Текст книги "Колхозное строительство 1"

Получается, как-то не совсем правильно себя вёл, раз вежливость секретарь приняла за шутку. Покороче нужно фразы строить, и более нейтрально. Ладно, пока мэр не подошёл с собаками, нужно пролистать прессу, фамилии поузнавать, да и с проблемами вверенного ему города ознакомиться.

– Гриша, заходи! Как устроился? – Романов махнул рукой, приглашая молодого русоволосого парня с короткой стрижкой, застрявшего в дверях кабинета.

Григорий Максимович Каёта. Вспомнил Пётр прочитанное за прошедший час в газете. Память подсказала: только что назначенный первый секретарь горкома комсомола потом станет главным редактором городской газеты «Заря Урала», а потом даже переберётся в «Уральский рабочий», в Свердловск.

Скромный молодой человек как-то боком протиснулся к столу мимо расставляющей стаканы секретарши. Надо сказать, что чай, аспирин и анальгин помогли: голова почти не болела, да и озноб прошёл – плюс в кабинете работал принесённый Верой Михайловной обогреватель. Пётр взял исписанные «мэром» листки, прочитал и со вздохом вернул.

– Масштаба нет, Николай Михайлович. Я тут тоже тезисы набросал. Доставай, комсомол, ручку, или лучше возьми вон карандаш, будешь протоколировать, – Пётр подождал, пока Григорий возьмёт лист бумаги и карандаш, и начал борьбу с собаками.

– Смотрите. Нужно привлечь максимальное количество людей, владеющих оружием и умеющих им пользоваться. Главное – это «Охрана общественного порядка», по-старому, милиция, – на самом деле, читая газеты, Штелле узнал, что сейчас вообще нет Министерства Внутренних Дел СССР. Есть республиканские министерства «охраны общественного порядка» – МООП.

– Николай Михайлович, это за тобой. Каждый милиционер должен ходить с оружием и при первой же возможности стрелять в собаку, если она без поводка, и если не рискует попасть в прохожих.

– А если собака не бродячая, а её хозяин отпустил свои дела утренние или вечерние сделать? – откинулся на спинку стула тоже вооружившийся карандашом Романов.

– Тогда нужно обязательно застрелить собаку и оштрафовать хозяина – и, кроме того, привлечь его, скажем, к пятидесяти часам по наведению чистоты в городе под присмотром участкового. Его собака гадит у подъезда, а он не только не убирает говно, но ещё и собаку с поводка спустил. Но об этом после поговорим – это для другого листа, там, где профилактика. Второе: общество охотников. Нужно пригласить сюда их руководителей и активистов и договориться – куда девать убитых собак, кто отвечает за безопасность, кто платит за порох и пули. Третье: геологи, лесники и прочие товарищи типа старателей. У них ведь тоже есть оружие. Нужно связаться с руководством этих предприятий – это тоже на тебе, – кивнул Романову Пётр.

– А я чем могу помочь? – рвался в бой Каёта.

– Нужно кинуть клич среди комсомольцев предприятий, техникума, училищ, пусть организуют патрули и, вооружившись самодельными сачками, пытаются ловить собак живыми. Кроме того, комсомольцы могут в составе ДНД или самостоятельно пройтись по городу и выяснить места, где чаще всего видели своры диких собак.

– И куда пойманных девать? – правильный вопрос комсомол задал.

– Есть такое мнение, что собачьим мясом можно вылечить туберкулёз. Николай Михайлович, ты переговори с инфекционистами, у нас ведь два диспансера. Выслушай все аргументы за и против, пара дней на это у нас есть. Даже если шанс, что дети вылечатся, всего 10 %, то нужно всех убитых собак передать им. Естественно, сначала найти людей, которые умеют и согласятся разделать собак. Ту же санэпидстанцию попросить проверить мясо каждой собаки на бешенство и прочую гадость. А вот из шкур нужно пошить шапки для детей из школы-интерната. Кто за это будет платить? Не знаю, подумай и над этим вопросом, я тоже с людьми пообщаюсь. Охотникам можно билеты на дефицитную дичь пообещать, или часть шкурок им на шапки. Думать будем.

– Да! Действительно, масштабно, – хмыкнул, не отрываясь от писанины, Романов.

– Это только начало. Теперь давайте подумаем о профилактике. Давай, Николай, читай свои мысли.

– Да мысли всего две. Нужно напечатать в газете и объявить по радио, что в случае появления новых бездомных собак нужно позвонить 02. И второе – создать в городе клуб собаководов и обязать их присматривать за появившимися щенками, – председатель горисполкома протянул Петру листок.

– Принимается. Давайте вот ещё что обдумаем: откуда берутся бродячие собаки? Возможны два варианта. Первый – хозяин гулял с ней без поводка, и она убежала за той же самой собачьей свадьбой. Второй, мне кажется, вероятнее – мальчик, увидев у соседей щенка, стал канючить у родителей, что ему обязательно такой же нужен, и будет он с ним гулять по утрам и вечерам, и кормить, и лапы после прогулки мыть, и прочая, и прочая. Родители устали от уговоров с соплями и слезами, стрясли с мальчика обещание все эти манипуляции проделывать и взяли щенка. Замечательно. А щенок давай гадить в квартире. Изорвал матери единственные капроновые чулки, сгрыз ножку с таким трудом купленного дивана, истрепал только что приклеенные обои. И, самое главное, ребёнка не разбудить в шесть часов, чтобы он выгулял собаку. Не найти и в восемь вечера – он на каток убежал, или играет в футбол в соседнем дворе. Как думаете, что сделают родители?

– Сам бы выгнал её на улицу и ребёнка выпорол, – проникся Каёта.

– Правильно! Значит, нужно создать трудности, чтоб не так просто было завести собаку. Нужно провести через городской Совет Положение, что перед тем, как приобрести собаку, следует обойти всех жильцов подъезда и получить от них письменное согласие. Ведь собака будет лаять утром и выть, когда никого нет дома. Думаю, сразу поменьше будет желающих. Кроме того, в этом же Положении должно быть условие приобретения собаки в виде постановки её на учёт у ветеринара и обеспечения необходимыми прививками. От чумки и ещё от всякой другой гадости – нужно проконсультироваться у врачей. Ещё в этом же Положении должны быть предусмотрены штрафы за выгул собак без намордника, строгого ошейника и поводка. Кроме того, нужно предусмотреть штрафные санкции для тех, кто не убирает за своей собакой дерьмо. И самое главное: за повторное нарушение Положения – двойной штраф, а за третье – принудительное усыпление собаки и часов сто работ по благоустройству города для безответственного хозяина. Пусть убирают какашки за себя и за того парня, которого ещё не поймали, – Штелле оглядел собеседников: оба скрипели карандашами.

– Не слишком круто? – покачал головой Романов.

– Точно. Ещё нужно предусмотреть штрафные санкции, если собака кого-то укусила или порвала одежду. Кроме того, ведь есть какие-то статьи по этому поводу и в кодексе. Их нужно обязательно продублировать в принятом Положении.

– Можно ещё в газете выпустить серию статей об искусанных и напуганных детях. Слышал где-то, что один мальчик заикаться стал после нападения овчарки.

– Молодец, Григорий! Это на тебе, смотайся в газету, пусть поищут такие случаи. Можно и из чужих газет статьи перепечатать.

– Хорошо, Пётр Миронович. А когда всё это начнём? – поёрзал от нетерпения на стуле комсомольский вожак.

– Давайте вот как сделаем. Николай Михайлович, обзвони всех, и давайте назначим совещание на пятницу, скажем, часов в десять, а в понедельник вечером начнём. И нужно по радио и через газету объявить, что после шести желательно на улицу не выходить, а то ещё ранят кого случайно. Думаю, трёх дней на первое время хватит, а там подведём итоги и решим, что дальше делать.

Когда соратники по борьбе с собачьими свадьбами ушли, Штелле глянул на часы. Вроде бы и сидели недолго, а полтора часа пролетело – близилось к двенадцати. Со слов жены было понятно, что обеденный перерыв у него с часу дня. Что ж, как раз есть время дочитать подшивку газет. Он уже наметил себе пару мероприятий. Каких? Скажем так, улучшение жизни и построение развитого социализма в отдельно взятом городе и нескольких прилегающих посёлках и деревнях.

Домой шёл медленно, славу богу, хоть случайно узнал имя жены. Секретарша, когда убирала стаканы, по окончании мозгового штурма оставшиеся после нарушителей будущего закона о жестоком обращении с животными (Федеральный закон от 27 декабря 2018 г. N 498-ФЗ «Об ответственном обращении с животными и о внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации»), спросила:

– Как там Юрочка и Лия Ивановна, вы их не заразите? – и осуждающий взгляд – мол, зря он отказался от вызова врача.

– Утром вроде всё нормально было, а я постараюсь к Юре не подходить пару дней. У жены есть, наверное, что-нибудь от простуды, ну а нет – зайду в аптеку по дороге в школу-интернат.

Событие четвёртое

Школа-интернат стояла на улице Ленина, и от самой улицы была отгорожена вполне приличным забором из железных пик. Сейчас были каникулы, и основная масса детей находилась в семьях. Тем не менее, пустой она не была: слышались детские голоса и в самой школе, и в общежитии, куда после обхода классов Пётр прошёл с завучем. Директор школы болела уже неделю. Американцы ещё не успели заразить страну колорадским жуком и гриппом, по этой простой причине директор не грипповала, а лежала с простудой.

Что можно сказать о школе? Страшные, деревянные, ужасно покрашенные парты с откидывающимися столешницами и местом для портфеля. Но ведь сейчас во всех школах, во всех городах страны такие. Полы без линолеума, покрашенные в несколько слоёв и кое-где частично облупившиеся, скрипели на тысячи ладов. Окна проложены ватой и заклеены полосками белой бумаги, но, один чёрт, от них так и веет холодом, и сквознячки гуляют. Так ведь и на улице под тридцать градусов мороз.

В общежитии ничем не лучше: от окон тянет морозцем, даже бумажные полоски кое-где отвалились. Пётр указал на это следующим за ним женщинам.

– Простудите же детей!

Ответить ему не успели. В комнату вбежала девочка лет десяти с криками:

– Оставьте меня! Без вас тошно! – бросилась на одну из кроватей и зарыдала, сотрясаясь худенькими плечиками.

– Машенька, успокойся! Пойдём в столовую, пообедаешь, – слова были правильные, а вот интонацию заботливой не назовёшь.

– Да сколько раз вам повторять! Я не Маша! Я Вика! Вика Цыганова! – девочка подскочила на кровати и обвела комнату затравленным взглядом. Под левым глазом наливался синяк.

– Вы что, детей бьёте? – поразился Штелле.

– Нет, это она с соседками по комнате подралась. Словно бес в неё утром вселился. Бегает и кричит, что она не Маша, а какая-то Вика Цыганова, – устало пояснила женщина, забежавшая в комнату вслед за девочкой.

И только тут до Петра дошло. Вика Цыганова. Та самая, которую он пытался прикрыть собой, защищая от падающей фермы. Так значит, она всё же погибла – и её кто-то или что-то забросило в этот же год, в тело вот этой худенькой девочки с пронзительно-синими глазами.

– Разрешите, я с ней наедине поговорю? – обратился Пётр к завучу.

– Зачем? – напряглась та.

– Хочу узнать, правда ли у неё синяк от драки с соседкой, и с чего вдруг ей своё имя разонравилось, – усмехнулся Штелле, – Выйдите, пожалуйста, из комнаты.

С минуту они мерились остротой взглядов с завучем. Наконец она фыркнула и, схватив за руку стоящую столбом воспитательницу, вышла за дверь, неплотно её прикрыв. Пётр подождал минуту, а затем быстро подошёл к двери и толкнул её. Удара не было, но от двери отскочили с оханьем.

– Я же вроде просил оставить нас поговорить одних? – Штелле грозно зыркнул на смутившихся женщин.

– Маша – хорошая, послушная девочка. Я не понимаю, что на неё нашло, – попыталась огрызнуться воспитатель.

– Зоя Ивановна, я через пару минут подойду к вам в кабинет. Можете пока чайку горяченького сделать, а то я, кажется, простыл, – секретарь попытался перенаправить энергию педагогов в нужное русло.

– Конечно, Пётр Миронович. Только вы не мучайте девочку, – и женщины удались.

– Русская водка, чёрный хлеб, селёдка, – напел шёпотом Пётр, внимательно рассматривая попаданку.

Лицо девочки исказилось, она как-то совсем не по-детски охнула и открыла рот.

– Любовь и смерть. Добро и зло… – теперь уже со смешинкой в глазах речитативом продекламировал Штелле.

– Кто вы?

– Тот самый пенсионер, который подарил вам букет синих хризантем, перед тем как на нас обрушилась ферма, – развёл руками Пётр.

– Но ведь это невозможно! Где мы оказались? Какой сейчас год? Что вообще происходит? – вывалила девчушка с пронзительно-синими, как те самые хризантемы, глазами.

– Вика, успокойся давай. Тут крики и паника никак не помогут. Мы в том же самом городе Краснотурьинске. Сейчас 3 января, вот только 1967 года. Я не знаю, как это произошло. Ты, кстати, читала книги про попаданцев?

– Про попаданцев? Это как фильм «Туман», или эти французские комедии с Жаном Рено и Кристианом Клавье? – наморщила рот синеглазка.

– Насчёт Клавье не знаю, никогда особенно не интересовался актёрами – а вот Жан Рено там точно был. Только они попадали в будущее в своих телах, а нам вот эти достались, – Пётр ткнул в себя пальцем, – Это тело Первого Секретаря Горкома КПСС города Краснотурьинска. Ничего из прошлого реципиента я не помню. Только то, что знаю о нём из детства. Своего детства – я ведь здесь родился. Можно ведь считать, что нам с тобой повезло. Кто-то дал нам возможность прожить вторую жизнь. Тебе вон вообще почти пятьдесят лет скинули, радоваться надо, – вздохнул и усмехнулся одновременно Пётр.

Девочка слезла с кровати, подошла к двери и, открыв, выглянула в коридор.

– Эта тётка стоит в конце коридора, – сообщила она Петру, – И что делать-то теперь? Если мы скажем, что с нами случилось, то точно в дурдом угодим.

– А мы не будем никому говорить, – взял девочку за плечо и усадил её на кровать Штелле, – Будем жить-поживать и добра наживать. Или ты против наживания добра?

– Нужно найти Горбачёва и Ельцина и убить их, – из уст худенькой, даже тощей десятилетней девочки это прозвучало вполне себе грозно, – Меченого в первую очередь.

– Для начала нужно успокоиться и постараться на самом деле не попасть в дурдом, или, что ещё хуже, в лапы «кровавой гэбни», – Пётр сел на соседнюю кровать.

– У меня теперь что, есть другие родители? Или это детский дом, и эта девочка была сиротой? – вдруг вполне спокойным голосом поинтересовалась Вика Цыганова.

– Чёрт! А ведь и в самом деле. Нет, это не детский дом. Это – школа-интернат, сюда на неделю привозят детей из малообеспеченных семей и из далёких деревушек. Только вот сейчас каникулы – значит, с тобой что-то не так. Я поузнаю, – Штелле задумался. Что делать с девочкой?

– А мне-то что делать? У меня эта толстуха пыталась компот отобрать утром на завтраке, – девочка потрогала фингал под глазом.

– Давай сделаем так: я сейчас переговорю с завучем. Они тебя изолируют от остальных детей.

– И что, мне взаперти сидеть? – сморщила нос Цыганова.

– Мысль мне сейчас пришла интересная. Сейчас ещё не написаны многие песни о войне. Да даже «Журавли» ещё не написаны. Я попрошу, чтобы тебе дали чистую тетрадку и карандаш. Вспоминай песни о войне, записывай. Ты ведь и с нотами сможешь написать.

– Без гитары или пианино сложно, – покачала головой попаданка.

– Я спрошу. Скорее всего, гитара у них должна быть – да и пианино, наверное. Ладно, Вика, нельзя нам долго секретничать. Это подозрения вызовет. Я узнаю про твою новую семью и завтра у тебя появлюсь, – Пётр подошёл к двери. И завуч, и воспитательница переминались с ноги на ногу в конце коридора, – Не боись. Прорвёмся.

Легко сказать.

– И что же Маша? – прямо набросились женщины на первого секретаря.

– А что у нас с чаем, Зоя Ивановна? – попытался сбить их настрой Пётр.

– Ох, извините! Пойдёмте в столовую, там нам найдут по стакану, – и завуч пошла вниз по лестнице.

В столовой пахло отвратно: подгорелым молоком, кислой капустой и ещё какой-то мерзостью. Петра чуть не вытошнило.

– Почему такой запах? – повернулся он к женщинам и прикрыл за собой дверь.

– Молоко, наверное, убежало, – спокойно пожала плечами женщина.

– Расхотелось мне чай пить. Пойдёмте в ваш кабинет, там поговорим.

– С Машей-то что? – видя, что начальство уходит, напомнила о себе воспитательница.

– Как вас зовут? – остановился Пётр.

– Клавдия Семёновна.

– Клавдия Семёновна, а можно Машу избавить от общения с девочкой, с которой она подралась?

Воспитательница одёрнула вязаную, вытянутую спереди, конечно же, коричневую кофту.

– Зачем?

– А затем, что эта девочка пыталась за завтраком отобрать у Маши компот. Девочку нужно наказать, а чтобы та не стала мстить Маше, её нужно изолировать. Машу. У вас есть пианино или гитара?

– Есть и пианино, и гитара в красном уголке, – вмешалась завуч.

– Вот туда и отправьте Машу. А вечером проследите, чтобы девочки не оказались в одной комнате, и чтобы они при всём желании не смогли встретиться. Хулиганку лучше всего закрыть до утра одну. Утром я появлюсь и узнаю у Маши, как прошёл день и что случилось – или не случилось – за ночь, – Пётр не смотрел на воспитательницу, говорил это Зое Ивановне, – И ещё, оказывается, Маша пишет стихи. Дайте ей, пожалуйста, чистую тетрадку и карандаш мягкий.

– Мягкий? – хором потерянно отшатнулись обе.

– Мягкий, чтобы легко писал и не царапал бумагу. На нём ещё буква «М» стоит.

– Хорошо, поищем, – пыл он всё-таки с педагогов сбил.

В кабинете директора Зоя Ивановна села на краешек стула сбоку от стола и предложила Петру хозяйское место. Он ломаться не стал – ещё не поймут.

– Зоя Ивановна, а почему Маша здесь, а не дома? Каникулы же. Кстати, а как её фамилия?

– Фамилия – Нааб. Мать у неё умерла в прошлом году, их у отца осталось трое детей, или даже четверо – точно не помню. Остальные сейчас у родственников, а Маша у нас. А отец её сейчас в тубдиспансере. У него открытая форма, врачи говорят, что долго не протянет, – завуч нервно скомкала извлечённый из кармана кофты носовой платок.

– Н-да. Плохо. А если он умрёт? Что будет с детьми?

– Скорее всего, отправят в Серов, в детский дом.

– А у вас сирот нет?

– Нет. Мы же школа-интернат, – махнула рукой завуч, явно с облегчением.

– Как звать отца, вы не знаете? – Пётр решил сам заглянуть в тубдиспансер – нельзя допустить отправку Вики в Серов.

– Нужно посмотреть в журнале. Вроде бы Готлиб, – Зоя Ивановна вскочила и попыталась куда-то убежать, но Пётр остановил её жестом.

– Не нужно, я найду сам. Зоя Ивановна, у вас кто шефы?

– Глинозёмный цех БАЗа, – не поняла та резкого перехода, даже очки сняла.

– Позвоните им и скажите, что я попросил как следует проконопатить и заклеить все окна – и в учебном корпусе, и в жилом, – пора прощаться.

– Хорошо, Пётр Миронович, – женщина снова надела очки и сразу приобрела деловой вид.

– И поваров поругайте. Как можно есть при такой вони? Завтра я утром, часиков в одиннадцать, появлюсь, если совещание не затянется – но появлюсь в любом случае. Да, последний вопрос: ваши ученики побеждают в городских олимпиадах по каким-нибудь предметам?

– В прошлом году Женя Кулеша занял второе место по математике, а первых давно не было, – развела женщина руками.

– Спасибо. Не провожайте, ещё простынете. Я сам выберусь.

Глава 2

Событие пятое

Войдя в «свой» кабинет, Пётр задумался. Может, уволиться к чёртовой матери? Забрать Вику Цыганову, уехать в Москву, писать там песни и книги и жить припеваючи. Зачем ему биться об стену в Краснотурьинске? Один в поле не воин, да и не дадут построить коммунизм в заштатном уральском городишке. Останавливало пару «но»: во-первых, этот самый Тишков был хорошим руководителем и очень многое сделал, чтобы превратить Краснотурьинск в один из самых красивых и благополучных городов Урала, а может, и всей страны. Во-вторых, семья этого Петра Мироновича. Ведь получается, кто-то убил его, чтобы перенести сознание Штелле в тело реципиента. Семья ведь не виновата. Бросить их? Не по-пионерски это.

Нда. Ладно, пока можно одной темой озаботиться.

– Вера Михайловна, – позвал он секретаршу, – вызовите мне, пожалуйста, заведующего ГорОНО.

Через десяток минут перед Петром сидел на стуле лысоватый мужичок в массивных очках с ужасной роговой оправой.

– Что-то случилось, Пётр Миронович? Вы какой-то бледный сегодня, – заведующий городским отделом народного образования заинтересованно смотрел на Штелле.

– Голова с утра болит, простыл немного, – Пётр не знал, как звать собеседника – приходилось выкручиваться, стараясь строить обтекаемые фразы.

– У меня в кабинете отличный набор травок есть. Может, сказать Вере Михайловне, чтобы она вам заварила? – товарищ уже вскочил, не дождавшись ответа, и в момент оказался у двери, – Вера Михайловна, золотце! У меня на столе баночка стоит с травками – не сочтите за труд, спуститесь, возьмите щепотку и заварите нам по стакану, будем Петра Мироновича лечить.

– Трофим Ильич, я с утра Пётру Мироновичу твержу, что нужно доктора вызвать, так упрямый – не хочет! Сейчас всё сделаю, – хлопнула дверь.

Пётр обрадовался. Удачно получилось: теперь он знает, как обращаться к горонисту.

– Трофим Ильич, сколько учеников из Краснотурьинска за прошедшие пять лет выигрывали всесоюзные олимпиады?

Насупился. Пригладил волосы на затылке. Обидел он, наверное, товарища.

– У тебя, Пётр, какие-то неприятности? Какую-то вредную бумагу прислали?

– Мысль мне одна пришла. Ходил сейчас в школу-интернат, смотрел, как они холода переживают.

– Окна плохо проклеили, батареи холодные? Подожди, а при чём здесь олимпиады? – вдруг отстранился завГорОНО.

– Совершенно ни при чём. Говорю, мысль пришла по дороге. Когда у нас будут городские олимпиады?

– В апреле.

– Давайте проведём в начале февраля.

– Это зачем же? – Трофим Ильич вынул из стаканчика с карандашами синий и стал вертеть его в пальцах.

– Мысль мне пришла, вот какая: мы проведём в феврале все городские олимпиады. Подожди, не перебивай, – остановил попытку чересчур разговорчивого и деятельного собеседника вмешаться в монолог, – Отбираем по каждому предмету в каждой возрастной группе по три победителя и после уроков каждый день проводим с ними дополнительные занятия по тем предметам, в которых они победили. У нас ведь есть задания за прошлые годы по областным олимпиадам? – Пётр вопросительно глянул на заведующего.

Тот какое-то время смотрел внимательно на Петра.

– Найдём.

– В апреле, как и положено, мы проводим ещё одни олимпиады. На них отбираем лучших, и продолжаем их натаскивать по имеющимся у нас заданиям областных олимпиад, – Штелле откинулся на спинку стула и молча смотрел на Трофима Ильича.

– Умно. Конечно, олимпиады по языкам нам не выиграть, – сморщился главный учитель, – а вот по остальным предметам вполне по силам в призёрах оказаться.

– У нас ведь треть населения немцы, может поискать?

– Поищем. И как тебе такая замечательная мысль-то в голову больную пришла? Стой. Надо мне тоже простыть, – заведующий звонко расхохотался.

– Мне только одно препятствие видится. Нужно найти по предметам лучших учителей и как-то их заинтересовать.

– Найдём. Заинтересуем. Детей покормить нужно будет.

– Покормим. Ну что, берёшься? – от этого живчика Пётр и не ожидал отказа.

– Слушай, Пётр, а если наши выиграют областные олимпиады, то в Москву поедут на республиканские. Нет, там нам против Москвы и Ленинграда не выстоять, у них там спецшколы разные, – ну очень горестно вздохнул заведующий, словно уже и вправду выиграл все областные олимпиады.

– Москва и Ленинград на республиканских олимпиадах не присутствуют. У них там свой праздник, и они попадают сразу на всесоюзную, – Пётр как-то читал про одного из попаданцев в тело школьника – вот тот и ездил на математические олимпиады, оттуда и знание.

– Точно! А я и забыл. Вот не зря тебе город доверили, светлая у тебя голова! Ты почаще в интернат-то ходи, – опять весело захохотал заведующий.

В это время секретарша принесла зелёного цвета жидкость в стаканах. Чувствовался аромат мяты и ещё чего-то цветочного, да и на вкус отвар был не противный. Попили, пообсуждали практические шаги по покорению столицы – так и рабочий день закончился.

Курево. Табак. Папиросы. Сигареты. Чинарики. Пепельницы. Вонь табачная. Кашель курильщика. Всё это было. Может, этот самый Тишков умер во сне от кашля – оторвался там тромб какой-нибудь? Вот в небесной канцелярии душу некурящего Штелле и забросили на вакантное место. А Вика Цыганова попала в тело той Машеньки, потому что та самая жирная девочка сильно ударила её, и та упала, ударившись головой о стол? Ну, с Викой поразбираемся, а вот с Петром Мироновичем поступим жёстко. Потому что нехер! Этот товарищ даже дома, видимо, курил. В кухне на подоконнике стояла пепельница с чинариками – не для гостей же он её там держал. Стало быть, в доме грудной младенец и маленькая девочка, а он курит. Истинный коммунист! Замечательный пример для подражания.

Порывшись в карманах пальто и пиджака ужасно-коричневого, Пётр вытащил на свет начатую пачку сигарет «Лайка» и коробок спичек. Спички засунул обратно, а сигареты хотел выбросить, но урны не попадались. Спустившись до самого первого этажа, первый секретарь так и не обнаружил ни одной. У входа-выхода их тоже не наблюдалось; пришлось, завернув за угол, просто положить пачку на бордюр у своего дома.

В квартире стоял ор: в очередной раз что-то не нравилось наследнику реципиента. «Жена» бегала из ванной на кухню и потом в комнату, а затем снова по кругу. По запаху нетрудно было догадаться, что переваренное молоко вылезло наружу. Пётр переоделся в треники с отвислыми коленями и проследовал на кухню. Жутко хотелось есть. В обед его попотчевали тарелкой малоаппетитного супа: немного картошки, немного крупно порезанной моркови, целая луковица, правда, небольшая, два малюсеньких кусочка мяса, и к ней два куска серого хлеба. Шеф-поваром «жена» Лия не была точно.

На плитке стоял очередной кастрюльчонок с греющейся водой. Пётр заглянул в холодильник. «ЗИЛ» был вполне забит продуктами – имелись даже молоко и колбаса. В морозильнике присутствовали курица и какая-то рыба, а вот готового ничего не было. В очередной раз забежавшая на кухню «жена» проделала нужные ей манипуляции с кастрюльчонком и бросила:

– Сейчас покормлю, уснёт, тогда картошки пожарю.

Все попаданцы в книгах удивляют родственников невиданными блюдами типа пиццы или шашлыков. Мяса с мангалом под рукой не было, с тестом тоже не всё гладко. Пётр снова открыл морозильную камеру и с сомнением достал рыбу. Ага – камбала. Поваром он тоже не был, но готовил ведь каждый день чего-то. Почему бы не пожарить рыбу под белым молочным соусом? Все ингредиенты в наличии. Ножницы висели на гвозде над плитой. Ну, начнём помолясь.

Штелле отрезал плавники, поскоблил чешую. Рыба была мороженая, но вполне поддалась чистке. Резалась ещё, правда, с трудом, но и с этим справился. Достал миску, сгрузил туда куски рыбы и посыпал солью с перцем. На звуки из кухни пришла «дочь», села на стул и стала молча наблюдать за Петром. Тот достал из стола муку и насыпал в следующую чашку.

– Помогать будешь? – сощурился на дочь.

– Конечно. Что делать? – уже рядом.

– Берёшь кусочки рыбы и тщательно пачкаешь мукой. Стой, стой, стой, не так быстро. Сначала вот в эту чашку с яичным белком, – Пётр разбил пару яиц в тарелку и вынул ложкой в стакан желтки, – Теперь начинай.

Появилась хозяйка. Забрала с плитки зелёный кастрюльчонок, хмыкнула и поставила на его место большую чугунную сковороду.

– Маргарин на подоконнике в банке.

Нет. Мы пойдём своим путём. Пётр с того же подоконника взял тяжёлую зелёную бутылку с подсолнечным маслом. Ну, и что, что нерафинированное – вкуснее будет. Рыбу, а особенно камбалу, долго жарить не надо – тем более, что сковорода большая, и все куски влезли за один раз. Через пять минут он уже сгружал подрумянившиеся кусочки в помытую тарелку. На сковороду высыпал остатки муки и сыпанул на всякий случай ещё ложку. Потом порезал туда мелко две луковицы, Таня стоически, несмотря на выступившие слёзы, помогала резать лук. Когда он стал прозрачным, Пётр налил в чугуняку пару стаканов молока, а когда всё это закипело, бросил кубик масла. Понятно, что стеклянной крышки у сковороды не было. Запах заполнил всю квартиру.

– В газете сегодня вычитал, – ответил Пётр на вопросительный взгляд двух женщин.

– Пап, а как это называется? – наклонилась «дочь» над тарелкой с рыбой, вдыхая аромат.

– А-ля камбала под белым луковым соусом! Теперь ты можешь хвастать подругам, что делала это блюдо по знаменитому рецепту итальянского шеф-повара Бармалини.

– Ха-ха! Бармалини. Бармалей, что ли? – отщипнула кусочек рыбки, попробовала.

– Что ты наделала? – в ужасе схватился за голову Пётр, – Это нельзя есть без соуса! Бармалей тебя не простит.

– Бармалей! Сами вы бармалеи. Садитесь, сейчас положу в тарелки, – «жена» споро проделала эту операцию.

– А Бармалей – это из сказки? – уже с набитым ртом поинтересовалась Таня.

– Слышал, что сняли новый фильм. Называется «Айболит-66». Скоро показывать будут, – вспомнил Пётр замечательную картину Ролана Быкова, – Внимательно ешь, там косточки есть.

– А Бармалей и Карабас-Барабас вместе живут? – перевалила себе второй кусок «дочь».

«Стоп. Сейчас удивим народ. Ведь продолжения сказки „Буратино“ ещё не написаны. Обкатаем на родственниках», – Пётр буквально за несколько дней до попадания читал внучке сказку Леонида Владимирского «Происшествие в городе Тарабарске» про путешествие полюбившихся детям героев на пиратский остров.

Сказка закончилась только через полтора часа. «Жена» отвлеклась на ребёнка и строго наказала без неё не рассказывать. Таня поканючила, но смирилась.

– Откуда это? – поинтересовалась супруга, намыливая посуду.

– Придумал, – Пётр с интересом наблюдал за манипуляциями жены, – Напомни мне, чтобы я завтра сделал тебе моющее средство. Тоже сегодня в газете вычитал.

– Насыщенный у тебя день, – хмыкнула Лия Ивановна.

– Лия, – начал Пётр тяжёлый разговор, – Я сегодня был в школе-интернате. Там девочка одна есть. Мать у неё умерла, а отец в тубдиспансере лежит, но сама она туберкулёзом не болеет. Её там бьют старшие и еду отбирают – а девочка замечательная. Ей лет десять, а она и на пианино играет, и на гитаре. Песни хорошие поёт. Может, она у нас поживёт пока каникулы? С Таней пообщается. Научит её на гитаре играть, – «жена» хмурилась.

– Я целый день кручусь – кто ими заниматься будет? Вон даже ужин сегодня не успела сготовить, – сковородка брякнулась с полки.

«Нужно кухонный гарнитур делать, с местом под встроенный холодильник, а плиту эту сносить как можно скорее – вроде бы, в этом году газ будут проводить», – наметил себе Штелле. Вслух же сказал:

– Она девочка самостоятельная. Как раз Маша еду и приготовит.