Текст книги "Клиническая ординаДура"

– Десять минут, – объявил Саша, закрыв дверцу холодильника.

– Хорошо, – ответил Нарендра. – Я как раз успею сходить за водкой.

– Да я же пошутил! – Саша указал гостю рукой на одно из двух кресел, до облагораживания которых все никак не доходили руки, а сам уселся в другое. – Я хотел сказать, что матом я ругаюсь очень редко, только когда много выпью или бываю очень зол. Но сейчас не хочется мешать водку с пивом, тем более, что завтра четверг, а не суббота.

– У нас говорят: «праздник – в душе, а не на календаре», – Нарендра сел в кресло и закинул ногу на ногу. – Если мы захотим, то завтра у нас будет выходной. Скажи пожалуйста, а я тебе действительно не мешаю?

– Нисколько! – заверил Саша. – Я ничем особенным не занимался, просто валялся на кровати и тупил в телефон.

– Если так, то хорошо, а то я подумал, что ты не рад меня видеть, – Нарендра перевел взгляд на стоявшую на столе коробку.

– Я что-то не так сделал? – догадался Саша.

– Ну да, – кивнул Нарендра. – Надо было посмотреть, что я принес, попробовать и похвалить. Такой у нас обычай. Если же хозяин не обращает внимания на то, что принес гость, это намек, что гость нежелательный.

– Нежеланный, – машинально поправил Саша, вскакивая на ноги. – У нас в принципе тоже есть похожий обычай, просто я сначала занялся пивом и…

Он подошел к столу и снял с коробки крышку. Внутри кучей лежали маленькие румяные треугольные пирожки, весьма аппетитные на вид. Попробовав один, Саша взял другой, а остановиться смог только на третьем. Во всех пирожках начинки были разными, а какими именно Саша впопыхах не разобрался.

– Ой как вкусно! – искренне похвалил он. – Боюсь они до пива не доживут. Можно я пока закрою коробку? Это не нарушит правила гостеприимства?

– После того, как попробовал и похвалил, можешь делать все, что угодно, – улыбнулся Нарендра, довольный тем, что его угощение пришлось Саше по душе. – Это самоса, по-вашему говорят «самса». Хорошо идет под пиво и вообще хорошо идет. Теперь садись, пока пиво остывает поговорим о делах. Я не просто в гости пришел, есть деловой разговор. Говорят, что ты со Страшилой поссорился?

– Как может поссориться ординатор с ведущим доцентом кафедры? – хмыкнул Саша. – Где я и где она? Их высочество сделали мне выговор, а затем еще и Карманову на меня натравили. И за что? За то что я немного поучил четверокурсников пропедевтике. Нет бы спасибо сказать!

– Говорят, что Страшиле ты нахамил, а Карманову вообще послал… хм… туда, куда обычно посылают…

Саша стал рассказывать, как все было на самом деле. На середине горестного повествования ему пришлось прерваться для того, чтобы достать из морозилки пиво. Журнального столика у Саши не было, пришлось вместо него приспособить стул. Вторая часть рассказа получилась длиннее первой, потому что периодически приходилось отвлекаться на очередной пирожок.

– Невероятная штука! – похвалил Саша, проглотив самосу с особенно острой начинкой. – Ты сам это приготовил?

– Нет, я вообще не умею готовить ничего, кроме яичницы, – ответил Нарендра. – Самосу я купил в нашем ресторане.

Индийский ресторан находился в соседнем корпусе. Кирилл отзывался о нем хорошо, но предупредил, что большинство блюд невероятно острые. Предупреждение это было сделано в обычной для Кирилла манере: «Сначала во рту будет пожар, а назавтра – в заднем проходе». Саше очень хотелось попробовать аутентичную индийскую кухню – интересно же! – но в компании какого-нибудь сведущего человека, который поможет сделать заказ так, чтобы нигде в организме не было бы пожара.

– Ты прости, мне нужно сделать срочный звонок! – вдруг спохватился гость. – Это быстро.

За ту минуту, пока Нарендра говорил по телефону на хинди, Саша раздумывал над тем, как деловое предложение может быть связано с этим конфликтом? Неужели Нарендра предложит нанять киллера для того, чтобы грохнуть обоих доцентш? Или сам вызовется это сделать? Дикая чушь и полный бред, но ничего другого на ум не приходило.

Нарендра не спешил озвучивать свое предложение. Дослушав Сашин рассказ до конца, он сочувственно вздохнул, покачал лохматой головой и сказал:

– Ужасно все это. Мне еще повезло, мой отец здесь же учился, правда в то время учили по-другому. Один однокурсник отца работает в Кардиоцентре, я к нему ездил на дежурства, чтобы научиться манипуляциям. Другой однокурсник учил меня делать «эхо». Ты в нашей больнице не пробовал договориться, чтобы тебя подпустили к аппарату?

– Пока нет, – ответил Саша, не вдаваясь в подробности.

Вообще-то он побывал в отделении функциональной диагностики на третий или четвертый день ординатуры. Хотел познакомиться и вообще. Но заведующий отделением Тихомиров встретил его с таким кислым выражением лица, что Саша не рискнул развивать тему «хотелось бы у вас научиться тому-этому». Бывают же люди, у которых на лбу большими светящимися буквами написано, что с ними каши не сваришь.

– И не пробуй! – Нарендра криво усмехнулся. – Тебе скажут, что оборудование, которое стоит миллионы рублей, не для рукожопых практикантов. Или для жопоруких? Как правильно?

– Можно и так, и так, – ответил Саша. – А если хочешь усилить эффект, то скажи «жопорукий рукожоп».

Нарендра метнулся к столу за блокнотом.

– Я на первом курсе в ужасное положение попал на уроке анатомии, – вспомнил он, записав новое выражение. – Нес в кабинет кастрюлю с препаратами, споткнулся в коридоре, уронил кастрюлю, все органы на пол вывалились. А тут заведующий кафедрой навстречу. Поскользнулся на луже формалина, упал, а когда встал, то сказал все, что обо мне думал. Короче, собрал я все, пришел в кабинет, объяснил, почему задержался. Ассистент стала ругаться – ничего тебе доверить нельзя. А я ей отвечаю: «Не надо меня ругать, надо мной уже заведующий в коридоре надругался».

– Так и сказал? – рассмеялся Саша.

– Да. Слова-то похожие, а смысл совсем разный. С тех пор стал записывать все такое. Русский язык вообще очень сложный. Тарелка стоит на столе, а нож – лежит. «Дать по морде» и «дать в морду» – одно и то же. А вот «дать по жопе» и «дать в жопу» – совсем разное.

– А я слышал, что хинди очень сложный.

– Нет, не настолько, – покачал головой Нарендра. – Есть свои тонкости, но от слова «ругать» синоним слова «трахать» не образуешь. Но давай не будем отвлекаться, а то уже поздно. Я про наше обучение хочу с тобой поговорить. Очень много глупостей, очень мало пользы. Вот скажи мне, пожалуйста, почему на лекциях, которые читает Манасеин, должны присутствовать все ординаторы, любого года? Он читает одно и то же, я все это еще когда был студентом слышал. И в прошлом году слушал, и в этом слушал, и в будущем буду слушать. А вот к Адаеву или Сторошкевич ходят только те ординаторы, которым эта лекция назначается…

– Предназначается.

– Да, предназначается. Знаешь, почему такая разница? Манасеин любит, чтобы в аудитории было много слушателей. Это его радует, повышает престиж. А о том, нужны ли кому его лекции, он не думает. Наша ординатура на девяносто процентов бесполезная трата времени. Тебе лучше, чем мне. Ты теряешь два года, а я – три…

В каждой стране свои требования к срокам последипломного образования врачей.

– Ты можешь не обрисовывать мне ситуацию, – сказал Саша. – Я в теме. Давай выкладывай свое предложение.

– В прошлом году, приблизительно в это время, я пришел к Манасеину и сказал, что мне не нравится, как нас обучают. В ординатуре все должно быть по-другому. Манасеин ответил, что у русских есть хорошее выражение: «В чужой монастырь не приносят свои порядки». Тогда я пошел к директору медицинского факультета Аронову. Он сказал мне то же самое, только другими словами – если не нравится, иди в другую ординатуру. А куда я пойду, если учусь по правительственной квоте? Не один я недоволен, многие недовольны, только все молчат, потому что не хотят портить отношения. Но кто-то же должен сказать правду, верно? Когда в Индии правили англичане, все тоже молчали. Но пришел Ганди и сказал: «Индусы! Это ваша земля. Англичане должны уйти!». С этого началось освобождение нашей страны. Я не Ганди. Я обычный человек. Но я тоже могу что-то сделать, что-то хорошее. Я много думал и понял свою ошибку. Надо было не ходить по кабинетам, а выступить на кафедральном собрании. Публичное выступление сильнее действует. Но если выступить одному, тоже скажут – если не нравится, то уходи. Несколько человек – другое дело. Им уже так не скажешь. Я предлагаю тебе выступить вместе со мной. Получится хорошо, ведь мы совершенно разные люди. Если разные люди говорят одно и то же, то это серьезно. Возможно, к нам присоединится Самсон Нкоси из ЮАР. Ты его, наверное, не знаешь, потому что он сейчас стажируется в нашем КДЦ.[23]23
  КДЦ – клинико-диагностический центр.


[Закрыть] Там все точно так же, как и в больнице. Сидишь на приеме вместо медсестры – вот и вся практика. Самсон тоже очень недоволен ординатурой. Ему хуже всех, он учится третий год, а впереди еще один. В Южной Африке требуют четыре года ординатуры. Выступление Самсона может иметь большой… э-э… как правильно сказать?..

– Резонанс?

– Да – резонанс. Самсон – президент южноафриканского землячества, его уважают. Но он никогда не выступит первым. Только вторым или третьим. Русский ординатор первого года, индийский ординатор второго года и африканец, который ординатор третьего года – это очень убедительно. А если на собрании нам попробуют сказать про чужой монастырь, мы напишем петицию и поднимем шум. Что нам терять? Тебя не отчислят, потому что ты целевой ординатор. Я – правительственный стипендиант. А Самсон – председатель землячества, родственник министра здравоохранения и еще темнокожий коренной житель Южной Африки. Сделаешь ему проблему, получишь себе десять. Я сказал все, что хотел. Какое твое решение?

В дверь постучали, глухо, но сильно. Такое впечатление, будто стучали ногой.

– Сиди пожалуйста! – Нарендра жестом остановил Сашу. – Это ко мне.

Саша послушно остался сидеть в кресле. Мало ли что? Может, Нарендра не хочет, чтобы он видел пришедшего. Жизнь начала наполняться таинственностью и это придавало ей пикантность.

Оказалось, что из индийского ресторана принесли новую коробку пирожков, заказанную Нарендрой по телефону. Коробка была в полтора раза больше прежней и делилась перегородкой на две неравные части.

– Здесь – сладкие, – сказал Нарендра, указывая пальцем на меньшую часть. – Их нужно есть с чаем. Это тебе на завтрак.

– Мне прямо неловко, – смутился Саша. – Такое шикарное угощение.

– Мне тоже неловко, что ты называешь такой пустяк шикарным угощением, – парировал Нарендра. – Подожди пока кто-то из наших не соберется жениться. Тогда ты увидишь, что такое шикарное угощение.

– А вы разве можете устраивать свадьбу не дома? – удивился Саша, знакомый с индийскими обычаями только по фильмам, в которых свадьбы устраивались исключительно на родине.

– Если муж из Индии, а жена из Сирии, то где им устраивать свадьбу? Только в Москве. Каждый год у нас бывают такие интернациональные свадьбы.

Около полуночи, когда опустели обе части коробки (и ладно – какой может быть завтрак при таком ужине?) Нарендра спросил:

– Ну так что с моим предложением? Ты согласен?

– Конечно, согласен! – ответил Саша.

Уговор скрепили рукопожатием.

– Подпольный райком начинает действовать, – прокомментировал Саша.

– Что такое «подпольный райком»? – Нарендра снова схватил свой блокнот.

– Клуб заговорщиков, – ответил Саша, которому не хотелось всерьез объяснять дотошному Нарендре, что такое райком и подполье, чего доброго, объяснение может растянуться на час, а спать хотелось сильно.

Глава седьмая. Удивительные метаморфозы

 
«Won't you have mercy on your wicked son?
Take me up to heaven, not hell where I belong»[24]24
  «Захотите ли вы помиловать вашего грешного сына? Вознеси меня на небеса, хотя мое место в аду» (англ.).


[Закрыть]
 

Procol Harum, «Джуси Джон Пинк»

Вербовка Самсона Нкоси происходила в баре «Геварыч» на Таганской площади. Нарендра предложил было устроить посиделки у Саши, но Саша отклонил эту идею – не та у него обстановка, чтобы приглашать в гости незнакомых людей, да вдобавок еще и президентов студенческих землячеств, а также родственников министров здравоохранения.

– Ты прав, – согласился Нарендра. – Надо произвести впечатление. Кроме того, Самсон любит это дело.

Нарендра залихватски щелкнул себя по кадыку и подмигнул Саше. Саша в очередной раз подивился тому, как качественно Нарендра адаптировался в России. Говорит без акцента и правильно, освоил народные жесты, полюбил закусывать водку салом с черным хлебом и солеными огурцами, может спеть «Ой, мороз, мороз». Опять же кожа всего чуточку смуглая и черты лица совершенно европейские. Если осветлить волосы, то вполне можно за русского принять.

Бар выбрали случайно, можно сказать – методом тыка. Искали недорогое и уютное заведение в центре Москвы и остановились на «Геварыче». Знак судьбы Саша разглядел позже, когда они с Нарендрой сидели за столом в ожидании Самсона.

– Смотри, как интересно получается, – сказал он Нарендре. – Наш Университет раньше носил имя Эрнесто Че Гевары, а мы сидим в «Геварыче». Это же неспроста! Хороший знак!

Сказал в шутку, просто так, для поддержания беседы, но Нарендра воспринял его слова серьезно.

– Очень хороший, – кивнул он. – Дух Гевары будет нам помогать. Он же был революционер и мы тоже революционеры. Дело одно и то же, масштабы разные. Скажи, а почему университет больше не называется в его честь?

– Новые времена, новые правила.

– Но при этом по всей Москве стоят памятники Ленину и есть Ленинский проспект, – усмехнулся Нарендра. – Москва вообще уникальный город потому что в нем есть проспект начальника Кей Джи Би Андропова и проспект академика Сахарова, которого Кей Джи Би преследовало. Это все равно, что в Дели мемориал Ганди будет находиться на проспекте генерала Клайва.

Кто такой генерал Клайв, Саша не знал, а спросить не успел, потому что в этот момент появился Самсон. Лидер южноафриканской студенческой общины производил внушительное впечатление. Бритая голова, монументальный подбородок, бычья шея, украшенная толстой, вроде как золотой, цепью, саженные плечи, накачанные мышцы… Приветливая улыбка совершенно не вязалась с этим обликом. И рукопожатие тоже не вязалось, оно было не костедробительным, а вежливым.

Покосившись на полупустые бокалы с пивом, стоявшие перед Сашей и Нарендрой, Самсон отправился к стойке.

– Сто пятьдесят водки и молочный стаут! – сказал он на весь зал.

Получив требуемое, он выпил водку залпом прямо у стойки, взял бокал с пивом и направился к компании. Саша подумал о том, что Нарендра нисколько не преувеличивал. Самсон действительно «любит это дело».

Выпили по глотку пива за знакомство, похвалили сегодняшнюю погоду, обстановку в баре и пиво, а затем перешли к делу.

– Я не верю, что мы сможем что-то изменить, но готов вас поддержать, – сказал Самсон. – Надо же один раз сказать, что думаешь.

По-русски он говорил с небольшим акцентом и делал очень короткие паузы между словами.

Договорились, что первым выступит Саша, вторым – Нарендра, а третьим – Самсон. Каждый не только покритикует существующее положение вещей, но и сделает какие-то предложения. Набросали краткий план, кому что говорить, чтобы не повторяться.

– Главное, чтобы к нам прислушались, – сказал Нарендра. – Хочется, чтобы вторая половина ординатуры прошла нормально.

– Главное, чтобы нам дали сказать все, что мы хотим, – усмехнулся Самсон.

– Троих заткнуть сложнее, чем одного, – резонно заметил Саша. – Да и должны же они в конце концов понять, что наше предложение выгодно не только для ординаторов, но и для преподавателей…

В его представлении преподавательская выгода была тройной. Во-первых, если занятия станут интересными, их меньше будут прогуливать, а любые прогулы – это минус в работе кафедры. Хромая дисциплина – повод для критики. Недаром же некоторые преподаватели якобы по доброте душевной не отмечают отсутствующих в журнале. Но это провальный путь, если не отмечать пропуски, то очень скоро все перестанут ходить на занятия. Во-вторых, сейчас преподавателям приходится тянуть на себе все занятие целиком, а если устроить все по уму, то они будут только контролировать учебный процесс и направлять его в нужное русло. Студенты занимаются сами – осматривают пациентов, обмениваются мнениями, а преподаватель указывает на ошибки. Делать отдельные замечания легче, чем говорить полтора часа без остановки, а живое продуктивное общение приятнее нудного бубнежа. Третья выгода – репутационная. Интересные занятия повышают престиж кафедры и всего университета в целом. Чем интереснее ординатура, тем больше будет платных ординаторов, тем больше денег заработают кафедра и университет.

Настоящие революционеры бескорыстны. Они действуют не ради собственной выгоды, а для того, чтобы изменить мир к лучшему.

Хочется, как лучше, а получается… Впрочем, давайте не будем забегать вперед.

До собрания, которое должно было состояться через две недели после встречи в «Геварыче», Саша получил два предупредительных звоночка.

Первый звоночек прозвенел на дежурстве, когда Саше устроили скандал в приемном покое хирургического корпуса.

– Сколько вас можно ждать?! Нам нужно срочно решать вопрос с госпитализацией, а вы где-то шляетесь!

И так далее, в том же гневном духе.

Саша сказал, что он был занят с пациенткой из кардиологического отделения, у которой внезапно подскочило до небес давление, но его слова не подействовали на дежурного врача приемного покоя. Тот продолжал громогласно возмущаться и Саше пришлось выставить его из смотровой, чтобы не мешал разбираться с пациентом. Никакой срочности в консультации терапевта по поводу ишемической болезни сердца не было. С таким же успехом пациента мог посмотреть завтра прикрепленный к отделению консультант. Лечение человек получает, жалоб в настоящий момент нет, свежих изменений на кардиограмме нет, анализы в порядке… Кладите в хирургии и лечите ущемленную грыжу, из-за которой его госпитализировала скорая помощь.

Большого значения случившемуся Саша не придал. Ну сдали у коллеги нервы на дежурстве, с кем не бывает? Или он по жизни психопат, так это его проблемы. Однако, на утренней конференции начмед[25]25
  Начмед – сокращенное название должности заместителя врача по медицинской части.


[Закрыть] Гонтарев попросил Сашу задержаться и стал выговаривать ему за халатное отношение к обязанностям. Мол, если зовут на срочную консультацию, так надо бежать рысью, а не чаи допивать.

Было ясно, что начмед придирается неспроста, поэтому Саша дал ему резкий отпор. Нападение – лучший способ защиты, разве не так?

– Что я должен делать, Евгений Константинович, если вызов от хирургов поступил в тот момент, когда я занимаюсь ухудшившейся пациенткой? – спросил Саша, глядя собеседнику прямо в глаза. – Бросить ее с давлением двести сорок на сто восемьдесят? Чтобы она умерла от кровоизлияния в мозг, пока я буду консультировать совершенно несрочный случай в хирургии? Это не я виноват, а те, кто экономии ради заставляет врачей дежурить в одиночку на два сложных отделения, да еще и вешает на них консультации в соседнем корпусе…

– Это не вашего ума дело! – рявкнул Евгений Константинович, багровея лицом и лысиной. – Что…

– Мое! – перебил Саша, тоже повысив голос. – Именно что мое, потому что мне приходится работать в таких условиях! И дежурить шесть или семь раз в месяц, прошу заметить! Это же целая ставка! А с какой стати?!

В общем, славно поговорили, точнее – от души поорали друг на друга. Саша считал себя победителем. Он высказал правой руке главного врача все, что думал о больничных порядках и сказал, что впредь не будет дежурить «через два дня на третий». Два дежурства в месяц, максимум – три, а все остальные дыры в графике затыкайте, как хотите.

Продолжения эта история не имела, разве что Евгений Константинович перестал отвечать на Сашины приветствия. Сашу, успевшего закалиться в постоянных терках и привыкшего наживать врагов, начальственное пренебрежение нисколько не волновало. Напротив, он находил особое удовольствие в том, чтобы при встрече с начмедом громко его приветствовать:

– Здравствуйте, Евгений Константинович!

Иногда так увлекался, что приветствовал дважды в день.

Второй звоночек прозвучал накануне собрания. Заведующий кардиологическим отделением Максим Семенович пригласил Сашу в свой кабинет и «обрадовал»:

– На вас, Александр Михайлович, больной Носоченков жалобу написал.

Заведующий по стародавней привычке предпочитал говорить «больной», а не «пациент».

– Носоченков?! – удивился Саша. – Жалобу? Почему?

Носоченков выписался вчера. Никаких трений у Саши с ним не было. Тихий спокойный пенсионер шестидесяти пяти лет, подрабатывает консьержем, любит футбол, болеет за «Локомотив», как и положено отставному железнодорожнику.

– А вы почитайте! – заведующий протянул через стол ксерокопию жалобы.

На Сашиных родителей иногда писали жалобы и ничего удивительного в этом не было. Если работаешь с людьми, то кто-то всегда будет недоволен твоими действиями, а кто-то из недовольных станет жаловаться. Все жалобы подробно и не раз обсуждались дома за вечерним чаем или воскресным обедом. Саша слушал, о чем разговаривают родители, и мотал на воображаемый ус. Поэтому по части жалоб его нельзя было считать неопытным. Он читал жалобу профессионально.

Сразу же бросилось в глаза то, что жалоба была написана на имя заведующего отделением. Это, вообще-то, нонсенс. Обычно жалобы пишутся на имя главных врачей или более высокого начальства. Жаловаться надо тому, у кого есть власть, а какая власть у заведующего отделением? Чисто номинальная. Принимает на работу, увольняет, наказывает и поощряет главный врач. Да и какой вообще смысл письменно обращаться к человеку, с которым беспрепятственно можно пообщаться лично. Хочешь – выскажи свои претензии во время еженедельного обхода заведующего, хочешь – приходи в кабинет и выкладывай все наболевшее с глазу на глаз. Максим Семенович никогда не отказывал пациентам в общении и правильно делал – лучше пусть ему люди расскажут о проблемах, чем главному врачу.

Жалоба была, как выражался Сашин отец, «абсолютно беспредметной». Никакой конкретики, только общие слова. «Лечащий врач Пряников А. М. невнимательно относится к пациентам, во время обходов всегда торопится, бывает, что и грубит». Это отрывок из романа или жалоба? Сразу же становится ясно, что обвинения беспочвенны, они высосаны из пальца. О реальном пишут с конкретными примерами. Хотя бы так: «Восьмого октября, во время обхода, лечащий врач Пряников А. М. не дослушал до конца мои жалобы на ухудшение самочувствия и не измерил мне давление, а когда я сказал, что врачу не пристало торопиться во время обхода, обозвал меня «старым маразматиком» и «склочником». Вот это совсем другое дело.

И с чего бы это вдруг пациент, не выказывающий абсолютно никакого недовольства, вздумал написать жалобу на лечащего врача в день выписки? Все уже в прошлом, зачем «гнать волну»?

– Интересно, чем вы его соблазнили? – сказал Саша, не отрывая взгляда от четырех строк, написанных торопливым размашистым почерком.

Сказал негромко, себе под нос, словно подумал вслух.

Человек непричастный вряд ли понял бы смысл сказанного. Пропустил бы мимо ушей или переспросил. Но Максим Семенович сразу же возбудился:

– Что вы имеете в виду?! Кого я соблазнил?! Зачем?! Я вас не понимаю!

– Да прекрасно вы все понимаете, – усмехнулся Саша, пытаясь поймать глазами ускользающий взгляд собеседника. – Носоченков вряд ли бы стал писать на меня жалобу просто потому, что вы его об этом попросили. Некрасивые поступки обычно совершаются ради выгоды. Например – ради возможности бесплатного наблюдения у заведующего отделением. А, может, вы ему с собой пару-тройку упаковок ромадрона выдали? Он – мужик запасливый, куркулистый. Очень переживал, что в поликлинике лекарства ему выписывают «день в день», ни одной таблетки не сэкономишь.

– Вы обвиняете меня во лжи?! – заведующий отделением грозно нахмурился и заиграл желваками. – Да как вы смеете?! Я вообще не имею к этому никакого отношения! Ко мне поступила жалоба и я должен отреагировать.

– Тогда почему вы так разволновались? – Саша испытующе прищурился и посмотрел на собеседника так, словно главным здесь был он, а не Максим Семенович. – Шапка загорелась?

– Какая шапка?! Что вы вообще несете?!

Не спрашивая разрешения и вообще не обращая внимания на гневно пыхтящего Максима Семеновича, Саша взял один лист бумаги из пачки, лежавшей на краю стола и написал объяснительную, причем на имя главного врача больницы. Так, мол, и так, жалоба пациента Носоченкова не имеет под собой никаких оснований, а о том, как я провожу обходы и общаюсь, можете узнать у других пациентов. Точка. Подпись.

– Передайте, пожалуйста, Николаю Сергеевичу вместе с жалобой, – попросил он, пододвинув объяснительную к Максиму Семеновичу. – Или мне лучше на имя заведующей учебной частью объяснительную написать?

То был элегантный щелчок по носу, недвусмысленный намек на то, что разбор жалоб не относится к компетенции заведующего отделением. Нечего строить из себя вершителя судеб. Было ясно, что Максим Семенович действует по чужой указке, но это не могло служить ему оправданием.

Вспоминая себя недавнего, восторженного и преисполненного самых радужных надежд, Саша диву давался – это надо же было так измениться за каких-то неполных два месяца. Удивительные с ним происходят метаморфозы! Что же будет дальше?