувств?

– Пять: зрение, слух, обоняние, осязание и вкус.

– Верно, а какое из них является доминирующим?

– Зрение, – практиканты были единодушны.

– А в темноте?

– Слух! Осязание! – единодушие пропало.

– Если бы я спросил, какое из чувств наиболее информативно, то ответ зрение был бы правильным, – улыбнулся следователь, – но я вас спросил: какое чувство является доминирующим?

Ребята недоумевали.

– Тут все просто, доминирующим будет чувство, с помощью которого воспринимается наиболее значимая в данный момент информация. Доминирование постоянно переключается, причем, как осознано, так и неосознанно. Оно тесно связано с целенаправленностью восприятия, и подключает то чувство, которое будет наиболее информативным для конкретной ситуации. Дополняется все это избирательностью восприятия. Если бы наше восприятие было неизбирательным, то мозг тратил бы уйму времени на обработку и осознание ненужной информации, а это замедляло бы выявление опасности и скорость реакции. Избирательность восприятия в свою очередь определяется основными инстинктами. Как вы думаете, какие основные инстинкты влияют на избирательность восприятия?

– Инстинкт самосохранения, – тут же высказался Алексей.

– Верно, а еще?

– Я знаю еще только один основной инстинкт, – вздохнул Игорь, – это который фильм с Шерон Стоун. Получается – сексуальный?

– Точнее инстинкт продолжения рода, – улыбнулся следователь. – Доминирование инстинктов определяет, что и как воспринимается в первую очередью. У мужчин доминирует инстинкт самосохранения, а у женщин инстинкт продолжения рода. Именно поэтому мужчины и женщины воспринимают мир по-разному и часто не понимают друг друга. Мужчины в первую очередь воспринимают форму и фигуры объектов, все, что связано с дистанцией и скоростью, это то, что облегчает выявление опасности и ускоряет реакцию. Мужчина воспринимает мир через призму опасно или не опасно. Женщины в первую очередь воспринимают цвета, оттенки, запахи, они и различают их лучше мужчин. Это не значит, что мужчины чувствуют меньше, просто они придают этому меньше внимания, вот и все. Женщины воспринимают мир через призму привлекательно или непривлекательно (красиво или некрасиво).

– Получается, что женщины видят в мире в первую очередь красоту, а мужчины опасность? – удивились и даже немного расстроились практиканты.

– Именно, – следователя позабавила их реакция, – но за все приходится платить. Женщины платят тем, что их реакция чуть медленнее, чем у мужчин, им чуть сложнее ориентироваться в пространстве, сложнее водить автомашину. С другой стороны, и те и другие могут с помощью соответствующих тренировок расширить свои способности к восприятию, сохранив то, что у них уже есть. Для этого нужно много трудиться, а этого, как правило, многие просто не хотят.

Ребята хотели спросить у старого следователя, какие именно тренировки могут им помочь, но тот не дал им такой возможности и продолжил свои объяснения.

– Целенаправленность восприятия, переключение чувств и основные инстинкты вместе создают то, что я называю фильтром избирательности восприятия. Этот фильтр практически не зависит от сознания человека, и именно он определяет, что в первую очередь воспримет человек, а что не увидит вовсе, поскольку, по мнению фильтра (а значит всего предыдущего опыта конкретного человека) это неважно, не представляет опасности или просто не вписывается в его картину мира.

– Николай Валерианович, вы хотите сказать, что человек может просто не увидеть то, что у него перед глазами?

– Может, – вздохнул следователь, – особенно если очень не хочет это видеть, или вместо одного предмета увидит другой. Восприятие штука очень тонкая, на нее влияет множество психологических факторов и для оценки показаний участника процесса нужно все их знать и учитывать. Начнем с того, что наши органы чувств воспринимают поступающую к ним информацию и преобразуют в нервные импульсы, которые в свою очередь поступают в мозг. Фильтр избирательности восприятия не просто отбирает то, что с его точки зрения важно, он спасает мозг от анализа ненужной информации и тем самым ускоряет время реакции, что существенно для выживания. Попробуйте посмотреть на столб, расположенный справа от дороги, а потом быстро налево на угол дома, что получается?

– Мы видим сначала столб, а потом угол дома.

– А что между ними?

– Ничего?

– Вот именно, для того чтобы это увидеть вам нужно переводить взгляд медленнее. Наши глаза воспринимаю отраженный свет, а он двигается со скоростью 280 тысяч километров в секунду. Неужели мы переводим взгляд быстрее? Разумеется, нет, просто фильтр избирательности восприятия понимает, что нам важна именно конечная точка и просто не пропускает в ваше сознание то, что восприняли ваши глаза при быстром движении. Так что именно фильтр определяет, что вы увидите, а что нет. Но у этого фильтра есть еще одна функция, он старается ускорить процесс восприятия информации и вмешивается в следующий этап, который психологи называют распознаванием объектов. Если объяснять его простыми словами, то этот этап очень похож на наклеивание ярлычков. Каждый объект, который фильтр избирательности пропустил в наше создание, определяется и распознается. Этот процесс протекает автоматически и основывается на собственном опыте субъекта. Если человек раньше сталкивался с подобным объектом и хорошо его знает, то ярлычок приклеивается моментально. Это руль, это рычаг переключения передач, это рулетка, это дом и так далее. Вы даже не успеваете об этом задуматься, а просто знаете, что это такое. Сложности начинаются в тот момент, когда вы сталкиваетесь с незнакомым объектом или воспринимаете его в необычных условиях. Вот тут все становится очень индивидуальным и зависит от особенностей личности. Кто-то просто определит этот предмет как незнакомый для себя, кто-то постарается отнести его к группе известных ему объектов, хотя бы немного с ним совпадающих, а кто-то просто заменит его на другой, подходящий по виду или по смыслу события. Самое интересное начинается в тот момент, когда на помощь этому этапу приходит фильтр восприятия. Желая ускорить процесс распознавания и принятия решений, он заменяет образы объектов на уже имеющиеся в памяти. В результате человек может увидеть совсем не то, что есть на самом деле, или просто не увидеть какой-то элемент события.

– Николай Валерианович, но этого же просто не может быть, – практиканты были явно потрясены до глубины души.

– Почему не может быть, – улыбнулся следователь, – хотите простой пример?

– Хотим.

– Есть много анекдотов на тему: жена провела весь день в косметическом салоне, подстриглась, подкрасилась, приходит домой, а муж ничего не замечает.

– Ну, это же анекдоты.

– Да, но в основе их лежит специфика восприятия. Мужчина в первую очередь воспринимает форму объекта и проводит его распознавание, определяя, есть опасность или нет. Поскольку он знает, что пришла жена, опасности она не представляет, в его сознании есть множество ее образов, и чтобы не тратить время фильтр избирательности не прорисовывает новый образ, а просто заменяет уже имеющимся в архиве, детали для него не важны. Муж просто не видит изменений во внешнем облике жены, а она на него обижается. Другое дело женщины, для них как раз важны мелкие детали, и они тут же заметят малейшие изменения в прическе подруги. Еще один пример, раньше на дорогах в опасных местах, где нужно снизить скорость, ставили макеты автомашины ГИБДД и инспектора. Ты водитель и отлично знаешь этот участок, знаешь, что тут стоит картонный макет, но в какой-то момент времени, ты смотришь на макеты и оказывается, что когда-то давно, ты видел настоящего инспектора и машину именно под таким углом и в таком ракурсе. В этот момент фильтр, ускоряя восприятие, начинает подменять новые образы макета старыми, уже загруженными образами инспектора и машины. Человек теряется, он видит то макет, то живого инспектора. В сознании возникает мысль, а вдруг сегодня стоит настоящий инспектор, и водитель снижает скорость.