Текст книги "Звезды и полосы"

Танцует «Огненный Джек»?

1

Конечно, главный вопрос, который и по сю пору тревожно воспаляет умы, основная проблема, которая не дает покоя ни на мгновение, это – как такое могло случиться вообще? В чем причина колоссального коммуникационного сбоя? Почему межбанковская система трансферов, выверенная, защищенная, работавшая как часовой механизм много лет, буквально за считанные минуты рассыпалась будто карточный домик?

Ответа на этот вопрос у нас нет до сих пор.

Не выдерживает серьезной критики гипотеза «супервируса», который пресса уже на следующий день окрестила броским именем «Огненный Джек». Дескать, возник новый паразитический вид, «питающийся информацией», и он, как огонь, пожирает все, что может гореть. Эта гипотеза пользуется необыкновенной популярностью в массах: ей посвящены многие тысячи публикаций, десятки серьезных исследований, сотни статей, ее обсуждают в блогах, в семинарах, на форумах, с ней связано множество грантовых исследовательских программ. Ни на что так охотно не выделяются деньги, как на то, чтобы поймать «Огненного Джека» за хвост. Ставки здесь, военные и политические, как можно догадываться, весьма велики. Перспективы, если только они действительно есть, чрезвычайно заманчивы. И все-таки, несмотря на шум, поднятый вокруг этой проблемы, несмотря на беспрецедентное количество сил и средств, брошенных в данной области на прорыв, результаты исследований и обсуждений весьма скромны. По-прежнему остаются в силе те возражения, которые, обобщая их, сформулировал Монаган Феттер Либб, профессор Гарвардского университета, между прочим крупнейший специалист по эволюции электронных сетей.

Во-первых, констатировал он в предисловии к своей книге, названной, видимо, с намеренным вызовом «Пламя, которого нет», если это вирус, то есть реально существующий информационный объект, то почему мы не можем его хотя бы примерно идентифицировать? Почему мы не можем выделить из зараженных носителей ни единый его фрагмент, ни одной из структурных фем, представляющих собой намек на чужеродное информационное тело? Модели, которые созданы в лабораториях Ливермора, ничего не доказывают: это просто модели для выполнения определенного спектра программ. К тому же они оставляют после себя обширный информационный детрит, следовые траектории разрушений, которых в исходной версии не было. Все, что мы знаем сейчас об «Огненном Джеке», пока сводится к отрицанию. Это не червь, не спай, не троян, не химера, не стелс, не полиморфный вирус, даже не автоматический бот-репликатор. У него как будто вообще не имеется никаких вещественных свойств. Или же эти свойства, как очертания призрака, меняются ежесекундно. Похоже, что мы с туповатым упорством идентифицируем пустоту, пытаемся выделить флогистон, отфильтровать энтелехию, сконденсировать Святой дух, очистить эйдосы. Занятие по меньшей мере бесплодное.

А во-вторых, темпераментно восклицал профессор из Гарварда, если это действительно вирус, то почему его действие ограничилось лишь межбанковским коммуникатом на территории США? Почему пролиферация, способность к самовоспроизведению инфо-генетических вирусных фем, имеет строго очерченные пределы в пространстве и времени? Почему он не распространился, например, на коммуникаты Европы или Китая? Почему он не поразил Малайзию, Индию, Сингапур? Почему он не обнаружил себя ни в Бразилии, ни в Египте? В чем тут, собственно, дело? У вируса – «антиамериканская идеология»? Он заточен под то, чтобы «проедать» лишь специфические маршрутные сигнатуры? Тогда это, извините, не вирус. Тогда это целенаправленная, заранее подготовленная атака на определенные сегменты сети. Тогда это невидимая война. Тогда это апокалиптическое сражение не на жизнь, а на смерть. И тогда мы должны именно воевать, потому что иного выхода у нас просто нет.

Эта публикация вызвала настоящую бурю эмоций. Словно проснулись в политкорректной Америке древние уродливые инстинкты «охоты на ведьм». Во многих городах прошли стихийные демонстрации. Были разгромлены два десятка мечетей, считавшихся подозрительными, и, видимо заодно, несколько синагог. Фирмы, принадлежащие «истинным американцам», начали в срочном порядке увольнять сотрудников-мусульман. Причины: «лояльность к Америке превыше всего». Суды были завалены «национальными исками»; в мусульманских, а также китайских, индийских, вьетнамских, негритянских кварталах выставляли на ночь охрану и перекрывали улицы нагромождениями баррикад. Только так жители их чувствовали себя в безопасности. Полиция элементарно не успевала: огонь этнического патриотизма вспыхивал то здесь, то там. Особенно впечатлила мир акция, которую провели «Дети Америки» – странная организация, за считанные часы возникшая буквально из ничего. На грандиозном митинге, собранном в местечке Ювента, штат Арканзас, лидер их Патрик О’Нил (по некоторым данным – Петро Ниленко, уроженец Западной Украины) громогласно провозгласил, что Соединенным Штатам необходимо срочное «этническое очищение»: Америка снова должна стать белой! Америка снова должна стать собой!.. Заявление, надо сказать, более чем удивительное, учитывая, что как раз недавно, всего три года назад, президентом Соединенных Штатов впервые в истории был избран афро-американец. Тем не менее, тридцать тысяч участников митинга, заполонивших пригородные холмы, – мужчины, женщины, молодежь – восторженно подхватили этот призыв.

Впрочем, что там «Дети Америки», если даже министр обороны Соединенных Штатов, чиновник, по статусу своему обязанный проявлять сдержанность в публичных речах, заявил на пресс-конференции в Вашингтоне, что «Америка подверглась неспровоцированному нападению… выхода у нас нет, мы должны нанести ответный удар». Заявление, также вызвавшее взрыв разнообразных эмоций.

Правда, неясно было, по кому именно наносить удар. После трагедии 11 сентября 2001 г., когда исламские террористы (по крайней мере так их называла официальная версия) протаранили самолетами башни-близнецы на Манхэттене, в результате чего погибло более трех тысяч человек, США буквально разгромили Афганистан. И уже тогда мотивированность их действий ставилась под вопрос. Что же говорить о нынешней ситуации, где «противник», если только он и в самом деле существовал, был еще менее определим.

Конечно, сразу же после «дня гнева» около двух тысяч индивидуальных пользователей сети и более десятка разного рода подпольных организаций взяли ответственность за этот акт на себя. Однако проверке данные сведения не поддавались, во всяком случае, тщательно просеянные аналитиками ФБР, они реальных фактов не принесли. Нельзя же было в самом деле полагаться на исследование «Джихад в астрале», выпущенное в сверхсрочном порядке издательством «БББ» («Бест Бест Бук») и ставшее, по крайней мере в Европе, бестселлером номер один. Хотя надо отметить, что автор, который скрывался под псевдонимом Омега Зет, высказывал, помимо беллетристической лабуды, и вполне здравые мысли. В частности, на мой взгляд, он достаточно обоснованно классифицировал разворачивавшийся уже более десятилетия конфликт «Запад – Юг» как исторически типовой конфликт «империя – варвары». Причем сюжет этого конфликта находится в русле известных схем: в первоначальных столкновениях с варварами империя, как правило, побеждает. Более того, имперской власти кажется, что так будет всегда. Однако варвары довольно быстро перенимают имперские военные технологии, осваивают их, до некоторой степени совершенствуют, и начинают, в свою очередь, побеждать – просто за счет более высокой пассионарности. Убедительной иллюстрацией здесь является та же Аль-Каида, выстроившая свою организацию в виде современной самовосстанавливающейся сети, не имеющая единого центра и потому практически неуязвимая для традиционной войны. Вместе с тем, весь фактурный материал, содержащийся в этом «исследовании», материал чрезвычайно эффектный, благодаря которому книга и вызвала такой резонанс, к сожалению (или к счастью) оказался мистификацией. Никаких «Школ Пророка», где якобы проходили обучение исламские хакеры, ни на территории Голландии, ни в Бельгии не существовало. Ни существовало и специально оборудованных лагерей – ни в Ливийской пустыне, ни в джунглях Мьянмы – откуда, согласно версии автора, был нанесен синхронный удар. Что же касается интервью с террористами, сопровождаемых, кстати, многочисленными фотографиями, то никакого конкретного, то есть верифицируемого, материала в них нет, сами же фотографии, вероятно, представляют собой элементарную «сборку», сделанную в «фотошопе» – идентифицировать по ним человека нельзя.

Скорее уж имеет право на существование более экзотическая гипотеза, которую предложил петербургский интеллектуал Сергей Пересогин. Согласно концепции, разрабатываемой под его руководством последние несколько лет, инфосфера (совокупность собственно информации и коммуникативных путей) достигла за истекшее десятилетие таких организационно-структурных высот, что в ней начали спонтанно образовываться самостоятельные «информационные сущности»: динамические сюжеты, обладающие свободой деятельностного бытия. Это, конечно, еще не разум: рефлективность, способность осознавать окружающий мир здесь пока на нуле, но аналогия с возникновением органической жизни на нашей планете вполне очевидна. «Петербургский Фукуяма», как его тут же назвал ряд местных газет, полагал, что в «день гнева» произошла мгновенная самосборка именно такого информационного «скрипта», который так же мгновенно распался, как только начал разваливаться поддерживающий его коммуникат. Не исключена, разумеется, возможность повторной эволюционной возгонки, и нам следовало бы заранее подготовиться к тому, что грядет.

Стоит упомянуть еще об одной точке зрения. В марте 2008 года, опять-таки в Петербурге, вышла исследовательская монография «Освобожденный Эдем». Особого внимания эта книга не привлекла: даже для интеллектуального авангарда она, вероятно, была слишком концептуальна. И, тем не менее, она содержала интересный прогноз. Автор «Эдема» считал, что наша цивилизация приближается к так называемому «пределу сложности»: избыточная структурность ее становится так велика, что дальнейшее функционирование в том же режиме оказывается невозможным. Впереди – «первичное упрощение», то есть спонтанный и необратимый обвал всех сверхсложных систем. Диагностировать его можно уже сегодня – и по динамике техногенных эксцессов, количество которых непрерывно растет, по удельным объемам «бюрократических джунглей», из-за которых любое социальное действие быстро заходит в тупик.

Причем автор подчеркивает один важный момент. Будучи перегруженной как структурно, так и функционально, всякая динамическая система, в том числе американская экономика, неизбежно оказывается в состоянии высокой неравновесности. Это, в свою очередь, означает, что крушение ее может вызвать любой толчок, незаметное дуновение, крохотная пылинка, упавшая на чашу весов. Автор приводит в пример кризис 1998 года, когда трудности в Таиланде (экономически, прямо скажем, не самая значительная страна) вызвали резонансные колебания всей мировой экономики, в частности российский дефолт, а также – «мистический кризис» 1987 года, для которого, по мнению ведущих экономистов, вообще не было никаких внятных причин.

Если же транспонировать этот концепт на события «дьявольского понедельника», то получается, что побудительная причина обвала не так уж важна: это мог быть и вирус, и скрипт, и хакерская атака, и что-то еще. Гораздо важнее другое: банковская система Америки находилась в таком неустойчивом состоянии, когда тотальный технологический шок был попросту неизбежен.

Любопытно, что аналогичной позиции, правда облекая ее в другие понятия, придерживался и Ватикан. Уже через три недели после «американской трагедии» вышла внеочередная энциклика папы Бенедикта XVI «Сумма тревог», где римский понтифик, кстати незадолго до этого объявивший католическую конфессию «союзницей всех наук», утверждал, что ориентация на сугубо технологическое развитие, на непрерывное быстрое обновление мира, к чему западная цивилизация стремилась последние четыреста лет, ныне продемонстрировало свою онтологическую ущербность. «Мы породили люциферианского монстра, – торжественно возвещал он. – Мы породили чудовище, которое грозит нас пожрать. Сейчас, вероятно, самое время задуматься об угрозах близкого будущего, время обратиться к тем принципам, которые составляют основу человеческого бытия. Мы, разумеется, не призываем просвещенное человечество остановить прогресс, но мы твердо убеждены, что отныне он должен быть ограничен рамками разума и морали».

Еще определенней высказался кардинал Наварро, считающийся одним из самых значительных представителей «новых католических интеллектуалов». Выступая перед студентами Болонского университета, он вдруг распрямился над кафедрой во внезапно образовавшейся тишине и, воздев к небу руки, воскликнул:

– Что если мы потревожили Бога? Что если впервые за две тысячи лет он обратил к нам свое разгневанное лицо? Что если это – последнее предупреждение и, не вняв ему, мы как поденки, живущие только день, обречем себя на вечную гибель?..

В общем, если попробовать подвести какой-то итог, то с определенностью можно сказать только одно: мы не знаем, что это было. Почему вспыхнула молния, ослепившая человечество, почему в мгновение ока была испепелена величайшая в современном мире страна?

Зато мы теперь знаем другое: вспыхнуло один раз – может вспыхнуть еще. Техногенный мир, который мы с таким трудом возвели, чрезвычайно хрупок. Он не защищает нас ни от пожаров грядущего, ни от экзистенциального холода небытия. Во всей нашей цивилизации есть что-то не то. Путь, который мы когда-то избрали, по-видимому, ведет в тупик.

Вот что мы знаем теперь.

Вот в чем состоит опыт наших потерь.

И это знание, это «моменто мори» висит над нами, как циклопическая лавина, готовая ринуться вниз в любое мгновение…

2

Конечно, легко рассуждать «после всего». Чрезвычайно удобно, взирая из будущего, чувствовать свое превосходство над современниками. Снисходительно удивляться, почему они не заметили самых элементарных вещей, почему, вопреки очевидному, предприняли эти действия, а не те?

Однако превосходство это, разумеется, мнимое.

Когда сумрачный дым катаклизмов выедает глаза, когда сыплется небосвод и потрясает слух черный рев урагана, очень трудно сохранить здравый рассудок. Перспективы искажены. То, что станет очевидным «потом», вовсе не является очевидным «сейчас». То, что в данный момент кажется правильным и необходимым, вовсе не обязательно будет впоследствии признано таковым.

Будущее ничуть не умнее прошлого.

Мы совершаем те же ошибки и платим за них той же непомерной ценой.

И тем не менее, рассуждая именно «после всего», можно сказать, что наибольшая трудность, стоявшая перед Соединенными Штатами, заключалась, по-видимому, в их представлении о самих себе.

Привыкнув за последние десятилетия быть сильнейшей в мире державой, экономическим исполином, чьей сокрушительной мощи противостоять не может никто, Америка и вообразить не могла, насколько опасна для нее нынешняя ситуация. Как выразился по сходному поводу один из американских политиков: «Америка не может погибнуть. Это слишком большая страна. Если погибнет Америка – погибнет весь мир».

Вот, что определяло подсознательную диспозицию Соединенных Штатов. Вот, что направляло их действия в те решающие часы. И президент, и правительство, и конгресс совершенно искренне полагали, что оснований для серьезной паники нет. Кризис, кстати, по их мнению, чисто технический, будет вскоре преодолен. Глобальная экономика имеет достаточные резервы. Весь мир, чтобы не быть ввергнутым в жуткий хаос, ринется сейчас на выручку США.

Именно в таком настроении, судя по всему, прибывает президент США на чрезвычайный саммит «двадцатки» в Лондоне. Держится он великолепно: по его виду никак не скажешь, что Америка неуклонно сползает в пропасть. Впрочем, сам он так пока еще не считает. Он намерен предложить главам правительств конкретный план, который, по его мнению, должен оздоровить ситуацию. План этот разработан Министерством финансов Соединенных Штатов, и если отвлечься от технического регламента, который еще требуется согласовать, содержит два ясных пункта.

Во-первых, крупнейшие банки Америки снова подключаются к глобальной сети и начинают функционировать, как и прежде, в непрерывном операционном режиме. Никаких вирусов, по мнению президента, в банковских сетях Америки нет, сбой был чисто функциональным, и последствия его уже фактически устранены. Заметим, что это нисколько не соответствовало действительности, но ведь что такое действительность как не сотканный из наших желаний правдоподобный фантом?

А во-вторых, президент США предлагает, чтобы сроком по крайней мере на ближайшие три месяца был введен фиксированный курс доллара в отношении основных мировых валют. Более того, чтобы этот стабильный курс был поддержан обязательствами присутствующих на саммите стран. Через три месяца, как он полагает, ситуация стабилизируется, и тогда можно будет вернуться к свободному плавающему обмену.

Все это президент излагает спокойным деловым тоном. Возможно, он и в самом деле не слишком волнуется: по его мнению, лидерам стран «двадцатки» ничего не остается, как принять американский вердикт. Можно, разумеется, его отклонить, но при нынешних обстоятельствах это будет просто самоубийством. К тому же, как он полагает, у Соединенных Штатов очень убедительный аргумент: все страны «двадцатки» имеют значительные запасы как собственно долларов, так и акций различных американских компаний.

На этом в известной мере строится их бюджет.

Не захотят же они потерять эти вещественные миллиарды.

Не склонятся же они к тому, чтобы обратить эти активы в бумажную пыль.

В общем, мир должен помочь Америке.

Другого выхода нет.

Однако «мир», как выясняется в ближайшие два часа, придерживается совершенно иной точки зрения. Президент не учитывает один существенный фактор, который уже много лет вызывает законное раздражение даже у ближайших союзников США. Это привилегированное положение доллара. Сразу же после Второй мировой войны американский доллар приобрел статус основной мировой валюты. Большая часть расчетов в мировой экономике совершалась только за доллары, и стабильность множества стран, хотели они того или нет, определялась наличием у них достаточных долларовых резервов. Это, конечно, предоставляло Соединенным Штатам колоссальные преимущества. Как писал с явной горечью известный французский интеллектуал, Мишель Дамю, занимавший одно время пост министра культуры: «Они всучивают нам как дикарям раскрашенную бумагу, а мы должны отдавать за нее товары, сырье, в конечном счете – национальный суверенитет». То есть, долларовая рента, которую Америка взимала со всего мира, мягко говоря, не вызывала восторга у тех, кто по необходимости был должен ее платить.

Конечно, в мировом сообществе не раз возникали попытки создать комплекс региональных валют, собственные финансовые инструменты, которые могли бы эту ситуацию немного смягчить. Однако, дальше бессодержательных разговоров дело не шло. Слишком велико было экономическое могущество США, слишком ревниво относились они к любым действиям, способным его хоть сколько-нибудь подорвать.

И вот великий момент, кажется, наступил. Благостные мечтания, зарницами вспыхивавшие на горизонте, начинают превращаться в реальность. Сразу же после речи американского президента берет слово недавно избранный президент Перу и извещает присутствующих, что на чрезвычайной встрече глав правительств стран Южной Америки, которая завершилась двенадцать часов назад, было принято решение о создании единого расчетного средства – сукре, поддерживаемого государственными резервами всех этих стран. Электронные трансакции в формате сукре начнутся уже через несколько дней, бумажный и монетный эквивалент новой валюты будет введен в оборот через две недели. Предполагается, что к концу года на континенте возникнет единое финансовое пространство и национальные валюты большинства стран Латинской Америки будут упразднены.

Интересно, что о предложениях президента Соединенных Штатов он даже не упоминает.

Так, как будто этих предложений не было вообще.

Далее берет слово представитель Саудовской Аравии, принц Абдалла, и, в свою очередь, сообщает, что аналогичное решение приняла Лига арабских стран. Теперь все расчеты за нефть будут осуществляться через динар.

Китай ставит присутствующих в известность что переходит в международных трансакциях в основном на юань, а Россия, присоединяясь к очевидному большинству, уведомляет, что со вчерашнего дня рубль стал региональной валютой стран СНГ.

О предложениях американского президента никто по-прежнему не упоминает. Это даже не бунт, не восстание, не мятеж, не попытка экономического сопротивления. Это простая констатация факта: лев уже мертв, сейчас надо думать о том, как разделить его царство.

Положение пытается спасти председатель Евросоюза. Известный своими дипломатическими способностями, которые, собственно, и принесли ему этот пост, Скольринк Ван Хеффиг произносит невероятно длинную речь, где говорит о необходимости более тесной международной кооперации. Прошло то время, когда каждая страна могла решать сама за себя, учитывая прежде всего свои национальные интересы. Ныне мир стал глобальным – в нем все сцеплено, взаимосвязано, переплетено. Нам нужна более тщательная координация наших действий – в рамках коллективной ответственности перед вызовами новой эпохи.

Ну – и так далее, и тому подобное.

Что-то благостное, расплывчатое, неопределенное – на пятьдесят восемь минут.

Всем абсолютно ясно, что это только слова.

Сотрясение воздуха.

Попытка соблюсти политкорректный декорум.

В общем, ждать здесь более нечего. Через десять минут после речи Ван Хеффига президент США демонстративно покидает саммит «двадцатки». Он не делает никаких заявлений для прессы и, по сведениям, просочившимся из его ближайшего окружения, упорно молчит в течение всего времени перелета. Лишь в Вашингтонском аэропорту, остановившись в ослепительном свете телевизионных прожекторов, он, словно выйдя из ступора, произносит фразу, которую будут потом цитировать множество раз:

– Америке не нужен никто. Со своими трудностями мы справимся сами!..

Фраза, конечно, была красивая, но потрясение, которое она вызвала, объяснялось вовсе не ее красотой. Курс доллара начал снижаться сразу же после того, как крупнейшие медийные холдинги, кстати говоря, в основном контролируемые американцами, распространили известия о грандиозном системном сбое в межбанковских коммуникациях Соединенных Штатов. Падение, надо сказать, поначалу было вовсе не катастрофическое: Государственное казначейство Америки по согласованию с правительством США объявило, что оно готово выкупить любое количество долларов, гарантируя это своим золотовалютным запасом. Такое решение несколько охладило взбудораженные умы. Понижение стоимости на первых порах составило не более трех-четырех процентов. Однако примерно за день до приснопамятной встречи «двадцатки» на биржи Копенгагена и Гонконга неизвестно откуда было сброшено экстраординарное количество долларов. Как будто где-то прорвало шлюзы, сдерживавшие напор, как будто одна из стран-акцепторов, имея инсайдерскую информацию, решила таким образом обезопасить себя. Позже этот залповый сброс послужил основой для многочисленных конспирологических версий: дескать хакерская атака в «день гнева» – это был лишь первый удар, за ним, точно в расчетное время, был нанесен второй. Частично эту избыточную массу денег удалось стерилизовать, хотя доллар и рухнул по отношению к евро уже почти на десять процентов. Однако теперь, после неосторожного заявления президента, когда стало понятно, что договориться о спасении банковской системы Америки на саммите не удалось, сразу же вспыхнуло то, что получило позже название «долларовый пожар». На биржи всего мира от Лиссабона до Токио, от Стокгольма до Анкары, от Тель-Авива до Йоханнесбурга хлынуло такое количество свободной американской валюты, что мгновенно утрачено было всякое представление о ее реальной цене. Никакие меры больше не помогали. Никакие заявления Казначейства или правительства США в расчет больше не принимались. Через три часа доллар потерял уже половину своей номинальной стоимости, а к исходу суток (по американскому времени) – около семидесяти процентов. И хотя большинство бирж экстренно и неоднократно прерывало торги, даже это не могло остановить распространение паники. К утру за доллар давали не более восьми процентов от номинала, а к середине следующего дня – менее одного.

Впрочем, промежуточные цифры уже никого не интересовали. Все заслонил не поддающийся пока осмыслению, фантастический, но тем не менее свершившийся факт.

Доллар неожиданно выпал из числа мировых валют.

Его просто не стало.

Он превратился в бумажку, порхающую в финансовой пустоте.