Текст книги "100 историй создания литературного образа"

Пойманный Дубровский. Мог ли быть таким финал повести Пушкина?

Общеизвестно, что Пушкин собирал для «Капитанской дочки» свидетельства очевидцев Пугачёвского бунта, и что в «Евгении Онегине» можно узнать много реальных людей. Великий русский поэто был велик во всем – в случае с романом «Дубровский» он своим принципам не изменил.

Остров – это дубрава

Доподлинная история некоего дворянина Островского, рассказанная А. С. Пушкину его другом П. В. Нащокиным, стала той фабулой, которая послужила основой для повести «Дубровский».

Как известно, Пушкина вдохновила история польского шляхтича, а точнее, полоноговорящего беларуса Островского, родом из-под Минска. Даже фамилия говорит нам о том, кто стал прототипом: в славянских языках словом «остров» называли отдельно от больших лесов стоящую чащицу, рощицу, дубраву. Кстати, и образована фамилия-синоним от польского корня – на русский манер фамилия звучала бы «Дубравский» или «Дубравин». Молодого дворянина Павла Островского оставили без земли и дома точно тем же способом, что и Дубровского, и он ушёл в разбойники, сколотив шайку из бывших своих крестьян. Грабил только местных помещиков, вставших на сторону его противника, и чиновников; купцы и тем более крестьяне проезжали мимо Островского спокойно. Были в истории Островского и отличия от биографии литературного Дубровского. Например, бумаги на усадьбу не сгорели в случайном пожаре, а пропали во время войны с Наполеоном. Дубровский исключительно разбойничает – Островский тесно общался с польскими мятежниками, и его нападения на чиновников были основаны в том числе на политических мотивах. Наконец, Дубровский просто распустил шайку и пропал, а Островского поймали и пустили в кандалах по этапу, но он сумел сбежать – возможно, при помощи всё тех же польских мятежников.

Кстати, историю Островского Пушкину рассказал близкий друг Павел Воинович Нащокин. По этой же истории пытался написать свою собственную повесть «Вадим» молодой Лермонтов.

Цензура

Уже тот факт, что героем стал молодой поляк, вызвало сомнения у цензоров в возможности пропустить роман в печать – несмотря на то, что Пушкин полностью убрал политические мотивы в действиях своего героя и оставил исключительно борьбу с единичным случаем несправедливости. Впрочем, из уважения к погибшему автору книгу всё же не стали удерживать.

И всё же кое-что цензура вымарала. Живописуя типичного русского барина-самодура, Пушкин указал, что Троекуров насиловал своих крестьянок. Цензоры сочли само упоминание сексуального насилия безнравственным и вычеркнули этот момент. Зато спокойно пропустили мимо глаз незаконное объявление брака православным священником – ведь Маша, несмотря на то, что потом говорили о клятвах, так и не сказала в церкви «да».

Роман был неокончен

Рукопись издали после смерти Пушкина. Название ей придумал издатель, исходя из того, что при жизни Пушкин звал роман по фамилии прототипа – «Островский». Но известно, что в черновиках Пушкина был набросан план событий после свадьбы Марии Троекуровой и отъезда Владимира Дубровского за границу.

План представляет собой только несколько фраз, которые нелегко расшифровать однозначно, но из него следует, что Мария вскоре овдовела и, вероятно, Владимир вернулся на родину, чтобы увидеться с ней. Там на него донесли в полицию. Чем должен был точно заканчиваться роман, неизвестно.

Несмотря на то, что школьники считают «Дубровского» одним из самых увлекательных классических текстов, входящих в программу, его очень низко оценивала Анна Ахматова, называя бульварным чтивом. «Вообще считается, что у П<ушкина> нет неудач. И всё-таки «Дубровский» ― неудача Пушкина. И слава Богу, что он его не закончил. Это было желание зар<аботать> много, много денег, чтобы о них больше не думать. «Дуб<ровский>», оконч<енный>, по тому времени был бы великолепное «чтиво». <…> …оставляю целые три строки для перечисления того, что там есть соблазнительного для читателя», писала она.

К Анне Андреевне у меня всего один вопрос. Мог ли Пушкин халтурить? Cтал писать бы он историю, где не проникся бы всей душой к героям? Герой Владимир с неслучайным именем (имя означает «владение миром»), его увлекал своими целями, величием души, свободой мысли и действия, Машенька – обаятельна, трогательна, нежна. Да и Троекуров – типичный самодур своего времени – стал хорошим пасом Гоголю для Городничего и Ноздрева. Да, он собирался получить деньги за книгу, в этом нет никакой крамолы, но примем к сведению – у Пушкина было столько долгов, и они не слишком его обременяли – т. е. деньги не играли сколько нибудь существенной роли в его мироощущении.

Проза Гоголя: почему автор выбрал именно такие образы?

Зачем писать «Вечера», которые сводят с ума

Есть такое ощущение – что Гоголю хотелось порадовать, изумить Пушкина, вот он и извлек, как фокусник из рукава, свои «Вечера на хуторе близ Диканьки». И рвется наружу, прорывается острыми концами вверх параллель между пушкинским Иваном Петровичем Белкиным и гоголевским пасечником Рудым Панько.

Откуда взялись гоголевские персонажи?

Секрет успеха вроде бы прост. В «Вечерах» Гоголь обратился к традициям украинского вертепа. Баба – Солоха, казак – Вакула, дьяк – Осип, Голова, кузнец, красавица – Оксана, царица и кум. У каждого из них есть характерная черта. Так, казак – благороден до мозга костей, красавица – горда и молчалива, баба – сварлива и хитра, дьяк – похотлив, кузнец – примитивен, а царица – величественна и справедлива.

Почему они так заразительны?

Да оказывается, не так уж прост секрет этот. И ведь образы схематичны, но у Гоголя они наполняются соками, точно спелые яблоки и груши… Когда прочтешь – отложишь томик – взглянешь на календарь, а позади уже «годы и годы» – тут понимаешь, как аллегоричны его персонажи, особенно в «Мертвых душах». Чичиков – предприимчивость, Ноздрев – наглость, Плюшкин – скупость, Манилов – мечтательность и т. д.

Но немыслимо теплая, фееричная атмосфера! Неужели все это творилось или могло твориться на Земле? Мне она так нравилась, что в моей жизни «Вечера» когда-то были палочкой-выручалочкой от всех детских обид, особенно случавшихся во время переездов с матерью по городам и сменой школ. Часто бывало так, что дети в новом классе нового города, уже сгруппировались по интересам, и ученика свалившегося на них, как «снег на голову», не замечали. Тогда вечерами, после дневной суеты, приходили «Вечера…», и поверьте мне, с той книгой я был не в «общажной" комнате Гурьева или Тамбова – а гостевал на хуторе… Там белые хаты, просторные дворы, где хозяйничают гуси, казаки с закрученными усами в зипунах, и у реки красавица с коромыслом.

Какими задумывались «Мертвые души»

Первоначально Гоголь задумал «предлинный роман» в комическом ключе. В октябре 1835 года он сообщал Пушкину: «Начал писать „Мёртвые души“. Сюжет растянулся на предлинный роман и, кажется, будет сильно смешон. Но теперь остановил его на третьей главе. Ищу хорошего ябедника, с которым бы можно коротко сойтись. Мне хочется в этом романе показать хотя бы с одного боку всю Русь».

Однако с началом работы над «Мертвыми душами» замысел претерпел очень существенные изменения.

«Пушкин находил, – писал Гоголь, – что такой сюжет „Мёртвых душ“ хорош для меня тем, что даёт полную свободу изъездить вместе с героем всю Россию и вывести множество разнообразных характеров».

Первые главы своего нового произведения Гоголь с тревогой прочитал своему кумиру, в надежде развеселить Пушкина. Но, закончив читать, Гоголь обнаружил мрачное лицо А.С. …Поэт произнес только: «Боже, как грустна наша Россия!».

Гоголь ловил каждое слово Пушкина – и сразу бежал за свою конторку, вставал и брался за дело – вносил правки. От романа не должно сложиться тягостное впечатление – поэтому грустное в нем переходит в смешное, а смешное оборачивается грустным.

Как подбирались характеры в «Мертвых душах»

«Я думал просто, – писал Гоголь в «Авторской исповеди», – что смешной проект, исполнением которого занят Чичиков, наведет меня сам на разнообразные лица и характеры; что родившаяся во мне самом охота смеяться создаст сама собою множество смешных явлений, которые я намерен был перемешать с трогательными. Но на всяком шагу я был останавливаем вопросами: зачем? К чему это? Что должен сказать собою такой-то характер?»

Гоголь писал так, будто варил борщ: бульон наваристый приготовил, свеклы сладкой добавил, капусты настрогал, сальцем жареным сдобрил, соли подсыпал.

«…Чем более я обдумывал мое сочинение, тем более видел, что не случайно следует мне взять характеры, какие попадутся, но избрать одни те, на которых заметней и глубже отпечатались истинно русские, коренные свойства наши. Мне хотелось в сочинении моем выставить преимущественно те высшие свойства русской природы, которые еще не всеми ценятся справедливо, и преимущественно те низкие, которые еще недостаточно всеми осмеяны и поражены».

Какое же предсказание вложили классики в этот персонаж?

Задумать с Лермонтовым портрет Печорина, чтобы затем сам герой избавился от него, как ящерица от хвоста

* * *

Темнеют горы на горах, Ущелья в глубине ущелий. Мне чужд заката смутный страх. Темнеют горы на горах. Воспел я отчий мир в стихах. Я от камней зачат в камнях, Мне в колыбели камни пели. Темнеют горы на горах, Ущелья в глубине ущелий. Мне чужд заката смутный страх.

(Пер. Арсения Тарковского)

Автор Амо Сагиян

«Герой Нашего Времени, милостивые государи мои, точно, портрет, но не одного человека: это портрет, составленный из пороков всего нашего поколения, в полном их развитии. Вы мне опять скажете, что человек не может быть так дурен, а я вам скажу, что ежели вы верили возможности существования всех трагических и романтических злодеев, отчего же вы не веруете в действительность Печорина? Если вы любовались вымыслами гораздо более ужасными и уродливыми, отчего же этот характер, даже как вымысел, не находит у вас пощады? Уж не оттого ли, что в нем больше правды, нежели бы вы того желали?» (Михаил Лермонтов)

Портрет становится четче и контрастнее, когда автор романа «Герой нашего времени» сталкивает как боксеров фабулу и сюжет, а потом разводит их в разные углы ринга, до следующей схватки. Портрет становится загадочнее, и прозреваешь: автор все равно не раскроет главную завесу тайны. Построение композиции свидетельствует красноречиво. Острота сюжета в каждой точке, и только заискрило напряжение, тут же разрядка.

Каждое появление героя на людях, и нате, получите коллизию, с контрабандистами или Грушницким – да неважно с кем. Печорин явно противопоставлен обществу, и не только минеральных вод, и не только обществу своего времени. Название как привет от нашего общества – вашему обществу. Да, потомки?

Нате, заберите равнодушие, подлость, жестокость, снобизм, цинизм и еще всякие – «ости» и «измы», которые вы навыдумывали, – намекает Печорин, – Упрекайте, корите, браните, судите меня, – мне наплевать.

Пропасть растет, делаем выдох, но без Печорина пустота, а пустота нас пугает, без него жизнь страшнее. И тогда парадокс, нам хочется вернуть Печорина. Без него пресно и скучно. Он привлекателен, как Демон. Он обаятелен, как Демон. Он умен, как Демон. Выходит «Герой нашего времени» – это вариант «Демона» в прозе? Печальный демон стал равнодушным демоном, устал печалиться, устанет быть равнодушным.

Но почему именно «портрет из пороков» так вдохновил Лермонтова? Ответить на этот вопрос – попасть в ловушку, которую приготовил гений Лермонтова.

В его ловушке уже замеченные коллизии, да еще запутанность с интригой, да еще перипетия для неожиданных перемен в судьбе персонажей. Да еще свой тройной автопортрет – в «Тамани».

Молодому автору «удалось создать вымышленный образ человека, чей романтический порыв и цинизм, тигриная гибкость и орлиный взор, горячая кровь и холодная голова, ласковость и мрачность, мягкость и жестокость, душевная тонкость и властная потребность повелевать, безжалостность и осознание своей безжалостности остаются неизменно привлекательными для читателей самых разных стран и эпох…» – писал Набоков.

Портрет создан, но не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы не заметить, что Печорину не достает пороков Грушницкого или Казбича, убившего Бэллу. Отчего ж такое расхождение с планом составить портрет, «составленный из пороков всего нашего поколения»?

Автор легко мог «наградить» Печорина чем-то еще, но не стал, что помешало или что увлекло автора во время написания?

А вот посмотрите 3 цитаты.

«Я не знаю языка лучше, чем у Лермонтова, – говорил А.П.Чехов по поводу „Тамани“. – Я бы так сделал: взял его рассказ и разбирал бы, как разбирают в школах, – по предложениям, по частям предложения… Так бы и учился писать».

«Никто ещё не писал у нас такою правильною, прекрасною и благоуханною прозою…» – писал Н.В.Гоголь о Лермонтове.

«Если бы этот мальчик остался жив, не нужны были бы ни я, ни Достоевский», – Л.Н.Толстой о Лермонтове.

Поняли, в чем дело? Чехов, Гоголь и Толстой преклоняются перед стилем, и не упоминают образ главного героя. Не говорит ли это о том, что Лермонтов попал под влияние своего стиля, и возможно, пожертвовал ради стиля сценами, где раскрывались бы и другие черты героя?

Что сотворила со Львом Толстым Мария Гартунг?

Одна дама в соцсетях заявила «Толстой сказал: «Анна Каренина – это я»». Источник она не назвала, хотя, очевидно претендовала на литературные познания и высокохудожественный вкус. Возможно, она запуталась в сетях ФБ, но на вопросы нужно было как-то отвечать. Сначала сторонники столь радикальных сентенций спасали даму канонадой выстрелов – дружно «залайкали», и не менее дружно «облаяли» всех оппонентов. Затем она сама пошла в атаку – использовала весьма уязвимый индуктивный аргумент: «мол, все авторы превращаются в своих героев». На этом все успокоилось. Кто же стоял за образом Анны?

Читаю Милана Кундеру:

«Однако романист не является ничьим рупором. Скажу больше – он не является рупором и своих собственных идей».

Тогда кто-же автору нашептывает развитие сюжета? У?

Кундера:

«Мне нравится думать, что искусство романа появилось на свет как отголосок смеха Бога. Но почему смеется Бог, видя, как человек думает? Потому что человек думает, а истина ускользает от него».

Да, Бог – провокатор! Иначе он не организовал бы встречу Льва Толстого со старшей дочерью Александра Пушкина Марией Гартунг…

И явилась Мария не зря…

«Выросши, она заняла красоты у своей красавицы матери, а от сходства с отцом сохранила тот искренний задушевный смех, о котором говорили, что он был у Пушкина также увлекателен, как его стихи». (Пётр Бартенев, биограф Пушкина)

Изысканна. Изящна. Изобретательна… Обаятельна. Остроумна. Обворожительна…

Ее смело можно было причислить к избранным красавицам своего времени.

Знакомство с Толстым состоялось в 1868 году, на балу у Тульского губернатора. Толстой обратил внимание на "породистые завитки " на затылке, которые, узнав о ее отце, видимо, объяснил ее африканской генетикой. Еще писателя-художника вдохновил ее достойный туалет – платье темного лилового бархата, украшенное живыми цветами (фиалками, кажется) и скромной ниткой жемчуга.

Сам Бог велел сделать ее героиней романа. Портрет Анны Карениной, запечатленный в памяти Кити Щербацкой, у Льва Толстого навеян был образом Марии Гартунг.

Но есть у этого знакомства еще одна особенность. Красавица была замужем. Мужем Марии Александровны был генерал-майор Леонид Гартунг – управляющий Императорским конным двором.

Пройдут годы, и трагический конец ее мужа – соседа Л.Толстого (самоубийство в зале суда из-за ложного обвинения) позже станет кульминацией сюжета "Живого трупа".

Это не остановило Толстого – он тут же завязал с ней интимную беседу за столом, были ли там намеки на возможность ее вступления в порочную с ним связь – так и осталось неизвестным. Хотя в контексте амурных дел фраза Толстого: «Многому я учусь у Пушкина» приобретает двойное значение.

Мария была неприступна…

Самолюбие графа было задето. Самолюбие писателя задето было вдвойне.

Толстой решил прописать ей незавидную судьбу в каком-нибудь из своих романов. Случай представился через 4 года. В 1872 году в окрестностях Ясной Поляны под поезд бросилась некая Анна Пирогова, причем дела амурные сыграли в той трагической истории не последнюю роль.

Толстой решил, что его час пробил, и с первой фразой на листке "Все смешалось в доме Облонских" прибежал к Софье Андреевне…

Знала бы она, что в начале «Все смешалось в чувствах» Льва Николаевича.

Мария его вдохновила так, как ни одна из женщин

Воздадим должное Марии. Прояви она тогда минутную слабость, и не было бы романа «Анна Каренина». Ах если б женщины почаще нам отказывали!

Насытившись, он бы не испытал столь острых чувств. Пожалуй, лишь Скотту Фицджеральду удавалось быть страстным по отношению к познанной женщине. Но какой ценой? И чего стоит одна его фраза: ««Хочется… выпить так, чтоб небу стало жарко…».

За Скоттом и его женой-непоседой тянется длинный шлейф «подвигов»

Недоступность женщины в какой-то момент дала Толстому надежду на доступность образа. Но во время работы над романом он поймет, что это была иллюзия. Образ творит с ним все, что хочет.

«Когда Толстой набрасывал первую версию «Анны Карениной», Анна была очень неприятной женщиной, чей трагический конец был именно тем, чего она и заслуживала. Окончательная редакция романа абсолютно иная, но я не думаю, чтобы Толстой в процессе писания изменил свои этические воззрения. Я бы, пожалуй, сказал, что в то время, когда он писал, он прислушивался к голосу иному, чем голос собственного морального сознания. Он прислушивался к тому, что я хотел бы назвать мудростью романа. Все подлинные романисты прислушиваются к этой надличностной мудрости. Этим объясняется тот факт, что великие романы всегда чуть мудрее своих сочинителей. Романисты более мудрые, чем их произведения, поступят верно, если выберут себе другое занятие». (Милан Кундера)

Где-то он пытался быть ей отцом, и Анна, как любимое дитя, была то послушна, то шкодлива. Где-то он был мужем, Карениным, чутким и правильным, и тогда Анна задумывалась о супружеской чести и долге. Где-то он становился любовником и говорил словами Вронского: «Это не любовь. Я был уже влюблён, это не то. Это какая-то сила внешняя завладела мной. Ведь я пытался бежать, потому что я решил, что этого не может быть, понимаешь?..»

Но все было тщетно. Мужчины рядом с Анной Карениной просто «деревенели».

Понятно одно. Толстой намеревался осудить Анну – написал роман, а пока работал над ним, полюбил Анну и практически оправдал.

Да, гвардейский офицер Вронский как никто иной реализовал эго своего создателя.

Любопытно, что Толстой прекрасно знал, о том, что в живущей совсем недалеко, в Тульской губернии, в семье Гартунгов, мужем Марии (напоминаю прототип Анны) является человек с военным чином генерала. Но в романе он сделал совсем наоборот. Мужем-рогоносцем Анны является чиновник, а вот любовником – военный человек – ротмистр.

Как известно, Лев Толстой вышел в отставку в чине поручика, это всего через одну ступеньку ниже ротмистра. Офицер был по духу Толстому ближе чем чиновник, ведь он не забыл каким был в чине поручика. Есть даже фотографии.

Сделаем небольшое отступление…

Откроем окончание повести «Отец Сергий».

По сюжету женщина для главного героя (Касатский) в какой-то момент оказалась сильнее Бога. Но он и утвердился в Боге благодаря ей.

«– Спаси Христос, – ответил Касатский, не надевая шапки и кланяясь своей лысой головой.

…Чем меньше имело значения мнение людей, тем сильнее чувствовался Бог.

Восемь месяцев проходил так Касатский, на девятом месяце его задержали…. На вопросы, где его билет и кто он, он отвечал, что билета у него нет, а что он раб Божий. Его причислили к бродягам, судили и сослали в Сибирь.

В Сибири он поселился на заимке у богатого мужика и теперь живет там. Он работает у хозяина в огороде, и учит детей, и ходит за больными».

Толстой будто потерял своего героя. Посмотрите, как ритмично развиваются события после того, как одна девица соблазнила отца Сергия, и он бежит из кельи.

В романе он законспирировал свою встречу с Марией

«Да, теперь я понимаю, откуда у неё эти породистые завитки на затылке!»

Лев Толстой

Толстого часто упрекают в нравоучительстве. Когда Лев Николаевич пишет роман – он учится жизни у героев, будто они пришли к нему, и все-то о себе выложили.

Он пишет роман, и понимает, что не имеет права быть носителем истины, она где-то выше. В этом и неиссякаемая привлекательность романа. Кундера:

«Роман – это воображаемый рай индивидуальностей. Это та территория, где никто не является носителем истины, ни Анна, ни Каренин, но все имеют право на понимание, и Анна, и Каренин».

Трудно преувеличить власть женщин над Толстым.

А через два абзаца вверх, в другом произведении мы обнаружили роль женщины в судьбе человека, посвятившего себя Богу.

Чем больше он писал о женщине – тем был внимательнее к ней, покорно слушал, и с нетерпением узнавал ее следующие шаги.

«На голове у неё, в чёрных волосах, своих без примеси, была маленькая гирлянда анютиных глазок и такая же на чёрной ленте пояса между белыми кружевами». (Лев Толстой «Анна Каренина»).

Точно передает сходство Иллюстрация А.Самохвалова «Вронский и Каренина».

Плюшкин подбирает ржавый гвоздь на дороге вместо Гоголя. Землемер пытается попасть в замок, он обозначен вроде бы под буквой «К», если не ошибаюсь, – он Франц Кафка. Поставь перед собой главный жизненный вопрос «быть или не быть», и ты Шекспир. Но в замках Англии и Шотландии пронизывающий холод, Шарль! Отправляй на дороги приключений своего Тиля Уленшпигеля. Ты постарел, Карло Коллоди? Заходи в свою мастерскую, в ей ты – Джеппетто. Верно? Тогда строгай своего Пиноккио.

Ведь автор помогает герою. Он, автор, причина всех причин. Чтобы понять автора – нужно побывать в шкуре его героя, как это делал сам автор. Выходит и Катюшей Масловой Лев Николаевич побывал. А почему – нет? Только не обо всем нужно говорить читателю, а особенно, критику.

Для тебя всегда есть роль в любимой книге – неважно, согласен ты или нет. Допустим, крота или стрекозы. А может, дерева в поле.

Я вычитываю из книги Эрика Кермеля «Хозяйка книжной лавки на площади Трав» такую фразу: «…Когда я читала книгу Соржа Шаландона «Четвертая стена», мне казалось, что я находилась среди развалин Бейрута. Я покинула эти страницы раненая, словно побывала в центре ливанской войны».