Текст книги "Крестная дочь"

Глава 5

Вместо ответа Зубов вытащил из карабина обойму с патронами, сунул ее в карман куртки, залез в кабину самолета, пошуровал там минуту. И вернулся с потертым планшетом из свиной кожи. Разложив военную карту, прижал к земле камешками ее края, чтобы не сдуло ветром.

– Мы находимся вот здесь, – он ткнул пальцем в бумагу. – Вокруг невысокие холмы, за ними начинается выжженная степь, пустынные районы, где не живут люди. Нормальному человеку здесь делать нечего. Карта выпущена десять лет назад, некоторые населенные пункты, кишлаки и аулы, которые здесь обозначены, на самом деле уже не существуют. Ушла вода, а вместе с водой ушли и люди. Понимаете?

– Понимаю, хорошо понимаю. Что вы пудрите мне мозги. Вешаете лапшу. И втираете фуфло.

– Тогда дослушайте, я все объясню доходчиво.

Зубов лег боком на землю, подложив одну руку под голову, другой рукой показывал место на карте и объяснял, что это. Итак, они находятся на северо-западе Узбекистана. Тут красные пунктирные линии – это караванные тропы, а не автострады. Единственная грунтовая дорога, которая проходит внизу под холмами, обрывается через десять километров. Что дальше – неизвестно. На карте никаких обозначений. Если взять строго на север, через шестьдесят-семьдесят километров выйдешь к Аральскому морю. Если пойти на восток или на запад – впереди только степь и пустыня. Места там безводные и дикие. Плотность населения тут и в лучшие времена не превышала одного человека на десять квадратных километров. А теперь, может статься, человека и на сотне верст не окажется.

Самое разумное – двинуть на северо-восток, в места, где есть оазисы, где живут люди. Если повезет, можно выйти к вот этому кишлаку Айопдек, который в двадцати пяти верстах от того места, где они находятся. Оттуда за деньги можно добраться еще до одного населенно пункта, покрупнее. А там уж остается надеяться на бога и случай. Если Панова решится уйти, Зубов даст ей три литра воды, больше выделить не может, они с Сухановым не брали ничего лишнего, даже воду. Даст консервы, спички и пистолет. Идти придется ночью, ориентируясь по компасу и звездам. Днем при палящем солнце долго не прошагаешь, надо будет отдыхать, завернувшись в спальник. Скорость путника по пустыне примерно два километра в час. Если все пойдет как по маслу, в чем лично он очень сомневается, путь займет всего два-три ночных перехода.

Но есть проблема. В этих местах месторождения металлов, слишком бедные для промышленной разработки. Поэтому компас иногда выделывает такие трюки, что положиться на него нельзя. Если Панова собьется с курса на один градус, она проскочит кишлак, того не заметив. И пойдет дальше, не имея шансов на удачу. Ориентироваться по звездам с точностью до градуса – это проблема даже для профессиональных путешественников или кочевников. Короче, шансов выбраться живой не так уж много. Вокруг полно змей, попадаются степные волки.

И еще: народ тут не то чтобы уж совсем дикий, разный народ. Есть таджики, говорящие на иранском языке, арабы, среднеазиатские цыгане. Они не слишком образованы и плевать хотели на нашу мораль и нравственные законы. То есть об этих законах и морали краем уха кто-то когда-то слышал. Но давно забыл, что слышал и когда.

Изредка встречаются кочевники, пастухи, но эти уходят отсюда с наступлением осени, тут болтается всякое безлошадное отребье, которому некуда податься. И к женщинам, особенно русским, относятся не лучше, чем к собакам. Можно встретить сволочей, которые живут тем, что тайными тропами перевозят героин из Афганистана и Таджикистана через границу с Казахстаном. И дальше к побережью Каспия. В Россию уже морем дурь доставляют другие персонажи. Можно столкнуться с парнями, которые сделают из Пановой общественную жену, а потом, когда она им надоест, просто перережут ей глотку. Общественная жена в их понимании грязное существо, удовлетворяющее низменные потребности мужчин. Словом, пускаться в это путешествие нет резона.

* * *

– Откуда столь обширные познания? – Панова выглядела подавленной. – Значит, вы тут уже бывали?

– Где я только не бывал, – ушел от прямого ответа Зубов и добавил: – Голод тут – частый гость. Если какой-нибудь местный паренек сильно проголодается, он жрет собственное дерьмо. Или мать поджарит на вертеле. А мягкая белая девушка – эго гораздо вкуснее жилистой старухи. И еще: погода тут переменчивая. В этой чертовой дыре никогда не поймешь, станет ли к полудню жарко, как в аду, или выпадет снег.

– А чего это по степи стали бродить всякие отморозки? И заниматься бандитизмом?

– Вы в газете работаете, должны знать.

– Я работаю в отделе светской хроники. И занимаюсь только своим делом. Остальное меня не колышет.

– Теперь уже колышет, – поправил Зубов. – Тут на юге республики и в соседней Киргизии что-то вроде народных волнений. Я сам знаю не так уж много – только то, что болтали по радио. Кто-то кого-то пострелял. В нескольких городах сожгли административные здания и разграбили магазины. Освободили зэков из тюрем и изоляторов временного содержания. В том числе бандитов, убийц и насильников. Потом спохватились, но поздно. Эти ребята разбежались кто куда. Тейпы, кланы делят между собой власть, плодородную землю и воду. А вода и земля тут дороже денег. В газетах это дерьмо называют революцией и борьбой народа за демократию. Короче: время неспокойное. Я не нагоняю страха, но лучше бы вам остаться.

– Сама решу, что для меня лучше.

– Кстати, документы при вас?

– Российский паспорт.

– А деньги?

– Есть немного.

– Паспорт спрячьте подальше. И никому его не показывайте. А вот деньги берегите. Они могут пригодиться, если у вас их не отнимут. Ну, до того момента, когда они понадобятся. С пистолетом умеете обращаться?

– Стреляла в тире. С близкого расстояния не промахнусь.

Панова достала мятую пачку сигарет. Она смотрела на карту, словно в свое будущее, и это будущее ей не слишком нравилось. И картины перед глазами стояли мрачные.

– Оставайтесь, – посоветовал Зубов. – Так будет лучше.

– А что случится со мной, если ваш план развалится? Люди, которых вы ждете, останутся живы. И прикончат вас? Ну, что тогда?

– Тогда я вам не завидую, – честно ответил Зубов.

– Черт бы вас побрал, только не пугайте меня, – сказала Панова. – Я пуганая. Бывала в местах и похуже этих. И мужиков встречала покруче вас.

– Приятно, что у вас за плечами богатый жизненный опыт, – усмехнулся Зубов. – Значит, я вас не убедил? Вы все-таки уйдете?

– Обязательно, и темноты дожидаться не стану. Я не хочу становиться свидетелем убийства. Точнее, соучастником. Если бы вы знали, насколько мне все это противно. Тьфу.

– Что ж, как знаете… Это ваше решение.

– Последняя просьба…

Панова поморщилась. Просить Зубова ни о чем не хотелось, но иначе нельзя. Кровь из носа надо позвонить на работу, в газете порядки строгие, а на место Пановой метит одна баба по фамилии Коробкова, любовница одного очень большого человека. Пока она всего лишь корреспондент, пешка, не обремененная талантами. К тому же совершенно безграмотная. В слове «корова» сделает две ошибки. Но с ее звериной хваткой, неуемным аппетитом и умением терпеливо дожидаться подходящего момента есть все шансы пройти в ферзи. Любовник замолвит за нее словечко, да и сама Коробкова переспит с кем угодно, хоть с главным редактором, хоть с помощником верстальщика, лишь бы своего добиться.

А тут такой шанс выпал: заведующая отделом светской хроники без объяснения причин, даже без звонка, просто не выходит на работу. Подставляет своих подчиненных, всю газету. Из этого можно такое кадило раздуть, тошно станет.

Панова не сильна в подковерной борьбе, у нее нет любовника с огромными связями и деньгами. А с приходом нового хозяина газеты все осложнилось. Положение у нее пока прочное, она журналист с именем. Но на памяти Лены из-за пустяка со службы вылетали и не такие именитые. Надо обязательно дозвониться шеф-редактору, объясниться, сказать, мол, заболела или придумать что-то поубедительнее… Это не важно. Главное – поговорить и отпроситься… Ясно, выбраться отсюда не так просто, придется очень долго идти, а потом доехать до аэропорта на попутках или автобусе.

Но все проблемы решают деньги, а деньги у нее есть. И не только рубли. За подкладкой сумки восемьсот баксов. Этого хватит, чтобы избежать формальностей и проволочек при оформлении авиабилета. Ей нужно немного времени. Максимум через три дня она будет в Москве. И постарается забыть обо всех злоключениях.

– Я видела у вас спутниковый телефон, – сказала Панова. – Мне нужно позвонить. Не беспокойтесь. Позвонить не в милицию и не в ФСБ. Всего лишь на работу. Завтра я дежурю по номеру. Если не появлюсь, не отпросившись, меня просто турнут со службы. Сейчас запарка, корреспонденты не вышли из отпусков. И заведующая отделом вдруг… Как бы это сказать… Загуляла.

– Без проблем, – кивнул Зубов. – Я сам двумя руками за служебную дисциплину. Но если вы скажете одно лишнее слово, только одно… Я оборву разговор.

– А я подумала, за одно лишнее слово вы пристрелите меня из своего поганого ружья.

* * *

Время медленно приближалось к обеду, желудок Девяткина, не проглотившего с утра ни крошки, глухо урчал, требуя пищи. Но обедом в квартире не пахло. Зато в воздухе витал запах нафталина и какой-то аптечной дряни.

Маргарита Николаевна, младшая сестра покойной поэтессы Волгиной, расположившись за круглым столом у окна, сосредоточенно работала. Грызла кончик шариковой ручки, морщила лоб, делала очередную запись на листке бумаги. И, уставившись в потолок, долго сидела с открытым ртом, вспоминая, какие именно ценные вещи исчезли из квартиры старшей сестры. Девяткину оставалось только наблюдать за этими манипуляциями и время от времени, чтобы не заснуть, задавать очередной уточняющий вопрос.

– Вот вы пишете, что у Ирины Николаевны хранились две пары мужских часов, золотые «луковицы» фирмы «Мозер», предположительно тысяча девятьсот десятого года выпуска, – он потыкал пальцем в первую исписанную страничку. – Это что, абсолютно одинаковые часы?

– Не совсем, – Маргарита Николаевна сняла очки и потерла пальцами тонкий породистый нос. – Один экземпляр выпущен в простом оформлении. Часы с двумя крышечками. Внешняя крышка с фирменным вензелем. Внутренняя крышка гладкая. А внешняя крышка других часов украшена драгоценными камнями. Эти часы – штучный товар, они занесены в специальные каталоги. Но их цену, даже приблизительную, я не назову.

– Этого не требуется. Надо дописать, какие различия были между часами. И что за камни на крышке. И вот еще: тут указано, что в сережках белого золота бриллианты по два с половиной карата. Хорошо бы указать, какая у камней огранка.

– «Розочка», разумеется, – сказала Волгина-младшая. – В старину ювелиры использовали эту огранку. Другой, по-моему, и не было.

– Вот и напишите – «розочкой».

Девяткин вернул хозяйке листок и стал смотреть в окно. В этой квартире уже появлялся дознаватель, составлявший перечень пропавших ценностей, но сработал он халтурно. В составленном поминальнике не были описаны приметы ценностей, внешний вид, качество и вес пропавших камушков. Девяткину пришлось самому заняться этой рутиной, хотя в ювелирных делах он разбирался поверхностно. Слава богу, у Волгиной оказалась цепкая память. Обида занозой засела в ее сердце на всю жизнь: лучшие ювелирные изделия, настоящие произведения искусства, получила по наследству старшая сестра, которая никогда не носила даже скромные сережки, даже колечко из самоварного золота. А младшей сестре досталось что похуже. Почему так? В подробности Волгина не вдавалась, а Девяткин решил, что маленькие семейные тайны к его делу не относятся.

Пару раз в комнату входил высокий старик, он держал спину прямо, пояс теплого, простроченного золотой ниткой халата туго затянут на животе. Антон Андреевич, доктор медицинских наук и член всех известных академий мира, исподлобья смотрел на Девяткина, попусту отнимавшего время у его супруги, хмурился и сердито стучал по полу резиновым наконечником палки. Его лысый шишковатый череп блестел, на щеках играл румянец, на скулах перекатывались желваки. Старик был настолько похож на одного известного вора в законе по фамилии Кирсанов, что Девяткин боролся с желанием встать, заковать профессора в наручники и пару раз съездить кулаком по его умной башке. Но того вора еще три месяца назад приговорили на сходняке его же коллеги. Еще живого Кирсана затолкали в двухсотлитровую бочку и залили жидким бетоном.

– Муж волнуется, что вы втягиваете меня в это дело, – вздыхала Волгина. – Говорит, что убийцу все равно не найдете. И ценности тоже. Только нервы истреплете.

– Лично я вас никуда не втягиваю, – отвечал Девяткин. – Вы исполняете гражданский долг. А у вашего супруга случайно брата нет? Один мой знакомый очень на него похож.

– Только сестра. Она давно скончалась.

Девяткин уже не слушал Волгину, он думал о другом.

С утра довелось побывать на аэродроме, где Панову видели последний раз. Родстер «БМВ» жарился под солнечными лучами на служебной стоянке с внешней стороны забора. Майор побеседовал с председателем клуба «Крылья», руководителем полетов и начальником диспетчерской службы. Панову не видели нигде, она как сквозь землю провалилась или на небо взлетела. Но, как ни крути, выходило, что субботним вечером от полосы аэродрома оторвался только один самолет, «Тобаго», борт ТМ-57, совершавший тренировочный полет. За штурвалом опытный летчик Леонид Зубов. Больше в машине никого не было.

* * *

Самое любопытное началось следующим утром, когда «Тобаго», заправившись в Волгограде, вылетел обратно в Москву. И пропал с экранов радаров. Сигналов бедствия самолет не посылал, установить его точное местонахождение пока не представляется возможным. По мнению руководителя полетов, птичка совершила вынужденную посадку где-то в степи. Это произошло приблизительно в восемь утра, в воскресенье, то есть еще вчера. Однако активные поиски борта еще не начаты до сих пор.

«Пока волноваться не следует», – завершил свой рассказ руководитель полетов Прохоренков и тяжело вздохнул. Он отвел в сторону взгляд, не хотелось, чтобы этот мент видел его красные глаза. Прохоренков не спал ни часа и осип, переругиваясь с наземной службой волгоградского аэродрома. Девяткин кивнул, решив, что волноваться надо было еще вчера, когда потеряли борт, а сегодня самое время махнуть двести за помин души летчика Зубова. И Лены Пановой, которая, весьма вероятно, находилась вместе с ним в кабине. Возможно, старый воздушный волк решил показать высший пилотаж, повыделываться перед девчонкой, заложил мертвую петлю или штопор, из которого не смог вывести машину. Поэтому даже сигнала SOS не успел передать. «Тобаго» рухнул на землю и сгорел за четверть часа.

В аэроклубе «Крылья» Девяткин столкнулся с инструктором Васей Анисимовым, с этим парнем Панова должна была встретиться здесь, на этом самом месте, субботним вечером. Но Анисимов, по его словам, не дождался женщины. В записке написал, что еще вернется, но не вернулся и книжки не оставил, забыл. При осмотре комнаты отдыха аэроклуба, между подушками кожаного дивана, обнаружили редакционное удостоверение Пановой и шариковую ручку с логотипом газеты, где она работает. То бишь работала, поправил себя Девяткин. Теперь об этой женщине уместно говорить в прошедшем времени.

Удостоверение и ручка… На такие сюрпризы Девяткин не рассчитывал. Документ Панова показала охране, уходя со службы субботним вечером. М-да, это наводит на размышление… Точнее, выводы, неоспоримые и однозначные, напрашиваются сами. Перед полетом Зубов с Пановой покувыркались на этом диване, только потом залезли в кабину легкого самолета. Плотская любовь, ночной полет, близкие звезды и все такое. А этот Зубов, надо отдать ему должное, конченый романтик. То есть был романтиком.

«Заприте комнату отдыха, – сказал Девяткин начальнику летной школы Сазонову. – Сегодня приедут эксперты-криминалисты, осмотрят помещение. Может, чего еще найдут». – «А чего тут искать? – Сазонов вытирал со лба пот, катившийся градом. – Господи… Все на виду. Диван, стулья». – «Может быть, они пятна найдут», – пояснил Девяткин. «Какие еще пятна?» – Глаза Сазонова остекленели от напряжения, он подумал, что после этого ЧП в начальственном кресле ему не усидеть.

«Пятна крови или спермы», – раздраженно ответил Девяткин и заспешил к выходу. Шагая к воротам, он думал, что этот Сазонов уже намочил тряпку и затирает пятна на кожаном диване. С девчонками не один покойный Зубов любил развлекаться. И Сазонов, как пить дать, специалист по этой части – сразу видно.

* * *

– Теперь, кажется, все. – Волгина-младшая протянула майору третий исписанный листок. – Возможно, я что-то запамятовала. Но это так… Мелочи.

– Больше никаких фактов, относящихся к делу, не вспомнили?

– Моя сестра говорила, что к ней захаживает одна молодая женщина. Они вместе разбирают ее архивы. Имени женщины она не называла. Моя сестра была странным человеком. Вся в себе. Возможно, эта молодая особа имеет отношение к убийству. Поспрашивайте соседей.

– Я как раз этим и собираюсь заняться, – соврал Девяткин. – А почему ваша сестра не продала хотя бы часть драгоценностей? Она ведь очень трудно жила.

– Теперь у нее об этом не спросишь, – Волгина скорбно поджала губы. – Видно, для своего убийцы берегла.

Девяткин поблагодарил женщину, в прихожей натянул ботинки и хотел пожать руку профессору, но тот так сердито застучал палкой, что захотелось поскорее смыться. Девяткин шагал через двор, ощущая урчание в желудке, и думал, что надо бы ему жениться, и поскорее. Хотя бы на той бабе, которая стоит на раздаче в милицейской столовой. Вся из себя такая шустрая и вообще… Есть за что подержаться.

Да, это будет брак по расчету. Оформив отношения, Юрий Иванович не наживет себе язву желудка. И, если повезет, улучшит жилищные условия, переберется из убогой холостяцкой однушки в приличную квартиру, где окна выходят не на унылый корпус туберкулезного диспансера, а в сквер, где летом благоухает цветочная клумба. Через полчаса он пообедал в кафе и выбросил из головы вздорную затею с женитьбой. Сейчас это не ко времени, да и кандидатура раздатчицы из столовой больше не будоражила воображение. Он сел за руль служебной машины и отправился в ювелирную скупку «Агат», хозяин которой на безвозмездной основе консультировал милиционеров на предмет оценочной стоимости похищенных или найденных драгоценностей, а заодно уж сливал правоохранительным органам кое-какую информацию. Не мешает прикинуть цену золотых безделушек и камушков, пропавших из квартиры Волгиной.

Добравшись до места, Девяткин выключил мотор и, вытащив из кармана записную книжку, сделал пометку для памяти: «Заскочить к С. Н. Олейнику». Этому типу, владельцу фирмы контейнерных и грузовых перевозок «Вектор», принадлежит пропавший самолет «Тобаго». Олейник – член аэроклуба «Крылья» и давний приятель летчика Зубова. Авось скажет что-то дельное. Впрочем, сегодня к нему не успеть. Как-никак большой человек. Просто так, распахнув дверь ударом ботинка, в его кабинет не завалишься. С таким гусем о встрече надо договариваться заранее.

* * *

День клонился к вечеру, солнце задело край дальнего холма, южный ветер, дувший весь день и притащивший с собой удушающую жару, немного стих. Столб дыма, выросший на горизонте еще утром, сделался немного светлее. Он поднимался почти вертикально, таял в вышине, застилая ранние блеклые звезды. Горело где-то не слишком далеко, километрах в пятнадцати-двадцати отсюда, судя по карте, там нет никаких поселков. Но какая вера старой карте?

Зубов и Суханов, наблюдавшие за дорогой, готовились оставить позицию и спуститься к месту ночевки, как только стемнеет. Истекли вторые сутки, но машины не появлялись. Зубов сказал себе, что не надо ждать от жизни многого, когда она ничего не обещает. Не повезло сегодня, значит, фарт покатит завтра.

Заброшенная дорога, проходившая внизу, по-прежнему была пуста. Если не считать двух бродяг, которые прошли по ней еще утром. В шесть вечера впервые за последние сутки пропылила арба. Худой лошак, которого погонял мужик в полосатом халате, едва тянул повозку с колесами от мотоцикла. На деревянном настиле три тюка с барахлом, завязанным в простыни, заступ и тело женщины, завернутое в плюшевую скатерть с кистями. Зубов хорошо разглядел возницу с закопченной перепачканной сажей физиономией. И увидел лицо женщины: нижняя часть лица, скулы и подбородок, обмотана белой тряпкой, сквозь ткань проступали бурые пятна засохшей крови. Арбу трясло, скатерть распахнулась, стало видно полосатое платье, разорванное на животе, икры ног, посиневшие, но как-то неровно, полосками. Будто при жизни женщину исходили кнутом или вожжами.

– Мать их, что же тут происходит? – процедил сквозь зубы Суханов. – Прилетели в каменный век. А тут то ли война, то ли что похуже.

Едва слышно бухтел транзисторный приемник, настроенный на Москву. В часовых сводках новостей Узбекистан иногда поминали, по словам диктора, уличные беспорядки продолжаются на самом юге, где-то у границы с Киргизией, за многие сотни километров отсюда. В города и поселки, охваченные беспорядками, стянуты армейские части и милиция, которым уже удалось взять ситуацию под контроль. В остальных районах республики, если верить новостям, все тихо и спокойно.

– Что бы ни происходило, к нам это не имеет отношения, – тихо ответил Зубов. Он заметил, что возница плачет, размазывая слезы рукавом халата. – Меня заботит только одно: где пропали машины, где Фарад Батыров. Остальное – семечки.

Повозка встала у поворота дороги, пыль осела. Узбек спрыгнул на землю, взял лошака под уздцы и, обходя овраги, повел его в степь. Мужчина шел и шел вперед, будто что-то потерял на этой голой земле и теперь пытается найти. Суханов запоздало сообразил, что солнце садится, по местным обычаям, до наступления темноты полагается выкопать могилу и похоронить тело то ли жены, то ли дочери. Приникнув к окулярам бинокля, Суханов наблюдал, как мужик распряг лошака. Сбросив халат, узбек остался в майке, давно потерявшей свой первоначальный цвет, и кальсонах. Он вытащил заступ, поплевал на ладони и принялся за работу.

Зубов подключил батарею к спутниковому телефону, размотал провод антенны. Через минуту услышал голос Олейника.

– Значит, никаких новостей? – переспросил тот. – Одно другого не лучше. Я рассчитывал, что вы все закончите еще к вчерашнему вечеру. А этот таракан еще даже не приполз. Ладно, остается только ждать. От моего человека никаких вестей. Степь широка, но мимо вас он не проедет – это уж точно. Иначе придется дать крюк километров в пятьдесят, чтобы объехать холмы, а то и больше.

– Нас ищут? – спросил Зубов.

– Разумеется. Раз пять разговаривал с Сазоновым из аэроклуба. Все на ушах стоят, предполагают, что самолет потерпел аварию где-то в волгоградских степях. Но точное место установить не могут. Уже подключили к поискам тамошние службы. Военных и спасателей. Даже подняли в воздух вертолет.

– Ищут, – вздохнул Зубов. – Иначе и быть не могло. Сколько времени тут потеряли. Третьи сутки начинаются…

– Но это полбеды, – продолжил Олейник. – В диспетчерскую службу аэродрома, а потом и в аэроклуб сегодня приехал мент. Майор из МУРа по фамилии Девяткин. Искал он не тебя. А эту долбаную девку.

– С чего это вдруг?

– Каким-то макаром мент узнал, что Панова оказалась с тобой в одном самолете. Эта коза оставила свою тачку на служебной стоянке у аэродрома. Что натворила девчонка, почему ею заинтересовалась милиция, даже предположить не могу. Но наверняка тут что-то серьезное. Мент из убойного отдела не станет заниматься всякой лажей. Следом за Девяткиным на аэродром приехали криминалисты и парочка дознавателей, сняли показания с Сазонова и прочих. Кто на глаза попался. Обыскали помещение клуба. Эта Панова… Все неприятности с нее начались. Как у моряков: когда баба попадает на корабль, жди беды. А тут надо ждать большой беды. Напрасно ты ее отпустил. Большой кипеш только начинается. И все из-за этой…

Олейник крепко выругался.

– Сам жалею, что отпустил, – ответил Зубов. – Будут новости, позвоню. Держись поувереннее, если этот ментяра к тебе завернет.

– И ты не унывай. Я подумаю, как тебя лучше отмазать. Нужна правдоподобная легенда. Где пропал самолет? И откуда он снова появится? На эти вопросы придется отвечать. Весь расчет был на то, что вы быстро прихлопнете Батырова. А тут такая непруха. Ладно, держи связь…

Зубов смотал антенну и вырубил телефон.

* * *

Сумерки сгущались быстро, столб дыма стал почти невиден. На темно-фиолетовом бархате небе высыпали крупные звезды, показался острый серп месяца. Далеко в степи горел огонь костра. Это тот самый бедолага, похоронивший женщину в неглубокой, наспех вырытой яме, теперь, когда заметно похолодало, грелся у огня и закусывал лепешкой. Наверное, наедине с этим бездонным небом, темной степью, огоньком костра и свежим холмиком могилы человек чувствовал себя самым одиноким созданием во всей вселенной.

Дальше ждать не имело смысла. Спутники спустились к лагерю, положив на землю лист жести, бросили на него немного песка, плеснули солярки. Суханов саперной лопаткой смешал песок с машинным маслом, поднес горящую спичку и, поставив закопченный котелок поближе к огню, прибавил громкость приемника. Крутили джазовые композиции восьмидесятых годов группы «Чикаго». Не самая плохая музыка.

Зубов вытащил из-под брезента пластиковую канистру с водой, приподнял ее и грустно покачал головой. Литра четыре, не больше. На этом запасе, если экономить каждую каплю, можно продержаться еще сутки. А дальше хоть ложись на этот проклятый песок и подыхай.

– Надо было брать больше воды, – сказал Зубов.

– «Тобаго» – это бабочка, а не транспортный самолет, – резонно возразил Суханов. – Это еще чудо, что у нас хватило топлива долететь сюда. Это с лишним-то пассажиром. Если бы не попутный ветер, мы дотянули бы только до границы с Казахстаном. Не надо было давать воду этой девке. Четыре литра уперла… Этого бы нам еще на сутки хватило.

– Какого хрена сейчас вспоминать вчерашний день?

– Тогда кто-то из нас должен уйти, – сказал Суханов. – И вернуться обратно с водой.

– Если тут останется один человек – ни хрена не выйдет, – ответил Зубов. – Если уж уходить, то вместе.

– Но если мы уйдем, кто встретит Батырова?

– Раз уж мы сюда прилетели, то Батырова найдем. Информатор Олейника при первой возможности передаст координаты. Надо ждать. Но остаться здесь мы все равно не можем. Еще день – нечем будет глотку промочить. Что тогда? Только на своих двоих далеко не укатим. Нужен транспорт.

– Если рассуждать теоретически, – Суханов почесал за ухом, – нет, практически – мы могли бы долететь до ближайшего селения на самолете. Горючки хватит еще на сто километров. Или около того.

– Отпадает. Холмы кончаются через десять верст. А дальше голое пространство, которое просматривается вдоль и поперек. Там машину негде спрятать. Ее разберут по винтику еще до того, как мы утолим жажду. В любом случае весь эффект, на который мы рассчитывали, эффект внезапности, будет потерян. О неком самолете с русскими летчиками узнает все народонаселение. А здесь, на дне высохшего озера, «Тобаго» простоит хоть десять лет. И ни одна собака не найдет.

– Зато собака найдет наши мумифицированные трупы.

Суханов хохотнул, хотя было не до смеха. Зубов полез в карман куртки армейского образца с декоративными погончиками на плечах, вытащил пухлый бумажник и пересчитал деньги.

– В этой дыре нужны мелкие купюры, а не сотни, – сказал Зубов самому себе. – С крупных не получишь сдачи.

– Что ты тут собираешься покупать, командир? – усмехнулся Суханов. – И у кого? Застегни лопатник. Бумажки еще пригодятся. Чтобы огонь развести.

Не дожидаясь ответа, он сел на земле, угадав ход мыслей Зубова.

– Ну, ты даешь, командир, – сказал Суханов. – Просто гигант мысли.

– Не надо этой цветистой восточной лести. – Зубов самодовольно улыбнулся.

Он поднялся на ноги, влез в рукава куртки и повесил на плечо ремень карабина.