Текст книги "И опять Пожарский 7"

Глава 5

Событие тринадцатое

Первого декабря 1626 года по новому стилю пошёл сильный снег. Пётр Дмитриевич Пожарский сидел у камина в большом мягком кресле и тупо смотрел на белую пелену за окном. Мыслей полезных не было. Вернее, мысль-то была, только одна всего. И прямо по классику. «Что делать»? Кто виноват, очень даже понятно. Сам и виноват. Широко шагаешь – штаны порвёшь. Вот и порвал.

Вчера «Председатель Госплана» Пьер Эригон принёс ему отчёт по коммерческой деятельности Петра за 1626 год, по крайней мере, за десять месяцев. Картина получилась совершенно неожиданной для князя. Он практически обанкротился. Доход от всех его предприятий, полученный в виде монет, был на триста тысяч рублей меньше, чем расход. Конечно, так считать нельзя. Ведь огромное количество чугуна шло на рельсы и, если его превращать не в рельсы, а в посуду, например, то эти триста тысяч легко перекроются. А ещё можно торговать керосиновыми лампами и самим керосином. Да, много откуда ещё денег можно взять. По существу в Вершилово и остальных зависимых от него городах строится почти коммунизм. Бесплатное образование, бесплатная медицина, бесплатное питание для школьников. Да, даже трамвай в Вершилово бесплатный. Теплицы всем желающим выдаются просто под роспись. Дома каждому выдаются со всеми пристройками тоже «за красивые глаза», да, за «некрасивые» тоже выдаются. Скот поселенцам раздаётся. Перемещение этих переселенцев иногда аж из Испании до Астрахани или Миасса через Ригу – бесплатно. А сколько стоит «набор переселенца»? Ведь каждая крестьянская семья бесплатно получает и косы, и серпы, и топоры, и гвозди, даже пару плугов (один – плоскорез) и борону. А ещё он из своих денег оплачивает суммарно несколько тысяч солдат и офицеров. В каждом городе есть гарнизон. Ведь практически все они сейчас на границах. Вокруг дикие степняки и воины там не пузо на печи чешут, а регулярно вступают в стычки с беспокойными соседями и даже гибнут, не смотря на явное превосходство в вооружении и выучке.

Была и ещё одна беда. Пётр попросил бывшего французского шпиона посчитать и её. Очень не утешительные выводы. В Вершилово по сравнению с 1618 годом, годом его здесь появлением, инфляция составила более трёхсот процентов. То, чего он боялся, свершилось. Самое смешное, что товара вокруг полно. Вот только местные его не покупают, и, следовательно, денежная масса нарастает. Вершиловцам не нужны фарфоровые вазы. Не нужны огромные зеркала. Нужна еда и одежда. Вот они и дорожают. Уже многие во Владимир по первопутку отправляются. Там продукты в разы дешевле. И ткань гораздо хуже, но и гораздо дешевле.

Можно к тем деньгам, что посчитал Пьер, добавить прибыль от деятельности десятка банков, размещённых по всей Европе. Тогда получится даже серьёзная прибыль. Но! Везти сюда эти деньги, значит, ещё больше раскрутить инфляцию. Пока Пётр решил пустить, наконец, в работу золото, добытое в Миассе. За эти пять лет его набралось больше тонны. Лежало мёртвым грузом в подвале дворца. Что ж, значит, пришло его время.

Он всё считал, что слишком медленно Россию вытаскивает из той ямы, куда её бездарные правители ввергли. А оказывается, наоборот, слишком быстро. Ладно. В этом году недостающие триста тысяч найдём. Сейчас химики уже разработали способ переработки золотого песка и самородков. Почему-то генерал Афанасьев думал, что золото, которое добывают, промывая песок в реках, не содержит примесей. Остудил его энтузиазм Пьер Вернье. Оказывается, что там лишь чуть больше половины – золото. Ещё около сорока процентов – серебро, и до кучи медь. Азотной кислотой можно разделить. Только уж больно дорого доставалась пока эта кислота. Вот Пётр и дал химикам задание попытаться извлечь золото из сплава другим путём, и лучше, если там ещё и ртути не будет. Через месяц ему принесли результаты. Оказывается, можно и с помощью серной кислоты. Для этого гранулированный сплав разварили в чугунных котлах в концентрированной серной кислоте при 300–350°. Серебро перешло в растворимую сернокислую соль, а золото осталось в осадке. Раствор слили, золото промыли и переплавили. В раствор же добавили воды и вытеснили из него серебро металлической медью. В результате всех этих «опытов» Пётр получил шестьсот тридцать килограмм золота и более полутоны серебра. Что ж, рубль это три грамма золота и двадцать семь граммов серебра, значит, можно начеканить двадцать одну тысячу золотых червонцев и двадцать тысяч серебряных рублей. До трёхсот тысяч ерунды не хватает. Есть ещё ведь и старые запасы. Будем считать, что в этом году сработали «в ноль».

Большая часть денег уходила на переселенцев. Чуть меньше на Урал, там есть лес. А вот поволжские Мариинск, Красноглинск, Васильевск, Царицын, Самара и Астрахань, а так же Михайловск и Димитровград на Белой требовали сплавлять огромное количество леса, для строительства самих городов, да ещё леса и угля на отопление зимой. Дорого! А ведь на следующий год ещё запланировано переселять людей в Саратов и основать два новых города на Урале – Магнитогорск и Молотов, на месте Челябинска. Опять куча денег? Хотя, можно пока переселение в Миасс и Белорецк остановить. Пусть население увеличивается естественным путём и пусть пока займутся улучшением инфраструктуры. Больницы пусть строят, храмы, школы, дороги, пристани, стадионы.

Ещё одной огромной тратой на следующий год будет «Покорение Крыма». Сейчас корабелы со всего мира в Днепропетровске и Смоленске строят огромную флотилию речных судов с почти плоским дном и двумя мачтами с косыми парусами. Как только Днепр вскроется, отправимся «покорять». Вершиловский оружейный завод в три смены без выходных штампует патроны и снаряды. Готовы будем лучше, чем во время принуждения поляков к миру.

Присоединять Крым к России Пётр не собирался. По той простой причине, что весь юг полуострова – это османские земли. Конечно, захватить можно и эти города, но вот удержать. Этим товарищам только море переплыть, да ещё и с Азова могут через Керченский пролив силы перебросить. Да и переселять туда просто некого. Князь Пожарский с Михаилом Фёдоровичем и патриархом Филаретом это уже сто раз обсудил. Цель этого нападения – уменьшение количества мужского боеспособного населения Крыма и возвращение на Родину всех рабов, даже если они обасурманились и вступили в смешанные браки. Заберём рабынь вместе с детьми и воспитаем этих детей в православии и любви к родине их матерей, то есть России. Единственная крепость, что останется за русскими это Перекоп. Нужно закрыть татарам выход с полуострова. От Перекопа до Днепра километров семьдесят. Построим город на Днепре, или захватим Ислам-Керман, и хорошую дорогу до Перекопа отсыпим щебнем и гравием. И будем посмотреть, как без набегов на Русь будет процветать это разбойничье гнездо.

Но это всё планы на следующий год. Сейчас надо решить, как изменить «политику партии», чтобы и в следующем году в минус не уйти. Напрашивается пусть и не популярная мера, но необходимая – керосиновые лампы и керосин нужно не выдавать бесконтрольно, а продавать. Это может и инфляцию чуть снизит. Второе мероприятие, которое пришло в голову Петра может денег сразу много и не принесёт, но делать его нужно и даже не так, нужно было делать ещё вчера. Все города, что завязаны на нём и на Вершилово должны снабжаться тканью произведённой в этих городах. А значит, нужно больше сеять льна, крапивы и конопли. И нужны фабрики, что всё сырьё переработают, и нужны фабрики готовой одежды. Ещё нужно простимулировать овцеводство и верблюдоводство. С яками и овцебыками пока ничего не понятно. Их надо переселять, скорее всего, на север.

Как-то Афанасий Иванович смотрел по телевизору про российского подвижника, который хотел создать в заполярье плейстоценовый парк. Заселить тундру овцебыками, яками, дикими монгольскими лошадьми, северными оленями. Почему бы не начать это на четыреста лет раньше. Смотришь, за четыреста лет-то размножатся.

Событие четырнадцатое

Силантий Коровин проснулся от детского плача, младший сынишка, которому вчера только три месяца исполнилось, опять захотел, есть, а может, просто мокрый. Жена разберётся. За окном свистела метель. Она выдувала тепло, проникая в малейшие щели дома, она билась в окна. Ей тоже было холодно. Надо вставать. Как ни натягивай на себя одеяло, а если в доме холодно, то мало это поможет. Ещё и сынишку малого простудить можно.

Силантий рывком сел на кровати и принялся засовывать ноги в обрезанные домашние валенки. И валенки холодные. Среди ночи он уже подкидывал дрова в голландку, и теперь их возле печи нет. Нужно идти в холодные сени и набирать холодные дрова в охапку, прижимая к себе. Брр! Сам ведь виноват, мог вечером и побольше дров к печи наносить. Лень? Нет. Устал. Замёрз. Целый день вчера на ветру по верфи носился. Принимал очередные законченные корабелами плашкоуты (голландское plaatschuit от plaat – плоское + от schuit – лодка).

Огромный флот строит Пётр Дмитриевич в Днепропетровске. Сотни и сотни корабелов со всех земель набраны.

Корабли были большие. Одна мачта была укреплена намертво и несла прямой парус, но могла подниматься и вторая мачта, на неё уже мог ставиться косой парус – аксель, то есть парус, который ставится вдоль судна. Кроме парусов плашкоут шёл и на вёслах. На корме судна была воздвигнута крытая конюшня. Люди они могут и дождевиком прикрыться, а вот лошади под холодным весенним дождём простыть могут, а там, в дикой южной степи, и перегреться от палящего солнца.

Весною князь Пожарский должен подъехать с вершиловским полком и кроме того отправятся покорять Крым и стрельцы смоленского полка. Сейчас полковником у них Фома Исаев, что раньше был товарищем воеводы Смоленска Юрия Андреевича Сицкого, сына главы Поместного Приказа Андрея Васильевича Жекла Сицкого. Стало быть, отправятся вниз по Днепру до татарской крепости Ислам-Кермен или, как её ещё называют – Аслан-Кермен больше трёх тысяч человек и коней. Крепость эту, по словам гетмана Лукаша Сагайдачного, что вместе со своими казаками помогает строить флот, основал не так давно крымский хан Менгли I Гирей. Название в переводе означает исламская крепость. Лукаш же крепость называет по-своему – Аслан-Городом.

Плашкоутов за раз строили по двадцать штук. Сейчас вот готовы уже восемьдесят корабликов и сегодня двадцать следующих заложат. Много проблем в связи с этим в Днепропетровске. Самая же главная это мастера корабельные. Их сейчас в городе живёт почти полтысячи человек. Двадцать больших казарм пришлось выстроить. Куда их девать потом только? Так ведь мастера эти ушлые оказались. Увидели, как люди в Днепропетровске живут, и давай семьи выписывать к себе. И каждому сразу дом подавай. Уже больше двух десятков новых семей и здесь образовалось, голландцы да немцы, что помоложе и холосты, всех невест уже окрутили.

А ведь кроме проблем с корабелами есть и ещё целых четыре проблемы. Весною построили на берегу Днепра четыре новых фабрики. Первая занималась переработкой льна и конопли. Выпускала эта фабрика нить и очёс, а ещё передавала на вторую фабрику семена льна и конопли. Там же из них готовили семенной материал, тщательно выбирая самые крупные и неповреждённые семена. Только это побочный продукт фабрики. Основной же – масло. Четыре сорта масла производила фабрика: конопляное, льняное, смешанное и рафинированное, то есть очищенное. Очистка эта придумана химиками вершиловскими. Сначала нерафинированные масла при температуре 20–30 ℃ обрабатывают водным раствором уксусной кислоты концентрацией 5–8 % в количестве 1–3 % к массе масла, а затем водным раствором силиката натрия концентрацией 13–14 % в количестве 2–6 % к массе масла. Все эти учёные слова пришлось выучить Силантию, хоть и не просто пришлось. Только когда сам поучаствовал в этом действе, стал понимать, что к чему.

Главная же фабрика была третья. Там из льняной и конопляной нити ткали ткань. Конопляная шла в основном на паруса, льняная же и смешанная на одёжку. Четвёртая фабрика из пеньки канаты и верёвки делала. Много ведь и парусов и такелажа нужно для трёх сотен планируемых плашкоутов.

Так ведь и кроме приготовления к войне с Крымом хватает делов у Силантия. Ведь Днепропетровск уже в два раза больше Смоленска. Почти пять тысяч жителей. Пусть часть корабелов и уедет весною, всё равно больше четырёх тысяч останется, да новые ведь всё подходят и подходят. Недавно опять Якоб Ротшильд морисков из Гишпании привёз. Набирал он их для Днепропетровска специально. Мастера были непростые. Порох делали. Чтобы не взорвали они при своём опасном производстве полгорода, поселили пороховых дел мастеров на выселке. Селитру привозили из Вершилова, а серу тот же Ротшильд и младший Буксбаум везли из Европы. По весне же должны и серу начать свою применять, новость пришла хорошая, что на Волге нашли большие залежи её и даже целый город под это дело князь Пожарский основал. Коровин, узнав о том, только головой мотнул, сколько же это городов уже Пётр Дмитриевич основал. Ни как не меньше десятка.

Событие пятнадцатое

Якоб Майер Ротшильд вытянул ноги поближе к камину и принял у страшненькой служанки глиняную кружку с подогретым вином. Понюхал, не обманул ли кабатчик. Нет, аромат гвоздики и каких-то ещё других трав присутствовал.

– Ваше Высокопреосвященство, вы ведь не вино пить меня сюда затащили? – Якоб старался не смотреть на сидящего напротив кардинала, тот был стар. Бельмо на левом глазу, слезинки в уголках глаз, желтоватая морщинистая кожа, редкие седые волоски, пробивающиеся на подбородке, почти полное отсутствие зубов. Неприятное зрелище. Со всем эти примирял только проницательный взгляд единственного правого глаза. Словно вечность на тебя смотрела.

– Отчего же, именно за этим, – кардинал отхлебнул из своей кружки, – Ещё мне просто хотелось посмотреть на тебя, иудей.

За окнами небольшой vinariae (таверны) была зима. Не русская зима с белым пушистым снегом, испанская, с нудным холодным дождём. Снежинки тоже пролетали изредка, но коснувшись земли, превращались не в сверкающее на солнце белое покрывало, превращались в грязь.

– Барон Российской империи, Ваше Высокопреосвященство, – приподнял Яком кружку, как бы салютуя кардиналу.

А ведь на самом деле «барон». Фамилия Ротшильд заимствована с немецкого (zum rothen Schild – «с красным щитом») и произошла от дома, в котором семья жила много поколений (в то время у домов не было номеров и их различали по цветовым табличкам). Дом находился в еврейском гетто Франкфурта-на-Майне. Его отец Рафаэль Ротшильд занимался торговлей различными товарами и обменом монет, был личным поставщиком монет для принца Гессенского.

Отец умер два года назад. Матери Якоб почти не помнил, она умерла молодой, почти сразу после рождения единственного сына. Воспитывала его сначала бабушка – Эстер, а затем её дочь и младшая сестра отца – Фогель. Кроме Якоба в доме под красным щитом жили ещё без малого тридцать человек. У дедушки – Ицхака Хана Ротшильда было четверо выживших детей. Кроме уже перечисленных было два младших брата отца: Мозес и Эльханан. И у каждого жена и четверо детей, а у тех свои дети. Когда Барак Бенцион приехал во Франкфурт в поисках никому до этого не известных и не нужных Ротшильдов, то согласился переехать в Московию только он – Якоб. В прошлом году откликнулся на приглашение Якоба переехать в Вершилово его двоюродный брат Саломон, сын Эльханана. Он приехал с женой Эвой Вецлар и двумя детьми Йосефом и Ицхаком. Саломон был на пару лет старше Якоба. Повидавшись с братом и устроив его в Вершилово в своём вечно пустующем доме, Якоб уже неоднократно пожалел, что перетащил этого «родственничка» к себе. Все разговоры только о деньгах. Разве в жизни ничего нет кроме денег?

Когда ему было три года, Якоб начал учиться читать и писать на иврите. Дедушка с тётушкой прочили ему блестящую карьеру раввина, и поэтому в 1609 году отец отослал его в школу раввинов в Фюрт, пригород Нюрнберга. Там разрешали селиться евреям. Майеру достаточно легко давалась математика, что было хорошим подспорьем в мире финансов. Можно было выбирать между стезёй раввина и жизнью продолжателя дела отца и деда. Выбрал за него случай, или Барак Бенцион, или всё же князь Пожарский. Якоб не жалел, что последовал за Бенционом. Где нищий еврейский раввин и, где он – Барон Российской империи и сподвижник того самого князя Пожарского.

Снова подошла та же самая страшненькая служанка и почти бросила на стол глубокую тарелку с какими-то орешками или клубеньками. Ротшильд оторвался от игры кто кого переглядит с кардиналом и удивлённо посмотрел на девушку. На скуле был отчётливо виден синяк и сейчас его собрат наливался и под глазом.

– Позови хозяина, – сжал кулаки Якоб.

Служанка что-то пискнула и убежала. Ротшильд протянул руку, взял из тарелки орешек, и попробовал. Приятный вкус миндаля, и ещё неуловимые нотки, но тоже приятные.

– Ваше, Высокопреосвященство, вы звали меня? – к столу протопал небольшой, но грузный хозяин таверны.

– Я звал. Что это за орехи? – поднял голову Якоб.

Этого человека он не знал. Он явно был новичком в Сантандере. Любой старожил этого города считал Якоба богом или дьяволом, но только не пустым местом. Трактирщик мазнул взглядом по осмелившемуся зайти в его заведение еврею и процедил сквозь зубы:

– Чуфа, – после чего развернулся и попытался уйти.

– Всю, сколько есть упакуй в хорошие мешки. Я у тебя её покупаю. Ещё я покупаю твою таверну, и хозяйкой в ней будет та служанка, что ты бьёшь.

– Я не собираюсь ничего продавать иудею, – фыркнул грузный, и, преданно посмотрел на кардинала, ища поддержки.

Якоб тоже перевёл взгляд на собеседника, интересно было, как тот прореагирует. Реакция священника Ротшильда озадачила. Тот задребезжал мелким смешком.

– Зачем тебе это, барон? – продолжая хихикать, вперился совершенно не смеющимся глазом в него кардинал.

– Как-то ученик пожаловался раввину на несовершенство мироздания. Рабби Мендл из Коцка ответил: «Ты мог бы сделать лучше? Если да, чего же ты ждёшь? Принимайся за работу!», – пожал плечами Якоб.

– Барон? – поскучнел трактирщик. До него стало доходить, кто сидит в его таверне у камина, – Она разбила кувшин с вином. Всё вечно валится у неё из рук.

– Зачем же ты держишь в служанках такую? – удивился и кардинал.

– Это не служанка. Это моя дочь, – совсем сник допрашиваемый.

– Ха-ха-ха! – согнуло приступом смеха его Высокопреосвященство.

– Упакуй орехи, – буркнул Якоб, и принялся отхлёбывать вино, дожидаясь пока просмеётся кардинал.

Франси́ско Гóмес де Сандовáль-и-Рóхас, 1-й герцог Лерма, которого папа Павел V в 1618 году произвёл в кардиналы, был отослан от двора и три года находился в опале. Перед смертью в 1621 году предыдущий король Филипп III его не помиловал, а его преемник Филипп IV, на которого влиял егофаворит граф-герцог де Оливарес, велел посадить Лерму под домашний арест и взыскать с него миллион дукатов. Заступничество папы спасло бывшего фаворита от дальнейших репрессий. А сейчас граф-герцог заставил старика ехать на север в Сантандер и разобраться в происходящем там. Переезд дался герцогу тяжело.

– Как выращивают эти орехи? – герцог всё ещё мелко дребезжал.

– Это не орехи, … сеньор. Это маленькие клубеньки на траве похожей на осоку, – чуть помедлил, но всё же поклонился легко хозяин таверны.

– Тем лучше. Я куплю десяток мешков, если достанешь.

– Как прикажите, сеньор, – чуть ниже склонился грузный, почувствовав выгоду.

Кардинал отсмеялся и сейчас снова разглядывал Якоба.

– Это самый красивый город, который я видел, – герцог растянул тонкие губы в подобии улыбки.

Это было правдой. Вроде бы ничего, что вызывало бы удивление, всё это есть и в других испанских городах, да, наверное, и в любом большом городе Европы. Черепичные крыши? Разве черепица чудо? Только все крыши. И черепица не пёстрая, она подогнана по цветам. Не чудо, но красиво. Мощеные улицы? И что? Вот только все улицы, и очень тщательно подогнаны камни. И выложены они кругами. Красиво. А по краям мостовой предусмотрены дорожки из красного кирпича, а для стока воды между мостовой и «тротуаром» положены половинки труб. И самое главное, ходят нанятые алькальдом люди и подметают эти мостовые и тротуары. И никто не выбрасывает из окон мусор, не выливает содержимое ночных горшков. Чистота.

А окна? Во дворцах знати, в богатых храмах и соборах в окна вставлены цветные витражи. Тоже ведь не чудо. Да, как бы ни так. Огромные застеклённые прозрачным стеклом окна. Герцог не был бедняком, он был одним из самых богатых людей королевства, но застеклить целый город, даже и ему не по силам. И совершенно выбила из колеи герцога Лерму «стена смеха». Под козырьком из листовой меди на стене обычного дома были укреплены четыре огромных зеркала. Такое зеркало стоило не менее трёх тысяч эскудо. А четыре зеркала? Он увидел их проезжая в карете и рассматривая этот чудный город. Перед зеркалами гримасничали мальчишки. Зачем? Герцог приказал остановить карету и, подозвав слугу, с его помощью доковылял до зеркал. Это было неописуемо. Зеркала были кривыми и выдавали не настоящее изображение, а искажали его. У человека раздувало голову, или искривлялись ноги, или талия превращалась в осиную. Как это сделано и зачем? А мальчишки заливались хохотом, кривляясь. И даже степенные матроны, проходя мимо, застывали на миг, показывая уродцам в зеркалах языки. Бред. Кто и зачем это сделал? Кардинал под конец не удержался и попытался осенить своё плоскоголовое отражение крестом. И захихикал. Так комично повторил его жест плоскоголовый.

– Деньги. Чтобы навести в городе такой порядок, нужны деньги? – услышал Ротшильд.

– Деньги конечно нужны, Ваше Высокопреосвященство, – кивнул Якоб.

– Только это не всё. Так ведь. Как вывести воров и грабителей, отвадить нищих? Тут ведь деньги не помогут.

– Испания уже больше ста лет вывозит из Нового Света золото, серебро и другие ценности. Разве это помогло Мадриду стать красивым, чистым, безопасным городом? Кто мешает построить печи по обжигу известняка и, получив известь, покрасить стены домов. Разве здесь главное деньги?

– Хороший алькальд? Только де ла Серда это всего лишь вечно пьяный толстяк, – кардинал усмехнулся на мгновение, представив, что всё это чудо сотворил заикающийся пузан.

– Вы передайте, графу-герцогу, Ваше Высокопреосвященство, что тут нет слуг дьявола и нет повстанцев. В Сантандере живут мирные счастливые люди, живут купцы и мастера, сюда привозят товары со всего мира. Я вожу товары из Пурецкой волости. У вас пропадают войска? Может быть, бог не хочет, чтобы его любимый город осквернили и разграбили. Мне кажется, что он ясно высказал свою волю. Идущие устроить здесь ад попали туда сами. И ещё, – Якоб допил вино и поставил кружку на столик, – ведь Господу может надоесть заниматься слугами и он примется за господ. Отправит в Преисподнюю того, кто посылает войска сюда. Вот так и передайте.