Текст книги "Расследование доктора Данилова"

Глава шестая
Солнечный зайчик

Мультяшный, замечательно длинноухий зайчик стоял на задних лапах, а в передних держал огромную оранжевую морковку с зеленым хвостом. Если смотреть спереди, то зайчик казался пастельно-желтым, а при взгляде сбоку желтизна становилась яркой, солнечной.

– Солнечный зайчик! – подумал вслух Данилов.

– Угадали! – Ирина Константиновна мягко улыбнулась. – Его действительно так зовут. Нравится?

– Очень! – честно признался Данилов, любуясь тем, как при поворотах зайчик меняет окраску. – Знаете, в первый момент я подумал, что зайчик сделан из янтаря…

– Ни у кого бы не поднялась рука испортить такой большой кусок янтаря, убирая все ненужное, – заметила Ирина Константиновна. – Это стекло, обычное стекло… То есть, не совсем обычное… Впрочем, не стану забивать вам голову ненужными подробностями. Никогда не понимала подруг, которые угостят тебя чем-нибудь вкусным и тут же начинают грузить рецептом приготовления. Творчество – это волшебство, а изнанка волшебства должна быть скрыта от непосвященных.

– Так это вы его сделали? – удивился Данилов, ставя зайчика на стол. – Неужели? Никогда бы не поверил!

– А что тут такого? – пожала плечами Ирина Константиновна. – Или вы считаете, что женщина должна самовыражаться только в вышивке и рисунках акварелью?

– Отнюдь! – мотнул головой Данилов. – Просто в моем представлении работа со стеклом – это нечто архисложное. Нужна мастерская, печь, какое-то невероятное оборудование…

– Три печи, – уточнила Ирина Константиновна. – Плюс несколько горелок, щипцы и набор трубок. Если живешь в собственном доме, то можешь устроить не только мастерскую, но и целое производство. Печи же компактные, размером с принтер. В общем, ничего сложного… Сложно только подружиться со стеклом, но этот этап давно пройден.

– А как вы вообще пришли к этому? – Данилов все не мог оторвать глаз от зайчика.

– Постепенно. Все началось с лампворка, к которому меня приобщила подруга. Знаете, что это такое? Берешь стеклянный прут и в пламени горелки выплавляешь бусины, а затем украшаешь их какими-то накладками. Я увлеклась и вскоре мне захотелось большего. Так и втянулась… Владимир Александрович, а давайте я вам зайчика подарю?

– Ну что вы! – опешил от неожиданного предложения Данилов.

– Так он же вам понравился.

– Мало ли что понравился, но это же не означает…

– Не отказывайтесь! Вам будет приятно и мне будет приятно. Я люблю делать подарки приятным людям…

– Это я-то приятный человек?! – рассмеялся Данилов. – Вы меня плохо знаете, Ирина Константиновна. У меня всего одно достоинство – я не опаздываю на работу и куча недостатков…

– У меня тоже куча недостатков, – перебила Ирина Константиновна, – и главный из них – обидчивость. Если вы откажетесь, то я обижусь. Мы, художники, ранимый народ. Если человек похвалил, но отказывается от подарка, значит похвала была неискренней.

– Искренней! – заверил Данилов. – Мне просто неловко. Такое чувство, будто я вас ограбил.

Ирина Константиновна поморщилась – ну что за чушь. Минутой позже, зайчик, обложенный ватой, лежал в жестянке из-под чая, а жестянка – в кармане даниловского халата.

– Могу я дать вам один совет? – спросила Ирина Константиновна, когда Данилов закончил благодарить ее за подарок.

– Конечно, – ответил Данилов. – Я люблю советы.

Вообще-то это было не так, потому что непрошенных советов он не любил, но в роли Данилова-Знаменского приходилось притворяться на каждом шагу. Если честно, то Данилов не ожидал от себя таких артистических, мягко говоря, способностей.

– Держитесь подальше от Дебихиной, – выдала Ирина Константиновна. – Это очень токсичная особа.

«Токсичная – не то слово», – подумал Данилов, но вслух сказал другое:

– Мне, как новому сотруднику, которому предстоит проработать в отделении, по меньшей мере, до конца года, хочется поскорее наладить отношения с коллегами. Знаете, как говорят: «отделение – это маленькая семья». И если уж мне выпало работать с Мариной Степановной, то сами понимаете…

Этот разговор состоялся в четверг, одиннадцатого марта, а во вторник Данилов был свидетелем невероятной сцены. На кафедре после трехдневных выходных было много текучки, поэтому в отделение, якобы для знакомства с новыми историями болезни, Данилов приехал около четырех часов. Ничего заслуживающего внимания там не происходило, поэтому Данилов уселся в ординаторской и стал листать истории. Спустя некоторое время в ординаторскую вошла Дебихина, работавшая в дневную смену, сдернула рывком с лица маску и начала деловито готовиться к уходу – сложила какие-то вещи в свою сумку, достала оттуда блескучий кошель-косметичку и принялась красить перед зеркалом губы ярко-красной помадой. Следом появился один из дежурных врачей по фамилии Шугуров, к которому Данилов еще не успел толком присмотреться. Знал только, что Шугуров живет в Серпухове и потому ему ставят только суточные смены, чтобы человек не мотался из такой дали ради восьми часов работы.

– Марина Степановна, так нельзя! – раздраженно сказал Шугуров. – Вы наблюдали Полыханова после операции, а его перевод в отделение оставляете нам!

– У меня рабочий день закончился пять минут назад! – отчеканила Дебихина, посмотрев на висевшие на стене часы.

– За это время вполне можно было подготовить переводной эпикриз! Вы же его знаете, наблюдали за ним, а мне придется начинать все с самого начала! Это не по-товарищески!

– А кто сказал, что мы с вами товарищи? – хмыкнула Дебихина.

Убрав тюбик с помадой в косметичку, она достала оттуда карандаш и начала подводить брови.

– Так нельзя! – повторил Шугуров, глядя на Данилова.

Данилов едва заметно пожал плечами, давая понять, что это не его дело. Затем он тоже посмотрел на часы, сложил истории стопку и встал со словами:

– Мне тоже пора.

– Вы на машине? – спросила Дебихина, не прекращая своего занятия.

– Я по Москве передвигаюсь исключительно на общественном транспорте, – ответил Данилов. – Так быстрее и удобнее.

– Жаль! – вздохнула Дебихина. – А я хотела набиться к вам в пассажирки.

– Можем вместе пройти до метро, – предложил Данилов. – Вдвоем веселее.

Прежде чем делать Дебихиной провокационное предложение, с ней следовало немного сблизиться, чтобы все выглядело натурально, а также собрать о ней информацию. Денис Альбертович сказал, что Дебихина пришла в отделение из в Федерального клинического госпиталя МВД, где когда-то работал и сам Данилов. Наведение справок не представляло проблемы, благо знакомых в этом учреждении осталось много. Факт работы такой дуры в крупном ведомственном учреждении Данилова нисколько не удивил – видал он и не такие случаи.

На выходе из отделения они столкнулись с Ириной Константиновной, которая явно расценила совместный уход, как свидетельство начинающегося сближения.

– Нет, вы видели?! – начала Дебихина еще в лифте. – Я буду перерабатывать, а он – прохлаждаться. Чего ради? Больного ему осмотреть, видите ли, лень! Вот вы, как человек посторонний, скажите – кто из нас прав?

– Все зависит от того, как здесь принято, – ушел от прямого ответа Данилов. – Если принято работать по часам, то правы вы. А если… хм… по завершению текущих дел, то…

– Наши текущие дела никогда не заканчиваются! – зло сверкнула глазами Дебихина. – Одно закончишь, так другое навалится! И что мне теперь до утра в отделении сидеть?

Если бы Данилов мог говорить то, что думал, то Дебихина не дошла бы с ним и до больничных ворот. С точки зрения корпоративной этики и элементарной человеческой порядочности она была кругом неправа. Другое дело, если бы до перевода оставался час или больше. Но если уж наблюдаемый тобой пациент созрел для перевода, то будь так любезна – подготовь переводной эпикриз и дай команду медсестрам. Тем более, что в наше компьютеризированное время эпикризы пишутся на «раз-два». А Шугурову придется тратить как минимум полчаса на осмотр незнакомого пациента и оформление перевода. Человеку до утра дежурить – пусть он лучше эти полчаса отдохнет.

Во вторник же вечером Данилов получил информацию о Дебихиной, что называется – из первых рук, от своего бывшего начальника Романа Константиновича, руководившего первым реанимационным отделением госпиталя.

– Мне эту дуру подсунула наш начмед, чтобы я перестал донимать ее некомплектом в отделении. Взяла двух первых попавшихся под руку врачей, причем даже мне их не показала предварительно… Одного я в чувство привел, хоть и не сразу, а Дебихину только могила исправит. Еле от нее избавился…

На вопрос о летальности в отделении Роман Константинович с гордостью ответил:

– Вот уже который год выше пяти процентов не поднимается. Тьфу-тьфу-тьфу!

В низкой летальности не было ничего удивительного. Федеральный клинический госпиталь МВД – один на всю Москву. Многие тяжелые пациенты сюда не доезжают. Скорая помощь сдает их в близлежащие городские стационары, невзирая на звания и должности, потому что главное – это довести пациента живым, а в какой именно стационар – это уже второй вопрос. А вот не очень тяжелых можно вести хоть через всю Москву.

– А с приходом Дебихиной летальность у вас не выросла? – спросил Данилов.

– Нет, я же ее только в день ставил и держал на «подсобных работах» – оформлении документации и прочей текучке. К пациентам ее не подпускали. Раз так вышло, что ей в приемной консультировать пришлось, так получился анекдот – она типичный астматический приступ, со свистящими хрипами, приняла за отек легких! Кому рассказываю – не верят!..

Денис Альбертович дал своей старшей медсестре весьма лестную характеристику, но, Данилов, тем не менее, воспользовался удобным моментом и устроил Ирине Константиновне проверочку.

– Мне кажется, что коллеги и вообще персонал отделения напрасно проявляют столько негатива в отношении Марины Степановны, – сказал он, надеясь, что его слова не звучат фальшиво. – Да, разумеется, звезд с неба она не хватает, но это еще не означает, что ее можно третировать. Может на самом деле она и не настолько, как вы выразились, токсичная? Может, это отношение окружающих сделало ее такой?

– Да никто ее не третирует! – фыркнула Ирина Константиновна. – Это она всех третирует, качает права на каждом шагу…

– Может я и неверно выразился, – покладисто сказал Данилов, – но дело не в этом, а в том, что при нашей тяжелой и ответственной работе нельзя обострять отношения в коллективе. Худой мир всяко лучше доброй ссоры, а вражда может завести очень далеко. Вы не подумайте, пожалуйста, что я на Марину Степановну бочку качу, но высокая летальность в отделении вполне может быть следствием действий человека, который обижен на своих коллег и хочет им досадить…

Тот, у кого рыльце в пуху, должен старательно отводить от себя подозрения, а лучшим способом отвода является перекладывание вины на другого человека. Если бы высокая летальность была бы делом красивых рук Ирины Константиновны, то она должна была заглотить наживку и постараться бросить тень на Дебихину. Но этого не случилось. Ирина Константиновна рассмеялась так задорно, будто услышала смешной анекдот, а, перестав смеяться, отрицательно покачала головой.

– Нет, Владимир Александрович, наша Мариша на Доктора Смерть не тянет! Она только тявкать умеет. Знаете пословицу: «тявкающая собака не кусает»? Не в ее характере играть в такие опасные игры. К тому же, для того, чтобы несколько месяцев подряд искусственно поддерживать летальность на высоком уровне и не попасться, нужно быть семи пядей во лбу, а не… – Ирина Константиновна постучала костяшками пальцев по столу. – Да и жадная она невероятно, никогда никого ничем не угостит, а когда мы скидываемся на букет к дню чьему-то дню рождения, у нее вечно денег при себе нет. А из-за высокой летальности все наше отделение который уже месяц сидит без премий и Дебихина постоянно ноет по этому поводу. У нее шуба в кредит куплена и плазменный телевизор…

«Самое то, что нужно брать в кредит», – усмехнулся про себя Данилов, не любивший жить взаймы.

Доводы Ирины Константиновны убедили его только в том, что старшая медсестра к скачку летальности отношения не имеет. Что же касается Дебихиной, то обида иногда толкает на самые нерациональные поступки. Ну и что с того, что я премию снова не получила? Зато и все те, кто надо мной издевается, тоже без премий остались! Как говорится: «гори моя хата, лишь бы вся улица заодно сгорела».

«Сканирование» Дебихиной Данилов произвел в тот же день. Подгадал так, чтобы снова уйти из отделения вместе и пригласил Марину Степановну все в ту же кофейню. Дебихина с радостью приняла приглашение и всю дорогу до заведения игриво улыбалась и бросала на Данилова томные взгляды. Однако же когда Данилов раскрыл перед ней заготовленные карты и попросил помочь, сердито поджала губы и сказала:

– Я подковерными интригами не занимаюсь! Если вам нужен компромат на заведующего, то ищите его сами! Меня Альбертыч полностью устраивает. Он хоть и зануда, но не го. юк, как некоторые!

Под «некоторыми» явно подразумевался Данилов.

Когда думаешь о человеке хуже, чем он заслуживает, ошибаться очень приятно. Даже если при этом разбивается очередная твоя версия.

– Как хотите! – Данилов пожал плечами, давая понять, что отказ его совершенно не расстроил. – Надеюсь, что этот разговор останется между нами?

– Я посмотрю на ваше поведение! – сказала Дебихина и ушла, не допив свой эспрессо, правда и расплачиваться за него она тоже не стала.

«Пока мы с ней будем дружить, никому она ничего не расскажет, – подумал Данилов. – Ничего, потерплю, это недолго…».

На разгадку тайны он отвел себе месяц. Или к пятому апреля будет результат, или же расследование будет прекращено по причине ограниченных умственных способностей тайного агента Данилова.

Глава седьмая
Кирдык-кавардак

На вопрос о том, реально ли в глубинах интернета, недоступных обычным пользователям, можно найти объявления киллеров, предлагающих свои услуги, Никита многозначительно хмыкнул и поинтересовался, где еще можно их искать.

– Я не знаю, потому и спрашиваю, – ответил Данилов. – Исторически их находили через связи в криминальной среде, а сейчас писатели с журналистами много пишут о Даркнете и его зловещих обитателях. Вот я и хочу знать. А то, например, про медицину тоже много глупостей пишут, которые кочуют из книг в статьи и наоборот.

– Все так, – подтвердил Никита. – Своими глазами видел объявления вроде: «Быстро и без последствий решаю любые проблемы. Гарантия результата. Дорого». Там вообще все основано на аллегориях. «Продам инструмент любой сложности» это про торговлю оружием, а «качественная рассада из Южной Азии» – про траву. Но бывает, что пишут и без аллегорий. Некоторые так качественно шифруются, что могут позволить себе говорить прямо.

– А правда ли, что попасть туда совсем несложно?

– Проще простого! Нужны две программки…

Выслушав инструкцию Никиты, которая полностью совпадала с тем, что он читал в Сети, Данилов не отправился в прогулку по темной изнанке Всемирной Паутины, а принялся изучать список умерших пациентов, который, по сути, был не списком, а набором коротких досье. Выписав шесть фамилий с датами госпитализации, Данилов перешел к более приятному делу – чтению свежих научных статей. От этого занятия его оторвал приход Елены.

За ужином, который у Елены состоял из белого йогурта и чашки кофе, а у Данилова из глазуньи с зеленью и сыром, как обычно, говорили о делах. Сначала Елена рассказала о том, что нового произошло на Станции скорой помощи, а затем поинтересовалась делами «майора Знаменского».

– Товарищу Знаменскому нужна консультация специалиста, – в тон жене ответил Данилов. – Я дам тебе шесть фамилий. Эти люди были госпитализированы по «скорой» в известное тебе реанимационное отделение. Их домашние адреса находятся далеко за пределами района обслуживания девяносто пятой больницы. Мне нужно знать, с каких адресов они госпитализированы и если эти адреса находятся далеко, то почему их не положили ближе. Короче говоря, мне нужно знать, не было ли у родственников намерения положить пациентов именно к Денису Альбертовичу. Ты же можешь замутить какую-нибудь проверку обоснованности госпитализаций или что-то в этом роде…

– В чужой епархии? – нахмурилась Елена. – У нас так не принято. Сразу же спросят: «разве у тебя на Юго-Востоке проблем мало, что ты лезешь на Северо-Восток?».

– А ты сошлись на меня, – посоветовал Данилов. – Мол, я в этом отделении набираю материал для диссера и меня удивило, что некоторые пациенты сильно издалека… Наплети что-нибудь под соусом «давайте проверим и успокоимся». Вопрос в том, не по просьбе ли родственников эти люди, ныне покойные, попали в это отделение? Тут же дела на копейку – узнать кто и откуда забирал, а затем позвонить врачу. Дело не такое уж и давнее, тяжелые пациенты запоминаются лучше, и все необычное, тоже запоминается хорошо. Если родственники просили положить именно в девяносто пятую…

– Твой интерес взят с потолка! – перебила Елена. – Сейчас работа «скорой» упорядочена. Это не та махновская вольница, которая была в девяностые годы. Все завязано на время и никто не разрешит бригаде везти пациента за тридевять земель, если поблизости есть места. Тем более, в том случае, когда речь идет о тяжелых пациентах.

– Ситуации бывают разные, – возразил Данилов. – И реанимационные пациенты тоже разные. Одно дело, когда человек находится на грани и совсем другое, когда он в целом стабилен, но по состоянию здоровья подлежит сдаче не в приемное, а в реанимационное отделение. Если ситуация позволяет, везти не очень-то далеко и есть уважительная причина вроде «недавно оттуда выписали», то, как говорится, возможны варианты. Все шесть пациентов, которые меня интересуют, госпитализированы глубокой ночью, в промежутке от половины второго до трех. В это время и на улицах пробок нет, и на «скорой» нет того пика, который начинается утром, ближе к концу смены. Так что проверь, пожалуйста, это важно.

– Хорошо, – кивнула Елена, не любившая откладывать дела в долгий ящик. – Завтра же задам вопросы и в пятницу надеюсь получить ответы. Только расскажи, что у тебя за версия. Я не люблю, когда меня используют вслепую.

– Расскажу, только чур – не смеяться! – предупредил Данилов. – Версия бредовая, больше годная для детективного романа, но, все же… Подумалось мне, а не выполняет ли кто-то из подчиненных Дениса Альбертовича заказы на убийства? Это же так безопасно – избавиться от давно болеющего и всем надоевшего родственника в реанимационном отделении! Концы в воду, никто ничего не заподозрит, а комната освободилась! Или, даже, квартирка. Или наследство долгожданное наконец-то в руки упало…

– И это настолько поставлено на поток, что у тебя есть шесть потенциальных жертв?

– Это может быть поставлено на такой поток, результатом которого стало четырехкратное повышение летальности!

– Я не это хотела сказать. Я имела в виду, неужели эта… м-м… услуга настолько востребована? Жуть!

– А почему бы и нет? Мне на «скорой» несколько раз такие предложения делали. «Ах-ах-ах, доктор, не можете ли вы избавить нашего дедушку или бабушку от мучений… хм… кардинально? А мы вам будем всяко признательны».

– А ты чего?

– Ничего! Включал дурака и говорил, что я их не понимаю, мол я и так делаю все для того, чтобы уменьшить страдания пациентов. Хотелось, конечно, сказать нечто другое, но на меня и без того часто жаловались… А сейчас ведь существует Даркнет, где можно разместить объявление типа «быстро, эффективно и без нежелательных последствий решу вашу проблему». Так что за поиском клиентуры дело не станет… Разумеется, заведующий отделением к этому непричастен. Если бы он контролировал процесс, то ни за что бы не довел летальность до таких пределов. Деньги деньгами, а спокойствие спокойствием. Он не дурак. А вот кто-то из сотрудников вполне может этим заниматься, особенно медсестры, с которых взятки гладки. Пациенты же умирают у врачей, а не у медсестер…

– Жуть! – повторила Елена, тряхнув головой.

– Ты не перебивай, а слушай, – сказал Данилов. – Можешь критиковать мою версию, но с аргументами. Вариантов становления этого бизнеса два. Некто посторонний вербует кого-то из врачей или сестер. Некто находит клиентов, организует госпитализацию и отдает приказы исполнителю. Возможно такое? Вполне. Или же в роли организатора выступает сотрудник отделения. Когда-то пошел навстречу просьбе родственников, подкрепленной большим количеством денежных знаков, после еще раз пошел навстречу, а теперь решил, что выгоднее самому искать клиентов, а не ждать, пока они на тебя выйдут. Допускаю, что удочки могут закидываться и в отделении. Если родственник, производящий впечатление обеспеченного человека, пожалуется в разговоре с врачом на то, что пациент «всех замонал», то можно и обсудить решение проблемы… В результате имеем конвейер смерти, необъяснимый рост летальности и большие барыши. Ну, что скажешь?

– В принципе такое возможно, – согласилась Елена. – Исполнитель практически ничем не рискует, потому что его действия не вызывают никаких подозрений. Можно сказать – идеальное убийство. Подозреваемые у тебя уже есть?

– Есть кандидаты в подозреваемые. Две родные сестры, погодки, которые давно уже работают в отделении сестрами. Старшей сорок пять, младшей сорок четыре, обе – старые девы. Живут они с матерью, которой требуется постоянный присмотр, поэтому работают в разные смены. Обе, как мне рассказали, обожали прежнего заведующего, а Дениса Альбертовича не любят, но, тем не менее, продолжают работать под его началом. А почему? Опытная реанимационная медсестра с двадцатилетним стажем с полпинка найдет себе новую работу в Москве. Сложность только в том, что нужно устроиться вдвоем в одно отделение, и чтобы ставили дежурить порознь, но я думаю, что при нынешнем некомплекте и это не проблема. Так что их держит? Если испытываешь по отношению к непосредственному начальству негативные чувства, то работать, в любом случае, нелегко. Мучить себя можно только ради мести или ради весомого дополнительно заработка. Сестры дежурят сутки через двое, то есть двадцать дней в месяце одна из них присутствует в отделении. И все шестеро пациентов из моего списка умерли в их дежурство.

– Данилов, я надеюсь, ты не станешь вести с ними провокационные разговоры?! – обеспокоенно спросила Елена. – В стиле: «есть у меня тетушка, которая давно уже зажилась»? Прощупывать того, кто может мстить новому заведующему по личным причинам, относительно безопасно, тем более что ты не собираешься раскрывать все карты, а просто попросишь помочь свалить заведующего. А вот прощупывать наемного убийцу, за которым может стоять целая банда, чревато страшными последствиями…

– Ну, когда же ты перестанешь считать меня идиотом? – страдальческим тоном поинтересовался Данилов.

– Когда ты перестанешь ввязываться в авантюры! – сверкнула глазами Елена. – Дай мне слово, что не будешь лезть на рожон!

– Даю тебе слово, что не буду лезть на рожон, – послушно сказал Данилов. – Это же не даст никакой пользы. Появился в отделении какой-то доцент с бугра, покрутился недельку и предложил избавить его от тетушки… Причем предложил именно тому, кому следовало. Какое удивительное совпадение! А что бы ему самому не постараться? Нет, в этом случае я только наблюдаю и анализирую, а как только мои подозрения окрепнут, я сразу же поделюсь ими с кем следует. Но для этого мне нужно иметь хотя бы минимум оснований, хотя бы логично выстроенное предположение. Чтобы все это не выглядело так, будто доцент кафедры морочит голову занятым людям для того, чтобы выгородить слабого заведующего отделением.

– Честно?

– Честнее некуда! – Данилов успокаивающе улыбнулся жене. – Хочешь, своей докторской диссертацией поклянусь?

– Ты ее сначала напиши! – фыркнула Елена.

– Вот наберу материал… – завел Данилов старую песнь, но жена оборвала ее взмахом руки – слышали, знаем.

Сведения, полученные от Елены, с одной стороны особо не настораживали, а с другой заставляли задуматься. Трое из шести пациентов были госпитализированы из квартир родственников, которые жили в районе обслуживания больницы. Двоим стало плохо на улице, тоже в «своем» районе. Что заставило тяжелобольных людей выбраться так далеко от дома, осталось тайной. Дочь шестой пациентки попросила бригаду госпитализировать ее мать в девяносто пятую больницу, потому что она работала неподалеку и ей было удобнее навещать мать именно там. Вообще-то центр давал место в шестьдесят седьмой, но поскольку ехать было примерно одинаково, просьбу уважили. Вот и думай-гадай. У дочери шестой пациентки могли быть свои соображения… Двое других могли оказаться в районе обслуживания девяносто пятой больницы не случайно… Пребывание в квартире родственников, которые жили в нужном месте, тоже наводило на подозрения… Данилов решил, что пока будет держать версию с «конвейером смерти» в уме. Отбрасывать ее в сторону однозначно было рано.

В субботу Данилову предстояло дежурить со старшей из лисичек-сестричек Верой, а утром в воскресенье ее должна была сменить сестра Надя. Врачи в субботней и воскресной сменах были знакомы Данилову лишь шапочно, к ним тоже хотелось присмотреться. Данилов собирался после дежурства засесть в ординаторской за изучение историй болезни и просидеть там, как минимум до полудня.

С момента появления Данилова в отделении умерло трое пациентов. Две смерти были ожидаемыми и укладывались в рамки логики. Тяжелейший сахарный диабет на фоне выраженной сердечной недостаточности в восьмидесятилетнем возрасте – это практически приговор. У шестидесятилетней женщины, которую скорая привезла с острой почечной недостаточностью тоже практически не было шансов. Но в пятницу днем ни с того, ни с сего, выдал остановку сердца послеоперационный пациент, которому перед переводом в хирургическое отделение внутривенно ввели пять миллиграмм беталока.[20]20
  Препарат, снижающий артериальное давление.


[Закрыть] Пациент нервничал по поводу того, хорошо ли прошла операция на желудке, на этой почве участилось сердцебиение и повысилось артериальное давление. Беталок был назначен доктором Бурлаем по показаниям. Инъекцию Бурлай сделал лично, поскольку все сестры были на тот момент заняты. Сделал все, как положено – развел препарат физраствором[21]21
  Физраствор (физиологический раствор) – 0,9 % водный раствор хлорида натрия, осмотическое давление которого равно осмотическому давлению в жидких средах и тканях организма.


[Закрыть] и вводился медленно, со скоростью один миллиграмм в минуту. Ничто не предвещало беды, но сразу же после инъекции пациент выдал остановку сердца и спасти его не удалось.

– Я просто не понимаю, отчего он умер, – сказал Данилову Бурлай в субботу утром. – Вот просто в голове не укладывается. Беталок там был строго в тему, до операции ему его уже вводили, без последствий. Инъекцию делал я сам, медленно-медленно, даже медленнее, чем полагается. Вот почему?

Труп уже увезли в больничный морг, а история болезни пока оставалась в отделении, так что Данилов смог с ней ознакомиться. Никакого «криминала» он там не нашел. Если верить истории, то действия Бурлая были совершенно оправданы. А с учетом диагноза аденокарциномы антрального отдела[22]22
  «Антральной» называется часть желудка, расположенная вблизи от двенадцатиперстной кишки. Аденокарцинома – разновидность злокачественных опухолей.


[Закрыть] желудка смерть никак нельзя было отнести к разряду заказных. Ну кто, в здравом уме, станет «заказывать» родственника, которому осталось жить всего-ничего, какие-то считанные месяцы, если не недели? Проще уж дождаться естественного конца.

Формально придраться было не к чему. «Я подумаю об этом завтра», сказал себе Данилов и приступил к работе.

Начало дежурства выдалось веселым. В девять пятнадцать «скорая» привезла семидесятилетнего мужчину с острой почечной недостаточностью на фоне сахарного диабета. Данилов занимался с ним около часа, а когда вошел в ординаторскую, то услышал тихое треньканье городского телефона.

– Я звоню по поводу пациента Иголушкина! – сообщил женский голос. – Я его дочь и ставлю вас в известность, что наш разговор записывается!

– Записывайте, если вам так хочется, – ответил Данилов, – только учтите, что по телефону вы можете получить только информацию о состоянии пациента и пребывании его в нашем отделении. Все прочее – только при личной встрече.

– Но к вам же не пускают из-за коронавируса!

– Я могу встретиться с вами у ворот завтра, после дежурства и рассказать о состоянии вашего отца, – предложил Данилов, хорошо понимавший, насколько важное значение может иметь для родственников реанимационного пациента личная беседа с врачом. – Позвоните в промежутке между девятью и десятью часами, спросите Владимира Александровича…

– Меня интересует не встреча! – перебила собеседница. – Я хочу предупредить вас, чтобы вы ни в коем случае не вводили моему отцу инсулин! В последнее время отец лечился перекисью водорода по методу академика Неунывайко и в последнее время у него без этого ужасного инсулина сахар был в норме! Очень важно, чтобы вы сейчас этого не испортили и не начали вводить инсулин! Вы меня поняли?! Я! Запрещаю! Вам! Вводить! Моему! Отцу! Инсулин!

– Мы лечим наших пациентов по своему усмотрению, – сказал Данилов, стараясь подавить раздражение. – Вы не можете нам ничего запретить…

– Но…

– Но я могу объяснить вам, почему на фоне приема перекиси водорода у вашего отца снизилась концентрация глюкозы в крови. Вам это интересно?

– Да я и без вас знаю…

– Нет, вы меня послушайте! – строгим тоном сказал Данилов. – Примерно сорок процентов инсулина, содержащегося в организме, разрушается почками. Когда почки перестают работать, содержание инсулина в крови возрастает, соответственно снижается содержание глюкозы, утилизацию которой активирует инсулин. Несведущих это радует, а сведущих должно настораживать. Псевдолечение перекисью ухудшило состояние вашего отца и привело к развитию диабетической нефропатии, проще говоря – диабетического поражения почек. Потому-то в последнее время содержание глюкозы было в норме. Но в этом нет ничего хорошего, поскольку причина кроется в развивающейся почечной недостаточности. Если вы не поняли, что я сказал, то прослушайте запись заново.

– Вы меня не переубедите! Я требую…

– До свидания, – вежливо сказал Данилов и положил трубку.

Спустя минуту телефон зазвонил снова. Данилов проигнорировал звонок. На консультации в отделения вызывали по внутренней линии, а все остальное может подождать. После долгой серии звонков телефон умолк. В истории болезни Иголушкина Данилов записал, что «со слов женщины, представившейся в телефонном разговоре дочерью пациента, он в последнее время вместо назначенного ему лечения пытался лечиться перекисью водорода». Немного подумав, он взял слово «лечиться» в кавычки.

Закончив с историей Иголушкина, Данилов вышел с телефона в интернет и спросил у всезнающего Гугла, кто такой академик Неунывайко. Ответ неимоверно впечатлил… Член Российской естественнонаучной академии имени Порфирия Иванова, действительный член Академии научной народной медицины, член Международной академии естественных наук, член Российской академии информатизации и международного сотрудничества, почетный председатель Международной академии проблем научной безопасности, член Международной академии проскопизма и медиумистики, действительный член Российской академии биотехнологий и экспериментальной медицины, член Международной академии проблем гуманизма, член Российской академии энергетической медицины, член Всемирной академии аюрведы и тибетской медицины… Автор более ста монографий, посвященных вопросам оздоровления организма… Главный врач ЗАО «Правильная клиника» и директор Института Здоровья…