Текст книги "Кот, который умел искать мины"

Валентин Зорин, тот же день

Признаться, я не ожидал, что контора магистра Обдунира окажется на Тверском.

Практическое чародейство – занятие не слишком прибыльное, если, конечно, маг так глуп, что соблюдает все законы и правила без исключения. Орденскую десятину давно отменили, но на ее месте проросли, точно поганки, какие-то налоги, в которых не разбираются даже законники. И даже демоны, которые этим законникам помогают. А еще есть лицензии, которые надо получать – обычно за некую мзду, есть указы, которые положено исполнять до последней йоты... Одним словом, если у мага своя контора, да еще чуть ли не с окнами на Кремль – голову даю на отсечение, что не все его делишки так уж кристально белы.

Даже атрибутика меня не убедила. Подчеркнуто светлая обстановочка, обои в мелкий крестик, иконы по углам, и секретарша в скромном белом платьице. Скромном не по цене – зарплата у этой девицы побольше моей будет, – а по фасону. Впечатление, правда, портили неудачные попытки секретарши прикинуться эльфийкой. Не хватало только накладных заостренных ушей, а то я точно решил бы, что магистр Обдунир вытащил ее из борделя, что чуть дальше по улице, и от старых манер не отучил до сих пор.

– Вам назначено? – поинтересовалось это дитя лесов недружелюбным тоном.

– Нет, милочка, – ответил я. – Мне очень надо.

И продемонстрировал свои корочки.

– А-э-э... – выдавила секретарша. – Но я не могу...

– Доложите, – посоветовал я. – Я не займу у вашего хозяина много времени.

Конечно, настаивать на беседе я не имею никакого права. Но и магистру нет расчета давать мне от ворот поворот – чтобы я потом вернулся, не приведи боже, с ордером и в компании мрачных инспекторов Комиссии по чародейской этике. Конечно, если он кристально чист, то может встать на дыбы... но в его честность я не верю ни на грош.

Оказался магистр совсем не похож на белого мага. Он вообще на мага не был похож – скорее на толстого брата Тука, уронившего по ошибке свою рясу в чан с отбеливателем.

– Нуте-с, господин благочинный, – прогудел он, подавая мне руку. Пожатие у него оказалось неожиданно твердое. – Зачем изволили посетить мою скромную обитель?

– Хотел задать вам несколько вопросов, магистр, – вежливо, но непреклонно я пресек попытку задержать себя у двери и проследовал в кабинет чародея, так что тот волей-неволей двинулся за мной. Секретарша осталась в приемной. Вот и хорошо.

– И по какому, позвольте узнать, делу? – полюбопытствовал Обдунир.

Интересно, это у него от рождения имя такое дурацкое, или он себе псевдоним неудачно выбрал?

– По делу об убийстве Парамонова, – ответил я. – Журналиста... да вы слышали, наверное?

– А как же, как же, – закивал чародей. – Весьма печально. Но чего же вы хотите от меня?

– Покойный гражданин Парамонов, – напомнил я на случай, если моего собеседника пронял вдруг склероз, – заказывал у вас противодемоническую защиту. И было это, кажется, совсем недавно?

– А, вот вы о чем! – непонятно чему обрадовался толстопузый магистр. – Да, действительно, заказывал. Защиту я ему поставил, проверил... и больше мы с ним не виделись.

– Когда это, кстати, было? – поинтересовался я, доставая блокнот.

– Тому назад недели три... или две? – Магистр потешно наморщился. – А, память проклятая! Игберлас!

– Здесь, хозяин!

Из-под стола выбралось создание, при виде которого у меня разом отпали сомнения. Магистр Обдунир, несомненно, был в лучшем случае серым магом. Потому что ни один белый чародей не выберет для своего знакомца облик лемура. При всей внешней симпатичности этих зверушек... их ведь не случайно называют духами мертвых, верно?

– Игберлас, когда я обслуживал Парамонова В. С.? – потребовал маг ответа.

– Сейчас, хозяин! – Бесенок принялся рыться в картотеке с такой скоростью, что у меня в глазах зарябило. Трех секунд не прошло, как он извлек из ящика нужную карточку. – Вот! Двенадцатого числа сего месяца. Установлена... комплексная антидемоническая защита в составе... ну, это неинтересно...

– Интересно-интересно! – перебил я его. – Читай, приятель, не увиливай!

Знакомец вопросительно уставился на хозяина желтыми глазищами. Обдунир разрешительно махнул рукой.

– В составе... талисман бронный, сдерживаемой мощностью до ста пятидесяти килогейст в секунду, чары Аль-Хазредовы стандартные, итальянского исполнения...

– Достаточно, – прервал я его. – Остальные компоненты, надеюсь, столь же обычны?

– Вполне, – заверил меня Обдунир чуть поспешно. А не далее как минуту назад он меня уверял, что визита Парамоши вообще не помнит – две недели спустя, это надо же!

– А не упоминал ли покойный господин Парамонов, зачем ему такая... усиленная защита? – поинтересовался я с безразличным видом.

Хитрого мага я, конечно, не обманул.

– Увы! – Обдунир развел руками. – То есть он, конечно, намекнул, что ему угрожает опасность... но это как бы само собой разумеется при подобном заказе... Конкретнее мои клиенты, сами понимаете, не распространяются, а для меня спрашивать – значит потерять их доверие. Доверие, знаете – материя тонкая, подобно ауре...

– Понимаю, – прервал я его. – Такая деталь – в какие сроки был выполнен заказ? Я имею в виду, не подгонял ли вас господин Парамонов, не требовал ли поскорее его защитить? Одним словом, не ожидал ли нападения в самом ближайшем будущем?

– Можно сказать и так, – раздумчиво признал Обдунир. – Подгонять меня он не стал, конечно, но заказ проходил по первой очереди. Невзирая на доплату за срочность.

– А сколько она составляет? – полюбопытствовал я.

– Тридцать процентов, – ехидно встрял знакомец.

Я поперхнулся. Вот это аппетиты у магистра! Я-то знаю, сколько стоит сама защита. За эти деньги Парамонов мог новый ковер купить, без защиты, конечно.

– Р-р-р... – протянул я, не зная, что еще спросить. – Над чем господин Парамонов работал, вам он сообщить, конечно, не потрудился?

Обдунир молча покачал головой, всем видом показывая: «Ничем не могу помочь».

– И ничего странного вы тоже не заметили, не припомните?

– Было одно, – после некоторого раздумья выдал Обдунир.

Не скажу, чтобы я навострил уши. Когда свидетель начинает вспоминать «странности», его лучше быстренько прервать – а то такое наплетет, хоть святых выноси. Проверяешь до одури, а кончается все пшиком.

– Приносил он мне, – врастяжку, словно с натугой, выдал магистр, – свой кодовый блокнот. Просил проверить, как работает. Я глянул – все честь по чести, мнимый текст видится. Простыми чарами не снять... да вообще я по этой части не мастак, уж извините. Слишком тонкая работа. Хотя ушлые мальцы, слышал я, щелкают такие блокноты как семечки.

– Под что у него был этот блокнот замаскирован? – уточнил я.

– Под Евангелие, – ответил Обдунир. – Самое обычное дело.

И правда – что странного в том, что у человека при себе Библия? Простенькая такая, в бумажной обложке, массового издания. Вот только, зная тайное слово, можно увидеть, что страницы Доброй книги на самом деле пусты, верней – заполнены скорописью владельца этого самого блокнота. Любят такие вещицы те, кому есть что скрывать. Магистр, разумеется, прав – умеючи такой блокнот можно разочаровать за полчаса. Но то умеючи. А случайный любопытствующий либо отступится, либо, в худшем случае, сотрет все, что было написано, но прочесть все равно не сумеет.

А Парамонов – дурак. В этом я убедился окончательно. Проверять кодовую книгу у мастера по зачаровке ковров мог только законченный идиот, не отличающий некромантии от клептомании.

– Что ж, гражданин Обдунир, – произнес я, вставая. – Вы мне очень помогли. Возможно, через пару дней вам придется повторить все сказанное вами при свидетелях и для писца... но этим дело и окончится, уверяю.

Магистр коротко кивнул. Ему явно не хотелось тащиться в суд – желание вполне понятное, – а мне не больно мечталось его туда тащить. Возьмем показания, и пусть катится... пончик в балахоне.

Выходя из кабинета, я поискал взглядом секретаршу. У меня было сильное подозрение, что во время всего разговора она подслушивала под дверью. Девица смерила меня заранее негодующим взлядом. И я не удержался.

– Барышня, а уши вы в какой протезной мастерской заказывали? – поинтересовался я и, не дожидаясь ответа, вышел.

Всеволод Серов, вторник, 15 июня

С троллейбусом мне повезло на удивление. Новенький, чешский – ходили слухи, будто мэрия собиралась приобрести «Брандхеймы» турецкой выделки, но не сошлись в цене – не на троллейбусы, а на градоначальника. Но и «Шкода» по сравнению со старыми раешными «кирпичиками» – огромный шаг по пути к цивилизации. Вот когда дело дойдет до самобеглых тротуаров... Надеюсь, правда, завести к этому времени собственный ковер. Если опять не растрачу все сбережения на какую-нибудь авантюру. Ну кто, помилуй бог, заставлял меня пытаться сколотить состояние на разводе дискусов? Клятые рыбины строили из себя евнухов при гареме, хотя на вбуханные мною в специальный аквариум деньги я мог бы этот самый гарем нанять на ночь. В конце концов дискусов я продал, но неприятный осадок остался, словно разводили именно меня.

Искомый мною «Ательстан» располагался в полуподвале, – надо отдать должное хозяевам, – основательно отремонтированном и переделанном. Правда, на стене напротив кабачка огненными рунами была коряво нацарапана надпись: «Все гномы – пидоры!» Начертание рун показалось мне смутно знакомым. Я напрягся и сумел-таки выцепить их из памяти. Ну да, точно – именно так они были пропечатаны в «Саге об Эгиле», репринт издания 1831 года. Перевод достопамятного обращения Эгила к вражеской орде раешные редакторы смягчили, а вот в рунную надпись лезть побоялись.

Внутри было уютнее. Удобные стулья, ненавязчивое освещение, музыка – что еще нужно для приятного времяпровождения? Ну, разве что пожрать бы чего.

Я углубился в разложенные на столике листы меню и тихо присвистнул. М-да. Понятно, почему они цены в у.ё. указывают – для деревянных ноликов никакой бумаги не напасешься. Но даже так – мы ж все-таки не в Нью-Амстердаме, хотя и успешно догоняем по количеству наличных талеров на душу населения. Правда, распределены они у нас весьма... неравномерно.

И тем, у кого они отсутствуют, вход сюды, извините, заказан. Сюды изволит ходить «публика» – новоделаные купчины, бандюки... киллеры, кстати.

– Чего-с изволите-с?!

Хм. Я зацепился взглядом за мудреное франкское название. Вот еще бы произнести его так, чтобы эта рязанская морда распознала...

– Же не манж па сис жюр! – отбарабанила, не моргнув глазом, рязанская морда, проследив за моим пальцем. – К нему обычно изволят-с белое «шато-де-рийон» пятилетней выдержки и десерт-с! Фруктовый-с!

– Отлично. – Я изобразил барственный кивок, вытянул из кармашка титановый «брегет» и глянул на циферблат. – Действуйте.

Официант сгреб рассыпанные по столику меню и умчался.

Оставшись в одиночестве, я огляделся по сторонам. Что ж, вполне ожидаемая публика. Компания «конкретных братков» в модных кожаных колетах, что-то оживленно обсуждающая в правом углу, группка неведомо как забредших студиозусов – судя по плащам и фуражкам, мгушников – и еще с полдюжины едоков более неопределенного статуса. Для этого часа, пожалуй, народу маловато. Впрочем, время вечернего наплыва у каждого заведения свое. Интересно, а кем моя... кстати, кто? Не клиентка же!.. ну, скажем, знакомая, работает? Хорошо, если в зале, а не, скажем, на кухне.

В зал, оживленно галдя, вломилась кучка – человек семь – «новорусских». Когда они начали рассаживаться всего лишь за два столика от меня, я непроизвольно поморщился. Ну, что, блин, тише разговаривать никак нельзя?! Хозяева жизни, блин!

Я неожиданно вспомнил, как мы – пятнадцать рыл свежеиспеченных егерей-дембелей – завалились всей толпой в «Регалию», тут же переименованную по такому случаю в «Рыгалию». Зачем я туда пошел – сам не знаю. После Черного Ущелья прошло всего несколько месяцев, и внешний мир я все еще воспринимал... ограниченно.

Вскоре выяснилось, что тот ресторан уже облюбовали местные, тогда еще начинающие коммерсанты. Мы-то еще не представляли всего размаха перемен на Стройке за последние два года, и наша реакция на них была однозначной – мы там, за речкой, за вас, сук, кровь проливали, а вы тут... А мы вас туда не посылали, но вот сейчас пошлем... Ресторан мы разгромили качественно. Не зря учили. Была бы взрывчатка – мы бы и здание напоследок рванули.

Воины-миссионеры!

Мы привыкли, что там, за речкой, куда мы несли Святое Слово на винтовочных штыках, пуля в лицо, нож из-за угла, и рассчитывать можно только на такого же, как ты сам. И мы верили... нас хорошо воспитали, и мы верили... по крайней мере, вначале. А через полгода те, кто выжил... просто выполняли свою работу, честный ратный труд. Спасибо, хоть это нам оставили – чистую совесть.

Но видит бог, мы не ждали, что на родине нам станут плевать... хорошо, если в спину. Нас всех предали! Кого-то меньше, кого-то больше. Собственная страна!

– Простите-с.

– А? – Я очнулся и удивленно уставился на сверкающий круг у себя в руке.

– Сорри, – виновато сказал я, кладя нож на место. – Я немного... задумался.

– Ваш заказ-с.

По крайней мере, выглядело то, что я так неосторожно заказал, вполне аппетитно. А на вкус... Я осторожно попробовал отщипнуть с краю кусочек.

От блюда – уже наполовину опустошенного – меня оторвал какой-то неприятный тренькающий звук. Это был не дикий акын, как я сперва подумал, а всего-навсего юный менестрель в эльфийской курточке новомодного ядовито-зеленого цвета, настраивающий свою эолу.

К моему немалому облегчению, вскоре к нему присоединились барабанщик – полугном, если судить по росту, и полугоблин, если судить по внешности, – однако, услышав пробную дробь, я решил, что дело он знает, и бард – парень средних лет, с характерным хвостом за правым ухом.

Я было решил, что он и будет петь, но время шло, а кроме треньканья, позвякивания, бдиннов, бумов и прочих деловых звуков с эстрады не доносилось. Похоже, музыканты ждали еще кого-то.

И дождались. Через зал стремительно пронеслась не кто иная, как моя давешняя знакомая, стремительно вскочила на помост и, бросив на ходу что-то вроде «извините, ребята, задержалась», подошла к краю. Почти сразу же за ее спиной вспыхнуло неяркое сияние, а в остальном зале стало чуть темнее.

М-да! От такого сюрприза я едва не выронил вилку вместе с нанизанным на нее кусочком заморской вкусности.

Ай да девица Валевич, вероисповедания истинного, роду, вне сомнения, человеческого – без всяких там накладных кончиков ушей, хотя глаза все-таки чуть подведены.

Зато вот платье на ней было... я бы сказал, вызывающее. Короткое – чуть ли не до колен – черное, только у самой шеи ярко белела полоска воротничка. Ладно, хоть без этого... как бишь его... декольте. Зато руки почти все на виду.

Нет, я, конечно, все понимаю и вообще-то даже приветствую... В конце концов, в двадцатые одевались и похлеще – пока не выяснили, что для фиговых листочков расейский климат, мягко говоря, не тот. Но я-то рос в восьмидесятых, когда разве что паранджу не ввели, и то исключительно по идеологическим соображениям.

– Добрый вечер, господа, – проговорила девушка. Голос у нее оказался очень звонкий и... чистый. А то я уж было начал опасаться, что она, как некоторые свежезапалившиеся звездочки, пытается компенсировать недостаток таланта недостатком одежды.

– Я спою вам сегодня несколько песен. И первая из них – «Весна».

Эту песню я уже слышал – она несколько раз мелькала в эфирнике. Незатейливая и совершенно незапоминающаяся мелодия. Но исполняла ее девица Марина хорошо. С чувством.

Пожалуй, решил я, рассеяно вертя в руках бокал, прикинуться восхищенным до глубины души поклонником особого труда не составит. Попробовать пригласить ее к столику и попытаться найти ее... гримерку, что ли. Должна же она где-то переодеваться в это... безобразие.

По-моему, это была третья по счету песня... или четвертая? Неважно!

– А сейчас песня для тех, – девушка на миг задумалась, – кто в далекой стране сумел сохранить веру, любовь и надежду. «Афганская сказка».

 
Пробелило курганы поземкою рано,
Вечерами одной не гуляется, Таня.
В сентябре проводила на службу Ивана,
А служить ему выпало в Афганистане.
 

На миг мне почудилось, что я уже слышал где-то эту песню, – так знакома была мелодия. Или просто близка.

Я отчетливо увидел в призрачном свете колдовского зрения берег безымянной горной реки, темную груду сбитого транспортного ковра – магозащита не сумела уберечь его от «эрликона» – и бесчисленные белые квадратики уплывающих вниз по течению солдатских писем.

 
Пролетела весна – и лето настало.
Поднялся одуванчик, готовясь к полету.
И нашла она в ночь на Ивана Купала
Чародейный цветок у степного болота.
Попросила его: «Посвети мне в тумане.
Я тебя напою и от зноя укрою.
Ну а ты помоги мне увидеться с Ваней.
За горячей пустыней, за снежной горою».
 

Белые вершины оставались справа по борту. Мы летели уже второй час, и впереди раскинулось плоскогорье Талим-Шах. И трое!.. трое не вернулись из этого рейда, и мы даже не смогли вытащить их тела – нас зажала оркская банда, пришлось менять позицию, вызвали «прикрышку», а после драконов там не осталось ничего, даже пепла – только спекшийся камень...

Девушка пела... а я сидел и смотрел на нее... сквозь нее... туда, где за пределами светового круга стояли призрачные тени в окровавленном камуфляже. Не было видно только лиц, но мне и не нужно было их видеть – я помнил их. Всех их.

Мы подъехали к броду вечером, но темнеть еще не начинало. А до кишлака на том берегу было версты три. Мы даже не успели толком расположиться – воздух наполнился свистом и мины рванули чуть впереди – первый залп лег недолетом. Несколько воткнулось в песок почти рядом с нами, и все здорово струхнули, но они так и не взорвались – китайское барахло, в них взрывчатки не было, потому и улетели дальше остальных. Майор приказал сворачиваться – кто бы там ни был, в этом кишлаке, нас они рядом терпеть не желали.

 
Три душмана вдоль берега ставили мины,
На подмогу к себе призывая Аллаха.
А на плотной стене остывающей глины
Пела нежную песню какая-то птаха.
 

Под моими пальцами что-то жалобно треснуло. Я механически переломил полированную планку пополам... потом еще раз. Потом до меня наконец дошло, что я делаю, и я быстро запихал получившиеся щепки под скатерть.

По-моему, хлопал еще кто-то, кроме меня. Не помню.

Ноги, казалось, сами вынесли меня наружу. К счастью, на этот раз извозчика ловить не пришлось – украшенный черно-белыми шашечками ковер парил поодаль и мгновенно среагировал на призывный свист.

– Гони! – потребовал я, плюхаясь на подушки.

Пилоту, похоже, подобные закидоны пассажиров были не впервой. Он спокойно набрал высоту и лишь саженях в ста от земли, не оборачиваясь, осведомился:

– Прямо?!

– К цветочному гони! – заорал я так, что, наверное, расслышали прохожие внизу, и, чуть отрезвев, добавил: – Ближайшему.

Больше всего я опасался, что торговцы уже разбрелись. Время-то уже не так чтобы позднее, но, по нонешним меркам, достаточно тревожное.

Слава богу! Под деревянными навесами еще переминалось с лапы на лапу достаточно зеленых и пупырчатых лиц орочьей национальности, и, пролетая над ними на бреющем, я разглядел искомый мною... предмет.

– Вон к тому!

Не дожидаясь, пока ковер опустится, я перегнулся через борт и, ткнув в нужное ведро, крикнул:

– Сколько?

– Э-э, дарагой. – Орк ожесточенно зачесал затылок. – А сколько надо, а?

Вся его тяжкая мыслительная работа была выписана у него на морде огненными буквами – день почти что закончился, цветы не проданы, но клиент на прокатном ковре, по всему видать, торопится – заломить покруче, потом сбросить и попытаться втюрить максимум цветов.

– Все!

– Ы?

– Все забираю, морда зеленая, понял, да?!

– Весь ведро?! – уточнил орк. – Это будет... э-э... будет...

Не дожидаясь, пока он продерется сквозь трясину арифметических подсчетов, я рванул кошелек, сыпанул несколько талеров прямо на ковер – пилот сгреб их в тот же миг, хоть и сидел все время спиной, – швырнул кошелек прямо под сапоги торговца и сгреб всю охапку – колючих, черт! – безупречно алых роз на ковер.

– Гони!

– Прямо?

– Обратно гони!

Пожалуй, дверь в служебные помещения я пнул излишне сильно. Не стоит так обращаться с имуществом, тем более чужим. Ладно, хоть не вышиб напрочь.

Но все равно я решил исправить свою ошибку и дверь в гримерку пинать не стал. И стучать тоже.

– Кто... Ой!

Несколько секунд мы с девицей Мариной ошеломленно смотрели друг на друга. Точнее, я смотрел на изящную, кружевную, прозрачную, да ко всему же изрядно задравшуюся сорочку, а госпожа Валевич глядела на охапку роз, из-за которых выглядывали... пожалуй, что только мокасины «Ред Бул».

А потом руки у меня словно сами по себе разжались, и цветы начали медленно-медленно падать на пол. Один, два, дюжина – бух – и на полу гримерки образовалась алая копна.

– Это... мне?

Я сглотнул и попытался хотя бы кивнуть, но сумел всего лишь моргнуть, зато довольно явственно.

– Ой! – Девица прижала кулачки к подбородку.

Какая же у нее ослепительно милая улыбка – подумал я и сообразил, что стою, все еще растопырив руки. А еще я сообразил, что вот уже полминуты бесстыдно пялюсь на... на... и начал медленно подстраиваться под цвет пола.