Текст книги "Волшебная Колыма"

17

Мы приближались к Сусуману[17]17
  Сусуман – город, рядом с которым находятся прииски «Сусуманзолота» – старейшей на Колыме золотодобывающей компании.


[Закрыть]. Вдоль дороги тянулись бесчисленные котлованы и отвалы, как будто землю рыли гигантские кроты. Где-то стояла ржавая техника. Пейзаж в этих местах был полумарсианский.

– Это все бывшие прииски, – объяснил Юкагирыч. – Но рано или поздно они зарастут. Видишь молодые лиственницы? Тайга быстро рубцует раны.

– А золота на Колыме много осталось? – спросил я.

– Еще лет сто будут клевать, а то и больше…

– Клевать?

– Когда пирог делят, крошки сыплются. Я имел в виду золотой пирог…

– Это я понял.

– А знаешь, почему говорят – Золотая Колыма?

– Потому что золота много?

– Прримитивное объяснение. Древние видели мир богаче и ярче…

Золотая колыма

Люди всегда ценили золото. И в наше время, и в прежние годы. Из него на Колыме делали украшения для женщин. А главное, на золото можно было выменять все, что хочешь: оленьи шкуры и рыболовные сети, железные топоры и наконечники для стрел, чай и табак, чаны для варки мяса и даже медные чайники.

– Однако, хорошая вещь золото, – говорили местные жители. – Но его мало, однако.

Однажды обратились они к Владыке Неба:

– Не можешь ли ты сделать так, чтобы у нас было много золота.

– Много это сколько? – спросил Небесный повелитель. – Сколько вы хотите?

– Хотим… хотим… – люди огляделись. В те годы, как и сейчас, все долины и горы были покрыты лиственницами. – Хотим, чтобы все деревья были золотыми. Чтобы все нам завидовали и говорили: Золотая Колыма!

– Хорошо, будь по-вашему, – Владыка Неба хлопнул в ладоши – и все леса стали золотыми.

Столько золота ни до того, ни после не бывало на земле! Обрадовались люди и стали делать все из золота: копья, багры, топоры, нарты для собачьих и оленьих упряжек. Даже шесты у самых бедных и грязных яранг были из чистого золота.

Но недолго они радовались. Золото – металл мягкий и тяжелый, почти в двадцать раз тяжелее воды. Олени надрывались, когда тянули золотые нарты. Золотые стрелы летели на десять шагов. А золотое копье не всякий и поднять мог. Топоры из золота ничего не рубили. А старые, железные, быстро притупились о золотые деревья…

– Ничего, – сказали люди. – Мы наше золото на железные гарпуны и топоры обменяем.

Но главная беда заключалась в том, что обычного дерева в лесах было не найти. Не на чем стало готовить пищу, нечем отапливать жилища. Не сухим же мхом – от него только дым, и глаза слезятся.

Приближалась зима. А зимы на Колыме суровые. Без тепла и горячей пищи долго не протянешь. Охотники возвращались в свои яранги без добычи. Зверь и птица стали уходить из золотой тайги в другие леса.

Снова обратились жители к Небесному Повелителю. Но ждать его пришлось долго. Сухой мох быстро прогорал, и жертвенный олень не хотел поджариваться.

– Владыка Неба, погибаем! Не надо нам золотых деревьев. Сделай так, чтобы все было по-прежнему, – взмолились люди.

– Будь по-вашему, – усмехнулся Пон-Шукун и хлопнул в ладоши. Золотая хвоя лиственниц осыпалась, а золотая кора отвалилась. Весной золотые обломки размыло паводками, унесло ручьями и реками.

А люди зажили по-прежнему. Но с тех самых пор каждую осень лиственницы становятся золотыми и с первыми морозами опадают.

– Красивая легенда, – сказал я.

– Может, легенда, а может, и нет. Жаль, что ты не останешься до осени. А то бы увидел настоящую золотую Колыму!

18

Юкагирыч хотел показать мне еще одну колымскую диковинку – вечную мерзлоту. Мы свернули с трассы и заехали на заброшенные прииски. Одна из стен котлована напоминала черное непрозрачное стекло. Я подошел и потрогал его рукой – лед. Почему он здесь сохранился, объяснения не было и у всезнающего ворона.

Мы собирались двинуться дальше. Но «Ниссан» не завелся. До ближайшего жилья было километров пятьдесят. Я поднял капот и задумался, что делать? Достать ключи и выкрутить свечи? Ну, хорошо, выкручу я их, даже прокалю, а если не заведется?.. Конечно, можно пойти на трассу и остановить какую-нибудь попутку. Но было неловко за свою беспомощность перед Юкагирычем…

– Что стоишь?

– В технике я разбираюсь плохо.

– Ну, я еще хуже, – утешил меня ворон. – Давай подождем. Может быть, она просто устала и хочет отдохнуть. Вот ты устаешь за рулем, так и с машинами случается…

Мы присели на валун. А Юкагирыч продолжал:

– Душа есть у всего. У человека, зверя, птицы, у дерева, камня, даже у железной техники. Однажды мне рассказали историю про драгу и шагающий экскаватор. Ты видел когда-нибудь драгу?

– Нет.

– Это такая большая плавающая машина, похожая на корабль. А шагающий экскаватор…

– Экскаваторы я видел.

– Но вряд ли ты видел шагающий экскаватор. Это настоящий гигант высотой с пятиэтажный дом, с огромной, как столетняя лиственница, стрелой.

Драга и шагающий экскаватор

Шагающий Экскаватор и Драга работали на одном прииске. Экскаватор, или ЭШ-15/90, как звали его люди, ковшом вычерпывал землю. А Драга плавала в заполненном водой котловане и мыла золото. Экскаватор влюбился в нее с первого взгляда. Да и как было не влюбиться! Белоснежная трехэтажная Драга была похожа на морской пароход. Но Шагающий Экскаватор никогда не видел пароходов, и называл ее своей белой уточкой и лебедушкой. Приветствуя возлюбленную, он высоко поднимал стрелу и махал ей стальным ковшом. А Драга в ответ покачивала бортами.

– Драга, ты самое драгоценное, что есть на свете!.. Ты дороже всего золота мира! Ты самая прекрасная водоплавающая машина!

– А ты, Эш, самый красивый и сильный экскаватор на земле! – отвечала ему Драга.

Во время работы разговаривать было особенно некогда. Только когда у людей случался обеденный перерыв, им удавалось перекинуться парой слов.

– Дорогой, ты очень сильно устаешь, – говорила Драга. – Я бы хотела, чтобы ты меньше работал.

– Ничего, – отвечал ей Экскаватор. – Тысяча-две кубометров грунта – это пустяки. Когда я вижу тебя, я готов выполнить хоть три нормы…

– Жаль, что у нас не может быть детей.

– А может, нам усыновить какой-нибудь маленький бульдозер?

– Тогда уж лучше птицу! Ты бы качал ее в своем ковше, а я бы научила ее плавать и крякать!

У всех свои мечты. И ЭШ-15/90 тоже мечтал:

– Тебе, уточка моя, тесно в этой грязной луже. Было бы здорово, если б случилось наводнение, и наш ручей превратился в большую реку. Ты выплыла бы по ней в море, и увидела дальние страны, и все бы увидели, как ты прекрасна, лебедушка.

– Такой большой, а глупый! Если случится наводнение, ты утонешь, – сердилась Драга. – Не нужно мне никаких дальних стран. Мне хорошо с тобой и в нашем котловане.

– Ну тогда я выкопаю для тебя настоящее море. Если потребуется, я буду копать хоть сто лет, хоть тысячу…

Наверное, так бы все и случилось. Ведь любовь безгранична и бесконечна… Но золото, рано или поздно, всегда заканчивается. Закончилось оно и здесь. И люди решили закрыть прииск и перебраться на новое месторождение.

– Ладно, – узнав об этом, сказал ЭШ. – Я выкопаю для тебе другое море, на новом месте.

Уже свернули работу золотодобытчики, уже уехала остальная техника – самосвалы, обычные бульдозеры и другая мелочь.

И вдруг Экскаватор и Драга услышали разговор. Люди говорили о том, что через несколько дней перевезут ЭШа на новое место, а Драгу оставят:

– И механизмы в ней поизносились. И краска пооблупилась от сырости. Дешевле будет оставить ее здесь…

Бросить?! И это после того, как она добыла для них столько золота!!! Да, Драга выглядела уже не белой лебедушкой, а серой с рыжеватыми пятнами уточкой. Но все равно она была самой прекрасной водоплавающей машиной в мире!

– Я не брошу тебя! Я никуда не уйду отсюда! – заскрипел всеми шестернями ЭШ.

– Ничего не поделаешь, – вздохнула Драга. – Ты же знаешь людей: если они что-нибудь решат, то так оно и будет.

Влюбленным оставалось надеяться только на чудо.

Неизвестно, кому молятся экскаваторы, бульдозеры и самосвалы: Главным конструкторам? Великим создателям всех экскаваторов и драг? Или еще кому-то?.. Но в последнюю ночь Небесный повелитель послал им старого бурундука.

Старый бурундук жаждал мести: несколько раз экскаватор своим ковшом сносил его нору со всеми припасами. Увидев, что народу на приисках почти не осталось, бурундук забрался в кабину и перегрыз всю проводку. Когда наутро люди попробовали завести ЭШ-15/90, тот не завелся…

– Не такой уж этот экскаватор и новый. Боюсь, чинить дороже обойдется, – Главный инженер посовещался с начальством. И было решено оставить неисправную технику в покое.

Влюбленные ликовали. А весной сбылась еще одна их мечта: в ковше ЭШа свила гнездо пара уток. Вскоре появились и птенцы – они плавали рядом с Драгой и весело крякали…

Лет пять назад я был в тех местах. И видел их: Шагающий экскаватор и Драгу. Наверное, это самый большой памятник любви в мире!

Меня давно интересовал вопрос: откуда ворон берет свои сказки.

– Ты сказал, что эту историю тебе рассказали. А кто?

– Тот самый бурундук. Я ему предложил: расскажешь сказку – отпущу. Ну, конечно, рассказ у него был примитивный. И мне пришлось кое-что в нем раскррасить…

– И ты отпустил бурундука?

– Он был старый и не слишком аппетитный, – усмехнулся Юкагирыч. – Ты лучше попробуй завести машину…

– Пока и нам какой-нибудь бурундук проводку не перекусил, – кинул я.

«Ниссан» завелся с пол-оборота, и мы выехали на трассу.

19

Ворон предпочитал рассказывать истории вечером, когда останавливались на ночлег:

– Или ехать, или лететь, или сказки рассказывать… Не дело – делать несколько дел одновременно!

Мы уже неделю колесили по Колыме. Видели мертвые поселки и живые водопады, голубые озера в долинах и розовые останцы – каменные короны на макушках лысых гор.

– Ты еще не соскучился по дому? – спросил Юкагирыч.

– Немного, – сказал я.

– Немного – не считается, – заявил ворон. – Чувства должны быть сильными: тоска, радость, голод, любовь. Только сильные чувства могут поднять в небо!

– Это ты про кого?! – честно говоря, я немного разозлился. Потому что не раз сталкивался с мнением, что только в Сибири или на Севере живет настоящий народ, а мы – тепличные столичные фрукты. Вот и этот нахальный ворон туда же. – Ты думаешь, что птицы могут испытывать сильные чувства, а люди – нет?

– Я расскажу сказку, а ты уж решай…

Как люди стали птицами

Это теперь люди толкаются в городах, как волны у берега, или чайки возле рыбокомбината. А в прежние времена от чума до чума, от стойбища до стойбища, от человека до человека, были такие расстояния, что летишь не один день, пока живую душу встретишь. Это сейчас садишься в машину и через час-два приехал в гости к маме, а на самолете так, вообще, – вжик – и ты на другом краю света. А еще сто лет назад, собираясь в гости, люди готовились заранее. Запасались едой, одеждой, брали с собой даже походные чумы. На лодках или на оленях – дорога могла занять неделю, а то и больше. Виделись люди редко, тем радостней были встречи и горестней расставания.

Однажды приехала навестить родных старшая дочь, которая вышла замуж в другую семью. Конечно, и мать, и отец были рады дочери – они не виделись целый год. Но особенно обрадовался младший брат. Он помнил, как сестра нянчилась с ним, играла, песенки пела… И теперь не отходил от нее ни на шаг.

Целую неделю гостила дочь в семье. И вот пришла пора расставаться.

– Не уезжай сестренка, – заплакал мальчик. – Или возьми меня с собой. Я так скучаю без тебя!

– Не плачь, – шепнула сестра. – Я ведь не насовсем уезжаю. Через год мы снова увидимся…

Дочь и ее муж сели в лодку, оттолкнулись от берега и поплыли. А вся семья: и отец, и мать, и младший брат стояли на берегу и махали им вслед. И чем дальше уплывала лодка, тем сильнее махали. А младший брат взмахивал обеими руками, как машут крыльями птицы… Да так сильно, что вдруг поднялся над землей – и полетел!

Отец с матерью сначала замерли от удивления, а затем взмахнули сильнее – и тоже полетели.

– Оказывается мы можем летать, – удивились они.

Семья догнала лодку, покружила над ней и повернула обратно.

– Я к тебе буду каждую неделю прилетать! – крикнул сестре младший брат.

Это были первые люди, которые смогли подняться в воздух. Они передавали это умение из поколения в поколение. Кто-то летать боялся, кому-то это казалось бессмысленной тратой времени и сил. А некоторым так понравилось, что они решили стать птицами. Со временем они обросли перьями и сбросили одежду. Перестали строить жилье на земле и стали делать гнезда на деревьях. Так что люди и птицы родственники. Только очень дальние и давние. Потому что давно это было. И люди были сильнее. И грустили сильнее. И радовались тоже. Сильные были люди. Не то что нынешнее племя, – вздохнул Юкагирыч. – А может земля им силу давала. Волшебная земля Колыма.

– Получается, ты вроде как брат мне…

– Скаррее, дедушка, – засмеялся ворон. – Спать надо, однако.

Он засунул голову под крыло и мгновенно уснул. А мне не спалось. Я все думал о мальчике-птице. Я даже встал на камень и, как дурак, замахал руками. Но не удержал равновесия и свалился в воду. Сначала я засмеялся. А потом заплакал. Оттого, что оказался слабым. И чувства у меня были не такие сильные, как у того маленького мальчика.

20

Мы возвращались в Магадан другой дорогой. Оставалась одна ночевка. Я все посматривал по сторонам в надежде увидеть оленя. Евражку мне Юкагирыч показал, и бурундука – тоже, пару раз дорогу перебегала лиса, а похожие на мышей лемминги часто шмыгали по каменным россыпям…

– За дорогой следи! Что ты там все высматриваешь? – сердито сказал Юкагирыч, когда машина выскочила на обочину.

– Оленя хочется увидеть…

– В это время оленя здесь мало. Олень ушел на север.

– А они у вас дикие или домашние?

– Есть и такие, и такие. А раньше только дикие были…

– Расскажи мне про оленей, – попросил я, когда мы остановились на ночевку.

– Хорошо, – сказал ворон. – Сказок про оленей у нас много. Но мне нравится одна…

Как человек оленя обманул

Раньше домашних оленей на Колыме не было. Все олени были дикие и свободные, так же, как и другие звери. Они носились по тайге и тундре, быстрые словно ветер и легкие как пушица. Сам Повелитель неба – и тот, наверное, не сумел бы их догнать. Иногда охотникам удавалось подстрелить какого-нибудь оленя из лука, но не поймать и не приручить.

Вожаком оленей был большой белый олень: шкура белая как снег, без единого пятнышка. Рога у него были такие, что медведь боялся с ним связываться. Могучий вожак мог без отдыха бежать от одного океана до другого.

– Надо поймать его, – сказал хромой охотник. – Если сумеем приручить вожака, то все стадо будет наше.

– Как же ты его поймаешь? – посмеялись над ним другие. – Ты даже раненую перепелку догнать не можешь?

– Что-нибудь придумаю, – ответил тот. И что же он придумал?

Охотник сделал нарты и хорей. Нарты – это такие деревянные санки с кожаными ремнями-лямками, в которые и теперь запрягают оленей. А хорей – длинный деревянный шест[18]18
  Здесь «Хорей» – длинная палка, которой погоняют оленей и ездовых собак в упряжке. А не стихотворный размер, которым написано пушкинское: «Буря мглою небо кроет, вихри снежные крутя…». Хотя и в том, и в другом есть стремительность.


[Закрыть].

Закончив приготовления, хромой охотник поднялся на сопку, сел на нарты, махнул длинной палкой, крикнул «Эгей!» и покатился с горы. Да с такой скоростью, что все звери ахнули:

– Ну и ну! Хромой, а мчится быстрее оленя, однако!

– Что это такое? – спросили звери.

– Волшебная вещь – нарты называется, – сказал хромой охотник. – Мне их сам владыка неба Пон-Шукун подарил. И еще палку волшебную. Хорей – называется. Ею взмахнешь, крикнешь «Эгей!» – и они сами едут. Только покрикивай на них…

Было начало зимы. Крепкий наст еще не встал. Даже олени проваливались в снегу. А легкие санки быстро катились с горки. Стояли звери и завидовали. Но особенно завидно было оленям, что хромой охотник быстрее них с крутой сопки съезжал.

– Дай прокатиться, – сказал Белый вожак.

– А что ты мне за это дашь? – спросил охотник.

– Новые рога…

К осени, после гона, рога у самцов всегда отваливаются.

– Ну хорошо, – кивнул охотник. – Садись в санки… Да не так. Видишь, как я сижу? В них нужно задом садиться.

Вожак развернулся, чтобы сесть в нарты. Но не тут-то было. Охотник накинул на него крепкую упряжь, ударил длинной палкой и крикнул:

– Эгей!..

Три дня и три ночи носился Белый вожак – с сопки до сопки, от одного океана до другого. Но крепкими оказались ремни из кожи морского зверя, прочными были санки из северной березы. И наконец, могучий вожак устал и сдался:

– Что ты хочешь, хромой охотник? Рога?..

– Нет, – ответил тот. – Я хочу, чтобы ты и твои олени жили с нами.

Покорился Белый вожак человеку. И заключили они договор на вечные времена.

С того дня заботятся люди об оленях при жизни: водят на лучшие пастбища, охраняют от волков, медведей и росомах. Но после смерти олени все отдают человеку: рога, шкуру, мясо, копыта.

Не все олени последовали за Белым вожаком. Некоторые ушли в тайгу и остались дикими. А те, что остались с людьми, возят их в нартах и на спине.

– А до стойбищ далеко? – спросил я.

– Далеко. И летом туда на машине не доберешься, только на многоглазой птице или стальной стрекозе, – ворон, конечно, знал слова «самолет» и «вертолет». Но время от времени изображал из себя незнакомого с цивилизацией туземца. – Вот зимой можно на снегоходе. В следующий раз, может быть, и слетаем…

– В следующий раз? – улыбнулся я. – Ты думаешь, я еще раз приеду?

– Все мы ходим по кругу. Куда олень – туда и люди. Куда люди – туда и собаки, а куда собаки – туда и волки. Все ходят по кругу, – задумчиво повторил Юкагирыч. – Только Небесный повелитель никуда не движется. Он сидит в самом центре неба в своей яранге. Курит трубку. Его конечно не видно, но центральный шест его яранги заметен отовсюду, потому что к нему прикреплена звезда…

– Полярная звезда, – догадался я.

21

Прискачи ко мне, олешек!

Ночью мне приснился сон. Будто я оказался в яранге. У очага сидела девочка лет двенадцати в праздничной, расшитой разноцветным мехом одежде с капюшоном. В черные косички были вплетены нитки бисера. Девочка подбрасывала в огонь сухие ветки и пела:

 
Прискачи ко мне, олешек,
Круторогий, завитой,
За серебряный орешек,
За орешек золотой.
 
 
Я тебе его на рожки,
Как бубенчик, повяжу
Или рядом на дорожке
Аккуратно положу.
 
 
Приподняв свое копытце,
Бойко топнешь ты ногой
И расколешь на корытца
Мой подарок дорогой.
 
 
А оттуда струйки света
Вдруг забрызжут, как вода.
Только ты не бойся – это
Вылупляется звезда.
 
 
Прискачи ко мне, олешек,
Круторогий, завитой,
За серебряный орешек,
За орешек золотой…[19]19
  «Прискачи ко мне, олешек…» – стихи Галины Дядиной. Написаны как раз четырехстопным хореем.


[Закрыть]
 

Мелодия была простая и трогательная. Мне кажется, я даже ее запомнил. Но когда проснулся, музыка вспорхнула, как испуганная птица, и исчезла. Слышался только дальний звон бубенчиков…

Это звенел котелком Юкагирыч. Он уже разжег костер и раздувал крылом тлеющий сухой мох. Я рассказал ему свой сон.

– Это хорошо, – сказал ворон. – Колыма тебе уже снится. Если приедешь еще раз, отправимся на север, в тундру. Там увидишь и оленей, и настоящие яранги, и эвенов, и юкагиров, самых древних жителей этих мест.

– Скажи, а местные жители охотятся на воронов? – зачем-то спросил я.

– Нет, на Колыме на нас не охотятся. Потому что ворон – птица священная… А главное – несъедобная, – и Юкагирыч громко захохотал.

22

Прощание

Путешествие подходило к концу. Мы ехали в аэропорт. В голове у меня давно вертелся вопрос, который я никак не решался задать Юкагирычу. И все-таки я его задал:

– Скажи честно, зачем меня пригласил на Колыму?

– Ты плохой рыбак, если не понял этого, – ответил ворон. – Жизнь похожа на рыбалку. Все кого-нибудь ловят. Рыбу ловят на снасть. Я тебя поймал на рыбу. А на тебя еще кого-нибудь поймаю…

– Кого поймаешь? – не понял я.

– Ты напишешь сказки. Художник их нарисует, а издатель выпустит книгу. И если книга получится хорошей, другие тоже захотят приехать сюда, увидят эту красоту и своих друзей позовут, а те – своих. Но главное, – Юкагирыч прищурился, – главное – сказки не должны пропасть. Сказки, может быть, лучшее, что есть в этой жизни.

«Да поймал меня старый ворон, – подумал я. – Теперь хочешь не хочешь, а придется книгу писать…»

– Но если даже ничего не напишешь, – словно прочитав мои мысли, сказал Юкагирыч. – Мы ведь неплохо провели время, а?

В аэропорту я поставил «Ниссан» на прежнее место.

– Ключи можешь оставить в замке зажигания. Машины у нас не воруют.

– Надеюсь, если я еще прилечу, мы увидимся?

– Увидимся. Жив буду или нет. В любом случае, я завещал свое чучело краеведческому музею, – засмеялся ворон.

– Говорят, вы, вороны триста лет живете. Так что еще неизвестно, кто из нас раньше отправится к Небесному повелителю…

– Ладно, иди. На рейс опоздаешь. И не волнуйся. Считай, что я твой ангел-хранитель.

– Черный ангел? – улыбнулся я.

– Не совсем черный. Скорее, вороной, – сказал Юкагирыч и блеснул на солнце оперением. – Ну иди, однако! Не люблю долгих прощаний!

Самолет быстро набирал высоту. Я посмотрел в иллюминатор. Солнце уже поднялось высоко и висело у нас на хвосте. Внизу – над зелеными колымскими сопками, над серебряными прожилками рек и голубыми зеркальцами озер – плавно скользила большая черная тень нашего самолета.

А может быть, это была тень старого ворона.