Текст книги "Встреча с отцом Андреем Ткачевым. Вопросы о жизни и вере: правдивый ответ"

Мне кажется, что наиболее склонны к тонкому и непошлому юмору те, кто подвержен бедам. Например, совершенно особый юмор у еврейского народа. Как хотите, крутите, но у них какая-то целая жила, родник анекдотов.

Возьмем наших клоунов, без которых трудно представить себе детство, цирк, какой-то праздник. Клоун – это человек по амплуа, он всем сердцем знает горечь мира. Поэтому он постоянно плачет, пускает слезы длинными струями. Это человек скорбящий, обиженный, вечно падающий, садящийся на кнопку, наступающий на ведро с водой. Он такой и внутри.

Так вот, насмешить может тот, кто знает беду. Дурачок, который знает только сладкое и никогда не был бит, ничего не терял в своей жизни, насмешить никого не может, и шутки его точно будут ниже пояса, потому что выше он не поднимался. А вот оскорбленный, огорченный, замученный человек вопреки беде как раз умеет замечать в жизни то, чего не замечает его сытый, довольный, лоснящийся товарищ. Поэтому тайна смеха заключается в тайне скорби. И я думаю, что человек преодолевает личную и коллективную беду именно через добрую шутку.

На войне замечено, что в каждом более-менее большом подразделении был свой Василий Теркин. Тот самый, о котором написал Твардовский, – балагур, шутник, весельчак, умеющий воевать, но и умеющий собрать на привале вокруг себя людей и развеселить их, пошутить по-доброму. «Кто сказал, что нужно бросить песни на войне? После боя сердце просит музыки вдвойне». Сердце просит и шутку тоже. Люди навоевавшиеся, в очередной раз заглянувшие смерти в лицо, потерявшие товарища, чтобы не сойти с ума, нуждаются в шутке на земле, потому что, может быть, в раю не о чем будет шутить.

Думаю, Бог дал человеку шутку для того, чтобы тот не чокнулся. А чокнуться очень легко, и чокнутых гораздо больше, чем лежащих в сумасшедшем доме, потому что есть много недообследованных.

На самом деле мастера стендап-шоу, блогосферы, речевые мастера, привлекающие большие аудитории, это не просто шутники, это проповедники. Надо отдать должное таланту многих из этих людей. И можно горько сожалеть о том, что они направляют его не в ту сторону.

Глядя на степень харизматичности, на быстроту ума, на некий дар доходчиво и ярко вбивать в головы слушателей свои идеи, мы можем представить перед собой на сцене в данном случае умерших проповедников истины и расцветших проповедников чего угодно – иногда пошлости, иногда какой-то невинной шутки, иногда откровенного богохульства.

Комики, начинающие смеяться, например, над многодетной мамашей, которая не успевает собирать всех своих детей в кучу, или над неумелым водителем во время езды, постепенно, вполне возможно, начнут шутить над Церковью, над смертью, над Господом Богом. Дорога «шутить обо всем» доводит их в конце концов до шуток о том, над чем потешаться нельзя.

Человек шутящий осуждается при первом взгляде. Так бывает всегда, потому что при первом взгляде получается одно, а при глубоком – другое.

Вот вам картинка из жизни древних Отцов, пустынников. Какой-то Отец хотел посмотреть на Антония Великого, который был для него, как живой Бог, потому что Бог жил в нем. Этот Отец пошел на поиски Антония и нашел его стоящим среди группы молодых монахов и что-то весело им рассказывающим. В какой-то момент они засмеялись. Старец подумал: «Я ходил по пустыне, чтобы посмотреть на какого-то смехотворца? Шел увидеть великого Отца, а вижу шутника».

С этими мыслями он хотел уйти, но Антоний задержал его. Поскольку этот человек шел по пустыне, он на всякий случай имел при себе оружие – лук. Антоний сказал ему: «Натяни тетиву лука», – тот натянул. «Сильнее, еще сильнее». Он говорит: «Так лук треснет». На что Антоний ответил: «Вот так и человеческие силы. Если пережать человека, то он сломается». Это касается любого занятия – и умственных занятий, и физических, и любых гипернагрузок, и занятий духовных. Смех в данном случае может явиться таким конденсатом, выхлопом накопившейся лишней энергии. Главное – пошутить без греха, то есть выше пояса и так, чтобы никого не оскорблять.

Над людьми с ограниченными физическими возможностями шутить запрещено. В Писании, в Книге Второзакония, говорится, что проклят человек, который подставляет ножку слепому. По сути, что такое «подставить ногу слепому»? Это воспользоваться чужой немощью. Причем везде, где в Писании говорится о калеках, немощных, одиноких, вдовицах, стариках, брошенных детях, там всегда упоминается о милосердии и добавляется: «бойся Господа Бога твоего». Такая добавка в Книге Второзакония означает, что речь идет о чрезвычайно важных вещах, не допускающих никакого смеха или превозношения.

Не подходит для острословия и половая тематика. Она, конечно, должна быть положена под пресс и запечатана, потому что шутить на эту тему очень легко. Знаете ли вы, что бесы на средневековых картинах и иконах изображались с двумя или с тремя лицами? Первое лицо у них там, где у человека, а второе и третье лица находятся в области таза и паха. Это значит, что ум человека – это седалище божественной благодати, память о Боге – дело ума, и молитва – это дело ума. А бывает так, что ум вместо того, чтобы освятиться именем Божиим и идти вверх, упал вниз и там нашел себе место в паху.

Запрещен и смех на святые темы. Некоторые любители пошутить становятся на лыжи, начинают катиться и остановиться уже не могут. Сначала смеются над невинными вещами, потом над полуневинными, потом над совсем хорошими вещами, а потом над святыми вещами и уже не могут остановиться. Так и Самого Господа возьмут в оборот, потому что такова природа смеха без границ.

Анекдоты рождаются из жизни. И людям церковным вполне естественно пошутить о том, что они хорошо знают. Когда о Церкви шутит кто-то, не знающий Церковь или не любящий ее, его шутка превращается в пасквиль или в отравленную стрелу.

Шутить по-настоящему могут только умные люди. Святой Филарет (Дроздов) Московский был очень умным человеком, а у него был такой случай. В селе Палисадники дьякон и священник враждовали друг с другом. Однажды они шли на службу, и дьякон был в сапогах, а священник в лаптях или ботинках. Священник попросил дьякона перенести его на спине через большую лужу. Тот его взвалил на плечи, понес. Донес до середины лужи и бросил его в воду. Настолько они не любили друг друга, как Иван Иванович с Иваном Никифоровичем. Разразился скандал, оба они мокрые, чуть не подрались в этой луже, сорвали службу. Все это дошло до консистории. Святитель Филарет пишет резолюцию: «Коня и всадника вон из Палисадников».

Это смешно! А «коня и всадника», если вы помните, это ирмос: «Коня и всадника вверже в море». Для церковного уха это понятная отсылка к церковному песнопению. Кому понятно, тот знает, и ему смешно. Поэтому, что касается шуток о Церкви, пусть шутят про нее те, кто знает ее, и шутят с любовью, тогда в этом ничего злого нет. И надо знать и отличать такой юмор от юмора, изначально ядовитого, который пускается издалека.

Вопрос христианина

– Не грех ли это, когда поминают умершего человека, начинают вспоминать веселые истории из его жизни и смеются?

– Ничего злого нет в том, чтобы корректно рассказать о человеке что-либо веселое, не позоря его имя. Есть масса случаев, когда нам смешно, смешно всем, собственно, кроме того, о ком говорится. И здесь нет разницы, мертвый человек или живой.

Антон Чехов говорил, что русский человек не любит жить, он любит вспоминать о жизни. Есть такая психологическая черта. О мертвых мы стараемся либо ничего не говорить, либо говорить хорошо, хотя это трансформированная римская поговорка с языческим подтекстом: чтобы не разозлить духов покойников, лучше о них либо молчать, либо говорить хорошо. Здесь именно такой подтекст.

Но речь может идти о каких-то простых вещах. Ну, мало ли шуток на рыбалке, мало ли бывает глупостей с человеком, который, опаздывая на работу, бежит в одном красном, а в другом зеленом носке или в тапках, забыв обуть туфли, в метро? То есть в жизни есть много смешного, на самом деле реально смешного, что не позорит нас и не позорит окружающих. Выбирать это, собственно, и есть труд человеческий.

Сила власти и тяжесть ответственности. Как соблюсти баланс?

Ее хотят страстно, к ней стремятся, привычка к ней равна и даже превышает силу привычки к наркотику – это власть. Ради нее совершаются страшные вещи – стоит посмотреть «Ричарда Третьего» или что-нибудь другое шекспировского размаха.

Власть ненавидят. Она притча во языцех. Ее таскают в зубах, как проклятый предмет. О ней говорят: «Вот если б я там был, то я бы…» – об этом тоже написаны книги.

Власть – это вожделенная вещь, которую мало с чем можно сравнить. При этом Аристотель говорил, что среди общей массы людей очень малое число рождено, чтоб властвовать, подавляющее большинство должны подчиняться.

Каждому христианину стоит о ней задуматься, поскольку кого-то она ждет, хотя он ее не хочет, кто-то ее очень хочет – она его никогда не достигнет. И как ни крути, мы будем связаны с ней всю жизнь.

Порулить людям очень хочется. Но самолюбивый человек в силу естественного эгоизма считает, что у него все должно получаться хорошо. Подумаешь? Палец указательный есть, вот тебе и командуй.

В отношении к власти существует масса примитивнейших стереотипов, и мало кто думает о вещах, сопутствующих власти и неразрывно с ней связанных, то есть то, что она несет с собою неизбежно. А это, безусловно, огромная ответственность.

Капитан корабля покидает корабль последним, то есть риски утонуть у него больше, чем у всех пассажиров и у всей команды. В архаичных обществах цари часто приносили себя в жертву за весь народ, это считалось нормальным.

В Византии человек, вступавший на трон, должен был дать снять с себя мерки под будущий гроб. Гробовщик снимал с него мерку и провозглашал вслух для всего народа: «Рост царя такой-то, ширина такая-то, гроб будет таким-то», – дескать, имей в виду, любезный, что ты тоже человек, для того чтобы не осатанеть. В противном случае человека ожидает сошествие с ума от преизбытка эмоций и властных полномочий.

«Тяжела шапка Мономаха» – это выражение ведь не из воздуха взято. Тяжелое бремя власти берет на себя человек. Директором завода, думаете, быть легче, чем президентом государства? Власть, конечно, меньше, но она нелегка. Вот об этом, собственно, стоит говорить, поскольку об этом в обществе не говорят. Поэтому к власти часто стремятся те, кто к ней не способен, и достигают ее порой те, кого нужно держать от нее на пушечный выстрел.

У нас монархическое сознание. Вера в процедуры, связанные с урнами, бюллетенями, заявлением своего голоса, у россиянина изначально подвергается большому сомнению на интуитивном уровне.

Мы мало верим вообще в честность этих процессов и в результативность их тоже. Как правило, то, во что ты не веришь, у тебя и получается плохо. И люди наши довольно нетребовательны к первым лицам, как и к священникам.

Одному ныне покойному митрополиту Владимиру, очень уважаемому человеку, писали письма, жалобы разные: «Пришлите батюшку» или «Поменяйте батюшку». И он спрашивал: «Какого вам прислать?» Говорят: «Верующего». Знаете, люди настолько нетребовательны, что вообще много им не надо. Но, с другой стороны, без сомнения, необходимо наполнять различного рода государственные процедуры смыслом через личное участие.

Человек, имеющий весь пакет гражданских прав, должен голосовать хотя бы отрицанием всех кандидатур. Каким-то образом заявить свой голос надо, причем надо радоваться, что голосование тайное. Тайное – это великое благо. Ведь гораздо тяжелее заявить свое «нет», когда все сказали «да» и всех посчитали по головам.

Нам предстоит стать более социально активными и наполнить смыслом то, что наполняется смыслом. Вот когда мы видим, что это абсолютно абсурдная вещь, нужно из нее уйти. Там, где все начинается абсурдом, абсурдом и заканчивается, и в середине полный абсурд – в этом лучше не участвовать.

Некое разделение начальника и его подчиненных должно быть обязательно. Поскольку вообще мир иерархичен, то более достойное требует одного отношения, менее достойное – другого.

Вот апостол Павел и пишет об этом: «Есть органы тела, которые мы непременно прикрываем одеждой». То есть некоторые органы требуют прикрывания одеждой, а голову открывают все. Лицо – самая благородная часть человеческого тела, и оно всем открыто. Глаза должны быть открыты обязательно. Некультурно говорить с человеком, например, закрывая черными очками глаза.

Так же и во власти. Именно с телом человеческим всегда сравнивали человеческое общество. Там есть все, что есть в теле, и оно все по-разному функционирует и работает. Поэтому на предприятии, например, у начальника должна быть своя уборная. В очереди в туалет с подчиненными он стоять не должен, даже на таком примитивном уровне.

Это вовсе не значит, что он может быть хамом к подчиненным. Ему никто не давал мандат на хамство, на издевательства, на унижения, но он должен быть другим, и мы обязаны это понимать.

Я согласен с тем, что первые лица государства должны ездить без пробок, как «Скорая помощь», по выделенной линии. У них особые права и особые полномочия. Но у них нет права считать, что они – люди, а мы не люди. Это вопрос воспитания.

Как, например, будущий Александр I плакал, когда его воспитывали. Это надо в пять часов утра встать, прочитать молитву и провести несколько уроков, потом сесть за завтрак, во время которого тебе читают французские глаголы, а потом заняться фехтованием. А потом игры на свежем воздухе, занятия, скачки на лошади. Далее ты присутствуешь возле папеньки на докладе министров, чтобы вникать, что там, как там. А потом вечером молитва, поцеловать папе руку и лечь спать где-то в 10 часов.

И так каждый день. Он плакал, бедный, и говорил, что не хочет быть царем, хочет быть простым мальчиком, лазить по деревьям, яблоки трусить… Вот тогда-то и закладывается человеку эта возможность уважения к тому, кто по статусу ниже тебя. То есть проблема архисерьезная, конечно.

Боже сохрани, чтобы власть женщины в семье заканчивалась на сковородках и кастрюлях, и даже начинаться на них она не должна. Она должна быть такой, как Бог в творении – вездесущей и незаметной.

Женщина в семье властвует над мужем во многих вещах и имеет на него большое влияние, но все это не отменяет ее подчиненности, ее смирения. То есть это такая тонкая материя.

Вот бороться за власть с мужчиной в семье, превращать семью в ристалище борьбы за то, кто из нас главный, конечно, печально. Это битва кита со слоном. Оба большие, просто, если битва в море, то кит победит, а если битва на суше, то слон затопчет, потому что у них разная среда обитания. Они равноважны, но они просто не могут драться на нейтральной территории. Им не надо драться вообще.

Муж и жена, как голова и сердце в человеке. В идеале нужно, чтобы ум и сердце были вместе, правда? Потому что бывает, что интуиция подскажет правильно, а голова ошибется. А бывает, что сердце ведет тебя просто в неволю, а голова говорит: «Стой, куда ты идешь? Что ты делаешь? Остановись». Важно, чтобы они были вместе.

Когда Бог казнил евреев, Он говорил: «Кого Я люблю, тех обличаю и наказываю». И Он так их гвоздил, что они не знали, куда деваться. Они говорят: «Люби нас меньше, в конце концов».

Человеку хочется иметь на небесах дедушку, который выслушает, даст леденец и не накажет. А Отца на небесах иметь страшно, потому что Отец в традиции древнего человека – это Тот, Который бьет тебя, не спрашивая фамилии.

Что Евангелие говорит? Что у нас волосы посчитаны на голове, что попечение Божие хранит наш дух, и Он знает число волос на наших головах. Но и наказывать он может человека, как пастырь добрый. Ребра дурной овцы чувствуют пастырский посох. Овец дурных много. «Буйную укроти, кроткую защити, потерявшуюся найди, больную уврачуй». Там еще несколько перечисляется. То есть полномочия у власти разные.

Апостол Павел пишет: «Посмотри на представителя власти. У него на бедре меч, он его недаром носит». И наш Господь, настоящий Бог Нового Завета, Который является и Богом Ветхого Завета, Он тоже относится к нам, как к евреям. Вы взгляните на русскую историю, ее же без валидола нельзя читать. Вообще, как можно изучать ХХ век, например, чтобы волосы не шевелились? У нас иногда возникает тот же вопрос, что и у евреев, которые стояли в очереди в газовые камеры: «Где Ты, Бог отцов наших?» Но мы от этого не перестаем верить.

Вопрос христианина

– Как соблюсти баланс власти и дружеского начала с детьми?

– До тех пор, пока вы будете заниматься с детьми досугом, вы можете быть их другом. Но как только ребенок почувствует в себе талант и сам захочет развить его, и вы вдруг почувствуете, что это алмаз, его нужно огранить, тогда начнется пахота, и, значит, вы будете диктатором.

Все великие педагоги были очень несладкими людьми. Они вили веревки из своих подчиненных, для того чтобы был результат. Например, в школе футбольного резерва пятиклассники пинают мячик справа налево, не напрягаются. Но как только тренер отобрал себе самых талантливых, ему дали команду, дали деньги и сказали: «Через год покажи результат», он начнет с них вить веревки, и правильно сделает.

В режиме расслабленности достижений не будет. И грамотный начальник, работающий на общий результат, должен быть немножко тираничен, в хорошем смысле этого слова.

Политика для христианина. Правила восприятия и участия

Существует некое общее мнение, что политика – дело грязное, что Церкви вообще там делать нечего и что христианин не должен этим интересоваться. Есть даже учение уранополитизм, которое утверждает, что наше Отечество на небе, а земное Отечество имеет очень относительную ценность. При всей справедливости этих политических тезисов в них есть много опасного и неверного. Раз уж мы живем в обществе, то мы не можем быть от него свободными.

Есть такое интересное аристотелевское определение: политика – это все то, что нас окружает, кроме природы. То есть дерево и птица на ветке, облако проплыло, снег выпал – это вне политики. А вот дом, проехавшая машина, асфальтное покрытие дороги, плохое или хорошее, – это разные виды политики. И получается, от нее никуда не убежишь. Для того чтобы найти правильную дорогу, такой царский путь, и правильно участвовать в жизни общества, каждому христианину нужно сформировать свое отношение к политике.

Мы имеем право думать и говорить обо всем. Конечно, мы не обязаны обо всем говорить, но мы имеем на это право. Среди христиан необходимо выработать какие-то правила того, как нам относиться к тем или иным общественным явлениям, можно ли нам высказываться против или нам нужно всю жизнь молчать.

Например, мы можем с вами говорить о медицине. А ведь медицина – это в чем-то политика, правда? И, допустим, вопрос, как поступить с абортами, оставить их на федеральном обеспечении или передать в частные руки? Это же вопрос медицинский, но вроде бы и политический.

Есть масса вопросов, о которых мы просто не можем молчать, потому что мы живем в этом обществе. Поэтому я считаю, что наложить запрет на разговор на политические темы христианину на основании того, что нужно думать только о Царстве Небесном, будет ошибкой. Человек должен иметь тревогу о своей Родине, а в России – особенно. Потому что как-то так получилось, что связка государства и Церкви исторически очень плотная. Поэтому, думаю, нам все-таки можно говорить о политике, только нужно учиться, как, когда, с кем говорить и каким образом влиять на нашу окружающую жизнь, ведь мы имеем право на нее влиять. Чтобы не бежать из собственной страны, нужно влиять на нее, дабы она была удобной для проживания нашего и наших детей.

У власть имущих всегда была традиция – иметь своих духовников. Допустим, у того же Грозного был духовником Сильвестр, который написал «Домострой». Пока Сильвестр был духовником, Грозный держался в рамках приличий. Правители имели при себе человека, который им постоянно что-то подсказывал, советовал, служил для них службы.

Короля делает свита. Самое важное для хорошего правителя – это с кем-то советоваться. Найдется ли кто-нибудь, кто подсказывал бы ему? Подсказывал не из корысти, не из подлости, не из хитрости, а по Божьему, как поступить на благо народу и во спасение собственной души. В общем, надо находить такие возможности.

Знаете, какие требования предъявляются в Библии к правителям? У того же Соломона говорится, что горе той земле, которой правят молодые князья, садящиеся за стол, чтобы есть и пить помногу. И благо той земле, правитель которой встает рано и ест, только чтобы подкрепить себя пищей. То есть, когда власть имущий любит пировать и веселиться, это на пользу земле не пойдет. А когда начальник перекусывает на ходу, а остальное время отдает работе, земле будет хорошо. В нашей истории есть немало примеров такого служения.

Чтобы оставаться человеком в политике, нужно брать выше. Если высшей цели нет, то политического деятеля обязательно снесет вниз, и, чем выше он будет стоять, тем ниже упадет. В современном мире нет высших целей, отсюда «грабь награбленное», «ешь, пей, веселись, завтра умирать будем», и пошла душа в рай, и дым коромыслом.