Текст книги "Кот, который умел искать мины"

– Разумеется, – слегка обиженно отозвался главред. – Прорабатывал от и до... и потом еще мог вспомнить – через полгода, через год... У него дома ба-альшой архив хранился.

– Как вам кажется... – Я запнулся, подбирая слова. – Давно ли господин Парамонов не выдавал свежих сенсаций?

– Ну... – Снофнилыч, нельзя не отдать ему должное, задумался. – На мой взгляд, как раз время пришло. Да и сам он намекал на что-то такое. С этими своими командировками...

– Куда? – Я ухватился за последнее слово, как бульдог.

Главред пожал плечами.

– В точности сказать не могу. Куда-то... в Биармию, кажется. Или дальше.

– Выяснить никак нельзя?

Снофнилыч щелкнул по селектору. По исцарапанной хромированной поверхности побежали разводы.

– Олимпиада Даниловна, поднимите, пожалуйста, последние чеки Парамонова, – пробурчал главред, и импровизированное зеркальце померкло.

– Сейчас выясним, – пояснил он мне.

– Но что за сенсацию держал в рукаве Парамонов, не знали даже вы? – решил я уточнить.

– Даже я, – кивнул Снофнилыч. – Володя ради нее решился даже придержать статью о никелевом деле... слышали?

– Слышали, – неопределенно отозвался я, едва не подавившись. До меня не сразу дошло, что «Володя» и есть Парамонов В. С.

Слава богу, главред «Светской жизни» не стал интересоваться, отчего это расследование по вышеупомянутому делу, уже не раз с большой помпой открывавшееся и так же часто спускавшееся на тормозах, до сих пор не движется, хотя его сотрудник – о мертвых ibi bene – уже разжевал и положил на стол все потребные и непотребные улики. Мне, случалось, задавали и более идиотские вопросы.

Но если Парамонов решил слезть с заезженного никелированного конька... значит, и вправду подыскал себе скакуна покрепче.

В дверь постучали.

– Да, Олимпиада Даниловна! – бросил главред.

– Вот, Варсонофий Нилыч, – проговорила крашеная блондинка средних лет, цепляясь за увесистую папку. – Последние чеки Парамонова, как вы и просили.

– Нет, нет! – Снофнилыч возмущенно замахал руками. – Я просил поднять, а не принести! Вот, господин благочинный интересуется, куда Володя в последний раз ездил.

– Посмотрим... – Бухгалтерша проворно, как белка, зашуршала листами. – Так... Пермь, Нижнекамск, Оркск, снова Пермь... Вот.

– Действительно, Биармия, – развел руками Снофнилыч. – Если надо...

– Нет, нет, – успокоил я крашеную Олимпиаду, изготовившуюся уже грудью защищать драгоценную папку. – Если придется использовать ваши документы в качестве вещественных улик, мы придем с запросом и ордером. Благодарю вас за содействие. Если что-то вспомните – звоните.

Я небрежно черкнул на зеленом бумажном квадратике номер нашего отдела и вышел.

– Ну что? – Уже наученный опытом, я опустил взгляд. Хельга Аведрис выжидающе поглядывала на меня, запрокинув голову. – Есть результаты?

– Предварительные, – сладенько улыбнулся я.

– Не верю, – отрубила гномка. – Не мог Снофнилыч вас вывести на Невидимку, хоть...

– А кто вам сказал, что меня сейчас интересовал Невидимка? – ласково поинтересовался я. – Невидимку мы поймаем и без того – слишком он наследил в деле Парамонова. Я ищу того, кто сделал заказ.

– И найдете? – с ехидцей спросила Хельга.

– Вряд ли, – признался я. – Но если не искать – не найду точно.

Выходя из старинного особняка, где размещалась редакция, я глянул на часы у входа и присвистнул. Неужели я столько проваландался? Ну да – пока утром заехал в участок, отметился-расписался, потом – дом Парамонова, потом сюда... Велика Белокаменная, что ни говори, и даже порталы не спасают. Я прикинул, что обернуться до семи часов в участок, а потом еще к «Ательстану» на другой конец города не успею. Поэтому, найдя не разбитое еще хулиганами платное зеркало, я позвонил Смазлику, чтобы тот отметился за меня, а сам, перехватив с уличного лотка пару пирожков и кружку сбитня (да, я понимаю, что жрать перед походом в ресторан – дурной тон, но, во-первых, у меня с утра во рту росинки маковой не было, а во-вторых, пирожки дешевле), отправился прямо на свидание.

По дороге в кабак мне пришло в голову, что если уж я иду на выступление госпожи Валевич, то не худо было бы прихватить букет, и я бодро завертел головой в поисках цветочного ларька.

Ларьков, обычно усеивающих улицы нашей столицы вокруг порталов, точно поганки, сейчас, как назло, не было видно. Зато внимание мое привлекла неброская вывеска, исполненная золотой вязью, стилизованной под эльфийские тенгвы. За витриной колыхались причудливые и даже на вид очень дорогие орхидеи.

Я поколебался немного и, решив, что шанс встретить орка-цветочника близок к нулю, зашел.

В магазинчике было темновато. Благоухали розы всех цветов радуги – я готов был поклясться, что заметил зеленые, – колыхались пышные, точно купчихи, головки пионов, трепетали лиловые лепестки ирисов, таинственно склонялись над прилавком огненные птицы каких-то бромелиад.

– Сударь?

Я обернулся. В тени усыпанного алыми цветами деревца в кадке стоял невысокий – для своего народа – эльф лет двухсот от роду.

– Желаете подобрать букет, – утвердительно бросил див, окинув меня оценивающим взглядом.

Я кивнул.

– Для дамы? – В его мелодичном голосе отчетливо слышался акцент – не эльфийский, сглатывающий шипящие, а другой.

Я кивнул снова.

– Молодой? – Кивок. – Близко знакомой? – Я помотал головой.

– В таком случае... – Эльф явственно призадумался. – Да.

Одним скользящим движением, какому позавидовал бы Нижинский, он очутился за прилавком и выдернул из огромной охапки роз в посеребренном ведре одну-единственную белую розочку на недлинном стебле.

– Вот так, – с удовлетворением объявил он, подставляя розу под луч света, по какому-то капризу оптики пробивавшийся сквозь заставленную букетами витрину.

Роза была совершенна. Привозные цветы срезают еще нераспустившимися, и наружные лепестки роз сохраняют неприятный зеленоватый оттенок. Эта же была непорочно-бела, как снег, как фата невесты или покров Богородицы. При виде такой чистоты хотелось покаяться в грехах, совершить что-нибудь благородное... руки хотя бы вымыть...

– А теперь займемся обрамлением, – промолвил эльф. Длиннопалая ладонь его зависла на миг над одной вазой, метнулась к другой и зависла снова, точно капризная бабочка.

– Э-э... – робко вмешался я. – Простите, а одной розы мало не будет?

– Дарить женщинам охапки цветов – это пережиток дикости, – авторитетно заявил эльф. – Вполне достаточно одного... совершенного... в сочетании с декоративной зеленью, разумеется.

– Ну так добавьте, – наивно попросил я. – Вон ее...

Я потянулся к вязанке широких листьев, на мой взгляд, удачно подходивших, чтобы завернуть в них колючий стебель.

Эльф поглядел на меня так, точно я предложил ему плюнуть на могилу матери.

– Нет, нет, как можно! – пропел он, едва ли не вырывая у меня из рук хрупкий стебелек. – Этот цветок совершенно не подходит!

– Но почему? – осведомился я, совершенно сбитый с толку.

– Если следовать правилу золотого сечения, – с терпением преподавателя в школе для дебилов объяснил эльф, – в букет следует поместить вот эту веточку эеннеле и эту. И не более. А для контраста... м-м... вот еще так и... – Он с немыслимой быстротой выхватывал из огромной вазы какие-то листики, потом жестом балаганного фокусника выхватил из воздуха моток перламутрово-белой ленты, перевязал букетик и с торжеством продемонстрировал мне.

То, что у него получилось, больше всего напоминало данное кем-то в приступе сплина определение высокой моды – амбициозная нищета. Я-то рассчитывал получить букет. А мне протягивали одинокую розочку в окружении довольно жалких листочков, по-моему, не первой свежести. Я машинально принял его и только потом сообразил, что делать этого не стоило – таким образом я как бы примирялся с неприятной действительностью. Эльф, избавившись от букета, протянул руку, достал с полки аккуратный бумажный квадратик вроде открытки, надписал и той же ленточкой привязал к букету.

– Вот теперь ансамбль завершен, – сообщил он, с непонятной мне гордостью взирая на дело рук своих, – приложением подарочного сертификата, удостоверяющего, что букет составлен мастером-цветочником.

Я прикусил губу, чтобы не разрыдаться. Вот же незадача! Называется, зашел в лавочку купить букетик. А кончится, предчувствую, тем, что останусь я с пустым кошельком.

Понаехали, сволочи.

А ведь надо мне было понять, к чему дело клонит, еще когда я увидел продавца-эльфа. С каких это пор чужестранцы в России торгуют цветами? (Ну, кроме орков-горцев, конечно.) А тут, видишь ли, британец. Я его сразу распознал. Дивьи народы отличаются друг от друга на людской взгляд не то, чтобы очень сильно, но эльфа вряд ли можно спутать с российскими дивами или польскими божетами.

Я покорно расплатился (вышло меньше, чем я с дрожью предполагал, но намного больше, чем я готов был выложить за единственную розочку в ворохе сена) и вышел, напоследок злобно глянув на вывеску: «Цветы и букеты от Эглариона».

Из-за нелепой истории с букетом до кабака со смешным названием «У Ательстана» я добрался не с солидной форой, как рассчитывал, а едва-едва вовремя.

Заведение сразу показалось мне знакомым до тошноты. Я вначале не понял, отчего, – я был совершенно уверен, что захожу сюда в первый раз, – и пару минут бесплодно удивлялся, покуда до меня не дошло. Все кабаки подобного пошиба похожи. Не обстановкой, а атмосферой. Вот эту-то атмосферу я и уловил, благо нанюхался ее за время многочисленных облав.

Некоторое время я вяло размышлял, как хорошо было бы устроить тут шмон прямо сейчас. Выйти на середину зала... нет, на эстраду, выпустить две пули в потолок, обождать ровно шесть секунд – чтобы даже самые медлительные успели вытащить попрятанные под камзолами от Версаче и размахайками от Урманова жезлы и самострелы – и только тогда предъявить корочки. Жалко, что нельзя. Я бы столько барахла стряс с прижравшихся тут сволочей – хватило бы открыть оружейный магазинчик.

Потом до меня дошло, что я опаздываю на оперативно-розыскное свидание.

Столик, на удивление, я нашел с первого взгляда. Вообще-то мне по чину положено из самых невнятных описаний выцеживать смысл, но тут и выцеживать ничего не пришлось. Проблемы начались на втором взгляде.

За столиком уже кто-то сидел.

Странный это был тип. Для начала, я не смог определить сразу – нравится он мне или нет. Нюх на такие дела у меня просто собачий. Как правило, я раскалываю преступника еще до того, как он выцедит первое слово. Но про этого парня мое шестое чувство решительно отказывалось говорить.

А что мне скажут глаза? Это, без сомнения, человек. Как минимум в трех коленах. На вид, пожалуй, мой ровесник. Лицо невыразительное и в то же время запоминающееся – красивое, правильное лицо много повидавшего, но не ожесточившегося человека. Таких любят женщины, дети и собаки. Мужчины их не любят, потому что завидуют. Часто за такими лицами прячется гнильца, но в этом человеке гнильцы нет. Есть что-то другое. И это что-то мешает мне проникнуться к нему дружелюбием, которое прямо-таки излучает его физиономия.

И, кстати – похоже, он тоже ждет девушку. Иначе какого черта он приволок и вывалил на стол охапку роз, при виде которой мне мучительно захотелось упихать творение господина Эглариона вместе с сертификатом подлинности в ближайший мусорник?

Я остановился в двух шагах от намеченного столика и принялся ждать. Парень с розами покосился на меня, но промолчал. Вблизи я заметил трудноразличимый в тусклом сиянии эльмовых огней шрам у него на виске. Шикарное все-таки лицо. В розыск такого объявлять – сущее удовольствие. К сожалению, преступники обычно имеют гораздо более заурядную внешность. Вроде моей.

Я поглядел на часы. Проклятая мгла! Кто придумал, что в темноте людям кушается привольнее? Или это чтобы никто не разглядел, что тут по тарелкам распихивают? Совершенно столбик тени не отбрасывает. Прищурившись, я все же разглядел подплывшую под тень риску. Запаздывает госпожа Валевич. Что ж, женщинам простительно.

– Брат во Христе, – вежливо обратился ко мне парень с розами, – не отойдете ли от моего столика?

– Никак не могу, брат, – развел я руками, стараясь ничего не задеть убогим эльфийским веником. – Видите ли, мне назначено свидание как раз за этим столиком. Мне сказали, что обычно он пустует.

– Понимаю, – улыбнулся парень. Вот улыбка у него была какая-то напряженная. Словно этому лицу привычнее напряженный оскал. Или кривая усмешка. – Мне тоже назначили свидание здесь. И по той же причине.

– Раз вы заняли место первым – ваше право, но подождать мне придется здесь, – уточнил я.

– И долго вам придется ждать? – Похоже было, что парню не терпится меня сплавить. Что ж, взаимно. Если Марина Валевич увидит его хоть краем глаза, мои далеко идущие планы можно смело сдавать в утиль. Интересно, сколько стоит фунт воздушных замков?

– Минус три минуты, – ответил я.

Губы парня с розами дернулись – «шутишь, мол?».

– А вот и госпожа Валевич, – заметил он. – Боюсь, что должен попросить вас отойти.

– С какой стати? – поинтересовался я. – Вообще-то именно с ней у меня назначено свидание.

Сам я, как ни старался, углядеть эту двуличную особу никак не мог.

– Очень интересно, – с напором проговорил парень, вставая. – У меня тоже.

Он обернулся ко мне, и на лице его отразился дикий ужас.

Словно рядом со мной – или за моей спиной – стоял призрак.

Всеволод Серов, среда, 16 июня

Первой моей – и очень яркой – мыслью было: «Ну, все, приехали!» Точнее, съехала. Она, моя крыша.

Это, пожалуй, мой самый потаенный и самый большой страх – сойти с ума. Отнюдь не беспочвенный, если учесть, что по моей бедой черепушке шкрябало и взрывной волной, и саблей плашмя, и пулей по касательной. А уж если учесть, что мне довелось увидеть и пережить там, за речкой...

И я прекрасно знал, что меня ждет в этом случае – спустя пару месяцев после дембеля, когда я мыкался, неприкаянный, пытаясь найти свое место в новом и таком неожиданно враждебном мире, одной из испробованных мной работ стала должность санитара... в сумасшедшем доме. Чистая случайность, что я не угодил туда как пациент.

Работал я там ровно неделю. Хватило. Не знаю, как выглядит настоящий ад, но сильно подозреваю, что намного страшнее он быть не может.

Там были такие, как я – простые ребята, посланные своей страной на святую войну, – и война вцепилась в них и уже не выпустила. Она стала их жизнью – хриплые вопли басмачей, подсвеченное разрывами ночное небо, визг пуль над головой и запах горелой человеческой плоти. Были и другие. Особенно мне запомнился один, внушатель с диагнозом, кажется «посттравматическая кататония», хотя такой болезни нет – это мне уже потом объяснил знакомый костоправ... Его бредовые видения были необычайно ярки и реальны, и, хотя палата, в которой его содержали, имела отдельную защиту, случалось, что подхлестнутый безумием дар прорывал ее – и тогда полкорпуса заходилось в криках, а нам с напарником и дежурной сестричке приходилось бежать туда... и все время, пока сестра вкалывала ему успокаивающее, – видеть!

– Что с вами? – озабоченно спросила двойник Марины Валевич, стоявший за спиной навязчивого парня с розочкой. – Вы так побледнели.

– А... – Я оглянулся. Вторая Марина по-прежнему стояла рядом с эстрадой – отнюдь не собиралась растворяться в воздухе, проваливаться сквозь пол или оборачиваться маленьким зеленым чертенком.

– Вы знаете, мне с самого начала не совсем нравилась эта идея, – продолжил доппельгангер. – Но Маринка...

– Просто решила немного пошутить, – улыбнулась первая Марина Валевич, подходя к столику. – Вы ведь на меня, – она глянула на меня, взмахнув ресницами, и виновато потупила взор, – за это не обидитесь?

– Думаю, – неожиданно пришел мне на помощь мой оппонент по столику, – мы не обидимся на столь очаровательных дам. Если, конечно, хоть одна из них соблагоизволит объяснить – что, собственно, происходит?

– Все очень просто, – рассмеялась Марина-первая. – Это – указала она взмахом руки на своего двойника, – моя младшая...

– ...на целых десять минут...

– ...сестра Арина Валевич. Это, – кивок в мою сторону, – Сева Серов, профессиональный заводчик аквариумных рыбок, ну, а это...

– Валентин Зорин, – отрекомендовался парень с розочкой, озадаченно переводивший взгляд с одной сестры на вторую. – Господство Зорин, следователь по особо грешным делам пресвятого благочиния.

Он машинально потянулся за корочкой, прежде чем одернуть себя.

Моя, начавшая было возвращаться на место, челюсть снова оказалась где-то в районе пупка. Мысли в голове совершили скачок, сальто, стали на мостик и раскланялись под бурные аплодисменты спинно-мозговых рефлексов.

– Раз уж все познакомились, – предложил я, подхватывая со столика свою охапку роз, выглядевшую, надо признать, по сравнению с изящной конструкцией в руках благочинного, несколько вульгарно, – может, присядем?

После чего замер в нерешительности с букетом в руках. Ибо букет был один, а девушек, как выяснилось, ровно в два раза больше.

Справиться с дилеммой буриданова ослика мне снова помог брат благочинный, протянув свое хрупкое произведение цветочного искусства ближайшей к себе сестре. Кажется, это была Арина – я еще не научился уверенно их различать, особенно с учетом того, что на обеих сестрах были абсолютно одинаковые платья.

После этого мне не оставалось ничего другого, кроме как вручить розы второй сестре, и, предоставив ей самой решать проблему, куда девать сей колючий веник, нарочито старательно углубиться в изучение меню.

– Итак, – осведомился я, шелестя страницами, – кто что будет заказывать?

– Если не возражаете, – холодно произнес брат Зорин, наклоняясь к соседнему столику, – я бы предпочел решить этот вопрос самостоятельно.

– Ваше право, – отозвался я. – Но предупреждаю заранее – платить буду я.

– Это отчего же, – все тем же холодно-опасным тоном опытного инквизитора поинтересовался благочинный, – вы так решили?

«Оттого, что на всех каналах эфирника постоянно плачутся – ах, какое бедное у нас благочиние, какие нищенские зарплаты у его сотрудников, – с неожиданной злостью подумал я. – Интересно, ты кого и от каких сроков на свои шиши отмазал?»

– Ну, потому что... в общем, инициатором этой встречи был я. Хотя, конечно, – я озадаченно покосился на Марину – та едва сдерживала смешок, перевел взгляд на Арину (или наоборот?) – эта была сама серьезность, – первоначально планировалось немного меньшее количество участников, но... раз уж так получилось... я не собираюсь отказываться от своих обязательств.

– Но, – перебил меня брат Зорин, – я бы все же предпочел...

– Брат, – проникновенно сказал я. – Давайте договоримся так – вы оплатите следующий вечер. И все, тема закрыта.

– Ну... – неуверенно произнес благочинный. – Допустим.

Значит, денег у него все же немного. Меньше, чем гонора. Или просто жлоб.

– А что пожелают милые дамы? – обратился я к сестрам Валевич.

Девушки переглянулись. Улыбочку, появившуюся на милом личике Марины, я бы, пожалуй, даже осмелился назвать хищной, а тихий вздох и еле уловимое пожатие плеч младшей сестры нельзя было истолковать иначе, как: «Делай как знаешь, но не говори потом, что я тебя не предупреждала».

– Дамы, – заявила Марина, откидываясь на спинку стула, – желают гулять.

– Что ж, – отозвался я, снова погружаясь в меню, – гулять так гулять.

«Стрелять так стрелять», пропел где-то в моей многострадальной голове чей-то неуловимо знакомый голос.

Валентин Зорин, среда, 16 июня

Я чувствовал себя, словно только что поднятый зомби – голова набита гнилыми соплями. Густо пересыпанное французскими словечками меню, в которое я уткнулся, чтобы не видеть жуткого зрелища удвоенной барышни Валевич, тоже не способствовало ясной работе мысли. Во всяком случае, я не запомнил, что именно заказал. От необходимости разбираться еще и в карте вин меня избавил аквариумист Серов – и очень хорошо, потому что там кириллицей были напечатаны только две буквы в самом верху – «у.ё.».

Пока официант тащил бутылку, над столом висело нервное молчание. Серов отпил из предложенного бокала, удовлетворенно кивнул, и, шуганув пытавшегося было разлить вино официанта, занялся этим сам. Получалось у него, как у заправского соммелье.

– Я тут недавно услышал хороший тост, – сообщил он, закончив. – На поминках. Один из близких друзей усопшего, встав, произнес буквально следующее: «Ну, за покойника и, чтобы два раза не вставать, за присутствующих здесь дам». Первая часть для нас, слава богу, не актуальна, а вот со второй предлагаю начать. За наших прекрасных дам!

За прекрасных дам выпили с удовольствием, в том числе и сами дамы.

– А теперь, – проговорил Серов, когда пауза опять затянулась, – предлагаю познакомиться поближе. Раз уж воля прекрасной женщины свела нас здесь...

Я пожал плечами:

– А что, собственно, говорить? Я уже представился... хотя, если это кому-то интересно, могу добавить, что веду сейчас дело Парамонова. Собственно, поэтому...

Фразы я не закончил, надеясь, что понятно будет и без того. Мне показалось, что аквариумист поперхнулся вином, но, возможно, это был лишь обман слуха.

– Ну, положим, мне тоже о себе рассказать особенно нечего, – отозвался Серов с явно напускной вальяжной ленцой. – Только я не заводчик, простите, рыбок. Я аквариумист-декоратор, а заодно – владелец магазинчика экзотических, действительно, рыбок.

– А вы их не разводите? – с какой-то странной интонацией полюбопытствовала Марина.

– Я, – с насмешкой ответил Серов, – стараюсь не вмешиваться в чужую личную жизнь.

Естественно, Валевич-старшая (я решил про себя так их именовать) тут же прожгла его взглядом. Серов смутился, и мне пришло в голову, что он, похоже, просто не различает сестер. Мне это показалось странным – при всем сходстве близняшки совершенно по-разному себя вели. Даже выражения лиц у них были настолько своеобразные, что лишь в первую секунду я мог счесть их неразличимыми.

– Вообще-то разводить по нынешним понятиям полагается простаков, – решил я поддержать собрата по мужскому полу. – Лохов, так сказать.

Серов шутки не принял.

– Знаете, – проговорил он серьезно, – аквариумное рыбоводство – это очень спокойное, неторопливое, размеренное занятие. Поэтому я его и выбрал.

Это следовало понимать так, что господин рыболюб намекает на свое бурное прошлое. В наши времена принято хвалиться криминальными подвигами, но мне небезынтересно будет полюбоваться, как он это сделает – в моем-то присутствии?

После такого вступления следующий вопрос был неизбежен, как труба Гавриила, и он прозвучал.

– А откуда у вас этот шрам? – с любопытством спросила Серова Арина.