Текст книги "Кукловод"

Глава семнадцатая

Из-за волнений последних дней Гецман потерял сон. Но утром после бессонной ночи, как всегда, был деловит и собран. Ровно в девять он начал просматривать свежие газеты. В девять тридцать пять вызвал в кабинет секретаршу Машу и отдал короткое распоряжение.

– Давай сразу к делу.

Через десять минут секретарша вытерла губы платочком и ушла. Гецман проводил Машу печальным взглядом и застегнул ширинку.

Как секретарша Маша – полный ноль, даже величина с минусом. Зато молодая, свеженькая, симпатичная, с красивой улыбкой, фигуристая. И муж у нее хороший парень, чистенький такой, наглаженный, институт заканчивает.

Гецман увел эту девчонку у одного известного певца. Маша не то, чтобы выступала на эстраде, скорее дурью маялась. В песне про скорый поезд она подпевала "ту-ту-ту-ту". Вот и весь вокал, ни одного человеческого слова.

Во время исполнения лирической песни про осень она выходила на сцену в купальнике бикини и крутила задницей перед публикой. Машкин округлый зад всем нравился. Он должен был вызывать у людей грусть по ушедшему лету. Люди хлопали не певцу, а этому симпатичному заду. Окружение эстрадного артиста еще то, сволочь на сволочи. Короче, Гецман вытащил Машу из грязной помойки. А на помойках, как известно, растут одни сорняки. Рано или поздно Машку посадили бы на иглу и пустили по рукам. Девчонка должна помнить об этом, быть благодарной Гецману.

Теперь у Маши хорошая работа, перспективы. У нее все впереди. Когда-нибудь она повзрослеет и поймет, что на жизнь можно зарабатывать не только минетами. Можно научиться и другому ремеслу. Скажем, на той же пишущей машинке печатать без ошибок. Впрочем, все навыки когда-нибудь непременно пригодятся.

…Оральный секс немного расслабил Гецмана, снял напряжение.

Он положил перед собой чистый лист бумаги, стал размышлять. Итак, добрые надежды похоронило время. О грузовиках по-прежнему ни слуху, ни духу. Если оставить все как есть, не поднять задницу, не попытаться найти машины, можно очутиться в дерьме по самые уши. Утонуть в нем, захлебнуться.

Накануне к Гецману явился некий Рахмон Ашуров, таджик, который держал связь с получателями груза. В кабинете Гецман, боявшийся прослушки, не мог позволить себе откровенный деловой разговор. Он оставил мобильный телефон на рабочем столе, велел водителю подать машину к подъезду. Этого Ашурова пришлось отвести в ресторан "Оливия", где хозяин свой человек, отвечающий за безопасность гостей.

Чертов таджик, человек далеко не бедный, оделся, как директор сельского дома культуры. Серенький костюмчик, застиранная рубашка, галстук в цветочек из бабкиного сундука. Неловко в компании такого человека появляться на людях. Ладно, – решил Гецман, – и то хорошо, что этот хмырь не явился на встречу в национальном костюме, полосатом халате и тюбетейке. И по-русски Рахмон говорил вполне сносно.

Связник сообщил, что получатели груза прибыли на место, в пригород Чимкента, два дня назад. Они привезли свой товар, теперь ждут и готовы принять в любое время московский груз. У господина Гецмана какие-то проблемы?

Пришлось врать. "Проблем нет, – бодро ответил Яков Семенович. – Случилась небольшая задержка в пути. Один из грузовиков сломался. Поэтому вашим людям придется подождать еще три-четыре дня. Это ведь не долго". Кажется, Ашуров не очень-то поверил в эти басни дедушки Крылова.

Связник щурил свои подлые хитрые глазки и улыбался. Не поймешь, что на уме у такого прохиндея на уме, не узнаешь, что он задумал. То ли вытащит из кармана носовой платок, то ли заряженную пушку. И выпустит всю обойму в лицо Гецмана. Впрочем, до таких крайностей не должно дойти. Пока. А дальше? Готовься заплатить неустойку. Или тебя закажут.

Сколько стоит сам Гецман? Ну, миллионов шесть-семь на разных банковских счетах и в офшорных компаниях можно наскрести. Минус весьма крупная сумма, которую он вложил в эту операцию. Плюс общественное положение, плюс высокие связи. Это те же деньги.

Сколько стоит жизнь Гецмана? Точнее его смерть? Совсем недорого, тысяч десять-пятнадцать. А какой-нибудь отморозок, приехавший с Украины на заработки в Москву, на такое дело за штукарь подпишется. А накинь такому подонку еще сотню зеленых, он и всю семью Гецмана вырежет, глазом не моргнет. И будет уверен, что ему заплатили по первому разряду.

Вот это парадокс. Человека ценою в несколько лимонов, можно грохнуть за месячную зарплату его секретарши.

* * *

Гецман, раздумывая над грустными реалиями жизни, не переставал улыбаться. И даже в шутку попросил у Рахмона в следующий раз привезти ему спелую дыню. Таджик съел на шару дорогой ужин, высосал бутылку бордо и немного размяк. Из ресторана «Оливия» Ашуров и Гецман вышли поздним вечером, обнялись на тротуаре, под светящимся козырьком кабака. Можно сказать, что лед недоверия был растоплен.

"Значит, я заеду к вам через четыре дня?" – прищурился Рахмон. "Лучше через пять дней", – ответил Гецман. Хоть один день выгадал. Ашуров махнул рукой, сел в такси и укатил в неизвестном направлении. Гецман забрался в свой "Мерседес" и велел водителю ехать не домой, а в офис. Напрасно только прокатался. Пока Гецман выпивал и закусывал в ресторане, новостей не поступало. Что ж, отсутствие новостей тоже новость.

Бессонной ночью Гецман перебрал все варианты развития событий. Поломки грузовиков, нападение бандитов, конфликт среди водителей, который кончился кровью… Насочинять можно много чего. Истина одна.

Теперь события, которые произошли перед отправкой грузовиков, не казались Гецману случайными. Авария на дороге. Три водителя, три надежных, проверенных человека оказались в больнице. И только на Акимове всего пара сомнительных царапин. Почему он так легко отделался?

Акимов утверждал, что успел выпрыгнуть из падающей с насыпи машины. Почему он успел выпрыгнуть, а другие не успели? Выходит, Акимов был готов к аварии. Точнее, он ее, аварию, и устроил. Ясно, сидел за рулем… С таким расчетом устроил, чтобы вывести из строя людей Гецмана. И набрать на это дело своих парней. Величко – низкий, примитивный человек. Отпетый уголовник, рецидивист, мокрушник, готовый на все. Рогожкин – этот фрукт со временем Величко превзойдет. Его подозревают в убийстве, еще Бог знает в чем. Каширин – как выяснилось, расхититель, которого разыскивает милиция и кредиторы.

Тварь этот Акимов. Тварь, каких мало. Втерся в доверие Гецмана, стал чуть не его правой рукой. Такой он весь из себя правильный, такой хороший, что аж тошно.

Что же он задумал? Если ответить на этот вопрос, можно считать, что грузовики нашлись. Он хочет украсть товар и заработать много денег? Может, уже нашел покупателей. Вряд ли, к Акимову деньги плохо липнут. Он вообще не интересуется деньгами. И Казахстан не то место, где можно сбыть столь специфический товар, оружие. Что же остается?

Акимов не любил рассказывать о казахстанском периоде своей жизни. Но до Гецмана дошли разговоры, что несколько лет назад, когда Акимов работал где-то в Казахстане, группа тамошних подонков убила его детей и молодую жену. Потом Акимов отсидел несколько лет за то, что изметелил до полусмерти тамошнего участкового милиционера, не сумевшего защитить его близких. Нужно было просто пришить этого мента темной ночкой, а не кулаки об него отбивать белым днем при свидетелях.

Отмотав срок, Акимов появился в Москве, нашел армейского сослуживца Гецмана. И все эти годы Акимов делал вид, что работал на Гецмана. А на самом деле просто ждал своего часа. Жил ожиданием мести. И дождался…

Это самая жизненная, самая правдоподобная версия.

* * *

Утро этого серенького началось с дороги. И запомнилось Каширину только тем, что он поймал в своих волосах насосавшуюся крови вшу. Раздавленная ногтями больших пальцев, вша лопнула.

Каширин сидел посередине сидения, между Акимовым и Галимом, и смотрел, как под колеса грузовика убегает серая неприветливая степь. Акимов, зажав в зубах фильтр сигареты, пускал дым носом и крутил баранку. Галим, невеселый с утра, хмурил брови. Машину трясло на неровной дороге, по которой давно никто не ездил. В колеях которой успела вырасти и высохнуть трава.

Внезапно Каширин понял одну простую штуку, которая раньше почему-то никогда не приходила в голову. Нет дня у пропасти, в которую падает оступившийся человек. Летишь, катишься вниз и все не видно того места, где сломаешь себе шею. Ему захотелось поделиться этой мыслью с хмурым Галимом, но то начал разговор первым.

– Игорь, – обратился он к Акимову, – ты уже придумал, что мы подарим Джабилову?

– Людоеду что ли? – Акимов опустил стекло и выплюнул окурок. – Вот хотя бы это.

Держа руль одной рукой, он зубами стянул с пальца массивную золотую печатку, протянул Галиму. Тот минуту вертел печатку в руках, крякнул, вернул ее Акимову. Галим покачал головой:

– Возможно, это дорогая вещица. Я в этом ничего не понимаю. Но кольцо не налезет на палец Джабилову. У него пальцы толстые. И вообще… Не принято дарить мужчинам золотые украшения. Это плохой тон.

– Боже ты мой, какие церемонии, – сказал Акимов. – Деньги плохой тон, печатка тоже не подходит. Тогда что ему дарить?

– Нужен мужской подарок.

– Ну, я же не предлагаю женские трусы или бюстгальтер, – начал заводиться Акимов. – И тампоны не предлагаю.

Каширин решил вставить слово.

– Подарите ему оружие, – сказал он. – Автомат что ли. Это хороший подарок. Именно мужской.

– Да, думаю, что-нибудь стреляющее Джабилов возьмет. Даже будет рад. Но автоматом его не удивишь. Автомат у него наверняка есть.

Акимов покачал головой.

– Да, мы везем оружие. Но этот товар мне не принадлежит. Я не имею права разбазаривать по дороге арсенал. Это все равно, что у своего приятеля обчистить карман.

– Тогда мы вряд ли сумеем договориться с Джабиловым, – сказал Галим.

Минут десять ехали молча. Акимов, кусая губу, о чем-то размышлял. Наконец, подвел черту под своими мыслями.

– Какого черта, – сказал он. – Перевозчику такого товара положено десять процентов его стоимости. Можно взять не деньгами, а можно натурой. Таковы рыночные цены. Пожалуй, мы так и поступим. Гецман должен меня понять. Далеко еще ехать?

– Километров десять осталось, – сказал Галим.

Акимов остановил машину, вылез из кабины. Он долго копался в кузове, гремел ящиками. Каширин тоже выбрался из кабины выкурить сигарету.

– Держи, – крикнул из кузова Акимов. – Можешь попробовать.

Каширин принял из его рук длинную снайперскую винтовку Драгунова с оптическим прицелом. Хорошо сбалансированная, довольно легкая винтовка. Каширин потрогал пальцами ложе из натурального дерева, укрепленный на дульной части ствола пламенегаситель с пятью продольными прорезями. Со всех сторон осмотрел оптический прицел, укрепленный на левой части ствольной коробки. Каширин снял с оптического прицела пластмассовый колпачок.

Вскинул винтовку, поднял предохранитель, отвел назад затвор, досылая патрон в патронник. Каширин прижался правым глазом к резиновой гармошке, прикрепленной к окуляру. Акимов спрыгнул вниз, закрыл борт кузова.

– Ну, как, нравится? – спросил он.

– Как подзорная труба, – ответил Каширин.

– Прицел белорусский, ПСО-1-М, – сказал Каширин. – Довольно старый, но надежный. – У него есть электрическая подсветка сетки для ночного прицеливания. Ловит цель по инфракрасным лучам.

Каширин водил стволом из стороны в сторону, выбирая цель. Но когда вокруг голое пространство выбирать не из чего. Поймал в нить прицела деревце, растущее на дальнем конце поля. Каширин выбрал толстую нижнюю ветку.

– До того деревца восемьсот метров, около того, – сказал он. – Так показывает прицел.

– Стреляй, – сказал Акимов. – И попадешь, куда целишься. Прицельная дальность тысяча двести метров. Винтовка заряжена специальными патронами со стальным сердечником. У этих патронов высокая кучность.

Каширин нажал на спуск. Грохнул выстрел. Пуля пролетела мимо, не задев основания ветки. Он покачал головой, передал винтовку Акимову.

– Чего-то не того, мимо.

Акимов взял винтовку, потрогал пальцами ствол, не нагрелся ли. Он прицелился в то же самое деревце. Акимов немного сметил рамку прицела, сделал боковую поправку. Медленно спустил крючок. Каширин увидел, как далекое деревце, срезанное пулей, переломилось надвое.

– Дело мастера боится, – засмеялся Акимов. – Ну, это мужской подарок?

… Курык считался в здешних краях вполне благополучным, даже зажиточным селением. Расположенный на пригорке, он был хорошо виден издали. Курык, в отличие от других сел, похожих друг на друга, как близнецы, имел свои достопримечательности. Здесь проживал известный, прославленный газетами и людской молвой человек, Сарым Джабилов.

Газеты писали, что при задержании людоед оказал отчаянное сопротивление милиции. Джабилов забаррикадировался в каменном доме в пригороде Жаркамыса и отстреливался до последнего. При этом он сумел захватить четырех заложников, двоих из которых кончил. Двоих успела отбить милиция.

Когда медицинская экспертиза, назначенная судом, признала Джабилова невменяемым, руководитель группы захвата подошел к клетке, в которой сидел подсудимый и сказал: "Об одном в своей жизни я жалею. Что не пришил тебя тогда, при задержании". Джабилов рассмеялся в лицо оперу: "Мудила, больше у тебя такого шанса не будет. Я доберусь до тебя первым".

Тот опер, руководивший захватом людоеда, бесследно исчез, когда Джабилов выписался из психушки. Тогда поговаривали, что людоед изменил своему правилу есть только юных женщин, впервые попробовал мужского мясца. Все плевался и говорил, что жестковат был опер. Потому что мент человек злой по жизни, а у злых людей и плоть жесткая.

Два года назад Сарым Джабилов построил в Курыке новый дом. Настоящий деревянный дом из круглого леса с мезонином. Во дворе высилась теплая юрта. Вокруг юрты разрастался молодой, посаженный два года назад яблоневый сад.

Остальные тридцать поселковых домов были одноэтажными, с плоской кровлей. Построенные из сырцового кирпича, обмазанные глиной и покрашенных белым цветом. Возле домов не было ни яблоневых садов, ни огородов, ни палисадников. Лишь голая утоптанная земля.

Третьей достопримечательностью Курыка был природный водоем. Селение протянулись вдоль устья безымянной речки. Весной и летом речка пересыхала. Осенью вновь набирала силу, между двух покатых берегов появилась вода. Сейчас ржавый мутный ручей шириною в полтора метра струился по дну глубокого оврага и медленно сбегал в низину. Хоть и не широка речка, но через нее перекинули добротный деревянный мост, на котором запросто разъедутся две машины.

Жители Курыка гордились своим водоемом, мостом, деревянным домом Джабилова, его богатой юртой. Здешние мужчины при встрече с Джабиловым снимали шапки, женщины кланялись в пояс.

Грузовики не въехали в село через мост, остановились на его дальней окраине, метрах в ста от крайнего дома. Чтобы попасть к крайнему жилищу Джабилова, нужно пройти вдоль всего Курыка.

– Я пойду один, – сказал Галим. – Поговорю с Сарымом. Спрошу, примет ли он подарок. Он возьмет винтовку только в том случае, если сумеет нам помочь.

– Валяй, – сказал Акимов. – Тебе не страшно?

Галим пожал плечами и честно признался.

– Как сказать. Колени слегка дрожат.

Акимов слазил в кузов, передал вниз винтовку, завернутую в кусок брезента, подсумок, полный патронов. Галим неспешно зашагал вдоль кривой улицы.

* * *

Гецман повертел перед собой белый лист, нарисовал на нем какую-то козявку, скомкал бумагу и бросил в корзину. Думай, не думай, толку мало. С таджиками можно немного потянуть резину. Но их терпение имеет границы. Выход один: надо собирать ребят и отправлять их на поиски пропавших машин. Шансов совсем немного. Но лучше иметь мало шансов, чем вообще их не иметь.

Но остается еще одно осложнение – господин Литвиненко. Он и его люди разыскивают вора и растратчика Каширина. Возможно, в самом скором времени они его найдут, выколют глаза, отрежут уши и вообще все, что покажется лишним. Но если вспомнить, что за груз везут машины, эта акция не желательна. Литвиненко может сгоряча перебить всех водителей. Ему ведь без разницы, один труп на себя повесить или все четыре. Чем черт не шутит: вдруг Литвиненко решит завладеть грузом. Почему бы и нет? Ставки высоки, надо срывать банк.

Может получиться по-другому: завяжется перестрелка, один неосторожный выстрел, и машины с опасным грузом взлетят на воздух. Тут два варианта: грузовики нужно найти быстрее, чем это сделает Литвиненко. Или… А вот это уже лучше, благоразумнее. Нужно вести поиски пропавших грузовиков сообща, так сказать, объединить усилия.

Но в какой дыре искать Акимова? Казахстан велик. Слишком велик, чтобы в нем затеряться на веки вечные.

Стоп… Перед отправкой грузовиков Гецман просто из дружеских побуждений взял у Акимова ключи от его квартиры. Хотел в порядке одолжения прислать ему на дом уборщицу, чтобы она там навела порядок. Прибралась, цветы полила. Как он до этого раньше не дошел? Как мог забыть про ключи? Вот же сраная башка. Ключи, ключи… Куда же он их положил? Один за другим Гецман выдвигал ящики стола, пока не нашел, что искал. Отлично.

Затем Гецман нашел карточку Литвиненко, набрал номер его мобильного телефона, предложил встретиться в том же ресторане, где вчера ужинал с таджиком. Литвиненко отказался, дескать, слишком шикарное заведение. Ясно, хочет встретиться на своей территории. Литвиненко предложил увидеться в шашлычной "Казбек", ровно в шесть. Пришлось соглашаться.

Гецман вызвал машину, спустился вниз, назвал водителю адрес Акимова. До Товарищеского переулка недалеко. Через двадцать минут Гецман был в нужном подъезде, пешком поднялся на этаж, открыл верхний и нижний замки, перешагнул порог.

Ну и духота здесь. Гецман обошел небольшую однокомнатную квартиру, стараясь решить, что же он хочет найти. Но так и не решил.

– Начну с начала, – сказал Гецман вслух.

Он скинул пальто, смахнув с сиденья собачью шерсть, придвинул стул к секретеру, опустил крышку. Так, записная книжка, чьи-то телефоны и адреса. Гецман переворачивал страницу за страницей, высматривая длинные международные номера. Все не то, казахских номеров нет. Он сунул записную книжку в карман, стал листать блокнот. Тоже мимо. Гецман перебирал шкатулочки, безделушки, побрякушки. Что еще есть в этом секретере? Колода карт, сигареты, пара пачек презервативов. Что тут скажешь? Хата одинокого самца.

Главное, нет никаких записей. Закрыв крышку секретера, Гецман побродил по комнате. На стене вист пара боксерских перчаток. А ведь это хороший тайник. Он снял перчатки с гвоздя. Что-то тяжеловаты. Точно, что-то в них есть. Тьфу… В одной перчатке – чекушка водки, в другой – стаканчик.

– Идиот несчастный.

Гецман с силой запустил перчатки в угол. Жалобно звякнула, дала трещину чекушка, перчатка наполнилась водкой. Гецман вышел на кухню, покопался в полках, выдвинул ящик разделочного столика. Пошарил рукой в дальнем углу и вытащил перевязанную ленточкой тонкую стопку писем.

Гецман хотел бросить письма обратно в ящик. Но привлек внимание обратный адрес на распечатанном конверте. Казахстан, область, район… Поселок агрокомбината имени Алтынсарина, ул. Дружбы, Галим Чоканович Мусперов.

Надо же, Чоканович. Ну и отчество. Гецман сел к кухонному столу, разложил письма веером, стал разглядывать штемпели, выбрал самое свежее. Вытащив из конверта тетрадный листок, исписанный крупным разборчивым подчерком, Гецман проглотил первые общие фразы. Вот она суть.

Галим Мусперов пишет: "Рад сообщить, что нужный нам человек, наконец, появился. Назаров уже неделю живет в нашем поселке у одной женщины. И в ближайшее время уезжать не собирается. О прошлом он не вспоминает. Когда примешь окончательное решение, дай мне знать письмом. Жду встречи. Галим". Гецман потер руки.

Похоже, письма – это то самое, что он искал. Гецман посмотрел на часы, времени в запасе много. Теперь он выбрал самое старое пятилетней давности письмо, стал читать по порядку.

* * *

Гецман разделся в гардеробе шашлычной «Казбек» ровно в шесть вечера, поднялся на второй этаж. Литвиненко уже светил лысиной за дальним угловым столиком у окна. Гецман поздоровался, сел напротив него, произнес несколько общих фраз и перешел к делу. Сообщил, что машины до сих пор так и не нашлись. И надежды на то, что они сами собой найдутся, почти не осталось. Поэтому он, Гецман, решил собрать своих парней и направить их на поиски пропавших грузовиков.

– Вы не хотите присоединиться к моим людям? – спросил Гецман. – Все вместе мы быстрее закончим поиски.

– Я думал, это предложение вы сделаете еще в день нашего знакомства, – ответил Литвиненко. – Вы постеснялись. Лучше поздно, чем никогда. Но есть проблемка: не худо бы знать, где искать ваши грузовики и моего Каширина.

Подошел официант, принял заказ, спросил, что господа будут пить.

– Выпить? – переспросил Литвиненко. – Ну, можно водочки. И прицепи чего-нибудь. Пивка, скажем.

Когда официант удалился, Гецман начал деловой разговор. Он коротко рассказал о злоключениях Акимова, о гибели жены и детей, лагерном сроке.

– Он пришел ко мне несколько лет назад, – сказал Гецман. – Нищий человек, без надежды на хорошую жизнь. Ну, мы вместе служили в армии. Все-таки старый товарищ. Я дал ему приличную работу, помог подняться. Думал, что все дерьмо в жизни Акимова позади. Но я ошибался. Все эти годы он вынашивал планы мести своим обидчикам. Ждал случая, чтобы свести счеты. Теперь Акимов и Каширин вместе.

– Понимаю, что они вместе, – усмехнулся Литвиненко. – Но где именно их искать?

– Вот, тут и адресок есть. Читайте. Эти письма я нашел на квартире Акимова. У меня был ключ, но только сегодня я догадался туда съездить. Пишет некто Галим Мусперов. Видимо, друг Акимова.

Гецман полез во внутренний карман пиджака, выложил на стол стопку писем. Литвиненко вытащил первое письмо, быстро пробежал глазами строчки.

– Занятно, – сказал он. – Что ж, надо срочно собираться в дорогу. Вы меня здорово порадовали.

– Это селение, агрокомбинат имени Алтынсарина, расположено недалеко от границы с Россией. По пути сюда я заехал к одному другу из Генерального штаба, сверился с подробной военной картой. Можно добраться самолетом до Оренбурга, купить там парочку легковых машин, и в путь. Расходы поровну. Грузовики легко нагнать, когда есть точный адрес. Бля буду, они торчат в этом хреновом агрокомбинате или где-то поблизости.

– Из Москвы до Оренбурга единственный рейс, в восемь тридцать вечера. Сегодня не успеем, значит, вылетаем завтра.

– Я дам вам своих парней, – добавил Гецман. – Нужно избавиться не только от вашего Каширина. От всего этого сброда. Всех того…

Гецман приподнял голову и провел указательным пальцем по шее.

– И от вашего приятеля Акимова тоже нужно избавиться? – переспросил Литвиненко.

– Разумеется, его тоже надо… Акимов сам на себе крест поставил. Дальше машины поведут другие люди. И еще момент… Буду откровенен, вы должны это знать, раз уж мы будем действовать сообща. В машинах весьма деликатный груз.

– В каком смысле деликатный?

Гецман понизил голос до шепота.

– Точнее, опасный груз. В машинах оружие. Автоматы, винтовки, плюс к тому много патронов, заряды для гранатометов и взрывчатка. Надо все устроить так, чтобы Акимов и его шпанская команда не успела воспользоваться оружием. Элемент внезапности. Впрочем, стоит ли вас учить.

– Да уж, это лишнее, – оскалился Литвиненко.

– Этот груз ждут заинтересованные влиятельные люди. Поэтому действовать следует очень осмотрительно. С оглядкой. Неосторожный выстрел – и мои капиталовложения накроются одним местом.

Гецман хотел добавить, что накрыться одним местом могут не только его капиталовложения, но и он сам запросто этим местом накроется. Не выполни Гецман взятых обязательств, таджики пустят его в речку, на корм рыбам, устроят автомобильную аварию со смертельным исходом или просто пристрелят, как беспородную собаку. Но Гецман сдержал себя, осекся на полуслове. Зачем говорить лишнее?

Литвиненко хлопнул ладонью по столу.

– О'кей. Мы сделаем свое дело. Груз отправится по назначению, а я вернусь в Москву. Вы помогли мне, я помогу вам. Без проблем. О судьбе вашего груза не беспокойтесь.

– Хотелось бы не беспокоиться, – вздохнул Гецман.

Через полтора часа Гецман и Литвиненко расправились с шашлыками, выпили холодной водочки, перешли на "ты" и обговорили все подробности предстоящей операции. Расстались почти друзьями. Гецман сел в машину и в самом добром настроении отправился в офис.

Кажется, с души камень свалился. Он, чувствуя прилив молодой бодрости, проскочил приемную, заметив, что Маша еще не ушла. На боевом посту, ждет указаний. Вот и прекрасно. Войдя в кабинет, бросил пальто на стул, нажал кнопку громкой связи, вызвал секретаршу.

– Давай прямо к делу, – заявил Гецман.

– Вам как обычно? Или по президентски?

Гецман сел в кресло, расстегнул штаны, вытащил палку из трусов.

– Давай, дружок, по президентски. В ротик.