Текст книги "100 историй создания литературного образа"

Восемь наблюдений за антигероями

Мне казалось, что изобразить реальных членов преступной шайки, нарисовать их во всем их уродстве, со всей их гнусностью, показать убогую, нищую их жизнь, показать их такими, каковы они на самом деле, – вечно крадутся они, охваченные тревогой, по самым грязным тропам жизни, и куда бы ни взглянули, везде маячит перед ними большая чёрная страшная виселица, – мне казалось, что изобразить это – значит попытаться сделать то, что необходимо и что сослужит службу обществу. И я это исполнил в меру моих сил.

Чарльз Диккенс. Из Предисловия к роману «Оливер Твист»

У каждого писателя есть свой чертик в табакерке, но не каждый решается сделать его – антигероем. Как видим, Диккенс пишет, что «не токмо сюжета ради, а во благо общества» берется он за негативные персонажи. Но выводить на сцену антигероя, как главного персонажа, великий англичанин не стал. Если же вообще не выпустить «чертика» – сюжет станет пресным, как каша, что забыли посолить.

Где же найти табакерку, да еще с чертиком? Художник может вспомнить «Корабль дураков» Босха. Вот уж кто мастак по запуску антигероев в сей бренный мир.

А как точно персонаж выведен у Рубенса и Гойи, в роли зловещего Сатурна, пожирающего своего сына.

У писателя, как и у художника, образ Антигероя получается многоплановым, интересно проследить, к чему это ведет.

Антигерои любят совершать поступки

Кто из современников ответит: “Кто такой Эпитемей»? А ведь этот мифический герой подарил миру Надежду, после того как неуемная Пандора открыла крышку с бедами и несчастьями. Пандору ждало раскаяние в поступке, но стоило бы раскаяться и Эпитемею. По сути, именно на нем висит провокация Пандоры тайной сосуда. Но ему неведомы угрызения совести – он обнаружил Надежду, он живет надеждой.

Но всем интересна Пандора. Cегодня Пандора популярнее Эпитемея – перенесем ее существование из мифа в жизнь – стала бы телезвездой – в образе Собчак или Бузовой, а может обеих див одновременно. За смелость публично говорить брань и хвалиться своими грехами нынче хорошо платят. А вот творцы надежды уходят в тень.

Антигероев тянет на преступления, а читателя тянет к антигерою

Отелло упоминают чаще Дездемоны – судьба душителя куда привлекательнее судьбы жертвы.

Евгения Онегина вспоминают в контексте с Татьяной Лариной чаще, чем в контексте с Ленским. Честно говоря, многим хотелось бы поженить его на Татьяне. Ну и что, что она замужем – разведется!

А Раскольников? Ну зачем сознался? – размышлял я школьником.

Антигерои спорят с судьбой

Зло притягательно – оно окутано мистической тайной. И Германн в «Пиковой даме» должен обязательно выиграть, хотя грешит, грешит, и мертвой хваткой цепляется за такие невидимые нити своей судьбы, которые рвутся при первом прикосновении – а дальше тюрьма или сумасшедший дом.

«…Почему ж не попробовать своего счастия?.. Представиться ей, подбиться в ее милость, – пожалуй, сделаться ее любовником, – но на это все требуется время – а ей восемьдесят семь лет…»– строит свою стратегию Германн.

Антигерои имеют гедонистические наклонности

В «Заводном апельсине» антигерой – Алекс, кровожадный, ненасытный член банды. Его поведение объяснению не поддается. Можно сделать ссылку на общество, погрязшее во грехе, но так мы придем к избитому сюжету восстания героя против общества. Берджесс ищет ему какую-нибудь привлекательность – он награждает Алекса гедонизмом. Здесь сразу высвечиваются детали сложного, тикающего, как швейцарские часы, душевного устройства Алекса. Он – ценитель классической музыки, он еще на чем-то зависает. И вот, в конце книги Алекс отказывается от насилия, потому что утратил былое удовольствие. Пред наши очи предстает жестокий социопат, с любовью к классике и семье. Чертики, что были со мной, запрыгали от счастья – корабль такого сюжета избавлен от дрейфа к скучному банальному финалу.

Антигерои любят придумывать инсценировки

Иcкать писателя на полках – искать его героя – найти себя – найти своего героя. В Романе «Удушье» Чака Паланика его персонаж Виктор Манчини ведет довольно странный образ жизни, зарабатывая деньги на инсценировках приступов удушья перед публикой. Это мотивировано тем, что ему надо оплатить содержание матери в больнице для душевнобольных.

«Вместо бледных, утверждающих „быть“ и „иметь“ попробуйте раскрыть детали портрета своего героя через действия и жесты. Тогда вы покажете свою историю, а не просто расскажете ее. И тогда вы научитесь расшифровывать своих героев…» (Чак Паланик)

Антигерои несут на себе «всю мерзость, какую можно собрать»

В гоголевском «Ревизоре» Хлестаков чудит и изворачивается, а читатель невольно оберегает его маску – не дай Бог кто-то ее сдернет.

Гоголь заявляет: «Мое дело говорить живыми образами, а не рассуждениями».

А что Гоголь говорит о Чичикове?

«Жизнь при начале взглянула на него как-то кисло– неприютно, сквозь какое-то мутное, занесённое снегом окошко…».

Гоголь преднамеренно не берет в герои «добродетельного человека», сразу оговаривает, что его герой – подлец, а потому он собирает в Чичикове всю мерзость, какую можно собрать. И Плюшкину в этом качестве автор никак не уступает. Но с каким наслаждением описаны похождения Чичикова, и как мы желаем успеха русскому Одиссею в совершении его сделок.

За антигероями прячется альтер-эго писателя

Гончаров борется с прокрастинацией, и создает Обломова, который в свою очередь доказывает автору, что в этом тоже может быть смысл жизни. Как автору трудно перестать рассказывать о своем герое. Гончаров внешности и привычкам Ильи Ильича Обломова посвящает первые семь абзацев романа. Автору современного рассказа такого подробного перечисления всех характеристик героя, с повторами и синонимами, читатели не простят.

В описании персонажа яркую деталь следует добавить сразу, чтобы с нею у читателя и ассоциировался герой рассказа. Помните про стеганый халат Обломова?

Толстой делает все, чтобы осудить Анну Каренину. Это можно увидеть в контексте записи в дневнике С.А. Толстой, сделанной 3 марта 1877: «Чтобы произведение было хорошо, надо любить в нем главную, основную мысль. Так, в «Анне Карениной» я любил мысль семейную…»

Антигерой выводит автора на новые просторы мысли

История антигероя бодрит и ведет к новым и новым краям человеческой фантазии. Алекс в «Заводном апельсине» убедительно это демонстрирует. Для писателя линия сюжета, посвященная антигерою – это всегда простор для творчества и нестандартные ходы. Возможно, Кизи, Паланика, Берджеса, Керуака мы узнали благодаря их антигероям?

Дописываю свои заметки, и ей-богу, жаль расставаться с антигероем.

Зло таинственно, притягательно, несет в себе многие свойства…

Эту деталь подметил Врубель в лермонтовском "Демоне":

«Демон – дух не столько злобный, сколько страдающий и скорбный, при всем этом дух властный, величавый».

Любовь цыганки как неразгаданный феномен литературы и пять красноречивых цыганских фраз

Ребенок, которого в 1973 году со двора дома в деревне Денисово, что затерялась в степях Ростовской области, увезли цыгане, запомнил тот случай на всю жизнь.

Поманили рукой – побежал – усадили в телегу, – и шестилетний малец за один день успел вкусить цыганской жизни, цыганских сверкающих взглядов и костров, пока вечером тетка (у которой он жил) не пришла и не вытащила его из табора. Благо, табор расположился у реки, за сельским кладбищем – в трехстах метрах от деревни.

«У речной изложины – Пестрые шатры. Лошади стреножены, Зажжены костры». (В.Брюсов «В цыганском таборе»)

А еще у Ван Гога есть полотно «Стоянка цыганского каравана». Оно передает неуловимое настроение табора. Когда всех будто отвязали так ходят вразвалочку, обязательно колеса у бричек в разные стороны. И отчего то бричка покрашена красной краской. Цыганский табор смотрится всегда так, будто он тебе мерещится.

Не верится, – ведь тем парнишкой был я. Воинственно настроенная, и просто ошалевшая тетя Нина разбомбила весь табор (правда, словами), извлекла меня из «кочевого существования», и вернула во двор, откуда я сам себя до этого изъял. Табор не возражал – «отряд не заметил потери бойца».

 
"Странно под деревьями
Встретить вольный стан
– С древними кочевьями
Сжившихся цыган!"
 

(В. Брюсов «В цыганском таборе»)

Мужчины в таборе будто стремятся спрятаться, а вот женщины ходят – машут юбками. Как у Мэрилин Бенделл в «Танцующей цыганке».

И будто ходят, чтобы махать этими юбками. И я понимаю, почему Пушкин уходил в табор и жил там, и написал «Цыганы», где себя представил с цыганкой.

Прошли годы, – ты другой, а цыгане в твоей памяти все те же.

"Так вперед – за цыганской звездой кочевой" – как осколок льда в сердце Кая (привет от Снежной Королевы), так и в мое сердце попало тогда зернышко этой беззаветно кочевой жизни.

В душе навсегда остался отпечаток цыганских глаз.

Глаза, о которых весь 19 век писала русская и французская литература, о которых я прочту в новелле Мериме такие слова: "я увидел…что у нее огромные глаза».

Думаю об Эсмеральде Гюго и Кармен Мериме, – думаю о пушкинской Земфире и горьковской Радде. «И глаза глядят с бесприютной тоской» – думаю, чьи же глаза я встретил на той цыганской бричке?

Гюго, Киплинг, Мериме, Державин, Пушкин, Лесков, Баратынский, Полонский, Брюсов, Гумилев, Апухтин, Горький, Ахматова, Гарсиа Лорка – сколько авторов выразили нескрываемое восхищение красотой цыганки! Причем иногда как в случае с Эсмеральдой Гюго – это были и не цыганки, но вели себя как цыганки.

«Она была невысока ростом, но казалась высокой – так строен был её тонкий стан. Она была смугла, но нетрудно было догадаться, что днём у её кожи появлялся чудесный золотистый оттенок, присущий андалускам и римлянкам. Маленькая ножка тоже была ножкой андалуски, – так легко ступала она в своем узком изящном башмачке. Девушка плясала, порхала, кружилась на небрежно брошенном ей под ноги старом персидском ковре, и всякий раз, когда её сияющее лицо возникало перед вами, взгляд её больших черных глаз ослеплял вас, как молнией» (Собор Парижской богоматери).

Из художников мне кажется ближе всех приблизился к образу Эсмеральды Карл Рока в картине "Цыганка".

«Кожа ее, впрочем, безупречно гладкая, цветом напоминала медь. Глаза были раскосые, но восхитительной формы, губы мясистые, но красиво очерченные, а зубы – белее очищенного миндаля. Волосы ее, на вид жестковатые, были длинные, блестящие, иссиня-черные, как вороново крыло. …То была странная, дикая красота, лицо, поначалу удивлявшее, которое, однако, невозможно было забыть. Особенно поражал ее взгляд…» (Кармен)

«О ней, этой Радде, словами и не скажешь ничего. Может быть, её красоту можно бы на скрипке сыграть, да и то тому, кто эту скрипку, как свою душу знает" (Макар Чудра).

И цыганки не давали усомниться в своей дикой красоте! Художники Константин Маковский и Николай Харитонов это показали в своих картинах с портретами цыганок.

«Взоры толпы были прикованы к ней, все рты разинуты. Она танцевала под рокотанье бубна, который её округлые девственные руки высоко взносили над головой. Тоненькая, хрупкая, с обнажёнными плечами и изредка мелькавшими из-под юбочки стройными ножками, черноволосая, быстрая, как оса, в золотистом, плотно облегавшем её талию корсаже, в пестром раздувавшемся платье, сияя очами, она казалась существом воистину неземным…» (Собор Парижской богоматери)

А еще заставляли ревновать!

Поэтому, когда у Е. Баратынского в поэме «Цыганка» герой (Елецкий) встречает девушку – то, «своей разгульною душою она мила ему была».

Как писал Федерико Гарсиа Лорка: «Цыганский мир – это самое высокое, глубокое и аристократичное, что есть в моем краю…; в сущности, это жар, кровь и дух Андалузии».

Мужчины теряли голову, готовы были на все, но что они слышали от женщин, которых любили?

 Эсмеральда: «Я могу полюбить только такого человека, который сумеет меня защитить».

 Кармен: «Ненавижу себя за то, что когда-то тебя любила».

 Земфира: «Не боюсь тебя, твои угрозы презираю, твое убийство проклинаю».

 Радда: «Поклонишься мне в ноги перед всем табором и поцелуешь правую руку мою – и тогда я буду твоей женой».

 Цыганка из стихотворения Анны Ахматовой: «Нет, царевич, я не та, Кем меня ты видеть хочешь…».

А вывод их этого прелюбопытный я нашел у Алексея Апухтина: «Знала цыганка, что значит душа!»

…У цыганки все через край. Как говорила Земфира: «сердце воли просит» – может за это любят цыганку, и даже больше, чем за ее красоту?

Помните старинную таборную песню «Хисиям» («Пропали мы»)?

В ней поется о случае, когда украли лошадей, – и тогда девушка решает: «я за этого вора выйду замуж и приведу обратно наших коней».

Николай Гумилев будто передает ее обращение к самой себе:

Девушка, что же ты? Ведь гость богатый, Встань перед ним, как комета в ночи, Сердце крылатое в груди косматой Вырви, вырви сердце и растопчи («У цыган»).

…Земфира приводит чужака Алеко в табор. Эсмеральда спасает от виселицы сочинителя мистерий Гренгуара, соглашаясь по цыганским законам признать его своим мужем. Кармен не отходит ни на шаг от больного француза… Зарра признается в любви.

Они искренни, потому что свободны, они погибают, потому что чересчур свободны.

И еще меня волнует, почему всякий раз так трагична развязка? Ведь ясно же – для цыганки воля дороже ярма.

…Мой табор, табор в моей жизни – теперь верится с трудом, что я там был…

Будь я постарше лет на 10, вслед за Яковом Полонским, услышал бы в свой адрес голос той цыганки:

 
«…Ночь пройдет – и спозаранок
В степь, далеко, милый мой,
Я уйду с толпой цыганок
За кибиткой кочевой.
На прощанье шаль с каймою
Ты на мне узлом стяни:
Как концы ее, с тобою
Мы сходились в эти дни.
Кто-то мне судьбу предскажет?
Кто-то завтра, сокол мой,
На груди моей развяжет
Узел, стянутый тобой?»
 

Кого же способна полюбить цыганка – может того, кто способен ее убить? Цыганка не просто вводит в грех, цыганка жертвенна – она берет на себя грех за любимого.

 
«Ну, теперь иди домой
Да забудь про нашу встречу,
А за грех твой, милый мой,
Я пред Господом отвечу».
 

(Анна Ахматова «Нет, царевич, я не та…»).

Стоит ли делать «маленького человека» большим? Ответы у Пушкина, Гоголя, Достоевского, Чехова, Платонова

Маленький человек. Станционный смотритель Пушкина, Акакий Акакиевич Гоголя, Макар Девушкин Достоевского, Червяков Чехова, Юшка Платонова.

Маленький человек. Как он вышел однажды на дорогу ждать, не появится ли экипаж с его дочерью Дуней, так и сегодня его можно встретить где угодно, он отличается от других.

Посмотрим, что же пишут о нем. Тема маленького человека – тема унижения, где за него все решают, его обирают, как в Шинели. Но сам он труслив, цели добиться не умеет.

В нем все смешно. Смешно убранство его дома как в «Станционном смотрителе». Смешно его имя – Самсон. Ну совсем ведь не тянет на библейского героя – мы-то знаем. Смешон Акакий Акакиевич со своей глупой мечтой. Смешон Макар Девушкин – ему еще нет пятидесяти, а прикидывается стариком… Смешны рассуждения и поступки Червякова, доведшего себя «до ручки». Смешон Юшка – дурачек и оборванец.

Какое же предсказание вложили классики в этот персонаж?

А теперь снимем солнцезащитные очки. Самсон Вырин бьется за дочь до последнего шанса, аж доезжает до столицы, где обитают негодяи Минские. Акакий Акакиевич, лишившись Шинели не проклял мир, не украл у другого. Макар Девушкин – тридцать лет безукоризненно служит. Червяков не жалуется никому, а сам пытается понять, что с ним произошло. Юшка – безропотный, больной и уязвимый, но изо всех сил старается помогать в городе дочери.

И вот с Платоновским Юшкой вдруг раскрывается секрет. Да все, кто человечен, самобытен, не вмешивается в жизнь других – являются маленькими людьми. Ведь никак не вписываются в общий строй, куда бы не шла колонна. Толкни Юшку пальцем – развалится. А он все терпит, терпит и вызывает нетерпение у других. Лучше б сгинул куда-то, мешает строить светлую жизнь, смущает своим непотребным состоянием и убогим видом.

Это трудно, нести крест свой. Своим путем, не покушаясь на чужое. Это надо пронести через всю жизнь, чувство ответственности и вины за близкого человека. Терпеливо, как те герои. Это надо иметь душу и сострадание к другим. Это особенно чувствуется у всех названных героев, кроме Акакия Акакиевича и Червякова. А будь с ними рядом существо еще более беззащитное, так заступились бы за него без промедления.

Маленький человек – он как последний столбик на границе – закачался, значит что-то в обществе не так. Вот что задумывали классики. Вот куда они привели ЕГО, своего «большого человека».

Поэтому общество, признавая актуальность русской классики, все же потешается над этими героями, опасается их встретить, а встретит – старается не замечать.

Все думаю, почему он меня занимал всегда больше других, этот маленький человек. Мне не просто его жаль, я стремлюсь к нему, пытаюсь его понять, и немолод уже, но представляю, что я и есть маленький человек. Маску только убрать в стол. И все.

Правило Паскаля: входишь в дверь удовольствий – выйдешь через дверь страданий

«Се, стою у двери и стучу»

(Откровение, 3:20)

Есть тема, о которой говорить не принято.

Двери.

– Ну-у, двери – это наша оборона, – скажет обыватель. – А как устроена оборона, это секрет.

А еще боязнь перехвалить, если замки крепкие или поругать почем зря. Дверь крепкая, железная, за нее заплачено немало, а вот что она говорит о хозяевах – на это наплевать, "неча заглядываться на чужое". Может припомнить картину Василия Верещагина, где два крупных охранника «Двери Тимура». Вот-вот, и я о том же…

Вот начал работу над текстом и сразу по-другому воспринял своих родственников (они живут в деревне под Таганрогом), которые до сих пор ходят в гости, не запирая свою дверь, говорят так им легче дышать.

Любопытное исследование Флобера в романе «Саламбо»

Самый, пожалуй, оригинальный анализ значения дверей в литературе провел француз Гюстав Флобер. Непревзойденный стилист, Флобер отличался скрупулезным подбором каждого слова и слога, но еще увлекался распознаванием людей с помощью вещей, предметов, обстановки. Флобер мог бы оказаться непревзойденным мастером детективного жанра.

С ювелирной точностью свое внимание к деталям он выразил в творчестве, а вот в жизни он оказался не столь разборчив… Как известно, писатель на старости лет, в годину бедствий и лишений, после обеспеченной жизни в молодости, столкнулся с предательством друзей.

Вернемся к исследованию Флобера.

В 1857 году романисту 35 лет, но позади уже "Воспитание чувств" и "Госпожа Бовари". Правда, он чувствует наплыв свежих сил после путешествия на Восток, переключения от пережитого горя, – он недавно похоронил отца и сестру. Он принимается за исторический роман «Саламбо». Карфаген до нашей эры и восстание наемников отнимут у писателя более пяти лет жизни.

В этом романе Флобер предпримет попытку использовать образ двери в составлении психологического портрета персонажей, как обязательный драматический элемент.

«Дворец Гамилькара, построенный из нумидийского мрамора в желтых пятнах, громоздился в отдалении на широком фундаменте; четыре этажа его выступали террасами один над другим. Его монументальная прямая лестница из черного дерева, где в углах каждой ступеньки стояли носовые части захваченных вражеских галер, красные двери, помеченные черным крестом, с медными решетками – защитой снизу от скорпионов, легкие золотые переплеты, замыкавшие верхние оконца, – все это придавало дворцу суровую пышность, и он казался солдатам столь же торжественным и непроницаемым как лицо Гамилькара». Г.Флобер «Саламбо»

И далее, у героев романа жизнь так или иначе связана с дверьми. Вот заглавная героиня – красавица в черном появляется после открытия средней двери верхней террасы дворца. Вот солдату предсказывают унизительную старость, когда он с посохом будет ходить от двери к двери с протянутой рукой.

Любопытная притча Уэллса «Дверь в стене»

Герберт Уэллс после "Войны миров", "Машины времени" и "Человека-невидимки" берется за куда более масштабное произведение (не по объему, а по замыслу), рассказ "Дверь в стене" – о трагедии человека, который упустил свое счастье.

Мистеру Уоллесу в пятилетнем возрасте улыбнулось счастье попасть в волшебную страну; этому предшествовал его смелый поступок – мальчик обнаружил зеленую дверь и вошел в нее. Здесь сделаю маленькое отступление. Чтобы лучше представить себе, что увидел мальчик, не поленитесь, загляните на один шедевр Дж. Макдональда, он так и называется «Зеленая дверь».

В царящем там зеленом раю какая-то дама показывает ребенку альбом, где вся его маленькая жизнь. Что-же будет дальше? – мальчик настаивает на переворачивании страницы, ведь за ней будущее. Но от своего нетерпения он лишь попадает на ту же улицу, откуда явился. Все последующее повествование – это мираж той зелёной двери, сначала она исчезает, потом вдруг появляется, да тут столько дел, Уоллес никак не успевает в нее заглянуть.

Сбудется предсказание 17 века от Б.Паскаля:

„Кто входит в дом счастья через дверь удовольствий, тот обыкновенно выходит через дверь страданий.“

Уоллес говорит рассказчику, что потерял надежду увидеть зеленую дверь. Утром, в глубокой строительной траншее обнаружат тело какого-то человека. им кажется несчастный Уоллес.

Дверь для рабочих, по недосмотру, оставили незапертой. Уоллес скорее всего принял ту дверь в заборе за «свою» зелёную дверь; значит, он не потерял надежды.

И великий Герберт Уэллс подводит нас к прощальной в рассказе мысли «Но кто знает, что ему открылось?»

Как часто в суете мы пропускаем свою зеленую дверь, а она перед нами, чего же еще надо, куда мы рвемся и за кем?

Как легкомысленно мы упускаем возможность войти в нужную дверь…

Но, как говорил Виктор Гюго:

„Судьба никогда не открывает одной двери, не захлопнув в то же время другую.“

Может быть кто-то подумал и об этом, ему страшно, что захлопнется дверь туда, где он привык быть. Может отсюда мораль: "Лучше синица в руках, чем…" Еще вспоминаю одну картину моего замечательного друга грузинского художника Кахи Хинвели. Нарисована закрытая дверь, на которой прикреплена записка «Скоро вернусь». А картина называется «Я вернусь».