Текст книги "Письма погибших героев"

Письмо, воинскую книжку, остаток карандаша он запрятал в пустую флягу, крепко закрутил ее крышку и спрятал в груде камней от обрушившейся стены. Послание разведчика было обнаружено участниками боев под Старицей, побывавшими в этих местах в 1964 году.

Письмо военнопленных из гестаповского застенка города Киева

29 декабря

Дорогие друзья, мирные жители, бойцы и командиры. Мы, узники фашизма, сейчас находимся за три часа от смерти. Нас пять человек: Виктор Селезнев, Иван Кириллов, Петр Афанасьев, Андрей Кошелев и Володя Данилов.

Сидим в смертной темнице уже девять дней. Попали в плен в момент оккупации Киева… Нас терзали, пытали, казнили… Мучили два месяца подряд. Пытались узнать много из военной тайны. Но честные воины, русские воины знают, что Родина дороже жизни.

Если мы пятеро погибнем, то за нас отомстят миллионы наших товарищей. Прощайте, скоро мы погибнем, но погибнем геройской смертью.

Прочтите эту записку и сообщите родным, что русские погибают смертью храбрых.

Возле виселицы в минуту перед смертью споем «Интернационал». Да здравствует Родина! Да здравствует Кр. Армия!

Витя Селезнев. Ржев, Кирова, 14.

Иван Кириллов. Калинин, ф-ка Ворошилова, д. 5, кв. 20.

Кошелев Андрей. Хреновое, Воронежская область.

Петр Афанасьев. Ст. Оскол, Советская, 3.

Володя Данилов. Тамбовская обл., дер. Негорелое.

Прощайте.

Данилов

После войны во время ремонта рабочие обнаружили в подвале дома № 56 по Владимирской улице г. Киева почерневший от времени резиновый шланг длиною 20 сантиметров. В нем оказался обрывок пожелтевшей бумаги с плохо различимыми карандашными строками. Это было приведенное выше письмо.

Сотрудники Киевского филиала Центрального музея В. И. Ленина, куда поступило это письмо, решили разыскать родственников погибших. Они установили, что Андрей Кошелев действительно жил по указанному адресу, перед войной окончил в Воронеже курсы командного состава, когда началась война, ушел на фронт. В декабре 1941-госообщал родным, что отправляется на выполнение ответственного задания, и потому просил пока ему не писать…

Удалось узнать и об Иване Кириллове: выпускник ФЗУ, работал перед войной помощником мастера на ткацкой фабрике имени Ворошилова в городе Калинине.

Письмо было опубликовано 4 декабря 1973 года в газете «Известия».

Из письма ефрейтора Николая Сорокина другу

30 декабря

Сегодня в заснеженные окопы нам принесли новогодние подарки. Мне достался портсигар. В нем лежало письмо. Школьник 6 класса Саша Сахно из Ашхабада писал: «Дорогой дядя солдат. Посылаю вам любимый папин портсигар. Его ему подарила мама, когда они женились. Папа с ним никогда не расставался. Портсигар был счастливым, всегда приносил удачу. Но, когда папа уходил на фронт, второпях забыл портсигар дома. Папа погиб этим летом при обороне Минска. Поэтому я посылаю портсигар вам, он обязательно принесет вам удачу. Сильнее бейте проклятых фашистов!».

1942 год

Письмо родным заместителя политрука лыжного отряда Лазаря Паперника

6 января

Здравствуйте, дорогие. Жив, здоров, у меня все по-старому.

Выполняю вашу волю: уничтожаю фашистов и освобождаю территорию для нас с вами, для тысяч граждан, уехавших из родных мест.

Целую крепко.

Ваш Лазарь.

Лазарь Хаимович Паперник (1918–1942) после семилетки поступил в фабрично-заводское училище, работал на Первом московском часовом заводе имени С. М. Кирова токарем, наладчиком станков, начальником цеха. В июле 1941-го добровольцем ушел на фронт. В тяжелые дни обороны Москвы подал заявление о приеме в партию. «Клянусь честно, с оружием в руках быть всегда в первых рядах борцов за Родину», – писал он в заявлении. Служил в Отдельной мотострелковой бригаде особого назначения (ОМСБОН), выполнявшей сложные операции, часто в тылу врага.

…Ожесточенные бои разгорелись за город Сухиничи, превращенный гитлеровцами в узел сопротивления. Отряд лыжников (23 человека), в котором заместителем политрука был Л. X. Паперник, получил задание выбить врага из деревни Хлуднево, где противник накапливал силы для укрепления обороны города Сухиничи, и удерживать ее до подхода наших войск. В ночь на 23 января 1942 года лыжники двинулись в расположение врага. Под покровом темноты подошли к деревне. От местных жителей узнали, что накануне немцам прибыло подкрепление с двумя легкими танками, минометами и артиллерией. Соотношение сил складывалось неравное. Но советские патриоты решили выполнить задание командования. Разведав расположение огневых точек противника, бойцы заранее наметили объекты для атаки.

Было уже за полночь, когда лыжники вплотную подобрались к деревне и по сигналу командира одновременно пустили в ход гранаты и автоматы. Возникшая среди гитлеровцев паника позволила героям уничтожить много вражеских солдат и продвинуться к центру деревни. Однако вскоре фашисты опомнились и усилили ответный огонь. Под защитой двух танков им удалось оттеснить горстку храбрецов к окраине села. Был тяжело ранен командир отряда К. 3. Лазнюк. Политрук отряда Егорцев принял командование на себя. Он приказал одному из раненых бойцов вынести командира из огня, а сам с остальными бойцами решил прорваться к большому бревенчатому сараю, стоявшему на возвышенности за деревней. Заняв здесь круговую оборону, лыжники приняли последний бой.

…Все меньше советских бойцов оставалось в живых под ураганным минометным огнем. И вот наступил момент, когда только Лазарь Паперник еще мог отстреливаться… Кончились патроны. Гитлеровцы бросились в сарай, в надежде захватить хоть одного советского воина. «Лучше смерть, чем фашистский плен!» – крикнул Паперник и взорвал всех гранатой.

Когда деревня Хлуднево была освобождена от оккупантов, местные жители рассказали о геройской смерти лыжников. Они были награждены посмертно орденами Ленина, а заместителю политрука Л. X. Папернику было присвоено звание Героя Советского Союза. Об этом эпизоде войны написала газета «Правда» 14 февраля 1942 года.

Из дневника молодого ленинградца В. Мантулы

13 января

В отношении питания совсем плохо в городе. Вот уже месяц, как большинство населения не видит круп и жиров. Это очень сказывается на психике людей. Всюду, куда ни приглянешься, безумные взгляды на провизию… Сам же город приобрел какую-то неестественную пустынность, омертвелость. Пойдешь по улице и видишь картину: идет народ. Поклажа исключительно либо вязанка дров, либо кастрюлечка с бурдой из столовой. Трамваи не ходят, машин мало… Дым идет только из форточек жилых квартир, куда выведены трубы «буржуек», да и то не из всех. У многих нет даже возможности топить времянку за неимением дров. Очень большая смертность. Да и я сам не знаю, удастся ли пережить нашей семье эту зиму…

Хотя бы мать моя выдержала все эти лишения и дожила до более легких дней. Бедняга, тоже старается, выбиваясь из последних сил. Ну, а много ли их у 46-летней женщины?.. Ведь она одна, фактически, нас и спасает сейчас. То пропуск в столовую, то от себя урвет лишнюю порцию от обеда, чтобы прислать ее нам, то хлеба кусочек. А сама живет в холоде и голоде, имея рабочую карточку, питается хуже служащего. Неужели это все-таки долго протянется? Впереди еще два месяца холодов и голода. Позади 4-месячная блокада и голод. Это поистине нужно быть железным…

Очень хотелось бы дождаться теплой поры, когда не надо было бы дорожить каждым горючим предметом для печи, и уехать куда-нибудь в колхоз, помогать там создавать урожай для будущего года и создать бы, по крайней мере, такие запасы, чтобы обеспечить хотя бы нормальное снабжение приличным черным хлебом для всех жителей…

Ну, ладно. Надо, как видно, сейчас идти по воду. Вода замерзла абсолютно везде, и нести ее придется за 4 километра из колодца. В квартире не осталось даже капли воды, чтобы согреть чай. Чай! Как громко звучит это слово сейчас, когда рад и кипятку с хлебом! Пить же чай абсолютно не с чем. Нет ни одной крошки сладкого, и пить кипяток надо с солью. Единственное, чего у нас хватает, – это соли. Хотя в магазинах и ее нет, но у нас был небольшой запас – кг около 2–3, и вот он пока тянется. Теперь хотелось бы написать письмо маме, как раз моя тетя идет к ней, но не знаю, стоит ли передавать его с ней. Она может его прочесть, а это весьма нежелательно.

Ну, что же, надо идти за водой… Мороз меня прямо страшит. Если дойду, то это будет великое счастье…».

Жизнь Владимира Григорьевича Мантулы оборвалась рано. Перед войной он окончил восемь классов и поступил в индустриальный техникум. Когда началась война, 17-летний паренек решил идти на фронт, но в армию его не взяли. Стал работать шлифовальщиком на заводе и вместе с сотнями тысяч ленинградцев мужественно переносил блокаду. Почти 900 дней город-герой сопротивлялся врагу. Многие из его защитников и жителей погибли. Но город Ленина выстоял, явив всему миру невиданные доселе мужество и стойкость советских людей.

В. Мантула – один из рядовых защитников города – умер от голода 24 января 1942 года. Дневник, в котором он записывал свои мысли, сохранила его мать – Нина Дмитриевна Мантула, после войны передав заверенную копия дневника в архив Ленинградского обкома КПСС.

Письмо сержанта комсомольца Я. Бондаря в партийную организацию своей части

1 февраля

…С радостью иду на выполнение боевой задачи, чтобы быстрее освободить нашу Родину от немецких гадов. Если я погибну, то честным патриотом своей Отчизны; пока жив, беспощадно буду бить врага!

Я люблю свою Родину и готов отдать за нее свою кровь до последней капли. Я знаю одно: скоро фашистские звери будут уничтожены, и советские люди заживут еще счастливее, чем прежде.

Прошу считать меня коммунистом!

Сержант-комсомолец Яков Бондарь сражался на одном из участков Ленинградского фронта. В бою был смертельно ранен. После его гибели было обнаружено письмо, написанное им накануне боя. Об этом письме сообщил ТАСС 3 февраля 1942 года.

Николай Майоров

8 февраля

 
…Мы были высоки, русоволосы,
Вы в книгах прочитаете, как миф,
О людях, что ушли, не долюбив,
Не докурив последней папиросы.
Когда б не бой, не вечные исканья
Крутых путей к последней высоте,
Мы б сохранились в бронзовых ваяньях,
В столбцах газет, в набросках на холсте.
 

Николай Майоров

Николай Петрович Майоров (1919–1942) стихи начал писать в школе. Участвовал с ними в школьных вечерах, публиковался в стенгазете. А во время учебы на истфаке МГУ он становится слушателем поэтического семинара в Литературном институте им. Горького. Руководитель семинара П. Г. Антокольский говорил о Майорове: «Ему не приходилось искать себя и свою тему. Его поэтический мир с самого начала был резко очерчен, и в самоограничении он чувствовал свою силу. Его лирика, повествующая об искренней мужской любви, органична в этом поэтическом мире».

Летом 1941 года вместе с другими студентами поэт роет противотанковые рвы под Ельней. А уже в октябре он узнает о том, что его просьба о зачислении в армию удовлетворена. 8 февраля 1942 года политрук пулеметной роты Николай Майоров был убит в бою на Смоленщине.

 
Есть в голосе моем звучание металла.
Я в жизнь вошел тяжелым и прямым.
Не все умрет. Не все войдет в каталог.
Но только пусть под именем моим
Потомок различит в архивном хламе
Кусок горячей, верной нам земли,
Где мы прошли с обугленными ртами
И мужество, как знамя, пронесли…
 

Завещание красноармейца Степана Волкова

10 февраля

Мое завещание.

Товарищи бойцы, командиры и политработники!

Идя в атаку, я обязуюсь до последнего вздоха биться за честь и независимость моей матери-Родины. Сам я беспартийный. Но если в бою прольется моя кровь, считайте ее кровью коммуниста. Смерть и всеобщее презрение фашистским палачам, осквернившим нашу священную землю!

Дорогие братья по оружию! Если я погибну в этом сражении, назовите меня коммунистом.

Да здравствует великий советский народ!

Передайте привет жене Марусе и дочери Тане.

С. Волков

Красноармеец С. Волков находился в стрелковой роте, которая должна была первой пойти на штурм вражеских укреплений, расположенных у деревни Устиново, на Западном фронте. Готовясь к атаке, он на маленьком листке из блокнота наспех написал слова клятвы: биться до последнего вздоха с проклятыми фашистскими захватчиками. Записку, свернутую в трубочку, вложил в свой медальон.

В атаку поднялся одним из первых. Впереди вражеский дзот открыл губительный огонь. Наступающие залегли. В эту минуту Степан с гранатами в руках под свист пуль подполз к дзоту и забросал его гранатами. Огневая точка замолчала. Путь на деревню Устиново открыт. Но в этот момент бесстрашного воина сразила пуля врага.

После боя бойцы похоронили Степана Волкова близ той деревни, за освобождение которой он отдал жизнь. Над могилой героя они прочитали найденную в его медальоне маленькую записку. Эта записка была опубликована в газете «Правда» 12 февраля 1942 года.

Письмо командира пулеметного расчета Нины Ониловой

20 февраля

Настоящей Анке-пулеметчице из Чапаевской дивизии, которую я видела в кинокартине «Чапаев».

Я незнакома вам, товарищ, и вы меня извините за это письмо. Но с самого начала войны я хотела написать вам и познакомиться. Я знаю, что вы не та Анка, не настоящая чапаевская пулеметчица. Но вы играли как настоящая, и я вам всегда завидовала. Я мечтала стать пулеметчицей и так же храбро сражаться.

Когда случилась война, я была уже готова, сдала на «отлично» пулеметное дело. Я попала – какое это было счастье для меня! – в Чапаевскую дивизию, ту самую, настоящую. Я со своим пулеметом защищала Одессу, а теперь защищаю Севастополь. С виду я, конечно, очень слабая, маленькая, худая. Но я вам скажу правду: у меня ни разу не дрогнула рука. Первое время я еще боялась. А потом все прошло… Когда защищаешь дорогую, родную землю и свою семью (у меня нет родной семьи, и поэтому весь народ – моя семья), тогда делаешься очень храброй и не понимаешь, что такое трусость. Я Вам хочу подробно написать о своей жизни и о том, как вместе с чапаевцами борюсь против фашистских…

Это письмо Н. Онилова (1921–1942) начала писать в ученической тетради перед боем, но не успела закончить. Здесь же записан текст песни «Раскинулось море широко у крымских родных берегов» и сделаны выписки из книги Л. Н. Толстого «Севастопольские рассказы».

Нина Андреевна Онилова родилась в селе Новониколаевка Одесской области Украины в крестьянской семье. Рано лишившись родителей, воспитывалась в одесском детском доме. Окончила среднюю школу. Работала швеей на Одесской трикотажной фабрике. Одновременно училась в аэроклубе. В Красной армии с августа 1941 года. С этого же времени на фронте. В тяжелых оборонительных боях на подступах к Одессе комсомолка Нина Онилова со своим расчетом отражала многочисленные атаки, нанося большие потери врагу. В одном из боев была тяжело ранена, но после излечения снова возвращается в свою дивизию. За бои под Одессой награждена орденом Красного Знамени.

В середине октября 1941 года Нина Онилова в составе 25-й Чапаевской дивизии защищает Севастополь. Бойцы прозвали отважную девушку именем одной из героинь фильма «Чапаев» – Анкой-пулеметчицей. 27 февраля 1942 года старший сержант Онилова Н. А. с расчетом при обороне Севастополя в районе хутора Мекензия уничтожила 2 пулеметные точки врага. 1 марта 1942 года, оставшись из расчета одна в живых, продолжала отбивать атаки противника. В бою была тяжело ранена. В ночь на 8 марта умерла от ранений. Похоронена на кладбище Коммунаров в Севастополе. Звание Героя Советского Союза присвоено посмертно 14 мая 1965 года. Письмо опубликовано в сборнике «Героическая оборона Севастополя 1941–1942 гг.» (Симферополь, 1946).

Записка красноармейца А. Виноградова

22 февраля

Нас было двенадцать послано на Минское шоссе преградить путь противнику, особенно танкам. Мы стойко держались. И вот нас осталось трое: Коля, Володя и я – Александр. Но враги без пощады лезут, и вот еще пал один, Володя из Москвы. Но танки все лезут, уже на дороге горят 19 машин, но нас двое, но мы будем стоять, пока хватит духа, но не пропустим до подхода своих. И вот я один остался, раненый в голову и руку. И танки прибавили счет. Уже 23 машины. Возможно, я умру. Но, может, кто найдет мою когда-нибудь записку и вспомнит. Я из Фрунзе, русский. Родителей нет. До свидания, дорогие друзья. Ваш Александр Виноградов.

Эти события происходили на 152-м километре автострады Москва-Минск. 612-й стрелковый полк 144-й стрелковой дивизии 5-й армии Западного фронта, которая перешла в наступление на Гжатск, прорвал оборону противника, вышел в тыл к немцам и перерезал Минское шоссе в 25 километрах восточнее Гжатска. Немцы бросили танки; кровопролитные бои не утихали трое суток. 2-й стрелковый батальон, которым командовал старший лейтенант С. К. Зюмченко и в котором служил Виноградов, полег здесь весь.

Боец Александр Виноградов написал предсмертную записку, вложил ее в винтовочный патрон и забил в ствол березы. Она была обнаружена в 1958 году плотником совхоза «Некрасово» Уваровского района Московской области И. В. Смирновым, когда он обтесывал березовый кряж. Письмо советского воина написано чернильным карандашом неровными буквами на двух сторонах узкой полоски папиросной бумаги.

Письмо звеньевого колхоза «Курман» Уилского района Казахской ССР, орденоносца Чаганака Берсиева

23 февраля

Еще готовлю вам подарок на колхозном участке. В прошлом году мое звено установило мировой рекорд – сняло 155 центнеров проса с гектара. Сейчас я со своим звеном так подготовился к весне, чтобы в этом году собрать 170 центнеров проса с гектара. Беспощадно уничтожайте гитлеровских бандитов, а мы самоотверженным трудом в тылу поможем вам одержать победу над врагом.

Свое письмо полевод вложил в посылку, которая была отправлена фронтовикам. Всего трудящиеся Казахской ССР в связи с XXIV годовщиной Красной Армии отправили на фронт 125 вагонов с праздничными подарками. Только из Алма-Атинской области послано 8000 килограммов рыбы, 5022 килограмма сала и масла, 2337 килограммов печенья, 15 031 килограмм пряников, 12 532 килограмма конфет, много фруктов, вина и других подарков. Об этом сообщила газета «Известия» 23 февраля 1942 года.

Записка Леонида Силина родным

7 марта

Дорогие, родные мои жена Анна и мальчики Леня и Геннадий!

Я вас целую и обнимаю в последний раз. Сегодня я буду расстрелян немецким командованием.

Мальчики! Вырастите и страшно отомстите всем фашистам за меня. Я целую вас и завещаю вам священную ненависть к проклятому и подлому врагу, бороться с ними до последнего фашиста. Я честно жил, честно боролся и честно умер.

Я умираю за Родину, за нашу партию, за великий русский, украинский, белорусский и другие народы нашей Родины, за вас! Любите Родину, как я ее любил, боритесь за нее, как я, а если понадобится, умрите, как я.

Мальчики! Любите, уважайте и слушайте вашу мать, ей будет так тяжело вас воспитывать, но Родина и товарищи, которых я спас, вас не оставят. Помните, у каждого бойца должен быть один лозунг: погибаю, но не сдаюсь. Я не сдавался, я был контужен, не мог ходить и не был вправе бросать своих тяжело раненных бойцов. В плену я им создал советскую колонию и многим спас жизнь. Оставаясь с ними до последней минуты, я принес пользу Родине. Время не ждет.

Родные мои, будьте честными советскими людьми, вырастите большевиками! Анна, прощай! Леня и Геннадий, прощайте!

Да здравствует Родина!

Целую.

Ваш муж и отец

Леонид Андреевич Силин родился в Риге в семье мелкого служащего и рос в районе, где жило много немецких семей. С детства слышал немецкую речь и прекрасно овладел этим языком. Был активным комсомольцем, до войны служил в Севастополе на флоте, потом работал в Москве на заводе «Шарикоподшипник» и учился заочно в Московском юридическом институте. Из-за болезни сердца Л. А. Силин был освобожден от военной службы, но в начале войны, скрыв болезнь, попросился на фронт. Правда, вскоре врачи обнаружили болезнь, и его демобилизовали. Но он все же добился вторичной отправки на фронт – на этот раз в качестве юриста в дивизионный трибунал.

Часть, в которой он служил, не сумела удержаться на правом берегу Днепра и в сентябре 1941 года отходила к Полтаве. Большая группа тяжело раненных бойцов, в том числе и сам Силин, в селе Крестителево оказалась в окружении. Бойцы лежали в колхозных сараях и прислушивались к бою. Вот уже стала слышна немецкая речь. Что делать? Ведь враг может сжечь сараи, и тогда погибнут десятки советских людей. Решение созрело молниеносно. Леонид Андреевич поднялся с соломы, открыл дверь сарая и, тяжело хромая и опираясь на палку, вышел навстречу автоматным очередям. Он закричал автоматчикам, что в сарае находятся только тяжело раненные солдаты, и попросил прекратить огонь. Внезапное появление советского командира, свободно объяснявшегося к тому же на немецком языке, подействовало: огонь прекратился. Силина отвели в штаб.

Там Леонид Андреевич сделал все, чтобы понравиться: «расхваливал» успехи немецкой армии, «восхищался» ее победами и просил только разрешить ему организовать госпиталь для раненых советских пленных (сам отрекомендовался как раненый советский врач). Леонид Андреевич хорошо понимал, что его ждет в случае разоблачения. Но офицерам понравился отлично знающий их язык, подтянутый «доктор», и они разрешили создать нечто вроде госпиталя.

Среди попавшего в плен персонала полевого госпиталя Силин отобрал группу врачей, фельдшеров и медицинских сестер и начал работу по созданию «украинского» госпиталя. Гитлеровцы запретили содержать в госпитале раненых командиров Красной Армии, коммунистов, евреев и русских, поэтому медицинский персонал оформлял всех поступавших в госпиталь раненых под украинскими фамилиями.

Работать приходилось в ужасных условиях: сквозь худые соломенные крыши сараев протекала вода, не было медикаментов, перевязочных материалов, хирургических инструментов, белья, не хватало пищи. Но советские люди боролись за каждого бойца. Не одного человека спас замечательный хирург из Одессы Михаил Александрович Добровольский. Самоотверженно работали хирурги Михаил Салазкин из Москвы и Николай Калюжный из Киева, ростовский хирург Портнов и окулист из Днепропетровска Геккер, женщины-врачи Федорова, Молчанова и др.

В ноябре оккупанты разрешили перевести госпиталь в село Еремеевка, где он разместился в большой двухэтажной школе. Теперь у раненых над головой была крепкая крыша, да и продуктов у еремеевских жителей было больше, так как село стояло вдалеке от дорог и «заготовители» наведывались сюда реже.

Силин надеялся, когда раненые окрепнут, всем госпиталем уйти в леса и партизанить. Постепенно персонал госпиталя стал переходить к подпольной борьбе с фашистскими оккупантами. Удалось достать радиоприемник и слушать сводки Совинформбюро. Правда о событиях на фронтах распространялась не только в госпитале, но и среди местных жителей. Со складов фашистских войск стали исчезать мешки с пшеницей, а у полицейских – пропадать винтовки и автоматы.

Чтобы не навлечь на госпиталь гнева гитлеровцев, Силину и его соратникам приходилось действовать очень осторожно. И все же старший полицай предатель Атамась по прозвищу Дракон почувствовал, что Силин ведет двойную игру. Стремясь выслужиться перед гитлеровцами, Атамась стал следить за ним, собирая улики. Нашелся предатель и в самом госпитале.

В ночь на 2 марта 1942 года госпиталь окружили гитлеровские солдаты и украинские полицаи. Оккупанты подвергли всех раненых тщательному осмотру и обнаружили среди них уже выздоровевших больных, а также коммунистов, русских и евреев. Всему персоналу госпиталя за нарушение фашистской инструкции грозила смерть. На следующий день, 3 марта, около 40 отобранных гитлеровцами раненых и врачей увезли из госпиталя в Кременчугский лагерь военнопленных.

Леонида Андреевича Силина расстреляли 7 марта 1942 года вместе с врачами Портновым и Геккером, раненым подполковником К. Н. Богородицким и другими.

Через день медицинской сестре госпиталя Оксане Романченко военнопленный, бежавший из Кременчугского лагеря, принес записку Силина, которую отважный патриот сумел написать перед расстрелом. Когда советские войска освободили Еремеевку, Оксана переслала записку в Москву по адресу, оставленному Силиным. Это послание было опубликованов журнале «Огонек» № 40 за 1962 год.

Письмо танкистов

10 марта

Танк «Горьковский пионер» находится в нашем танковом батальоне. С 14 по 20 февраля 1942 года им уничтожено 6 пушек противника, 1 танк, 5 автомашин, 10 минометов, 12 пулеметов. Гусеницами танка раздавлено до 100 фашистов. Ваш наказ, дорогие друзья, мы стараемся выполнить с честью.

Пионеры города Горький собрали средства на постройку танка. Боевая машина была названа в честь юных патриотов и передана в действующую армию. Через месяц они получили письмо-отчет от боевого экипажа. Об этом сообщила газета «Правда» 10 марта 1942 года.

Письмо А. Жильцова отцу

28 марта

Дорогой мой отец. Не плачь. Будь уверен, что сын твой никого не подведет. Останешься жив – расскажи о нас другим. Не хочется умирать: еще мы мало сделали.

Надпись А. Белякова на стене камеры

Я вынесу все нечеловеческие пытки. Клянусь вам своим комсомольским словом, мои дорогие товарищи. Буду молчать до конца. Молчите и вы. Начатое нами большое дело закончат наши товарищи.

В первые месяцы после оккупации Ржева в городе начала создаваться подпольная комсомольская организация. Возглавил ее Алексей Телешов. В октябре 1941 года в группе насчитывалось десять человек, в нее входили Кузьма Латышев, Алексей Жильцов, Михаил Персиянцев и другие. Вскоре патриоты установили связь с партизанами, находившимися в Панинских лесах. Группа быстро разрасталась. В организацию приняли Александра Белякова и Владимира Некрасова. Чтобы добыть оружие, молодые подпольщики снимали часовых, совершили налет на склад оружия. О действиях подпольной организации стало известно командованию советских частей, действовавших на Калининском фронте. В ноябре 1941 года с подпольщиками установил связь разведчик одного из соединений Владимир Новоженов. Комсомольцы начали указывать цели советским бомбардировщикам, уничтожали обозы противника, взрывали железнодорожное полотно.

Предательство помешало патриотам нанести гитлеровцам еще больший урон. Пятнадцать наиболее активных подпольщиков были арестованы. После мучительных пыток и истязаний 28 марта 1942 года А. Телешова, В. Новоженова и А. Белякова гитлеровцы публично повесили в городе Ржеве, а остальных подпольщиков расстреляли. Перед смертью Алексею Жильцову удалось передать письмо отцу. На стене камеры в городской тюрьме обнаружена надпись, сделанная Александром Беляковым.

Письмо и надпись опубликованы в газете «Советская Россия» 24 сентября 1958 года.

Из письма секретаря Духовщинского подпольного райкома партии Смоленской области П. Ф. Цуранова жене

3 апреля

Дорогая Вера, солнце, голубка моя!

Сердце мое замирает от радости при одной той мысли, что ты, может быть, получишь это письмо мое, что ты и сын и доченька увидите мой почерк, узнаете, что я жив, здоров…

Мы не виделись и ничего не слыхали друг о друге больше 9 месяцев… Солнце мое, голубка моя, мы увидимся! Жди этот час. Верь этому! Как крепко обниму, как расцелую всех вас!!! Я жду этот светлый час так, как жду полного освобождения моей Родины от фашистской нечисти…

Первые недели и месяцы подпольной работы были очень тяжелы. Отрядов у нас в районе около десятка. Не знаю точно, по скольку бойцов в каждом отряде, в моем отряде больше 100 бойцов. Все замечательный, отборный народ… Оставшись в районе, я исходил и исползал его вдоль и поперек. Пообходил почти всех коммунистов. Организовал их в подпольные партийно-партизанские группы. Теперь они выросли в партизанские отряды: В одном из таких отрядов я являюсь комиссаром…

Несколько хороших товарищей наших не убереглись, попали в руки врагов и погибли. Я, как видишь, а со мной человек 50 коммунистов района уцелели. Кто с осени, кто с зимы партизанят.

Сейчас Духовщина окружена партизанскими отрядами. Всех фашистских холуев разгромили. Ни одна волуправа фашистская не работает. Немцы пока, как волки, сидят в Духовщине и немногих деревнях. В ряде сельсоветов у нас уже восстановлена Советская власть. В остальных сельсоветах района власть принадлежит партизанам. Ох, как фашисты боятся партизан…

Береги, расти сына, дочурку. Пусть они будут умными, хорошими, пусть они растут большевиками. Пусть они, и ты вместе с ними, любят Родину… Верьте в час нашего избавления от врагов.

Целую всех вас крепко, крепко…

Твой и только твой Петр

Когда гитлеровские орды стали приближаться к Смоленской области, второй секретарь Духовщинского райкома партии Петр Цуранов, эвакуировав жену с сыном и недавно родившейся дочкой, с головой ушел в работу. Под его руководством было сформировано несколько групп подпольщиков, а затем стали возникать мелкие партизанские отряды. С одним из отрядов Петр Цуранов отошел в леса на границе с Касплянским районом. Здесь ряды партизан пополнились оказавшимися в тылу врага воинами, а также местными жителями. Партизаны участвовали в боях с регулярными частями немецких войск, организовывали дерзкие рейды, устраивали диверсии, оказывали активную помощь частям Западного фронта.

В апреле – мае 1942 года в ряде районов Смоленщины, освобожденных партизанами, стала восстанавливаться Советская власть. Секретарь райкома П. Ф. Цуранов возглавил эту работу. Но летом после ожесточенных боев пришла вторая оккупация района. Петр стал командиром партизанского отряда «Буревестник» и снова без устали и страха громил фашистов, организовывал подпольную работу, диверсии. В феврале 1943 года он погиб в жестоком бою с гитлеровцами. Подлинник его письма был передан на хранение в архив Смоленского обкома КПСС.

Из последнего письма Героя Советского Союза Ивана Зиновьева с фронта жене

6 апреля

Я в боях с немецкими оккупантами нахожусь с 10.10.41 г. и по сегодняшний день. За это время со своей частью уничтожил свыше 14 000 фашистских солдат и офицеров, за наступательный период освободил от фрицев 174 населенных пункта; захвачены трофеи – орудий – 150 и много другого вооружения. За выполнения правительственных заданий я награжден орденом Красного Знамени…

Опубликовано в журнале «Пограничник» № 19 за 1974 год.

Письмо военного фельдшера Н. Д. Лепиной родителям

15 апреля

Я жива и здорова. С 5 марта в Путивльском партизанском отряде. У Ковпака. Может, слышали про такого? О том, что случилось, где была, что делала, писать рано. Вот кончится война, встретимся – все расскажу. Пережила и перевидала такое, что меня теперь ничем не испугаешь…

Перед войной Нина Дмитриевна Лепина окончила медицинский техникум и работала в одной из куйбышевских клиник. В начале Великой Отечественной добровольцем пошла на фронт. В конце сентября 1941 года под Сумами ее 275-й полк попал в окружение. Командир принял решение – пробиваться к своим, а тяжелораненых спрятать в окрестных селах и хуторах. С ними осталась Нина Лепина. Вместе с бывшим агрономом колхоза имени Ленина Никитой Ивановичем Дарико ухаживала за бойцами. На бинты шли прокипяченные старые тряпки, вместо йода раны заливали соком чистотела. Помогали местные жители – звеньевая колхоза Вера Волк, секретарь комсомольской организации Марина Штанюк. Большинство раненых удалось поставить на ноги. Их Никита Иванович увел в Ямпольский партизанский отряд, командиром которого был Гнибеда. Стала перебираться к партизанам и Нина Лепина. Груз у нее был солидный: продукты, медикаменты. В пути была утеряна одна из банок консервированной крови, с таким трудом добытых патриотами. Каратели сразу перекрыли дороги, стали проводить облавы. На следующий день повесили Н. Дарико и В. Волк, а через несколько дней расстреляли М. Штанюк. После многих дней скитаний Нина Лепина все-таки ушла от гитлеровских карателей и прибыла в штаб С. А. Ковпака. Ее назначили в лесной лазарет. Здесь Нина самоотверженно ухаживала за ранеными бойцами, порой не спала по нескольку суток, стремясь помочь каждому. Но девушка хотела попасть в оперативную группу. Неоднократные беседы с Ковпаком сделали свое дело. Нину Лепину назначили в 4-ю оперативную партизанскую группу.