Текст книги "Путешествие в тайну"

После того как Наполеон стал императором, Богарне, как член «императорской» семьи, был осыпан почестями: он стал архиканцлером империи, генерал-полковником егерей, бригадным генералом и командиром конных егерей Императорской гвардии. Во время коронации Наполеона в 1804 году нес золотое кольцо императора.

После создания Итальянского королевства был объявлен вице-королем Италии с резиденцией в Милане. В 1806 году Наполеон, одно время собиравшийся объявить Богарне своим наследником, усыновил его. В том же году Богарне женился на принцессе Агнессе Амалии Виттельсбах, дочери короля Баварии. Будучи безгранично преданным своему отчиму, он никогда не оспаривал его решений. Узнав о решении Наполеона жениться вторично, сам уговаривал мать не противоречить императору.

В 1812 году его 4-й корпус перешел на русский берег Немана у Пилон. Участвовал в сражениях при Островно, Витебске и Смоленске. В Бородинской битве его войска взяли село Бородино и укрепились на Бородинских высотах. Затем ценой огромных потерь заняли Курганную высоту. После взятия Москвы выдвинул план наступления 45-тысячного корпуса на Тверь и Петербург.

Уезжая во Францию, Наполеон оставил своим заместителем И. Мюрата, а 17.01.1813 после отъезда Мюрата Богарне принял командование над остатками Великой армии. Получив известие об отречении Наполеона, передал командование генералу Гренье. Присутствовал на Венском конгрессе (1814–1815), где завоевал симпатию Александра II. Первоначально даже планировалось сделать его государем суверенного Италийского княжества, но после получил герцогство Лейхтенбергское и княжество Эйхштадтское. Младший сын Богарне – Максимилиан в 1839 году женился на дочери российского императора Николая I Марии и стал основателем российской династии князей Романовских, герцогов Лейхтенбергских.

Преподобный Савва Сторожевский (Звенигородский)

Савва Сторожевский (Звенигородский), игумен (скончался 3.12.1406), в ранней юности ушел от мира, принял пострижение от прп. Сергия Радонежского и был одним из первых его учеников и сподвижников. Он любил безмолвную жизнь, избегал бесед с людьми, пребывал в постоянном труде и памятований суда Божия, питался только растительной пищей, носил грубую одежду, спал на полу. Несколько раз преподобный был призываем на игуменство. Великий князь Дмитрий Донской просил его устроить обитель Успения Божией Матери на р. Дубенке в благодарность за победу над Мамаем. Затем насельники родного Троице-Сергиева монастыря просили прп. Савву заменить ушедшего в затвор игумена Никона Радонежского. Наконец, князь Юрий Дмитриевич Звенигородский, крестник Сергия Радонежского, избрав Савву своим духовником, просил дать благословение его дому, а затем умолил остаться и заложить близ Звенигорода новую обитель (Саввино-Сторожевский мужской монастырь).

Стремясь к жизни уединенной, прп. Савва согласился. На горе Сторожевской, где некогда располагалась стража, охранявшая Москву, он поставил деревянную церковь в честь Рождества Пресвятой Богородицы, приняв, таким образом, на себя подвиг охраны будущей великой столицы от врагов видимых и невидимых. Вскоре к нему стали стекаться ищущие безмолвия, коих Савва принимал с любовью. Преставился подвижник в глубокой старости, и сразу же началось его местное почитание. Особенно чтил его царь Алексей Михайлович, неоднократно ходивший пешком на поклонение мощам святого и заботившийся о его обители.

Савво-Сторожевский (Саввино-Сторожевский) монастырь

Действующая православная обитель, основанная в конце XIV века и расположенная на горе Сторожи в 2 км от города Звенигорода Московской области. Памятник Савве (открыт в 2007 году).

Монастырь основан в 1398 году монахом Саввой, учеником Сергия Радонежского, по просьбе и при поддержке звенигородского князя Юрия Димитриевича. Вначале была выстроена деревянная церковь во имя Рождества Пресвятой Богородицы. Поначалу площадь обители была небольшой, но со временем число монахов росло, и территория монастыря увеличилась в несколько раз.

В XV–XVII веках Саввино-Сторожевский монастырь играл роль военного форпоста Московского княжества на западе. Обитель была любимым местом молитвы многих русских царей. Сюда, в частности, приезжали Иоанн IV Грозный с супругой Анастасией Романовной, а также их сын Феодор Иоаннович. При царе Алексее Михайловиче монастырь стал загородной царской резиденцией. Здесь были возведены дворец государыни, царские палаты. Тогда же монастырь был обнесен каменными стенами. Многочисленные соборы обители расписывали иконописцы Оружейной палаты Московского Кремля. Во время Отечественной войны 1812 года из Савво-Сторожевского монастыря выезжал на молебны к московскому ополчению московский викарий епископ Августин. Из монастыря вывозили русские святыни – Владимирскую и Иверскую иконы Божией Матери – для всенародного моления о защите Русской земли. Монастырь, занятый французами, не был разграблен: по преданию, прп. Савва явился к французскому полководцу Евгению Богарне и велел не трогать обитель.

В монастыре было возведено пять храмов: Рождество-Богородицкий собор (основан прп. Саввой); храм Живоначальной Троицы (XVII в.); церковь прп. Сергия Радонежского в колокольне; храм св. Алексия, человека Божия; храм во имя Преображения Господня.

В середине 1919 года монастырь был закрыт. В 1941 году во время эвакуации был разрушен уникальный 35-тонный Большой Благовестный колокол (изображенный на гербе Звенигорода), звон которого, по свидетельству очевидцев, доходил до Москвы (в начале XXI века на замену этого колокола был установлен другой, столь же массивный). В 1995 году монастырь был передан Русской Православной Церкви. Сегодня в обители 50 насельников. За прошедшие годы был восстановлен иконостас XVII века, отреставрированы фрески. В августе 1998 года в Саввино-Сторожевском монастыре праздновали 600-летний юбилей. Святейший Патриарх Алексий II после Литургии в Московском Свято-Даниловом монастыре торжественно перевез в Звенигород мощи прп. Саввы – основателя обители.

В монастыре легендарный квас, настаиваемый на изюме.

На территории монастыря сохранился до наших дней один из четырех храмов раннемосковского зодчества – Собор Рождества Пресвятой Богородицы. Он представляет собой центр комплекса зданий. Был построен в 1404–1405 годах. Достраивался в середине XVI века – придел прп. Саввы, в середине XVII века – южная галерея и западная паперть, в XIX веке – крыльцо. Сохранились фрагменты росписей XV века мастеров круга прп. Андрея Рублева. Что интересно, как видно на фотографии, – нет ни одного сантиметра, не затронутого рукой мастера. В том же духе расписан и Боголюбский храм. В середине XVII века собор был расписан царскими изографами, создан уникальный пятиярусный иконостас (иконы украшены чистым серебром), почти полностью сохранившийся и восстановленный к 600-летию обители (24 августа 1998 г.)

Внутри Собора расположена рака с мощами прп. Саввы. В 1919 году Святые мощи прп. Саввы были вывезены из монастыря большевиками. Обитель закрыли на 70 с лишним лет. И лишь в 1998 году мощи были торжественно возвращены в уже открывшийся монастырь.

Одним из красивейших зданий монастыря является Колокольная звонница, построенная в 1650-е годы. На ней расположен самый большой колокол обители 35-тонный Благовестник, размеренный и мощный звон которого разливается по окрестностям Звенигорода.

Особого рассказа заслуживает Скит, основание которому, так же как и монастырю, положил сам Савва. В поисках уединения и тишины преподобный часто удалялся в лес, и там, в глубоком овраге, в километре от обители, ископал себе небольшую пещерку. В ней он проводил долгие часы в безмолвии и молитве. Лампадка перед образом Пресвятой Богородицы, книги – вот все, что там было. По преданию, последние годы жизни прп. Савва почти не выходил из своей пещеры, там он и предал Богу свою праведную душу.

После смерти Основателя обители пещера почиталась монахами и паломниками как место, освященное его молитвенными подвигами. В середине XIX века над ней был устроен скит с общежительным уставом. Построен он на средства известного благотворителя Павла Григорьевича Цурикова.

Проехать до Звенигорода можно от станции метро Кунцевская автобусом. Автомобилем – по Можайскому шоссе до поселка Голицино, там поворот направо. По Ново-Рижскому шоссе до указателя Звенигород. По Рублево-Успенскому шоссе до поворота на Николину гору и далее до Звенигорода.

История третья. Про Николу Лапотного и серебряную маску

Как только первые языки пламени заплясали на костре у капища, вся компания оказалась в сборе. Сегодня Пилигрим потчевал гостей настоящим узбекским свадебным пловом. Янтарно-желтого цвета длинные зерна риса с кусочками белой, тающей во рту курицы, и сладкими, как мед, вялеными фруктами, распаренными в томленом масле, горкой лежали все на том же раскрашенном восточном блюде и маняще дымили в атмосферу поселка ароматами трав и специй.

Пилигрим запивал свое произведение кулинарного искусства сладким вином и, прищурившись как кот, размышлял вслух:

– Вот сидим мы с вами на импровизированном капище. Кстати, Борисыч, это чье капище? Ты кому тут костры разводишь?

– Перуну, – спокойно ответил генерал. – Я все ж таки воин. Потому и огонь жгу богу воинскому.

– Вот, – победно улыбнулся Пилигрим. – Перуну. А предки наши всех более любили Ярило-Солнце. Ежегодные изменения, известные как времена года, испокон веков приписывались Солнцу, – он начал рассказ (и все поняли, что это очередной рассказ) как-то сразу и не спеша. – Все в давние времена было определено и стояло точно на своем месте. Даже расположение городов на Руси было неслучайным. Они строились на особых местах, там, где Солнце с Землей соединяется. Там, где человек способен сил набраться, войдя в реку божественную, в поток живой воды. Одно из таких мест древний русский город Можайск, откуда берет свое начало Москва-река.

– Можайск? – удивилась Маша.

– Можайск, Можайск, – подтвердил Пилигрим. – Ваш районный центр, в котором поселок Дзержинец находится. Вы там хоть раз бывали, молодежь? Или все пролетом на машине?

– Бывали, – обиженно прогудел Леша.

– Ладно. Это я так, к слову. Там, у истоков Москвы-реки, до сих пор, говорят, сохранились нетронутыми древние традиции, уходящие своими корнями в язычество. Даже села недалеко от Можайска говорят своими именами о сакральных корнях. Приглядитесь внимательней. Вон деревенька, что носит имя древней славянской богини земли – Мокоши. Вон другая. Не так давно в народе ходила молва, будто в общинах вокруг Можайска справляют старые колдовские обряды и даже приносят человеческие жертвы. Но все это легенды и попросту брехня, – он замолчал. Задумался о чем-то, потом словно стряхнул воспоминание и неожиданно спросил: – А знаете ли вы, молодежь, как у нас тут под Можайском клад Гришки Отрепьева искали?

– Ну вот, нашел тему, – улыбнулся в ответ генерал. – Ты как кот Матроскин, решил им голову сказками про клады затуманить.

– А что? Я не прав? Не ты ли к этому делу спецгруппу подключал? – хитро прищурился рассказчик.

– Я, я. Рассказывай, – сдался генерал.

– Так вот, сначала поступил сигнал в местные органы, что в Можайском районе активно начали свою деятельность черные археологи. Это такие ребята, что у старушек по огородам и по старым деревням с металлоискателями клады ищут. Иногда курганы разрывают, иногда по местам боев шляются, но, в общем, народ безобидный. Сигнал поступил и затух. Копаются, да и пусть копаются. Здесь вдоль Старой Смоленской дороги есть чего покопать. Тут тебе и Стефан Баторий, и Смутное время, и Наполеон с Бородино, и, в конце концов, группа армий «Центр» во главе с танками Гудериана. Поэтому все тихо спустили сигнал на тормозах.

– Не томи, писатель, – разливая по пиалам зеленый чай, подстегнул его генерал.

– Быстро сказка сказывается, – назидательно протянул тот, – да и та не быстро. Однако к сигналу добавился еще один. В той же Можайской волости появилась секта. Может, и не секта, может, реконструкторы какие, что одеваются под старину и лупят себя мечами, а может какие фольклорщики, что собирают народные обряды. Но кто-то появился, и народ по слухам связывает с ними пропажу людей и всякие сатанинские обряды с кровавыми жертвоприношениями и прочими страшилками, как в американских фильмах. От этого уже отмахнуться было нельзя.

– А тут еще пропали малыши, – добавил генерал, – в разных дачных местах. Немного – трое. Двоих, правда, нашли – просто потерялись, как теряются детки. Но… покатилась торба с высокого горба. Людская молва, что снежный ком: чем дольше катится, тем больше сплетнями обрастает. В конце концов, докатилось это все до верховной власти и покатилось вниз.

– В результате решили, раз все это связано с чертовщиной и колдовскими обрядами, – опять подхватил Пилигрим, – создать спецгруппу и поручить возглавить ее, конечно же, уважаемому специалисту по чертям и бесам – Евгению Борисовичу. Через день в его тихом домике на Арбате был полный… аншлаг. Я правильно излагаю?

– Да уж, подвалили мне всех, – усмехнулся знаток чертей. – Экстрасенсов каких-то, колдунов, оперов по убийствам… всех, кто вообще в таком деле не нужен. Я их разогнал силой данных мне полномочий.

– Шириной лампасов и блеском звезд, – добавил, смеясь, Пилигрим, – и вызвал своих ребят и меня. А мы сразу. в архивы и за бумаги. Коли появились там «черные» археологи, значит, повод был. Да еще Борисыч сам пошел к друзьям из клуба «Раритет», что такими делами рулит, с ними поговорил. В результате к вечеру имели мы зацепку.

– Какую зацепку? – подала голос Маша.

Вновь сформированная спецгруппа собралась в маленьком актовом зале к вечеру. Вместо присланной шумной толпы осталось человек пять своих ребят. Борисыч кивнул молодому человеку в очках, давая разрешение на доклад. Тот встал, достал бумагу и стал читать бесцветным голосом: «Я отправил из Москвы с разным добром 973 подводы, в Калужские ворота на Можайск. Из Можайска пошел я Старой дорогой на Смоленск, становился недошедши медынских и вяземских округ. Остановился на Куньем бору; речка течет из ночи на зимний восход, а имя той речки Маршевка, и потом я велел русским людям на Куньем бору сделать на суходоле каменную плотину, плотину глиною велел смазать, а в ней положил доску аспидную и на ней написано, где что положено шедши из Москвы до Можайска». Он замолчал, аккуратно сложил лист и сел. В зале повисла тишина.

Разорвал ее ехидный голос Пилигрима:

– Уточните, коллега. Это кто чего отправил? И еще неплохо бы знать когда? И последнее: какое отношение это имеет к нашему делу? Заранее безмерно благодарен.

– Так начинается текст кладовой записи, сделанной, по преданию, в Смутное время самозванцем Гришкой Отрепьевым. По другой версии – польским королем Сигизмундом, – невозмутимо пояснил умник в очках, всем своим видом показывая, что это и так ясно. Затем продолжил: – Оригинал записи, выполненный на медной доске на латинском и польском языках, по убеждению старых кладоискателей, находился в Варшаве. Тайно сделанный список с нее, переведенный на русский язык, был широко распространен в среде русских искателей сокровищ. Сейчас этот текст опять всплыл в их среде, – он поправил пальцем очки.

– А среди Кумранских свитков, найденных на берегах Мертвого моря, его не было? – ехидно начал Пилигрим, но осекся, увидев, как насупил брови Борисыч. Тот своих в обиду не давал. – Ладно, – смягчил тон Пилигрим, – в том, что сокровища польского короля или самозванца приурочены к Смутному времени, нет ничего удивительного. В Смутное время было зарыто огромное количество кладов, что подтверждается многочисленными находками. Этот факт говорит, скорее, в пользу реальности клада самозванца. Но вот причем тут секта?

– Это уже другой вопрос, – спокойно остановил его генерал. – Однако уточните, друг мой, он повернулся к молодому человеку, – где в Можайском районе его, этот клад, искать надобно? У кого-то есть еще сообщения?

– Можно мне? – поднялась невысокая девушка.

– Милости прошу.

– Запись эта про клады Сигизмунда или самозванца (называют ее по-разному) сегодня широко распространена среди кладоискателей. Она ходит по рукам в самых различных версиях. Удивительно, откуда такой массовый приток? Неизменными остаются главные приметы: центром кладоносного района во всех вариантах записи является погост Николы Лапотного, Николы Лапотника, Николы Лапотникова.

– Откуда такое чудное название? – перебил ее Пилигрим.

– По одной из легенд, Никольский погост называется так оттого, что здесь польские воины, окончательно разбив сапоги на русских дорогах, переобулись в лапти, – серьезно ответила девушка.

– Пилигрим вовремя прикусил язык. Он уже понял, что его шутки в этой команде не пройдут.

– Около погоста, остановившись в Куньем бору, якобы зарыл свои клады польский король или самозванец, – невозмутимо продолжала докладчица. Достала запись прочла: – «Есть погост Николая Чудотворца, яже зовомый Никола Лапотный, и от него еще погост Святого мученика Георгия, в трех верстах расстоянием один от другого. У погоста Николая Чудотворца имеется речка Хворостянка, а другая Гремячка. В устье оного погоста третья речка Чернитинка из болота из черных местов…». Далее следует подробная роспись кладов, положенных в округе. Читать?

– Погоди, – остановил ее генерал. – Мы не бочки с золотом ищем, а зацепку к дельцу о пропаже людей и людоедах в лесу. Если внимательно вчитаться во все эти кладовые записи, можно легко заметить, что во всех случаях речь идет о реальной местности, где зарыт, по крайней мере, один реальный клад. Приметы этой местности. Ну, вы кладоискатели!

– Клад зарыт близ погоста Николая Чудотворца Лапотного, рядом с которым, на расстоянии от трехсот сажен, это коло 630 метров, до семи верст, это около семи с половиной километров, находится другой погост, во имя Святого Георгия Великомученика, – уверенно выдала девушка.

– Погост Николы Лапотного стоит на реке с названием Хворостянка или Хворостня, – подержал ее умник в очках. – Рядом протекает речка Хворостянка-Малая – Или, по другим записям, Гремячка, – вставил кто-то. – А поодаль третья речка – Чернавка.

Пилигрим понял, что спецгруппа в теме по уши.

– Все три речки берут начало близ погоста, а Чернавка, к тому же, вытекает из болота, – опять взяла слово девушка. – В окрестностях погоста имеется ряд характерных примет: насыпной вал или плотина, суходольный луг, родник или колодезь, камни-валуны.

– Неподалеку от погоста расположена местность под названием Куний Бор, где находится пустошь Телепнево. Через нее течет речка Маршевка. Здесь проходит или проходила большая проезжая дорога, – продолжил умник. – Все!

– И что вы мне рассказали? – спокойно поинтересовался генерал, будто не услышал стольких названий рек и деревень. – Клад этот ищут уже несколько столетий. Главной магистралью поисков всегда была Смоленская дорога, а погост ваш Николы Лапотного искали то под Гжатском, то под Вязьмой и Дорогобужем, то под Можаем. Указывают и на окрестности тверского города Зубцова, в 10 верстах от которого, по Старицкой дороге, находились приметные места, схожие с теми, что вы мне только что упоминали. И что? Ничего не нашли! Ну-ну. Не вешать нос! Завтра в дорогу.

– Куда? – встрепенулась поникшая было девушка.

– Плохо читаете сударыня, – и генерал легко процитировал: – «Не дошедши медынских и вяземских округ». Так ведь в медном свитке написано? Где-то здесь, на стыке Гжатского, Можайского и Медынского уездов и надо ключик искать. То есть на границе Московской области. Кстати, и секта там же обосновалась. По коням, гвардия! Завтра в путь!

– Кстати, – не удержался Пилигрим, – послезавтра Иван Купала. Вечером праздник отпразднуем, через костер попрыгаем. Не часто ночь под Ивана Купалу приходится на природе проводить.

Утром от арбатского особняка в сторону Кутузовского проспекта, урча спросонья моторами, отвалила кавалькада из четырех джипов. Внутри трех тонированных машин, навороченных в тюнинговых центрах, веселилась компания оторванной молодежи, выезжающей за город на празднование не важно чего. Лишь бы весело. В четвертом черном солидном авто не первой свежести ехали два таких же, как само авто, солидных дядечки. Явно по делам. На проспекте машины рассыпались по полосам. Солидное авто прочно заняло место в среднем ряду и уверенно подминало шинами серую ленту шоссе. Три других автомобиля устроили импровизированные гонки по забитому автотранспортом проспекту, прыгая из полосы в полосу.

– Они там никого не посшибают? – осторожно поинтересовался Пилигрим.

– Они за рулем как ты за столом, – успокоил генерал. – Разве только внимание гаишников привлекут. Да и то вряд ли. Кто на четыре мажорные машины нарываться будет?

Однако, несмотря на гонку, их видавший виды агрегат практически висел на хвосте у молодежной компании, что вызывало неподдельное удивление Пилигрима. Потом он заметил: генерал ведет машину предельно рационально. Он почти не стоит на светофорах, накатывая под зеленый, и всегда находит незаметную щель в пробках, обходя их то по левому, то по правому ряду. Мастерство, однако. Вырвавшись на простор Минского шоссе за развилкой на Одинцово, машины дали ходу и резко пошли вперед, вытягиваясь по левому ряду трассы. Через пару часов головная свернула на 150-м километре шоссе на неприметную дорогу, уходящую в лес.

– Чего Можайск-то проскочили? – поинтересовался Пилигрим.

– Посмотрим, где мать Москва-река начало берет, – пояснил генерал.

Машины уже проехали небольшую деревеньку, не удостоившую гостей вывешиванием названия, повернули направо и, выкатившись на пригорок, остановились у геодезического знака, а проще – у треноги, сваренной из металлических труб. Еще по дороге Борисыч опытным взглядом определил, что в этих краях сегодня они первые гости. По гудку все высыпали на дорогу. Вокруг расстилались поля. Место, где они стояли, походило на голый пуп среди леса. Оно возвышалось над округой, давая стоящим на нем возможность обозреть окрестности.

Ну, вот мы с вами, ребятки, на самой высокой точке Московской области, – тоном учителя географии провещал генерал. – На горбушке, так сказать, Смоленско-Московской возвышенности. Вся Московская область под вами. Недалеко отсюда берут начало реки Москва, Протва и Колочь. А вообще это водораздел бассейнов Балтийского и Черного морей. Вот так.

Генерал подошел к геодезическому знаку, постучал по нему носком ботинка, заглянул в ямку под ним. Затем приложил ладонь ко лбу и как Илья Муромец огляделся. Еще раз постучал по железу. Вернулся на дорогу.

– Значит так, ребятки. Едем вон на ту опушку. Разбиваем лагерь, так чтобы с первого раза его было незаметно. Сдается мне, те, кто должен сюда приехать, стоять будут вон там, чуть ниже у реки, – он отметил, как удивленно захлопала ресницами девушка, как вытянулось лицо у умника, усмехнулся про себя. – Готовьте стоянку, как молодежь, что приехала на Ивана Купалу. Особо не маскируйтесь, но и не выпячивайтесь. Костер готовьте. Вы, девчата, венки плетите. Полянку накрывайте. Чего мне вас учить? Делайте, как сами отдыхаете, только чуть-чуть напоказ. Потом полазьте вокруг, сравните местность с запиской про клады. А мы по-стариковски в лесочке побродим, грибков к столу поищем, думки подумаем. Так что, кто тут у нас за проводника? Топчи дорогу к опушке.

Машины въехали под кроны деревьев и встали полукругом. Группа умело и споро начала обживаться на полянке на невысоком берегу речушки. Пилигрим и генерал не спеша двинули в лес.

– Скажи, Борисыч, – Пилигрим сорвал травинку, пожевал. – Я тебя сколько лет знаю… Ты ведь нас сюда прикатил не красотами лета полюбоваться и не отдых своим орлам организовывать?

– Я вас сюда привез обряды предков наших изучать, – улыбнулся генерал.

– Не заводи рака за камень, – принял игру Пилигрим. – Ведь не через костер же мы прыгать приехали?

– И это тоже. Но главное в другом. Мы чего с вами расследуем? Основное… – сделав упор на слове «основное», он остановился и стал ждать ответа.

– Байки про секту каннибалов, что детей воруют и едят! – моментально ответил Пилигрим.

– За что тебя ценю, так это за то, что основную мысль всегда помнишь. Именно так. А где, по слухам, они обретаются?

– У истоков Москвы-реки, – как прилежный ученик ответил писатель.

– А мы где? То-то! Так что будем ждать, когда они на шабаш слетятся.

– А клады тут при чем?

– Видишь ли, меня смущает, не знак ли это понимающим и посвященным о месте встрече. Если так, то и место здесь. Ну да я это при всех растолкую, чтобы не повторяться. Ты не в обиде?

– На обиженных воду возят, – улыбнулся Пилигрим. – Пойдем, пожалуй, а то и так далеко утопали. Чуешь, дымком потянуло. Ребятки, небось, перекусить накрыли.

– Пошли, обжора, – усмехнулся генерал, – заодно и летучку проведем.

Старые друзья неторопливо двинулись к месту стоянки. Там уже все было оборудовано для большого праздника. Посреди поляны сложен большой костер, а чуть в стороне горел маленький костерок, над которым булькали котелки. На расстеленной рядом с большим костром белой скатерти живописно расположились бутылки и закуски, разовая посуда, салфетки. Борисыч взглядом знатока оценил, что ребята свое дело знают. Все – от бутылок с виски и текилой до банок с икрой и фасованными салатами и упаковок с рыбной нарезкой – указывало на неплохой достаток устроителей пикника.

Котелки над костерком отсвечивали новенькими боками, что наводило на мысль: куплены они исключительно для сегодняшнего праздника. И вообще, все говорило о том, что на природу выехали не умелые туристы или постоянные обитатели палаток и спальных мешков, а отвязная молодежь, ищущая острых ощущений и новизны в праздновании совершенно им непонятного и неизвестного языческого праздника. Видно это было и по неумело сплетенным венкам на головах девушек и по каким-то опереточным русским косовороткам на парнях и сарафанам на их подругах.

«Правильно все», – подумал генерал, – именно так и надо».

Он махнул рукой, и все собрались в кружок у поваленного дерева, на ствол которого присели Пилигрим и генерал.

– Мазыки хрусты шишлили, – нежданно произнес генерал. Сделал паузу и спросил: – Это что? Отвечать коротко.

– Это феня – блатной язык, – быстро отозвался умник.

– Хорошо, – кивнул генерал. – Откуда взялась? Кто на ней ботал? Можно подробно.

– Язык пошел от странных торговцев «офеней», известных нам по школьному изучению творчества поэта Некрасова и популярной песне на его же стихи – «Коробейники», – пояснила девушка знаток кладов. – Тайные языки офеней и уголовников (воров и плутов) имеют большой пласт общих слов и обнаруживают значительное сходство между собой.

– Хорошо, – одобрительно прогудел генерал. – Что такое карты Таро и как называется первая карта колоды Таро?

– Система гадания по картам Таро возникла в средневековой Европе на основе древнееврейской мистики Каббалы, которая, в свою очередь, опиралась на еще более раннюю оккультную традицию Древнего Египта. Наши игральные карты – это усеченный вариант полной колоды Таро, – опять первым был умник.

– Самая первая карта в полной колоде изображает молодого человека, стоящего в саду с поднятой вверх правой рукой, в которой зажат магический жезл, – девушка включилась в состязание на эрудицию. – Называется она Маг или Волшебник. В современных колодах иногда – Фокусник. Так вот, в колодах Таро, имевших хождение в России до революции, она называлась Скоморох.

– Во Франции тоже, – добавил умник.

– Молодцы, – похвалил Борисыч. – Последний вопрос по этой теме. Кто такие скоморохи?

– Это такие балагуры, массовики-затейники, бродячие артисты допетровской Руси. Играли на гудке и ложках и разыгрывали перед маленькими детками незатейливый спектакль про Петрушку, – девушка на этот раз опередила конкурента. – Кстати, очень хорошо показаны в фильме Тарковского «Андрей Рублев».

– Язык офеней, а так же мазык и других странных сообществ, пошел от скоморохов, – перебил ее генерал. – Вопрос: кем являлись «русские шуты» на самом деле? Думайте! А сейчас вопрос всей группе. Местность осмотрели?

– Осмотрели, – почти хором ответили все.

– Есть мысли в тему нашего расследования?

– Есть некие мысли, – спокойно произнес парень терминаторского вида. – В документе о кладе сказано, что место это находится у истока трех рек. Имеются в виду речка Хворостянка, другая Гремячка. Также третья речка Чернитинка или Чернавка, вытекающая из болота. Нам еще известно, что оригинал этой записи выполнен на латинском и польском языках…

– Ага, – не удержался Пилигрим, – выполненный на медной доске и по убеждению старых кладоискателей, находится в Варшаве. Извините, – раскланялся он, вызвав улыбку даже у генерала. – Продолжайте.

– Так вот, оригинал выполнен на латыни и польском, – невозмутимо продолжил терминатор. – А мы с вами оперируем русским текстом и названиями рек и деревень на русском языке, хотя оснований для этого никаких. Дело в том, что, даже бросив не слишком пытливый взгляд на карту окрестностей современного Можайска, мы обнаружим множество названий, чье звучание если не чуждо русскому уху, то, по крайней мере, полностью лишено семантического смысла: Пеньгово, Ченцово, Моденово, Отяково, Шишиморово… – он перевел дух, но, получив одобрительный кивок генерала, продолжил: – Названия этих сел остались от племени меря, жившем в этих местах, возможно, лет 400 или 300 назад. Значит, еще при Петре I мерянская речь была если не преобладающей, то довольно распространенной в здешнем крае. Видимо, ассимиляция мери и мордвы, коренных жителей этих мест, шла очень медленно, топонимы сохранялись в естественной языковой среде, благодаря чему и дожили благополучно до наших дней.

– Это ты к чему? – подбодрил Борисыч.

– Здесь, где мы находимся, тоже три реки берут начало. Протва, Колочь и Москва.

– Очень похоже на Хворостянку, Гремячку и Чернавку, – ехидно буркнул умник.

– Я не знаю, что было написано там, в Варшаве, на латыни, но вот на мерянском это звучит так. Река Колочь от мордовского «Колыця», что значит – колдун. Река Протва. В основе мордовское «Парот ава» – сенная девушка, на Руси их называли Чернавка. Река Москва. До сих пор происхождение названия не известно. Но по-мордовски это звучит Мокшава, то есть река мокшан. Дело в том, что меря это не название народа, это его прозвище и означает «гремящие». А сама меря делилась на племена: мокшу и эрзя. Таким образом, мы нашли с вами, – закончил он ровным тоном, – три реки. Реку Москву – Гремячку, реку Протву – Чернавку и реку Колочь – Колдун. Хотя название третьей реки не совпадает, можно сделать вывод: это то место, которое упомянуто в кладовой записи. Тем более что мы не знаем, из какого названия получился русский топоним Хворостянка.