Текст книги "Среди нехоженных дорог…"

Среди нехоженных дорог…
Андрей Шкарубо

Тем, кто в поисках Истины проходит через Смерть – посвящается

© Андрей Шкарубо, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

От автора:

Автор не несёт никакой ответственности за политически некорректные поступки и высказывания персонажей его пьесы: действие её происходит в психиатрической клинике в 50 километрах от Москвы летом 1985 года, в начале горбачевской перестройки.

Автор хотел бы пояснить тем, у кого возникнет впечатление надуманности, искусственности сюжета – мол, не станут двое людей, очутившись в дурдоме, столь глубоко обсуждать вопросы философии, бытия и политики; мол, в психбольнице у них и своих проблем более чем предостаточно, чтобы ещё обсуждать проблемы человечества.

Тем, у кого возникнут подобные возражения, автор напоминает: персонажи его пьесы не нормальные, здоровые члены общества, а личности, в чьей психике обнаружены серьёзные отклонения: навязчивая, болезненно-патологическая тяга к некой «Истине», безразличное отношение к собственной судьбе и благополучию, и, наконец, неуважительное отношение к власти и собственному государству.

Господа-бывшие товарищи, будьте снисходительны к моим персонажам – ведь это больные люди, к тому же живущие в России, стране, где вопросы «Кто виноват?» и «Что делать?» извечны…

Акт 1

Утро в палате – «Шпион»

Бачков, медбрат (симпатичный, высокий, спортивного вида мужчина 30-ти лет):

Подъём! Вставайте, придурки, быстро убрать кровати, одеться, умыться… Воронин, кончай дрочить, вставай драить пол!

Воронин (крупный мужчина лет тридцати с лишним): Обижаешь, начальник, я ж играю утреннюю побудку!

Имитирует звук горна.

Общий смех, затем кто-то: Он не встанет, пока у него стоит!

Бачков: Воронин, я кому сказал? Быстро швабру в руки!

Воронин, громко выпустив газы, и вызвав тем самым новый смех: Извини, начальник, но драить пол – не дрочить, тут нужна очередь!

Бачков: А чья очередь?

Воронин: Видишь в углу нового придурка?

Бачков, обращаясь к Андрею: Это тебя вчера вечером менты доставили? Зовут Андрей?

Андрей (парень 27 лет): Да.

Бачков, протяжно свистнув: Я только что читал твои бумаги, это правда? Там написано…

Андрей в полголоса: Не смотри, что пишут – смотри, что делают…

Бачков: Да? Ну, честно говоря, я повидал достаточно, чтобы не совать свой нос не в свои дела. Короче, мистер Шпион, сегодня ваша очередь мыть полы. Вот, получите ведро и швабру.

Саша (парень 27 лет с внимательным, настороженным взглядом, характерным для бывалого зека), наблюдая за неуклюжими движениями моющего, спросил негромко: Первый раз?

Андрей: Не совсем. Четыре года назад проходил экспертизу в московском дурдоме на улице 8-го Марта.

Саша: За что?

Андрей: За посольство США…

Саша: Хотел эмигрировать?

Андрей: Не совсем, это длинная история…

В.В. (Виктор Васильевич – худощавый симпатичный мужчина 45 лет с необычайно живыми глазами): Для того у нас и дурдома, чтобы любую длинную историю сделать короче. А раз уж ты идешь, как я понял, по списку КГБ, то твои визиты сюда неизбежно станут регулярными: партийный съезд, игры доброй воли или, как сейчас, международный фестиваль молодежи…, словом, добро пожаловать, граждане клеветники, отщепенцы и изменники!

Саша: Да, братан, надо было на этот период свалить куда-то из дома.

Андрей: Я не знал, вернее, меня уверяли, что если я буду сидеть тихо и не высовываться, то всё забудется, и меня оставят в покое.

В.В.: Ну, рассчитывать на такие заверения крайне наивно. Они никогда не забудут, и уж тем более не оставят в покое. Ведь они этим живут.

Андрей: Почему? Разве в их интересах плодить себе врагов?

В.В.: «Друзья – враги» – это детские понятия из розового мира Романтизма. В сумрачном же мире политики есть лишь понятия «полезно-бесполезно», им и оперируют взрослые дяди. И если в тебе найдут хоть какой-то прок, то на тебя тут же навесят ярлык «друг» или «враг» – это в зависимости от того, как им тебя будет удобнее эксплуатировать. И им абсолютно наплевать, на чьей ты стороне и за чью команду будешь играть, главное – чтобы принимал их правила игры, а уж поиметь они тебя всегда поимеют.

Андрей, с вызовом: Это почему же?

В.В.: Потому что, в чьей бы команде ты ни был, как хорошо бы ни играл, бить в конечном итоге приходится в одни ворота.

Тупиков (пожилой степенного вида мужчина), ухмыляясь: Виктор Васильевич у нас философ. За философствования сюда и угодил.

В.В.: Да нет, я не философ. Я долго занимался йогой, пока не достиг просветления, потом написал книгу…

Тупиков: Теперь психиатры пишут на неё рецензию, а там, если автор не угомонится, глядишь, и «издатель» гонорар отвалит. И будете вы, Виктор Васильевич, жить, как у Христа за пазухой, в Сычевке или Казани, на вечной койке.

В.В.: Ну, я, Николай Иванович, ни от тюрьмы, ни от сумы никогда не отказывался. А потом писать можно и на вечной койке.

Андрей и Саша дружно хмыкнули, после чего Саша заметил: За твою пургу, Витя, тебе такой режим там пропишут, ты не только писать – читать разучишься.

В.В.: Насколько я знаю, Порфирий Иванов, когда сидел в Казани, имел возможность писать свои вещи.

Саша: А это кто?

В.В.: Русский народный целитель, йог.

Тупиков: Виктор Васильевич, Иванов не мешал народное целительство с политикой.

Саша: У меня кореш недавно вернулся с Казани, говорит, мужик, который пытался стрелять на Красной площади в Брежнева до сих пор сидит в одиночке. Братва несколько раз пыталась передать ему хотя бы папиросы – менты, суки, ни разу не дали.

Андрей, удивлённо: Он до сих пор сидит? Ведь это уже больше двадцати лет…

Саша: А ты что хотел? Вечная койка…

Мрачное молчание прервал появившийся в дверях Бачков: Завтракать, придурки!

Первым с весёлым воплем с койки вскочил Воронин. В дверях он получил от Бачкова пинок под зад, настолько увесистый, что другой бы упал, но Воронин лишь в очередной раз громко выпустил газы и понесся к столовой, декламируя стишок Винни Пуха: «Я тучка, тучка, тучка, я вовсе не медведь…»

Остальные, посмеиваясь, покинули палату не спеша. В палате остались лишь Виктор Васильевич и Андрей, который продолжал мыть пол.

Андрей: А вы что же не идете завтракать?

В.В.: Я питаюсь раз в день.

Андрей: Ах да, вы же йог. Я сам уже 15 лет занимаюсь йогой, прочёл массу книг по этой тематике, и вообще по эзотерике…

В.В.: Ну, такая тематика в нашей стране существует только в самиздате. У тебя есть возможность доставать такую литературу?

Андрей: Нет, просто я знаю английский и у меня есть возможность просиживать массу времени в библиотеке иностранной литературы.

В.В.: Да, второй язык – это вторая жизнь.

Андрей: Я, честно говоря, хотел сказать, что не представляю, что такого можно написать в области йоги, за что власти могли бы упечь в дурдом.

В.В.: Ну, во-первых, и в области йогических знаний есть немало такого, что, по мнению наших властей, знать простым смертным не положено, прежде всего, потому, что эти знания можно использовать для контроля над сознанием. Собственно, для этого в ГБ и был создан оккультный отдел.

Aндрей: Даже так? Хотя, почему бы нет, учитывая, что они у нас в каждой бочке затычка.

В. В. Конечно. А как ещё ты объяснишь тот факт, что все наши подпольные и полуподпольные группы по индийской йоге, китайской йоге, восточным единоборствам и вообще эзотерике контролируется ГБ, а в некоторых случаях ими же и ведутся?

Андрей: Вы хотите сказать, что укрываются эти группы не столько от властей, сколько от людских глаз?

В.В.: Разумеется!

Андрей: А цель – контроль и модификация поведения?

В.В.: И это тоже. Ты, кажется, действительно в теме: быстро схватываешь.

Андрей: Да, я читал кое-что о цеэрушных программах в этой области и созданных для этих целей оккультных сектах. В демократической стране это трудно утаить.

Ну а что такого в этой области написали вы, что ГБ решило вас сюда упечь?

В.В.: Как раз в этой области я ничего ещё не написал. Посадили меня за то, что я создал новую диалектику, и с помощью этой методологии дал анализ текущему моменту и прогноз на будущее, предупредил о полном распаде политической системы, которую они почему-то называют коммунистической, а также предупредил о последствиях, которые могут произойти, если режим, цепляясь за власть, станет использовать существующие методики контроля и манипуляции общественным сознанием.

Андрей: Понятно. Не понятно только, какое отношение ваша диалектика, пусть даже новая, имеет к йоге, ведь диалектика, если не ошибаюсь, это раздел философии?

В.В.: Самое прямое.

Андрей: И всё же – извините меня за дотошность: до меня многое доходит как до жирафа, с запозданием – но мне тут непонятны две вещи: что общего у йоги и диалектики, и какие прогнозы можно давать на основе диалектики?

Насколько я понимаю, максимум, что мы можем с её помощью давать – это объяснения процессов и явлений, да и то post factum.

То, что происходит у нас на глазах, так сказать здесь и сейчас, я уже не говорю о будущем, либо не имеет никаких объяснений, либо объяснения эти подобны перлам нашего научного коммунизма: то есть, в теории отсутствует научный подход, а то, что мы имеем в реальной жизни, так сказать на практике, не то, что коммунизмом – социализмом не назовёшь.

В.В.: Да, маразм в теории – это фашизм на практике. Именно поэтому я и создал новую диалектику: постулатов старой для понимания современной картины мира уже не хватает. Пришлось их количество значительно расширить, дать им современную, более глубокую трактовку и увязать в единую аналитическую модель, методологию.

Андрей: А откуда вы взяли недостающие постулаты, не говоря про саму модель?

В.В.: А-а! Вот тут как раз и возникает связь йоги и диалектики. Ведь йога, как ты знаешь, изучает не только, и даже не столько, работу нашего тела, сколько сознания.

Андрей: Согласен.

В.В.: Вся наша логика, все наши теории построены на постулатах – понятиях, представлениях, суждениях для нашего сознания, как мы считаем, очевидных и не требующих доказательств.

Андрей: Да, и что же?

В.В.: А то, что именно занятия йогой показали мне на практике, что наше сознание может весьма различаться, что картина нашего восприятия весьма условна и всегда относительна, и зависит от скорости, или частоты, нашего восприятия.

Андрей: Это, извиняюсь, как?

В.В.: Ну, например, если ты хочешь изучить, как работают крылья шмеля, зависшего над цветком, то визуально сделать это будет невозможно: скорость движений крыльев не соизмерима со скоростью твоего восприятия, оттого картина твоего восприятия – это хаос, соответственно, понимание того, что воспринимаешь – нулевое.

Но как только твоё восприятие по скорости, частоте, станет приближаться к скорости, частоте, движений крыльев – не важно каким образом, в результате йогических тренировок, или же ты просто воспользуешься съемкой скоростной камеры – тогда, по мере роста скорости восприятия, из общего хаоса ты станешь различать, выхватывать те или иные элементы, эпизоды.

Но, на этом этапе проблема будет в том, что, замечая одно, ты при всем желании не можешь, просто не успеваешь, заметить другого.

В этом, кстати, как раз и есть гностическая причина всех наших конфликтов: один успевает увидеть одно, другой – другое, ему противоположное; из-за чего возникает спор, нередко переходящий в драку, в котором, рано или поздно, рождается истина, то есть появляется третий, который вначале опровергнет, а то и отлупит, обоих, а затем и примирит их, выдав новую целостною картину видения, и объяснив недостатки старых.

Но это возможно лишь в том случае, если скорость восприятия третьего будет равняться скорости изучаемого процесса, только в этом случае картина восприятия будет статичной.

Андрей: Статичной?

В.В.: Конечно. Ведь если ты, скажем, едешь в автомобиле и поравнялся по скорости с идущим в том же направлении поездом, то относительно друг друга вы будете неподвижны и воспринимаемая картина будет статичной и целостной, то есть ты будешь видеть сразу все элементы картины, во всех взаимосвязях, иными словами, ты будешь понимать то, что видишь.

Андрей: Боюсь, я так и не понял, откуда взялись дополнительные постулаты.

В.В.: Дополнительные постулаты взялись, как я тебе уже говорил, из-за разного уровня сознания, соответственно, из-за разницы в скорости восприятия.

Если до меня видели, условно говоря, только то, что крылья шмеля движутся вверх-вниз, то я различаю и учитываю такие вещи, как частота колебаний, амплитуда движений, их угловая и линейная скорости, и многие другие параметры, учитывая которые можно не только объяснить, но и предсказать любой манёвр – в то время как для простого глаза эти манёвры будут казаться весьма хаотичными.

Андрей: Аналогия более-менее понятна, но конкретный вопрос, если честно, яснее не стал. К тому же «частота, амплитуда, скорость» – всё это язык физики, а не философии.

В.В.: Совершенно верно! Весь наш материальный мир живёт по законам физики! И наши общественные отношения можно смоделировать и рассчитать, как можно рассчитать траекторию полёта космического корабля.

Андрей, заканчивая мыть пол и отжимая тряпку, с горькой иронией: Так что, ваша работа – это, по сути, новая редакция диалектического материализма? За что же вас посадили, ведь вы, можно сказать, продолжатель марксизма-ленинизма?

Появившийся Бачков: Закончил мыть? Давай быстро завтракать, а то останешься без пайки.

Андрей: Сейчас, мы тут не договорили…

В.В. с улыбкой: Беги, беги. Лучше каша в животе, чем каша в голове от моего бреда.

Андрей: Чем же лучше?

В.В.: Максимум, что грозит тебе в первом случае – это сидение на толчке, во втором – сидение в дурдоме.

Андрей: Хорошо, я иду, только смею вам напомнить, что мы уже там.

Сцена в столовой – Амнезия

Пустая столовая. Андрей, получив миску овсянки и кружку какао, садится за стол рядом с Сашей, который, похоже, уже позавтракал, и чего-то с нетерпением ждет.

Андрей: Позавтракал?

Саша: Ага.

Андрей: А чего тогда не идешь на раздачу «колёс»?

Саша: Потом. Ребята на кухне чифир варят.

Андрей: А-а, тогда конечно…

Кивнув на татуировку на Сашиной руке, заметил: Симпатичную розку тебе сделали. Просто и со вкусом.

Саша: Да, я в Смоленске сидел в одной камере с художником. Он и наколол.

Андрей: Ты срок мотал в Смоленске, за что?

Саша: Квартирная кража.

Андрей: А сидел в дуркамере?

Саша: Поначалу нет. В дуркамеру я потом попал: начальник оперчасти постарался.

Андрей: Что, отказался сотрудничать?

Саша: Да… Медбратом они там держали одну гориллу, мотавшего срок за убийство и изнасилование. Никто ведь из честных воров в медбратья не пойдет…

Ну вот, не успел я в дуркамеру попасть, как тот попытался меня трахнуть.

Так-то я справиться с ним не мог, ну, короче, ткнул его несколько раз заточкой в горло. Короче, эта сука каким-то образом выжила, а мне добавили еще восемь лет, за попытку убийства.

Андрей: Сколько тебе сейчас лет?

Саша: 27.

Андрей: Ну, так мы одногодки.

Саша: 27 лет, из них половина за решёткой. Начал с малолетки…

Знаешь, за что они меня тогда посадили? За батон белого хлеба. Здесь они им свиней откармливают.

Андрей, хмыкнув: То-то я смотрю: медсестра на выходе пацанов шмонает, чтобы хлеб из столовой не выносили.

Да, этот Виктор, философ, прав: для нашей сучьей власти свинья дороже человека, к тому же лишний зек – это лишняя рабсила, практически бесплатная.

Саша: Да… хотя Витя иногда гонит такую пургу…

Воронин, появившись с миской у окна раздаточной, громко и требовательно: А можно ещё добавки?

Бачков, вошедший в столовую: Можно. Твоей толстой жопе можно еще добавки аминазина и хорошего пинка. Исчезни, проглот.

Воронин, угрожающим, скрипящим голосом: Моя жопа от твоего аминазина и пинка даже не почешется. Но если я тебя пну, твоё говно не смогут отличить от того сраного клейстера, который тут дают на завтрак.

Все, включая Бачкова, громко рассмеялись.

Воронин, низким скрипящим голосом: Я барс, я снежный барс…

Подойдя к завтракающему Андрею и сменив тон с угрожающего на приторно вежливый, спросил: Извините, а можно у вас одолжить кусочек хлеба?

Андрей, дружелюбно: Конечно, бери.

Воронин: Благодарю вас. Знаешь анекдот про генерала? Адъютант приносит генералу его форму, свеже выстиранную и выглаженную, и спрашивает: «Как же вы, товарищ генерал так неосторожны вчера были…»

Саша, раздраженно: Уйди, придурок, или я воткну эту ложку в твою пасть!

Воронин рассмеялся и вышел из столовой, напевая: «Среди нехоженных дорог одна моя…»

Саша: Блин, эта шиза когда-нибудь меня достанет!

Андрей: Ну, я бы не был столь категоричен в отношении его диагноза. Когда я сидел в дурдоме первый раз, проходил судебную экспертизу, там попадались ребята на первый взгляд полностью завернутые, но когда им ставили шизу и признавали невменяемыми, они, чтобы свалить из дурдома, придумывали такие вещи, до которых ни один здоровый не додумается.

Бачков: Здесь этот номер не пройдёт. Валерке колют такие дозы, что даже если его мозги и были когда-то здоровыми, то теперь они стопроцентно завернуты.

Единственное, что меня удивляет – это то, что эти убойные для слона дозы никакого заметного эффекта на его физическое состояние не имеют. За те три месяца, что он здесь, он лишь набрал немного в весе. И стал, похоже, еще более болтливым: его рот не закрывается часами.

Андрей: За что его сюда?

Бачков: Амнезия, или попросту потеря памяти. Бродил тут по соседству в закрытом военном городке. Патруль его подобрал и сюда доставил. При нём был дипломат, в нем японский фотоаппарат и дорогое иллюстрированное издание сказок Пушкина. И никаких документов. С его слов, его зовут Валерий Воронин, проживал в Петропавловске.

Андрей: Ну, и в чем проблема? Не могут найти родственников?

Бачков: Проблема в том, что в Советском Союзе два Петропавловска, один – на Камчатке, другой – в Казахстане. Судя по тому бреду, что он несет, он, похоже, жил в обоих, но когда начинаешь расспрашивать, кто он и что он, есть ли родственники или друзья, он начинает гнать такое, что не поддается никакой расшифровке. Во всяком случае, в его диагнозе записано, что он не агрессивный, дружелюбный тип, который может находиться в обычной больнице. Вот и приходится терпеть болтовню этого Винни Пуха.

Андрей, со смешком: Да, на медведя он похож. Да и сила у него, похоже, тоже медвежья.

Бачков: Если честно, то мне наплевать, кто он и что он. Я повидал достаточно, чтобы не совать свой нос не в свои дела.

Уходя из столовой, он сказал, обращаясь к Андрею: После завтрака получишь свою дозу, и можешь выметаться во двор на прогулку.

Сцена во дворе – Диалектика

Звуки птичьего щебета.

Выйдя во двор, Андрей увидел недалеко от крыльца обнаженного по пояс парня, занимающегося гирей, и, подойдя к нему, спросил: Двадцатка?

Цветочкин (худощавый спортивного вида парень): Что?

Андрей: Двадцать кг?

Цветочкин: Угу.

Андрей: А что, здесь разрешают?

Цветочкин поставил гирю на землю: Нет, конечно. Это ребята принесли, вот втихаря занимаемся, потом прячем в кустах сирени. Хочешь попробовать?

Андрей: Давай.

Цветочкин, отметив энергичные движения Андрея, сказал: Молодец, держишь форму. А я пока в полную силу не могу: ребра ещё болят.

Андрей: А что у тебя с рёбрами?

Цветочкин: Менты три ребра сломали.

Андрей: Что, тоже из-за фестиваля попал?

Цветочкин: Нет, у меня с моим участковым проблемы возникли.

Андрей: А ты откуда?

Цветочкин: Посёлок 37-й километр знаешь?

Андрей: Ну.

Цветочкин важно: А фамилию Цветочкин слышал?

Андрей: Гарик Цветочкин?

Цветочкин: Да.

Андрей: Слышать – не слышал, а видеть – видел. Она крупными буквами намалёвана на сарае у железной дороги. Если электричкой едешь, то видно: Гарик Цветочкин. Ты намалевал?

Цветочкин: Не-а. Пацаны. Мы в этом сарае гирями занимались. Я двухпудовку больше других толкал, вот ребята мою фамилию красной краской и намалевали на сарае.

Андрей: А с участковым чего не поделили?

Цветочкин: Да, понимаешь, дочка его стала к нам в сарай шастать.

Андрей со смешком: Что, тоже спортом увлеклась?

Цветочкин: Да, академической г’еблей. Папаша её пытался нас несколько раз разогнать, мне грозился голову и всё что ниже оторвать. Я его послал подальше, говорю, мы её сюда на веревке не тянем.

А через неделю забирают меня с работы, сажают в воронок и в ментовку на допрос. Ты, говорят, у кого-то там с машины колёса поснимал. И в зубы, для достижения консенсуса, чтобы признавался, значит.

Я тому, кто мне врезал – встречной правой, тоже в зубы. Он с копыт полетел и ударился затылком о ключ – у них в сейфе ключ торчал – короче, пробил тем ключом голову.

Тогда они озверели, и давай меня молотить всей шайкой. Пинали так, что три ребра сломали, а уже в карцере, куда меня забросили, у меня отек лёгких начался: плевра отошла.

Ну, они испугались, что помру у них, стали деньги предлагать: бери, говорят, и помалкивай, а то хуже будет – а мы тебя в больницу отвезём, скажем, на улице подобрали избитого.

Андрей: А ты чего?

Цветочкин: Отказался, естественно. Я на этих сук спокойно смотреть не могу, не то, чтобы с ними о чем-то договариваться. Жаль, что я того гада вовсе не убил.

Андрей с улыбкой: Ну, это ты напрасно на них так. С больницей то они тебя не обманули, травматологию, правда, с психиатрией перепутали, но для легавых это простительно: откуда им знать, где лечат голову, а где, скажем, жопу.

Цветочкин тоже улыбаясь: Да где уж им: у них у самих-то голову от жопы не отличишь.

Андрей: А выжил-то ты как? Отек легких – дело нешуточное. Они что, тебя здесь лечили?

Цветочкин: Лечили, как и всех – аминазином. Просто на мне заживает всё как на собаке – вот и выжил.

Андрей: Всё понятно, выживать самому мне тоже приходилось. Куда гирю то спрятать?

Цветочкин: А вон в те кусты за лавочкой. В домино или шахматы не хочешь сыграть?

Андрей: Не, мне мозги напрягать советской властью противопоказано, я лучше там в кустах позагораю.

Цветочкин: А, ну давай.

Андрей, подойдя к стоящей в кустах сирени скамейке, на которой, откинувшись, загорал раздетый по пояс Виктор Васильевич, спросил: Не помешаю?

В.В: Нет, можешь присоединяться, раз уж тебе не прописали трудотерапию.

Андрей: Я коммунякам не работник, да и не рискнут они меня за забор выпустить. Удивительно, что позволили прогулки.

В.В.: Нет, здесь во двор выпускают всех желающих. Если ты только не на вязках, конечно.

Андрей: Ну, хоть это утешает. Кстати, Виктор Васильевич, я тут подумал о вашей новой и гегелевской старой диалектиках. Чем же они конкретно отличаются? Вы говорили, что просто добавили постулаты…

В.В.: Что в дурдоме открылся философский зуд?

Андрей: Нет, просто любопытно: ведь если вы, действительно, создали универсальную методологию, то это, по сути, переворот в мозгах, поскольку методология – это своего рода универсальный ключ к шифру, ключ, который может изменить всё наше видение мира. Разве не так?

В.В.: Да, хотя я бы сравнил это со своего рода грамматикой: если не знаешь её правил, понять язык не сможешь, даже если и знаешь значение отдельных слов. Это – во-первых, во-вторых, изменив видение мира, эта методология, что самое главное, должна изменить и отношение к нему.

Что же касается различий, то от старой она отличается не только, и не столько, большим количеством новых понятий и постулатов, сколько современной более детальной трактовкой старых, начиная с условности и относительности всех понятий и постулатов: единства и борьбы противоположностей; скачка количества в качество и отрицания отрицания – всё это верно в определённых условиях с определённой точкой отсчёта, и уже неверно в других.

В старой диалектике ничего этого нет, как нет и универсальной меры, которой мы можем измерять различные процессы и явления.

Андрей: Постойте, а разве может быть какая-то единая универсальная мера в этом немыслимом разнообразии материального мира?

В.В.: А как же! Просто нас привлекает и сбивает с толку внешнее видимое разнообразие мира, разнообразие его форм.

Разбираться же в его содержании, внутренней сути – занятие скучное и непривлекательное.

Тем не менее, у этого мира есть одно общее качество, которое служит и точкой отсчёта и универсальной, единой мерой – это Время.

Андрей: Время?

В.В.: Ну да. Ведь в мире, как ты знаешь, всё течет – всё изменяется. Стало быть, единственной универсальной мерой в нём может быть только Время.

То, что старая диалектика объясняет происходящие события и явления борьбой противоположностей, имеющих общую природу; то, что борьба эта воспринимается сначала в количественных изменениях, в росте, а затем качественном скачке; то, что в ходе этой борьбы происходит отрицание отрицания, то есть снимаются противоречия – всё это, строго говоря, не методология, а мироописание, поскольку нет единой меры.

Соответственно, практическая ценность такого мироописания весьма невелика, попросту близка к нулю. Потому, что мироописание – это всего лишь, так сказать, схема, в то время как методология – это уже карта, со своим масштабом, точками отсчета, или сторонами света, со своими условными обозначениями.

Имея такую карту, и сориентировавшись в пространстве, то есть, выбрав точку отсчета, мы можем установить соответствие значков на карте реальным объектам на месте. Возможность же проводить измерения – это возможность отвечать на насущные вопросы: не просто, скажем, в какую сторону мы идем, но куда конкретно мы идем, что и когда нам предстоит пройти, какие препятствия преодолеть и как долго мы будем идти.

Никакая схема, никакое мироописание, на эти вопросы не ответят.

Андрей: Хм, аналогия понятна. Вот только касается она пространства, и как Время может быть в данном случае единой мерой – это не понятно.

В.В.: А разве мы не измеряем космическое пространство световыми годами?

Андрей: Ну, то космос…

В.В.: А расстояние, скажем, до ближайшей остановки или ларька мы определяем разве не минутами ходьбы?

Андрей: Да, но подразумеваем среднее расстояние, которое проходим за минуту. И вообще, сравнивать можно лишь вещи одного качества. Пространство и Время – это вообще разные категории, к тому же, насколько я знаю, не имеющие точного определения.

В.В.: Совершенно верно! Как раз отсутствие точного определения, а вернее отсутствие понимания природы этих вещей делает их в нашем восприятии качественно различными, несоотносимыми. Но различия эти, опять-таки, относительны…

Как я тебе уже говорил, характер восприятия зависит от скорости, частоты восприятия. В зависимости от этой скорости, картина восприятия одной и той же вещи может быть хаотичной, динамичной или статичной.

И если при восприятии какой-то вещи, какого-то процесса, мы получаем картину хаоса, то это означает, что сознание не смогло выделить из всего множества элементов картины ничего общего, повторяющегося.

Если же сознание начинает вычленять, узнавать как повторяющиеся те или иные периодически то исчезающие, то возникающие элементы, возникает динамичная картина.

Устойчивая периодичность таких повторов и стала в нашем понимании Временем.

Разумеется, этот устойчиво повторяющийся элемент к тому же должен быть жизненно важным для наблюдателя.

Это я к тому, что какие бы мы приборы ни придумывали для измерения времени: механические, электронные, атомные часы – Солнце и Луна так и останутся определяющим мерилом всех наших жизненных циклов.

Если же давать краткое научное определение, то, Время – результат наложения двух частот, когда полученная дробь – периодическая.

Андрей: Что, опять частоты-амплитуды, опять физика?

В.В.: Да. По сути, то, что я сделал, – это чистая физика, где Пространство и Время – это лишь способ упорядочивания, интерпретации информации, своего рода штампы.

Андрей: А то, что предлагаете вы, разве не штамп?

В.В.: Тоже штамп, но более точный, следовательно, имеющий большую практическую ценность.

Андрей: Да, забавно обсуждать такой штамп как Время в заведении, где даже иметь инструмент для его измерения запрещено.

В.В.: Ты это про часы?

Андрей: Ну, наверное не столько про часы, сколько про то, что, либо в вашей логической цепочке где-то должна быть какая-то нестыковка, проще говоря, вы, Виктор Васильевич, чего-то там напутали – в пользу такой возможности свидетельствует весь мой личный опыт и знания – либо… либо моего опыта и знаний явно не достаточно для понимания.

Ведь, по-вашему получается, что ход нашего развития определяет не равнодействующая внешних и внутренних сил, а Время?

В.В.: Совершенно верно, именно Время определяет и то, и другое, и расклад сил, и характер развития, как в мире живой, так и неживой материи.

А что касается твоего замечания, что это моё утверждение противоречит твоему опыту и знаниям, то, боюсь, это значит лишь то, что ты, дружок, ещё не дорос даже до весьма скромного опыта и знаний Екклесиаста, ещё бог весть когда учившего, что «Всему своё время, и время всякой вещи под небом. Время раждаться, и время умирать; время убивать, и время врачевать; время разрушать, и время строить».

Андрей продолжил: «Время разбрасывать камни и время собирать камни…».

Да, тут вы меня ловко срезали. Особенно учитывая, что из всего Ветхого Завета единственно ценным для меня является Екклесиаст.

Хотя, признаться, я всегда воспринимал его, в том числе и этот пассаж, как лирику, а не как физику.

Вы же на все смотрите глазами физика, и каждый раз норовите пользоваться терминами физики, вы что, физик по образованию?

В.В.: Нет, по образованию я как раз лирик, а не физик. Лет двадцать назад кончал консерваторию, после чего играл в московской филармонии. После просветления, правда, пришлось эти игры бросить.

Андрей: Почему? Музыкант, да ещё в филармонии – отличная работа.

В.В.: Потому что «зажегши свечу, не ставят её под сосудом, но на подсвечнике и светит всем она в доме».

Да, так вот, что касается выбора мною физических терминов, должен сказать, что если ты хочешь объяснить какую-то вещь, то должен выбрать тот язык, который наиболее точно отражает суть этой вещи.

На данный момент вопросы нашего бытия наиболее точно можно отразить только языком физики. Конечно, язык этот должен быть понятен тому, к кому ты обращаешься. Но ты, похоже, с курсом физики за среднюю школу знаком?

Андрей: Да, вполне. Мне только непонятно, каким образом музыкант…

В.В.: Постиг язык физики? Это результат длительных занятий йогой, работы с собственным телом и сознанием. Ведь ни наше тело, ни сознание ничем от других физических инструментов не отличаются, разве что степенью сложности. Естественно, что в своей работе я пришёл к тем же выводам, к каким пришли физики, потому я и пользуюсь их языком.

Андрей: Странно. Йога всегда считалась идеалистическим, религиозным учением, а вы, оказывается, махровый материалист.