Текст книги "Око силы. Первая трилогия. 1920–1921 годы"

Дверь отворилась. В четырехугольном проеме, на фоне сиреневого снега, выросла высокая темная фигура в шинели и островерхом матерчатом шлеме.

– Что вам угодно? – голос полковника прозвучал неожиданно сильно и властно.

– Мне угодно войти, господин Лебедев, – высокий в шинели не спеша перешагнул порог и с интересом огляделся. – Господа, я не оригинален и не люблю стрельбы в упор. Будьте благоразумны!

Он легко махнул рукой, и Арцеулов почувствовал, как боль отпускает. Степа облегченно вздохнул и легко поднял с пола карабин.

– Можете считать меня парламентером, – продолжал гость. – Позвольте представиться – Венцлав, командир 305-го полка Рабоче-Крестьянской Красной армии…

– Слушаю вас, – полковник оправил полушубок и отряхнул налипшие на него снежинки. – Чем обязан?

– Многим… – Венцлав неторопливо шагнул мимо Лебедева и бросил беглый взгляд на прижавшегося к стене Степу. – Игра кончилась, господа! Вы окружены, и теперь самое время выслушать мои условия…

Он бросил иронический взгляд на Арцеулова, и очень внимательный, цепкий – на застывших возле мертвого тела профессора Берг и Богораза.

– Итак, мои условия. Прежде всего, вы освобождаете пленного…

Венцлав вновь поглядел на Косухина, и тому вдруг почему-то чрезвычайно не захотелось освобождаться.

– Далее… Вы сдаете оружие и отправляетесь в Иркутск, а оттуда через некоторое время в столицу, где вам будут предоставлены условия для научной работы. Никто, включая господина Арцеулова, не подвергнется судебным или внесудебным репрессиям…

– Значит, за нами охотились, чтобы определить на службу? – резко бросила Берг.

– Не только, сударыня. «Мономах» не должен взлететь!

«Выходит, он знал? – понял Степа. – Все знал!»

Тем временем Арцеулов, не сводя глаз с краснолицего, незаметно сунул руку за отворот полушубка, где лежал «бульдог». Но в последний момент рука замерла. Капитан вспомнил ночную улицу, выстрелы Казим-бека, а затем ровную шеренгу красноармейцев в высоких шлемах. Этого типа не берут пули – зато ему очень не нравится перстень!

Ростислав осторожно поднял правую руку. В старинных сказках волшебными кольцами заряжали ружья против Нечистого. Ну, что ж…

Перстень показался почему-то необыкновенно тяжелым и холодным. Арцеулов сжал его в руке… Не успел – Венцлав резко повернулся, тонкая красная ладонь рассекла воздух, и выпавший из руки Ростислава перстень покатился по полу. Глаза краснолицего зло сверкнули:

– Я же говорил, что это вам больше не поможет! Сидите смирно, господин Арцеулов!

Он вновь отвернулся. Рука капитана метнулась к перстню, но пальцы лишь ударились о твердую невидимую преграду.

«Непускающая Стена, – вспомнил Арцеулов. – Ловко…»

Перстень лежал совсем рядом, но рука напрасно скользила по твердой, словно камень, невидимой преграде. Капитан понял, что Непускающая Стена накрывает серебряный амулет, словно колпак…

На минуту-другую в церкви воцарилось молчание. Венцлав стоял неподвижно, заложив руки за спину и еле заметно покачиваясь с пятки на носок.

– Нам не о чем вести переговоры, – наконец ответил полковник. – Каждый из нас выполняет свое задание, господин Венцлав. Могу лишь удивиться, что власть большевиков ставит своей целью срыв важнейшего научного эксперимента. Боюсь, что слухи о вашем варварстве близки к истине. Впрочем, я согласен отпустить господина Косухина, если, конечно, он сам захочет…

– Не-а, – перебил его Степа. – Я лучше останусь. Собачек я там ихних не видел, что ли?

– Товарищ Косухин, – голос Венцлава загустел злобой. – Не забудьте, что существует понятие «измена». Я понимаю, что вы беспокоитесь за брата, но его жизнь зависит от вас. Может, вас не стоило вообще посылать на это задание, но настоящую фамилию господина Лебедева мы узнали только после вашего отбытия…

«А ведь прикончат парня!» – вдруг отчетливо понял Арцеулов, и ему почему-то стало жаль Степу. Ростислав взглянул на недоступный перстень и еле удержался от удивленного возгласа – серебро светилось. В затоплявших церковь сумерках свет казался ярким и очень резким, но его лучи бессильно отражались от невидимой преграды, создавая внутри нее светящуюся сферу. Ростислав протянул руку – Непускающая Стена потеплела, но по-прежнему была неприступна.

– Итак, Степан Иванович? – поторопил Венцлав. – Я жду.

– Я остаюсь, – Степа отвернулся.

– Как хотите, – пожал плечами краснолицый. – В этом случае я в силу своих полномочий объявляю вас вне закона…

Он махнул рукой, и полковник почувствовал, что его сковала неведомая сила, мешающая двинуть даже кончиком пальца. Венцлав усмехнулся тонкими ярко-красными губами. В следующую секунду у него в руке оказался револьвер. Ствол целил прямо в голову Степы.

«Падай, краснопузый!» – хотелось крикнуть Арцеулову, но голос застревал в горле, все тело охватила страшная слабость, а в виски вновь ударила боль.

– Убирайтесь в ад, Косухин! – процедил Венцлав, и щека его еле заметно дернулась.

Ударил выстрел, затем другой. Но стрелял не Венцлав. Он-то как раз и не успел выстрелить – пули пробили кисть, и револьвер вывалился из разом повисшей руки. В ту же секунду Арцеулов почувствовал, как исчезли слабость и боль, а серебристое сияние, до этого запертое в тесной сфере, вырвалось на волю. Капитан схватил перстень и метнул его в краснолицего. Удар пришелся по груди. Перстень, легко отскочив, упал на пол, и Арцеулову на миг показалось, что ничего так и не случилось. Но внезапно Венцлав зашатался, из горла вырвался хрип, а по серому сукну шинели проступили темные пятна. Запахло паленым. Краснолицый дергался, пытаясь сбить левой рукой охватившее его пламя, но огонь разгорался, шинель пылала, вспыхнул высокий суконный шлем….

– О Господи! – негромко проговорил кто-то.

Кожа начала чернеть и отваливаться кусками. Венцлав по-прежнему стоял, но теперь обе руки висели неподвижно, затем тело зашаталось и с глухим неживым стуком рухнуло на пол. Внезапно огонь стих, все окуталось густым клубящимся дымом, который стал постепенно сгущаться, а затем потянулся к раскрытой двери. Через несколько секунд все было кончено – клочья тумана уползали в вечерние сумерки, а на полу остался лишь еле заметный след гари.

– Аминь, – хрипло проговорил Арцеулов, бросаясь к двери и закрывая засов. Степа шумно вздохнул и передернул затвор карабина.

– Господа, а кто стрелял-то? – вдруг сообразил Ростислав, удивленно оглядываясь.

– Семен Аскольдович, – невозмутимо сообщила Берг.

– Совершенно неинтеллектуальное занятие. – Богораз, брезгливо поглядев на револьвер, небрежно сунул его в карман полушубка. – Если бы этот монстр не целился в господина Косухина…

– Спасибо, Семен! – откликнулся Степа. – Выходит, выручил…

– Оставьте, господин Косухин, – скривился студент, поправляя сползавшие на нос очки. – С такого расстояния не попасть в запястье…

– Вы прекрасно стреляете, господин Богораз, – возразил полковник. – Но почему вы стреляли в руку?

Семен Аскольдович пожал плечами:

– Покойный Казим-бек пытался стрелять в сердце, насколько вы помните – безрезультатно. Я решил попробовать перебить кость. Кем бы ни был этот монстр – он не призрак, значит, кости его скелета состоят из такого же кальция, как и у нас, грешных. Впрочем, в научном отношении куда любопытнее его реакция на ваш перстень, господин Арцеулов…

– Обсудим потом, господа, – вмешался Лебедев. – Сейчас надо отсюда как-то выбраться…

– Коля, погляди, – перебил его Косухин, кивая на окно. – Только осторожно, не подставляйся…

Полковник, подойдя ближе, выглянул наружу. Через минуту он покачал головой и медленно отошел назад.

Там, где только что темнела окружавшая церковь собачья свора, теперь стояла ровная цепь бойцов в высоких суконных шлемах.

– Вот, значит, что это за собаки! – негромко проговорил Арцеулов. – Теперь понятно, кто стрелял в господина Семирадского… Эх, гранат нет!..

– Ваш перстень, Ростислав Александрович, – напомнила Берг. – Положите его у дверей.

Арцеулов тут же последовал этому совету, но затем огляделся и с сомнением покачал головой:

– Окна… Право, не знаю, господа. Остается по примеру господина Богораза сокрушать им кости…

– Странно. Они не двигаются, – заметил полковник. – Может растерялись без своего Венцлава?

– Они ждут, – возразила Берг и вздрогнула. – Вы чувствуете, господа? Что-то происходит…

Все замолчали, прислушиваясь, но в старой церкви ничего не изменилось. Лишь темнота медленно затопляла все вокруг, отчего и без того невеселая обстановка казалась еще более мрачной.

– Не боись, Наташа, – бодро ответил Степа. – Сейчас мы свечи сообразим…

Он зажег несколько уцелевших огарков. Огонь осветил темные лики икон, но маленькие островки мерцающего света лишь сгустили навалившуюся мглу. Берг нашла еще один огарок и поставила у изголовья Семирадского, рядом с уже погасшим.

– Хорошо бы продержаться до утра, – ни к кому не обращаясь, проговорил Лебедев.

– Утром могут подойти новые, как говорит господин Богораз, монстры, – возразил Арцеулов. – Да и вряд ли они доставят нам подобное удовольствие…

– Похоже, перстень господина Арцеулова все-таки их сдерживает, – с некоторым интересом заметил Богораз. – Очень, очень любопытно…

– Они хотят нас взять изнутри, – перебила Берг. – Господа, неужели вы не чувствуете?

– Да ну, Наташа! – бодро заявил Степа, подходя поближе к девушке. – Отобьемся, чердынь-калуга!

– Спасибо, Косухин, – улыбнулась Берг. – С вами я спокойна…

Арцеулов покосился на Степу, но промолчал. Он понимал, что краснопузый просто бодрится. И вдруг капитан вспомнил совет их странного знакомого Родиона Геннадьевича. Арцеулов поглядел на неподвижное тело Семирадского, еле видное при слабом свете свечного огарка и вздрогнул. Надо отделить голову от туловища. Но зачем?

Ростислав посмотрел на Лебедева, затем на застывшую рядом с телом профессора девушку, на почти незаметного в темноте Богораза. Нет, он не сможет предложить им такое! Гибель профессора и так была для них трагедией. Правда, оставался еще краснопузый…

Арцеулову совершенно не хотелось разговаривать со Степой, но он догадывался, что только Косухин может что-то понимать в происходящем. Капитан чуть поморщился и подошел к Степе. Тот удивленно оглянулся.

– Господин Косухин, давайте отойдем в сторону…

Степа подчинился. Они шагнули в темный угол и остановились рядом с холодной стеной.

– Господин Косухин, – повторил капитан. – Вы… догадываетесь, что нам грозит? Я имею в виду возможности этих… нелюдей.

– Не знаю… – неохотно ответил Степа. – Амба нам всем, видать! Их, гадов, пули не берут. И… Венцлав может мертвяков поднимать. Сам видел…

– Значит, правда… Господин Косухин, мне сказали…

Он не договорил. Внезапно по всей церкви пронесся тихий стон, шедший, казалось, из-под земли. Стены задрожали. Вначале дрожь была мелкой, почти незаметной, но вот послышался треск, заскрипел сдвинутый с места иконостас, потом раздался глухой стук – одна из икон, сорвавшись с места, упала на пол.

– Господа, к центру! – скомандовал Лебедев. – Ближе!

Они стали прямо под куполом, держась плечом к плечу. Арцеулов и Степа загородили собой Наташу. Церковь продолжала дрожать, но к стуку дерева прибавился какой-то новый звук, похожий на скрежет. Он доносился отовсюду – сверху, с боков, но более всего – из-под бревен пола. Казалось, чьи-то гигантские когти скребут из-под земли, пытаясь добраться до людей. Затем вновь послышался стук – били в стены, от чего зашатались и начали сходить с мест доски, закрывавшие окна.

– Похоже на землетрясение, – голос полковника оставался спокойным. – Господа, ваши предложения?

– Уходить надо, – бросил Арцеулов. – Лучше уж к этим псам…

– Посмотрите! – рука Берг указывала куда-то в сторону, но вначале никто даже не понял, что случилось. Арцеулов лишь заметил какое-то странное движение там, где лежало тело профессора. Он всмотрелся – полушубок, которым был накрыт Семирадский, медленно сползал в сторону.

– Боже мой! – полковник перекрестился. – Что же это?

Полушубок дернулся и упал. Тело Семирадского билось об пол, мертвые руки упали вдоль тела, закоченевшие пальцы сводила судорога.

– Куда надо стрелять? – шепнул Арцеулов, склонившись к уху Степы.

– В голову, – Косухин сглотнул. – Где мозг…

Мертвое тело продолжало биться, затем голова дернулась и начала медленно приподниматься. Берг тихо вскрикнула, но сдержалась, закрыв рот рукой. Богораз, растерянно сняв очки, протирал стекла, не очень доверяя собственным глазам. Арцеулов понял, что нужно действовать немедленно.

– Господа! Отойдите ближе к стене, – скомандовал он, доставая револьвер. – Наталья Федоровна, вам лучше отвернуться…

Мертвое тело профессора на миг застыло, затем руки со скрюченными пальцами стали медленно сгибаться в локтях. Мертвец уже не лежал, он полусидел, время от времени подаваясь вперед, словно какая-то неведомая сила поднимала его со смертного ложа.

– Что же это они делают? – прошептал полковник. – Степа, ты что-нибудь понимаешь?

Косухин не ответил. Вспомнилась страшная ночь на старом иркутском кладбище, мертвое лицо генерала Ирмана… Он поднял карабин и нерешительно поглядел на брата.

– Постойте, Косухин, – рука Берг коснулась его плеча. – Может Глеб Иннокентьевич жив?.. Ведь этого же… такого не бывает!..

– К сожалению, бывает, – ответил вместо Степы капитан, вспомнив рассказ о тибетском монастыре. – Отойдите, господа, прошу вас!

Тело профессора уже сидело, затем мертвые руки мощно уперлись в почерневшие бревна пола, и покойник начал вставать. На уже успевшем закоченеть лице что-то вздрогнуло, затрепетали посиневшие веки, медленно открылись глаза. Но это были не добродушные и всегда ироничные глаза Семирадского – взгляд был тяжел и злобен, словно кто-то другой смотрел через них на мир.

– Глеб Иннокентьевич! – растерянно произнес Богораз. – Если это вы?..

– Подойдите сюда, Семен Аскольдович! – хриплый низкий голос ничем не напоминал профессорский, но Богораз, как завороженный, замер, а затем сделал шаг вперед.

– Семен! Куда? – Косухин потянул студента за рукав, но тот с неожиданной силой вырвался и шагнул к мертвецу. Побелевшие губы Семирадского дрогнули в нечеловеческой усмешке, скрюченные пальцы потянулись вперед. Богораз медленно, как будто через силу, сделал еще шаг. Мертвец, чуть покачиваясь, наклонился, почти доставая кончиками пальцев до горла студента.

– Господин полковник! – крикнул Арцеулов. – Держите же его!

Опомнившийся Лебедев, схватив Богораза за плечи, резко дернул на себя. Скрюченные руки мертвеца рванулись, но поймали лишь пустоту. И тут Арцеулов выстрелил. Промахнуться даже в полутьме было невозможно – пуля вошла прямо в лоб покойного, страшные глаза на миг закрылись, но в следующее мгновение мертвец вновь скривил губы в ухмылке и, бросив полный ненависти взгляд на капитана, шагнул вперед. Лебедев попытался загородить дорогу, но тяжелая рука с невиданной силой ударила его в плечо, отбросив в стороны.

– Профессор! – крикнула Берг, пытаясь заслонить собой Богораза. Мертвец медленно надвигался, держа полусогнутые руки перед собой, словно ощупывая воздух. Вторая пуля вошла в висок, но покойник даже не вздрогнул.

Степа незаметно подкрался сбоку и что есть силы ударил прикладом по шее мертвеца, но рука со скрюченными пальцами с неожиданной ловкостью перехватила оружие и сильным движением чуть было не вырвала его. Степа вцепился в карабин и несколько секунд пытался удержать, чувствуя, что вот-вот холодная мертвая рука завладеет оружием. Арцеулов чертыхнулся – он не мог стрелять, опасаясь влепить пулю в голову краснопузого. Наконец Степа изловчился и резко дернул карабин, но не удержался и сам упал на пол. Мертвый профессор, тут же потеряв к нему всякий интерес, бросился вперед. Его движения изменились – они стали заметно быстрее и точнее, словно к покойнику прибывали силы.

Наташа закричала, пытаясь оттолкнуть мертвеца и одновременно прикрывая собой замершего и словно онемевшего Богораза. Еще одна пуля, выпущенная из «бульдога», вошла в затылок, но покойник лишь негромко зарычал. Огромные руки легли на плечи девушки, а затем медленно поползли к ее горлу.

Арцеулов и Лебедев растерянно стояли сзади, сжимая револьверы в руках. Стрелять они не могли – пули, не причинявшие вреда мертвецу, непременно попали бы в Наташу. Степа уже успел встать, карабин он держал по-прежнему в руках, но тоже не стрелял, лихорадочно пытаясь найти выход.

Руки мертвеца сомкнулись на горле Берг, она захрипела, пытаясь из последних сил оттолкнуть холодное закаменевшее тело. Арцеулов одним прыжком оказался рядом, схватил покойника за руку, пытаясь разжать скрюченную кисть. Впрочем, это было все равно, что сдвинуть каменную статую – мертвец даже не двинулся с места, лишь из пробитого пулей горла вновь донеслось хриплое рычание.

– Братан! – внезапно крикнул Косухин. – Коля, кинь мне нож!

Секунду-другую Лебедев непонимающе глядел на брата, затем быстро сунул руку за отворот полушубка и выхватил спрятанный там широкий нож. В тусклом свете догорающих свечей мелькнуло гладкое блестящее лезвие. Косухин ловко перехватил оружие на лету и бросился к мертвецу. Подскочив сзади, он быстро, почти не целясь, вонзил лезвие туда, где у живого бьется сердце.

Мертвые руки разжались, тяжелое тело зашаталось и упало навзничь. Нож Степа выхватить не успел, еле сообразив отскочить в сторону. Глаза мертвеца закрылись, но тело продолжало жить своей странной жизнью, оно билось и подергивалось, пытаясь сдвинуться с места.

– Наталья Федоровна, вы живы? – Арцеулов подхватил едва стоявшую на ногах Берг и помог ей присесть на брошенный Лебедевым полушубок.

– Да… – тихо проговорила девушка. – Руки у него… как лед…

– Господа, – растерянно произнес Богораз, удивленно моргая, словно пробудившись от глубокого сна. – Что здесь было? Я ничего не помню…

– Потом, – коротко ответил Лебедев. – Степа! Что там за дверью?

– Ах да! – Косухин подскочил к окну, выглянул и тут же отшатнулся. Прямо на него глядело еле различимое в темноте неподвижное лицо – те, что окружали церковь, подошли совсем близко, но стояли по-прежнему недвижно, не пытаясь войти. Что-то сдерживало их – или серебряный перстень, лежавший у порога, или еще нечто, ведомое лишь им и их хозяину.

– Они тут! – крикнул Степа. – Че делать будем?

– Пока ничего, – устало ответил полковник. – У меня в рюкзаке фляга со спиртом, достань. Хлебнем по глотку!..

Тело профессора вновь накрыли полушубком. Оно продолжало подрагивать, но все тише и тише. Неведомая сила уходила, даруя мертвецу долгожданный покой. Спирт пришелся кстати – горячее тепло побежало по жилам, и в головах немного прояснилось.

– Странно, – наконец проговорил Богораз, несколько минут о чем-то напряженно размышлявший. – Я был, похоже, загипнотизирован…

– Что же тут странного? – удивился Арцеулов.

– Вообще-то я не поддаюсь гипнозу… Наталья Федоровна, мне очень совестно. Право, вы напрасно рисковали из-за меня жизнью!

– Оставьте, Семен Аскольдович! – резко ответила девушка. – Неужели вы не понимаете, что им были нужны прежде всего вы…

– Но почему господин Богораз? – удивился Арцеулов.

– «Мономах» не должен взлететь, – негромко, без всякого выражения повторила Берг слова Венцлава. – После смерти профессора Семен Аскольдович последний, кто разбирается в научной программе полета. Понятно теперь, почему первая пуля предназначалась Глебу Иннокентьевичу…

– Слушай, Семен, – достаточно невежливо обратился Степа к вновь впавшему в раздумье Богоразу. – Ты это тогда насчет руки… ну, костей… неплохо сообразил. А теперь стреляли в голову – и ничего…

– А почему вы решили, что нужно стрелять в голову? – спокойно осведомился Богораз, как будто речь шла о рутинном научном эксперименте.

– Семен Аскольдович, может, не надо об этом? – перебил его полковник. – Госпоже Берг плохо…

– Нет, спасибо, – слабо улыбнулась девушка. – Мне лучше. Кроме того, мы, ученые, как известно, люди ненормальные. Впрочем, Николай Иванович, когда у вас при заходе на посадку не заработал двигатель, вы предпочли не диктовать по радио завещание, а целый час описывали поломку.

– Ракета могла не вернуться, – пожал плечами Лебедев. – В этом случае программа была бы сорвана, а эти подробности могли помочь.

– Коля, а как ты… ну… вернулся? – испуганно спросил Косухин.

– Часа через два двигатель удалось починить. Наталья Федоровна, а вы откуда это знаете?

– Я читала ваш отчет, – вновь улыбнулась Берг. – Ладно, не будем об этом. Вернемся к нашим жутким подробностям.

– Мне этот Венцлав…

Степа замялся, но затем все же решился и вкратце рассказал о краснолицем и о страшном «допросе» на кладбище.

– Степан… – растерянно проговорил полковник. – И ты служишь этим… этим?

– Да при чем здесь Венцлав! – взвился Косухин. – То есть при чем, но…

Он сник и замолчал.

– Не надо, Николай Иванович, – Берг легко погладила Степу по плечу. – Не забывайте, что я обязана вашему брату такой безделицей, как жизнь. Если бы он не догадался ударить этого… в сердце…

– Я подумал, – нерешительно начал Косухин. – Вот Семен говорил, что они не призраки. Значит, он должен как-то двигаться, ну, кровь, стало быть… А если в сердце…

Он окончательно запутался и замолк.

– Из вас получится неплохой естествоиспытатель, господин Косухин, – кивнул Богораз. – Вы рассудили верно. А что касается мозга… Мне кажется, что мозг должен оставаться нетронутым, если этому Венцлаву нужно поговорить с… скажем, усопшим. А вот теми, кого вы видели, и Глебом Иннокентьевичем, похоже, управляли со стороны. В таком случае мозг не нужен, во всяком случае, не все его области. Извините, господа, плохо соображаю, к тому же я наверняка заработал воспаление легких…

Богоразу дали хлебнуть спирту, после чего он немного успокоился. Между тем Арцеулов, которого тема беседы не привела в хорошее расположение духа, уже несколько раз выглядывал наружу. Особых перемен он не заметил – недвижные фигуры в высоких шлемах стояли почти вплотную к церкви, но не двигались с места, как будто чего-то ожидая…

– Господин полковник, – Ростислав еще раз выглянул в окно и бросил озабоченный взгляд на дверную задвижку. – Пока у нас есть время, надо что-то придумать.

– Может, подождем до утра? – предложила Берг. – При свете солнца эти твари потеряют свою силу…

– Едва ли, – поморщился капитан. – Вспомните Иркутск. Да и утром к ним может подойти подмога. Пока нас просто караулят.

– Все-таки подождем, – решил Лебедев. – Мы не прорвемся, капитан. Нас слишком мало…

В церкви воцарилось молчание. Было слышно, как поскрипывает какая-то потревоженная балка, вдали еле слышно шумели кроны лиственниц, изредка среди пустого мертвого леса раздавался крик ночной птицы. Последний огарок уже начал мигать, и Степа соорудил из обломков доски подобие факела. Старое дерево горело плохо, но все же неровный мигающий свет позволял что-то разглядеть среди подступавшей тьмы. Внезапно тишину прорезал жуткий скрежет. Кто-то (или что-то) пытался расшатать доски пола.

– Спокойно, господа, – Лебедев достал револьвер, знаком велев всем отойти от опасного места. – Похоже, началось…

Скрежет повторился, затем в пол стали чем-то бить. Удары были невероятной силы, словно кто-то лупил из неведомого подземелья огромным молотом. Дерево трещало, во все стороны летела щепа. Одна из досок выгнулась и с грохотом выскочило из пазов.

– Если кто появится – стреляйте! – велел полковник. Арцеулов и Степа, держа оружие наготове, ждали, напряженно глядя в образовавшуюся в полу глубокую темную щель.

Удары прекратились, в глубине что-то зашуршало, и над черным отверстием показалась рука. Степа, заранее положивший палец на спусковой крючок, невольно отшатнулся – то, что появилось из тьмы, не было рукой человека. Она была темного, черно-зеленого цвета – огромная, покрытая толстыми витыми жилами, с маленькой, почти круглой ладонью, из которой торчали шесть растопыренных пальцев с длинными, изогнутыми на концах когтями.

Рука нащупала край соседней доски, резко рванула, послышался жуткий, ни на что не похожий вой, а затем из провала вылезла вторая шестипалая конечность. Арцеулов выстрелил, но пуля, легко скользнув по черной кисти, рикошетом отлетела в сторону. Вой послышался снова, и невидимый враг стал расшатывать доску с удвоенной силой.

Арцеулов оглянулся в поисках выхода, но уходить было некуда. Мелькнула и сгинула мысль о капитуляции. Ростислав понял, что этим нелюдям живыми сдаваться нельзя. И мертвыми – тоже.

Степа Косухин не думал о смерти. Он тоже не привык сдаваться и втайне мечтал дожить если не до полного коммунизма – светлого будущего всего человечества – то по крайней мере до освобождения Сибири от белых гадов. Теперь же, когда из ниоткуда, нежданно-негаданно, появился сгинувший навеки брат, Степе совсем расхотелось погибать. К тому же он представлял свою смерть где-нибудь в чистом поле, впереди атакующей цепи красноармейцев, пропадать же в мерзкой западне он не собирался. В голове сам собой сложился план – выбежать наружу и, отстреливаясь во все стороны из четырех стволов, уходить в лес. Хуже уж точно не будет.

Он уже хотел было изложить свой план брату, как вдруг вторая доска, не выдержав нажима огромных лап, поддалась, с треском вырвалась из пазов и отлетела в сторону, отброшенная могучим ударом. Из провала вновь послышался леденящий душу вой, затем из-под земли стала медленно вырастать огромная, вдвое больше человечьей, голова с торчащей густой щетиной на макушке, острыми маленькими ушами и мощными надбровными дугами, под которыми зеленым цветом горели выпуклые глаза.

– Добро пожаловать! – пробормотал капитан, прицеливаясь прямо в глядевшее на него круглое зеленое око.

Но выстрелить он не успел. Внезапно что-то изменилось. Издали донесся непонятный звук, слегка напоминающий свист. Он был почти не слышен – скорее угадывался по чуть заметной вибрации воздуха. Повеяло легким ветром, свист повторился…

Страшная голова дрогнула, зеленые глаза засветились ненавистью и страхом, и в то же мгновенье ночной гость исчез. Он сгинул так внезапно, что никто не успел даже заметить, когда он пропал в черном провале.

Косухин подбежал к окну, каким-то чутьем догадываясь, что перемены произошли и здесь. Он не ошибся – там, где только что темнела шеренга в островерхих шлемах, было пусто. Враги исчезли…

Несколько минут все молчали, постепенно приходя в себя. Степа разыскал в одном из углов пару огарков, и в церкви стало немного светлее. Арцеулов достал пачку махорки и принялся сворачивать «козью ногу», Косухин же извлек пачку японских папирос. Ростислав покосился на давно не куренные папиросы, но гордость не позволяла угоститься у краснопузого. Махорка сыпалась из неудачно свернутой самокрутки, приводя капитана в бешенство. Наконец, он бросил недокуренную «козью ногу» и тут только сообразил, что дымящий аппетитной папиросой Степа как ни в чем не бывало держит на коленях карабин.

– Косухин, отдайте оружие, – скучным голосом произнес Арцеулов и на всякий случай нащупал в кармане «бульдог».

Степа не ответил, но в душе смертельно обиделся и, не желая ругаться с врагом революции, отвернулся.

– Ростислав Александрович, – вмешалась Берг. – Ну что вы, право!

– Он военнопленный, – все тем же скучным голосом пояснил капитан и встал. Косухин затоптал окурок и тоже лениво поднялся, держа карабин за цевье.

– Степан! – негромко произнес Лебедев. Косухин покосился на брата, хотел было сплюнуть, но сдержался и аккуратно поставил карабин в противоположный угол. Арцеулов удовлетворенно хмыкнул и стал смотреть в окно.

– Надо уходить, – заметил полковник. – Пока они не вернулись.

– Опасно, – пожал плечами Арцеулов. – Это может быть ловушкой.

Арцеулов продолжал внимательно наблюдать. На поляне стало светлее – над горизонтом поднималась ущербная луна. В ее неярком свете можно было разглядеть ровный строй лиственниц на противоположной стороне поляны, засыпанные снегом кресты старого кладбища и множество следов – человечьих и звериных, покрывших пространство вокруг церкви. Внезапно в дальнем углу поляны капитан заметил какое-то движение. Через минуту он понял, что не ошибся – кто-то шел по дороге, шел быстро, легко скользя по снегу на лыжах.

– К нам опять гости, – проговорил Арцеулов, заряжая оружие. – Кажется, перерыв закончился.

– Так че, карабин можно брать? – обиженным голосом поинтересовался Степа и, не дожидаясь ответа, тоже подошел к окну.

Человек, шедший на лыжах, был один. Он быстро вышел на поляну, секунду постоял, а затем тем же легким шагом заскользил к церкви.

– Не стрелять! – приказал Лебедев. – Подождем…

Капитана и самого не тянуло нажимать спусковой крючок. Одного – будь это человек или даже не человек – он не боялся. Да и этот лыжник был не похож на врага.

Гость был уже совсем близко. Теперь было можно разобрать, что он очень высокого роста, в полушубке и большой мохнатой шапке, с охотничьей двустволкой за плечами. Подойдя к самой двери, человек остановился и стал снимать лыжи.

– Постойте, постойте, – проговорил Арцеулов, всматриваясь. – Да ведь это наш хозяин!

– Родион Геннадьевич? – удивился полковник.

– Он! – уверенно кивнул капитан. – В таком случае, господа, я открою.

Ему никто не возразил. Через несколько секунд дверь скрипнула, и поздний гость шагнул за порог. Хотя свет догоравшего факела и прилепленных у алтаря свечных огарков был слаб, сразу же стало ясно, что Арцеулов не ошибся. Родион Геннадьевич, ссыльный учитель, стоял на пороге и, сняв лохматую шапку, не спеша осматривал церковь.

– К сожалению, я опоздал, господа, – негромко и печально произнес он. – Мне надо было поторопиться. А лучше всего пойти с вами…

Ему не ответили. Учитель еще минуту постоял на пороге, затем подошел к телу Семирадского, откинул полушубок и перекрестился.

– Мы рады вас видеть, – наконец заговорил полковник. – Но, Родион Геннадьевич, здесь очень опасно…

– Знаю, – кивнул тот. – Я предупреждал одного из вас. Я не должен был вмешиваться, но меня попросили… У некоторых из вас есть надежные заступники.

– Кого вы имеете в виду? – недоуменно поинтересовался полковник.

Дхар не ответил, а Арцеулов вдруг вспомнил странного чешского офицера – и Ксению. Мысль показалась ему дикой, невозможной, но ничего другого в голову не приходило.

– Не буду спрашивать о том, что здесь было, – продолжал Родион Геннадьевич. – Жаль господина профессора, но он сам шел навстречу судьбе… Я пришел сказать, чтобы вы отдохнули до утра. Те, кто вас преследовал, ушли, по крайней мере, до завтра. Так что, господин Арцеулов, можете забрать свой перстень с порога. Вы поступили правильно, но лучше, если бы вы последовали моим советам…

– Родион Геннадьевич, – перебила его Берг. – Может, хоть вы объясните нам! Что здесь было?