Текст книги "Черный крест. 13 страшных медицинских историй"

История пятая
Жизнь взаймы

Призрак:

 
Убийство гнусно по себе; но это
Гнуснее всех и всех бесчеловечней.
 

Уильям Шекспир, «Гамлет, принц Датский»[13]13
  Перевод М. Лозинского.


[Закрыть]

Заместитель главного врача бубнила свое, а заведующий кардиологией Медянский – свое. У Медянского была единственная тема для разговоров – деньги. Сегодня эта тема звучала в минорном ключе. Очередная история черной людской неблагодарности.

– …жмет мне руку и проникновенно так интересуется: «Вы, Михаил Ефимович, до скольки сегодня на работе? До пяти? Ну, я точно успею…» – и исчезает.

– Миша, если бы он с оперативниками приехал – тебе было бы лучше?

– Какие оперативники, Оль? – искренне удивился Медянский, – мне же его рекомендовали.

Ольга повернула голову и посмотрела на Медянского так, словно видела его впервые в жизни.

– Недавно был случай в Подольске. Там взяли с поличным заведующего отделением в поликлинике. Так он, чтобы облегчить свою участь, подставил два десятка знакомых врачей. Звонил, просил помочь хорошему человеку, хороший человек являлся с «заряженными» деньгами и при двух сотрудниках. А ты говоришь.

– Но мне рекомендовал его Кочергин.

– Алкаш он, твой Кочергин. С такими дело иметь – себя не уважать.

– Ольга Владиславовна, Михаил Ефимович, я вам не мешаю? – повысила голос замглавврача.

– Извините, Наталья Николаевна, – хором повинились нарушители спокойствия.

– Вы же заведующие, должны подавать пример…

Остаток часовой пятиминутки Ольга просидела молча, время от времени пощипывая одной рукой другую, чтобы не заснуть: легла спать в четвертом часу, проворочалась с боку на бок чуть ли не до шести, а в половине седьмого уже зазвенел будильник. И дернул же ее черт смотреть на ночь «Унесенные ветром»! Нет, надо же сегодня перебрать фильмотеку и выбросить оттуда к чертовой матери все эти сраные мелодрамы. Оставить комедии, не лирические, а самые что ни на есть безбашенные, исторические вроде «Королевы Марго», боевики, что со смыслом, ну, небольшую подборочку эротики. Мужики нынче нуждаются в дополнительной стимуляции, да и самой под настроение можно позырить. Все одно лучше, чем слезливая хрень о нелегкой женской судьбе…

Вот наконец прозвучало долгожданное «Всем спасибо», и народ потянулся, нет, не потянулся, а прямо-таки рванул к дверям. Взрослые люди, а ведут себя как школьники, вон, даже давку в дверях устроили.

Ольге вдруг захотелось засунуть в рот четыре пальца и оглушительным свистом подбодрить выходящих из конференц-зала. Руки уже было начали подниматься, но Ольга вернула их в карманы халата – ну вот еще, скажут: «Совсем у Морозовой крыша съехала. – И непременно добавят: – От одиночества».

Сама, если разобраться, виновата. Нечего было с первых дней гусей дразнить, строя из себя успешную, сильную, всю такую самодостаточную женщину. Можно было и поскромнее держаться, так проще, но вот же – захотелось выпендриться. А теперь и рада бы стать как все, но уже нельзя – надо держать марку, а то все решат, что она «сдулась» и начнутся злорадные пересуды. Нет, лучше пусть пересуды будут завистливыми. Так приятнее.

По дороге в свою реанимацию Ольга завернула к травматологам – надо было провести маленькую разъяснительную работу, пока те не разбежались по палатам и операционным.

– Доктора! – гаркнула она, переступая через порог ординаторской.

В ординаторской воцарилась тишина.

– Давайте научимся уважать друг друга и не лезть в чужие монастыри со своим уставом!

Тишина стала напряженной. Ольга заметила, как заведующий Арсен Каренович подмигнул кому-то из врачей.

– Еще одна делегация непрошеных советчиков, еще одно замечание типа «мы спасли, а реаниматологи угробили», еще одно науськивание родственников – и вы увидите, как я умею создавать проблемы!

– Оля, кофе со мной выпьешь? – предложил Кареныч, словно она пришла к нему детей крестить, а не выяснять отношения.

Остальные врачи молчали, словно воды в рот набрали, а проглотить забыли.

Ну что сделаешь с такими непрошибаемыми? Пришлось развернуться и уйти. Дверью хлопать не стала, невежливо хлопать дверью в ответ на предложение выпить кофе.

Но если душа требует праздника – праздник непременно будет. Пусть не в травматологии, а этажом ниже, в хирургии. Хирургам Ольге тоже было что сказать – они в последнее время взяли моду тихой сапой подзуживать родственников: «Попросите реанимацию не переводить вашего папу (маму, брата, тетю, племянницу, любовницу…) на выходные. Пусть до понедельника там полежит». Науськанные родственники скандалили и в реанимации, и в администрации. Главным их доводом было: «Нам доктор так сказал!» А в реанимации, что, не доктора работают? Или как ее саму обозвал хам Седых – «узколобый врач широкого профиля».

Нет, хирургов, конечно, понять можно – кому охота в субботнее или воскресное дежурство возиться с тяжелым больным? А ее кто поймет? Кто войдет в ее положение? У нее есть сроки, в выходные дни тоже делаются операции, а еще и «скорая» везет как заведенная… Куда класть больных?

Хирурги не обманули надежд – вступили в перепалку и были размазаны по стеночкам. Насладившись триумфом, Ольга поспешила к себе, прикидывая – не стоит ли сегодня, пущего воспитательного эффекта ради, устроить массовый перевод больных в хирургию? Часа этак в три, под самый конец рабочего дня. Пусть прочувствуют…

У самой двери своего отделения все же решила воздержаться – хватит с хирургов и словесной прочистки мозгов.

Возле кабинета уже переминалась с ноги на ногу Люба, недавно ставшая старшей сестрой и оттого слишком, не по уму, активная.

– Ну и что ты тут стоишь? – накинулась на нее Ольга. – Больше заняться нечем? Вот уж не поверю! Или ты из своей конуры не услышишь, как я пришла?

Последний вопрос был чисто риторическим. Только мертвые в отделении реанимации не слышали, что явилась Ольга Владиславовна. Но мертвые, кажется, вообще ничего не слышат.

– Я подписать… – запунцовела щеками и ушами Люба.

– Заходи!

Ольга толкнула дверь кабинета, которую запирала только перед уходом. Проще убирать свою сумку в сейф, чем по сто раз на дню отпирать и запирать дверь. Да и кодовый замок сейфа куда надежнее дверного.

Современный сейф, прекрасно умещающийся под столом, подарил благодарный пациент, буквально за ногу вытянутый Ольгой с того света. Да не просто подарил, а обеспечил доставку и установку.

– Кошельки пустыми дарить не принято, а сейфы и подавно, – многозначительно сказал он, передавая Ольге ключи.

В сейфе Ольга нашла две тысячи долларов. Эх, каждый день бы так… Или хотя бы каждую неделю.

Выговорив Любе за совершенно не подобающее старшей сестре панибратство с медсестрами («Ты им уже не девочка, а начальство»), Ольга услала ее готовить обход – проконтролировать наведение чистоты, смену грязных простыней и наволочек и «готовность» историй болезни (чтобы были написаны все дневники и вклеены все данные обследований). Некоторые врачи поначалу выступали против «культа историй болезни», но после первого же «геморроя с разбором» приходили повиниться и сказать спасибо. Ничто так не страхует врачебную задницу от болезненных процедур, как история болезни, написанная в виде шедевра. Да-да – именно шедевра, так, чтобы все читалось и ни к чему нельзя было придраться. Ох, сколько сил приходится тратить на то, чтобы научить взрослых людей с высшим медицинским образованием правильно и внятно обосновывать диагноз!

В отличие от других отделений обходы заведующих в реанимации проводятся ежедневно. До обхода Ольга просматривала ежедневник, освежая в уме все запланированное на сегодняшний день и внося требуемые поправки.

Больного Гасанова около полуночи подняли из отделения – уронил давление до нуля. Надо разобраться с дедом…

Согласно неписаным правилам больничного жаргона в реанимацию не переводили, а поднимали. Соответственно – из реанимации не переводили, а спускали. Так и напрашивалось сравнение с Израилем.

От Караваева, Гармаш и Величко пора избавляться. Они компенсировались настолько, что даже придурки-ординаторы способны довести их до выписки…

Дойдя до букв ПГВ, взятых в два красных кружка и снабженных жирным восклицательным знаком, Ольга похолодела. Ой, дура она дура, совсем забыла про день рождения главного врача. Даже его непривычное отсутствие на утренней конференции (в день рождения так приятно позволить себе расслабиться прямо с утра!) не послужило ей напоминанием… Ну ладно, за цветами можно будет отправить Любу – до станции метро, окруженной аж тремя торговыми центрами, рукой подать. А что делать с подарком? Его возле больницы и у метро не купишь – надо куда-то ехать. А когда ехать? Блин, блин, блин!.. Вот уж блин так блин… Не совать же главному конвертик с деньгами.

Помянув недобрым словом проклятый склероз (детства толком не было, молодости тоже – училась и на двух работах пахала, а старость вот она, здрасьте. Как же все это несправедливо!), Ольга сняла трубку внутреннего телефона, антикварного, с диском вместо кнопок, и позвонила заведующему урологией Марку Самуиловичу.

– Маркуша, – заворковала она, услышав традиционное «Гольдман» (во всей больнице не было сотрудника, которому бы Марк Самуилович не «сообщил по секрету», что «Гольдман» переводится как «золотой человек»), – только ты можешь меня спасти…

– Договорились, сегодня я ночую у тебя! – ответил Гольдман.

К его шуточкам на темы эрекции и секса Ольга давно привыкла. Как говорится – с чем работаешь, о том и шутишь.

– Маркуша, у меня не вибратор сломался, – поддержала игру Ольга, – у меня беда. Настоящая…

– Тебе сделал предложение Кочергин?

Доктор Кочергин благодаря стойкой и нерушимой любви к зеленому змию скатился из кафедрального ассистента в дежуранта приемного отделения. Кочергина в больнице не любили – он не держал слова, скандалил по каждому пустяку и, как подозревали, не гнушался обчищать карманы доставленных в приемное больных.

– Я забыла про подарок главному.

– О как! И хочешь разжиться чем-то у меня?

– Да.

– Ладно… «Отард золотой» тебя устроит?

– Спрашиваешь… а пакетик красивенький к нему у тебя, наверное, тоже есть?

– Будет тебе и пакетик, – пообещал добрый волшебник и дал отбой, не сказав, что он хочет взамен – деньги или какую-нибудь услугу.

Тут же, словно дожидаясь своей очереди, зазвонил городской телефон.

– Здравствуйте, могу я попросить Ольгу Владиславовну?

– Я слушаю, Валерий Кириллович, здравствуйте, – ответила Ольга.

– У нас как всегда аврал, – сообщил собеседник. – Ищу хрень первого разряда. Сегодня-завтра – так хоть за двойную цену.

– Желаю успеха. – Ольга вернула трубку на ее место.

Валерий Кириллович, заведовавший одним из отделений Европейского центра трансплантации органов и тканей, расположенного в подмосковной Некрасовке, был ее давним деловым партнером. Да что там «партнером»! Настоящим благодетелем был Валерий Кириллович, дававший возможность совершенно спокойно, без шума и пыли, зарабатывать крупные суммы, причем – регулярно.

Сегодня (и завтра тоже) благодетелю, как следовало из «зашифрованного» разговора, позарез была нужна здоровая, годная для пересадки почка от донора с первой группой крови. Валерий Кириллович даже был готов заплатить за подходящий орган двойную цену – так его прижало.

«Если повезет, то вместо Гоа можно будет отправиться на Канары», – загадала Елена.

Отдых неизменно влетал Ольге в копеечку, потому что жила она именно на отдыхе, а все остальное время существовала. Зарабатывала на существование и все норовила отложить побольше на следующий праздник. Отдыхала неизменно по высшему классу, останавливаясь в пятизвездочных отелях и не отказывая себе (в рамках разумного) ни в чем. Короче говоря – оттягивалась на полную катушку, жалея лишь о том, что ни перед кем по возвращении нельзя похвалиться, как и где она отдыхала. Ольге хватало ума выдавать на работе стандартную версию «отдыхала в Хургаде» или «отдыхала в Крыму», чтобы не возбуждать ненужной зависти и не привлекать к себе лишнего внимания. Брат отца, работавший следователем, хорошенько поддав за столом, начинал рассказывать истории из своей практики. Добрая половина этих историй начиналась с того, что кто-то где-то однажды обратил на себя внимание чем-то этаким, необычным, и очень скоро оказался на скамье подсудимых.

Если врешь на работе, то приходится врать и подругам. Москва ведь, в сущности, не что иное, как большая деревня – сегодня в Ясенево что-то подруге скажешь, а завтра это уже и в Выхино и в Медведково знают.

Из каждой поездки Ольга, помимо прочих, привозила несколько «стандартных» фотографий – в море, в экскурсионном автобусе, возле какой-нибудь пальмы. Эти фотографии демонстрировались коллегам и подругам, а те, на которых были видны интерьеры отелей, ресторанов и вообще все, что давало возможность «делать выводы», она рассматривала в одиночестве.

То, что не проживалось и не тратилось на отдыхе, Ольга откладывала. На черный день, на покупку загородного дома (а вдруг когда-нибудь и наберется достаточная сумма?), и вообще… Она с детства была бережлива.

– Ольга Владиславовна, все готово, – доложила заглянувшая в кабинет Люба.

– Уже иду!

Так, главное сейчас создать повод для того, чтобы остаться на работе до завтрашнего дня, не вызывая ничьего удивления. Повод всегда был один и тот же – какой-нибудь тяжелый больной, якобы беспокоясь о котором заведующая реанимацией все никак не могла уйти домой.

Стандартная в общем-то практика. Реалии таковы, что заведующий отделением отвечает, за все, что в его отделении происходит, и, соответственно, получает за все, что там происходит. Поэтому нет ничего удивительного в том, что сознательные заведующие, дорожащие не только своей должностью, но и своей профессиональной репутацией, склонны задерживаться на работе сверх положенного времени.

«Сегодня-завтра» означало «до завтрашнего вечера». Эх, только бы повезло, послало бы провидение подходящего донора или хотя бы кандидата в доноры…

Не каждый потенциальный покойник может стать донором. Существует довольно много отводов, касающихся не только наличия инфекционных заболеваний, но и множества других факторов. Ольге был нужен поступивший живым, но в целом совершенно бесперспективный пациент или пациентка, с целыми почками и без ВИЧ-инфекции, сифилиса и вирусного гепатита. Не так уж и много, но не так уж и мало… Последний подходящий «кадр» был около трех недель назад. Ольга поставляла Валерию Кирилловичу органы не только в срочном, но и в плановом порядке. Какие-то месяца выходили «хлебными», какие-то «сухими», но все упиралось в проблемы с предложением, потому что спрос был всегда.

Сразу на выходе из кабинета Ольгу перехватили сыновья Гасанова, один из которых был замечательно носат, а другой неимоверно толст.

«На ловца и зверь бежит», – подумала Ольга.

– Понимаю, что вы хотите от меня услышать, но пока ничего вам сказать не могу.

– Ми падаждем, кагда абход кончиться, – сказал носатый.

– Я вам и тогда ничего не скажу. – Ольга покачала головой и развела руками. – Должны прийти результаты обследований, назначены консультации. Только к концу дня я смогу что-то вам сообщить. Но не забывайте, что вашему папе сделали операцию и что ему восемьдесят шесть лет.

– Мы понимаем, Ольга Вячеславовна. – В отличие от брата толстый говорил по-русски чисто, без малейшей примеси акцента, должно быть давно уже жил в Москве. – Но мы вас просим…

Его волосатая короткопалая рука проворно скользнула во внутренний карман пиджака.

– Потом, все потом, – тихо сказала Ольга, и рука тотчас же покинула карман. – Давайте подождем. Не исключено, что я останусь сегодня дежурить, чтобы приглядеть за вашим папой…

– Ах! – Братья дружно возвели глаза к потолку.

– Но обещать и обнадеживать не стану, – закончила Ольга. – Готовьтесь к худшему, но надейтесь на лучшее. Извините, мне пора…

Фразу «Готовьтесь к худшему, но надейтесь на лучшее» любил повторять один из институтских преподавателей, Ольга уже и не помнила – кто именно.

– Наша благодарность будет безграничной, – не очень громко, но так, чтобы было слышно, сказал ей в спину старший сын Гасанова.

Ольга прекрасно понимала, что насчет безграничности джигит сильно преувеличивает, но интуиция подсказывала ей, что если Гасанов пойдет на поправку, то она станет как минимум на пятьсот баксов богаче. Тоже неплохое подспорье для одинокой женщины, которой не на кого надеяться, кроме самой себя. К тому же всегда интересно решать диагностические задачи.

Обход прошел спокойно. Ни одного крайне тяжелого, четверо подлежащих переводу, ни единой жалобы персонала на больных и, небывалое дело, ни единой жалобы от больных. Удивительно!

Дед Гасанов тоже порадовал – лежал, сверкал глазами, внятно отвечал на вопросы, держал давление и (ох уж эта неистребимая южная мужественность!) косил глазами на круглые и не очень попы шнырявших мимо него медсестер – как самый тяжелый и непонятный Гасанов лежал возле входа в зал, прямо напротив поста. Вставать, правда, не вставал – при попытке сесть в постели сразу же заваливался набок.

– Коля, позвони в отделение и поинтересуйся, не лежали ли в одной палате с ним гипертоники? – шепнула Ольга доктору Башилову, толковому, правда, слегка тормознутому, но зато никогда не паникующему.

– Думаешь? – понял ход ее мыслей Башилов.

– Подозреваю.

Если больной ни с того ни с сего «роняет» давление, то не следует упускать из внимания и такую возможность, как ошибка медсестры при раздаче лекарств. В хирургическом отделении, где деду Гасанову вырезали желчный пузырь, медсестры прежде всего отличались внешними, а не умственным данными. Заведующий отделением любил «снять усталость», запершись в кабинете с кем-нибудь из персонала, оттого и персонал набирал соответствующий – смазливый и уступчивый.

Ольга уже отдавала распоряжения сестрам возле поста, когда из ординаторской вернулся Башилов. В ответ на ее вопрошающий взгляд он молча кивнул, лежали, мол, гипертоники в одной палате с нашим дедушкой.

– Будем иметь это в виду, а пока что исключаем все возможные причины коллапса, – сказала Ольга. – И до завтра как минимум держим у себя. Не исключено, что я сегодня задержусь и займусь им сама. Когда придет невропатолог, разыщи меня, пожалуйста.

– Хорошо.

– Бери «переводные» истории, и пойдем ко мне…

Не дожидаясь ответа, Ольга вышла в коридор. Братьев Гасановых не было видно, наверное, пошли курить.

В кабинете Ольга отмахнулась от историй, принесенных Башиловым, мол, это всего лишь предлог, и сказала:

– Обзвони тихонечко кого можно на «скорой», можешь прямо из моего кабинета, и попроси везти к нам все перспективное в плане почки…

Башилов был своим, тем, кто при делах. Он много лет совмещал работу в стационаре с разъездами на «скорой помощи», и знакомых у него там было изрядно.

– Я из машины лучше обзвоню, отпустишь?

– Какой разговор? Иди.

Башилов ушел переобуваться. Ольга заглянула в зал, убедилась в том, что второй дежурный врач на месте, и отправилась в урологию за коньяком. Там, в кабинете Гольдмана, ее разыскали из приемного отделения и попросили срочно спуститься.

– Так уж и быть, я сам отнесу коньяк в администрацию и передам тебе прямо там, – сжалился Марк Самуилович. – Мне же тоже идти поздравлять. Короче – позвоню, как пойду.

– Сколько я тебе должна? – спросила Ольга.

– Я еще не решил, чем с тебя взять, – ответил заведующий урологией. – Хотя, признаюсь, больше всего хочется натурой.

– Ловлю на слове… – рассмеялась Ольга и ушла в приемное.

Пока шла, думала – а вдруг привезли что-то путное? – хотя по идее все путное, пригодное в доноры, должны были везти прямиком в реанимацию, минуя приемное. Напрасно раскатала губы – в приемном ее ждала семидесятилетняя гипертоничка с кризом.

– Вы что, белены объелись, дергать меня попусту?! Или, по-вашему, гиперкриз является показанием для госпитализации в реанимацию?! – наорала Ольга на молоденькую докторшу, имя которой ее совершенно не интересовало. Да потом врачи в приемном менялись так часто, что запоминать как их зовут, было бессмысленно. Один только Кочергин никуда не уходил, возможно потому, что ему просто некуда было идти.

– Она отключалась… – лепетала дура.

– Мозги ваши отключались! – осадила ее Ольга.

Надо же – оправдываться вздумала! Да твое цыплячье дело – слушать и помалкивать, когда старшие говорят.

Старуха, из-за которой разгорелся скандал, тихо сидела на кушетке и с огромным интересом наблюдала происходящее. Будет о чем рассказать и в отделении, и дома.

На шум прибежал заведующий приемным отделением Константин Александрович. Послушал с минуту и ушел, хорошо зная по собственному опыту, что лишние зрители и участники только раззадоривают Морозову.

Закончив разъяснительную работу, Ольга вернулась к себе в отделение, где в обычной рутинной суете просидела до часу. Затем созвонилась с Гольдманом и побежала в административный корпус. Цветами заморачиваться не стала – решила, что хватит с главного и хорошей бутылки. Отстояла небольшую очередь из поздравляющих, произнесла заранее заготовленный спич, чмокнула главного в щеку и вернулась к себе.

Только успела пообедать, если два яблока и баночку йогурта можно назвать обедом, как за дверью прогрохотала каталка и почти сразу же в кабинет ворвалась медсестра Кузнецова.

– Вас срочно просят в зал! – выдохнула она и тут же умчалась обратно.

Причину та не сообщила, но и так было ясно – кого-то привезли.

Действительно – привезли. И не кого-то, а, кажется, кого надо.

– Неизвестный без документов, наезд, закрытая чээмтэ[14]14
  Черепномозговая травма.


[Закрыть], – доложил Башилов. – Взят на углу Печкальского и Бабасова.

– Состояние крайне тяжелое, – добавил врач «скорой».

– Перекладываем! – в четыре руки, осторожно, так, чтобы не выскочила трубка «системы» (в просторечии – капельницы), соединенная с подключичным катетером, раздетого до трусов мужчину переложили на кровать.

– Вещи будете сверять? – спросил молодой фельдшер, протягивая Башилову пластиковый пакет с вещами.

– Вы что-то брали? – спросил Башилов, подключая пациента к монитору. – Таня, бегом невропатолога мне сюда!

– Нет, конечно. – Фельдшер слегка оскорбился.

– Ну и ладно, – ответил Башилов, подсоединяя к эндотрахеальной трубке, торчавшей изо рта пациента, гофрированную трубку аппарата для искусственной вентиляции легких. – Сейчас автограф дам, минуточку…

– Николай Захарович, я распишусь, – сказала Ольга, проверила, правильно ли заполнен сопроводительный лист, и расписалась в карте вызова. – Милиции не было, я так понимаю?

– На месте – нет, – ответил врач. – Мы его по пути на подстанцию подобрали, сначала думали – пьяный, а когда осмотрели…

– Там еще осколки были на асфальте, явно от битой фары, – добавил фельдшер.

– Люда, звони в милицию, – распорядилась Ольга и сказала бригаде: – Спасибо, можете ехать.

– За что спасибо? – улыбнулся врач, берясь за каталку.

– За работу. Раздели, осмотрели, катетер поставили, трубку. Другие бы зашвырнули в машину – что возиться, больница в двух шагах, и привезли бы, ничего не сделав.

– Не скромничай, Юр! – вставил Башилов. – Хвалят – гордись.

«Дыхательный» аппарат он настроил на «добровольно-принудительный режим» – пока пациент дышит сам – аппарат бездействует, как только пациент перестает регулярно вдыхать и выдыхать – аппарат начинает дышать за него.

Час ушел на обычную и привычную возню с тяжелыми больными: поддержание жизненно важных функций, попытки стабилизировать состояние и параллельно – обследование. Еще не зная группы крови пациента, Ольга попросила лабораторию бросить все и провести срочные анализы на ВИЧ-инфекцию, сифилис и гепатиты.

– А гепатиты обязательно? – поинтересовалась доктор из лаборатории.

– Если у вас нет «полосок», я сделаю сама. – У Ольги был некоторый запас экспресс-тестовых полосок.

– Да мы сделаем, просто их информативность такова…

– Я в курсе, но тем не менее…

Экспресс-тесты могли пропустить тот или иной гепатит, но если уж определяли его, то наверняка.

Неожиданно быстро приехала милиция – два мужика в штатском. Ольга не помнила их должностей и званий, но знала, что одного зовут Саней, а другого – Виктором. Саня когда-то даже пытался с ней заигрывать, но быстро оставил это занятие, убедившись в его абсолютной бесперспективности.

Потоптавшись вокруг пациента, Саня поинтересовался:

– А когда его можно будет допросить?

– Скоро, – «обнадежил» Башилов, регулируя колесиком скорость капельницы и тут же добавил, чтобы не вводить представителей власти в заблуждение: – Только допрашивать его будет апостол Петр…

– Что – так хреново? – не поверил Саня.

– А что – не видно? – съехидничал Башилов.

Ольга расписалась там, где попросил Виктор, а Башилов тем временем сделал отметку о милицейском осмотре в истории болезни.

– Если он вдруг надумает поговорить с нами… – обернулся с порога Саня.

– Сразу же позвоним, – заверила Ольга. – Не первый день замужем.

Замужем, кстати говоря, она никогда не была. Сначала как-то не нравились кандидаты, а потом Ольга поняла, что одной жить скучнее, но проще. Да и что такое есть скука, как не оборотная сторона спокойствия? Хотя если бы сейчас какой-нибудь… нет, не какой-нибудь, а такой, какой надо, настоящий, одним словом, мужчина, позвал бы ее идти рука об руку и все такое прочее, то Ольга бы не отказалась. Кто ж от своего счастья отказывается? Только полные идиоты и идиотки.

Пришел недовольный невропатолог.

– Пообедать не дали, – пожаловался он.

– Так это ж только на благо, Дмитрий Григорьевич, – пошутил Башилов, хлопая невропатолога по солидному пузу. – Глядишь, так и зеркальная болезнь пройдет…

– Жопа! Полная жопа! – Высказался по завершении осмотра Дмитрий Григорьевич.

– В историю, пожалуйста, запишите более развернуто и менее экспрессивно, – попросила Ольга и ушла к себе: пора было звонить Валерию Кирилловичу.

– Запишу, – буркнул невропатолог. У вас тут вроде еще кто-то был?..

Дело из келейного стало официальным и шифроваться уже не было необходимости. Никогда не стоит афишировать заказ и целенаправленный поиск органа, ведь тут очень легко можно нарваться на обвинение. На какое? Да хоть в умышленном убийстве! Вели, дескать, больного спустя рукава, ускоряя своим бездействием (а то и действиями!) его кончину, чтобы изъять нужный орган. «Заказ» ведь был? Был. То-то же. Совсем другое дело, когда врачи уже не сомневаются в печальном конце и сообщают коллегам-трансплантологам о наличии пригодного к изъятию органа. Суть одна, впечатления разные.

– Валерий Кириллович, это Морозова. У нас есть перспективный донор. Мужчина около тридцати, закрытое чээмтэ, скорее всего результат «авто». Первая группа, ВИЧ и прочее отрицательны, состояние крайне тяжелое и продолжает ухудшаться несмотря на наши усилия.

– Следы ушибов, раны?

– Только на голове.

– Спасибо, Ольга Вячеславовна, у нас как раз есть срочная потребность в почке, а тут вы нам сразу две обещаете… – На словах «сразу две» Валерий Кириллович сделал ударение.

Ольга прекрасно поняла, что он хотел сказать. Вторая почка будет оплачена по обычному тарифу. Что ж – это справедливо, срочный заказ ведь был на одну.

– …А каковы временные перспективы?

Операцию по пересадке почки требует подготовки – это вам не абсцесс на пальце вскрыть.

– Три-четыре часа.

– Хорошо, Ольга Вячеславовна, спасибо вам. Сейчас вышлю к вам бригаду.

Изъятие органов, как и их транспортировка, – это целая наука. Правильно вырезать, отмыть от крови, заполнить консервирующим раствором, поместить в заполненную консервантом стерильную емкость (ею обычно служит крепкий полиэтиленовый пакет), эту емкость поставить или положить в другую, заполненную дробленым льдом (тоже, разумеется, стерильным), и затем убрать в третий уже по счету пакет или контейнер, заполненный сильно охлажденным физиологическим раствором. Упакованный таким образом орган помещается в холодильник, настроенный на поддержание температуры около пяти градусов выше нуля, и может храниться сутки-другие. Одно из основных правил трансплантологии гласит: «Чем раньше, тем лучше», то есть чем скорее будет пересажен орган, тем лучше он приживется.

Около пяти часов дед Гасанов, поддерживаемый дежурной медсестрой, с гордым видом прошествовал в туалет и с еще более гордым видом вернулся обратно. Усевшись на свою кровать, дед отпустил плечо медсестры с видимым сожалением.

– Ничего, – отдышавшись, сказал он. – Рано еще умирать.

– Конечно рано, – согласилась медсестра, потирая плечо.

Хватка у деда был просто железная.

– Ну что, вроде как все нормально, – сказал Башилов, протягивая Ольге гасановскую историю. – Не кровит, не роняет, не сбивается.

– Завтра и «спустим», – ответила Ольга. Затем посмотрела на кандидата в доноры и распорядилась: – А его в «закуток» переведите.

«Закутком» назывался отдельный четырехкоечный резервный отсек, куда обычно было принято класть умирающих, чтобы они не расстраивали своим видом и поведением соседей, «твердо вставших на путь выздоровления».

– Сейчас! – Обе дежурившие медсестры бросились выполнять распоряжение заведующей.

«Хороший я администратор!» – в очередной раз порадовалась Ольга. Она была уверена, что реанимационное отделение – не предел ее возможностей. Надо будет – и больницу потянет, и как потянет! Другим главврачам в пример будут ее ставить.

Сыновья Гасанова перехватили Ольгу у дверей кабинета и попытались «отблагодарить». То ли углядели в щелочку гуляющего по залу отца, то ли медсестры «слили» информацию.

– Дождемся завтрашнего дня, – строго сказала им Ольга.

Можно было бы и взять, но тогда если дед вдруг помрет ночью (а в его возрасте этого исключить нельзя), то утром деньги придется возвращать. Какой смысл? Лучше взять, когда дед уже покинет реанимацию. Гасановы не кинут, по глазам видно. Умные люди, понимают, что земля круглая, что Москва маленькая и что хорошее отношение врачей надо ценить.

В шестом часу позвонил Валерий Кириллович. На этот раз – на мобильный.

– Как дела?

– Ждем, – ответила Ольга. – Операционная готова.

Заведующий оперблоком Кочин был в доле. Пусть и небольшой, но позволяющей Ольге без помех решать все операционные проблемы.

– Ребята скоро должны быть у вас. Пробки.

– Пробки, – согласилась Ольга и повторила: – Ждем.

– Мы уже завязались на время, – предупредил Валерий Кириллович.

«Шантажист, – подумала Ольга. – Ты завязываешься на время, а я беру грех на душу».

Такое было уже пять раз. Впрочем, какой это грех – облегчить муки умирающего и позволить ему поскорее покинуть этот мир? Вот японцы смотрят на вещи правильно. Там каждому самураю, вспарывающему себе живот, полагается помощник, который рубит бедовую самурайскую головушку, чтобы уж недолго она мучилась. И разве кто-то его назовет убийцей? Отнюдь нет – только благородным избавителем.