Текст книги "Нарушители равновесия"

– Старшая Сестра! Старшая Сестра! – вновь прошестели десятки голосов и все стихло.

– Я здесь, Войчемир. – негромко проговорила та, что стояла у костра. – Пойдем!

Войча послушно кивнул, и хотел сделать шаг, но тут рядом завозился под своим плащом Ужик, и Войча опомнился.

– Нет… – хрипло проговорил он, а затем повторил, уже громче и решительнее. – Нет! Нет!

На зеленоватом лице мельнула улыбка:

– Чего ты, боишься, Войчемир?

На этот вопрос можно было отвечать долго и обстоятельно – в этом лесу следовало бояться буквально всего. Войча ограничился тем, что помотал головой и вновь повторил «Нет!», но на этот раз не так твердо.

– Разве ты видел таких, как я? – Старшая Сестра медленным уверенным жестом отбросила в сторону закрывавшие ее тело волосы. – Посмотри!

– А-а… – только и смог произнести бедняга-альбир, поскольку таких женщин он действительно еще не встречал. Да и вообще, по этой части ему было далеко до самоуверенных сослуживцев, хотя бы до знаменитого красавца Пленка, по которому плакала добрая половина девиц в Кей-городе. Но даже Пленк, подумалось мимолетно, и тот потерял бы и речь, и слух при виде той, что стояла возле погасшего костра.

– Чего? Чего тебя надо? – Войча с силой дернул себя за чуб, пытаясь отогнать наваждение. Снова смех – легкий, уверенный.

– Тебя, Войчемир! Я нужна тебе, ты – мне. Сейчас я отошлю этих детей обратно в озеро…

Войча вновь кивнул и потянулся вперед, но вдруг – совершенно не вовремя – подумал об Ужике. Что будет с недомерком в этом жутком лесу? Ясное дело – сожрут. Сожрут – и костей не оставят. И хорошо, если только сожрут…

– Я… это… – он затравленно оглянулся, но Ужик как ни в чем не бывало спокойно спал, укрывшись с головой своим дурацким плащом.

– А ты зеленая! – ляпнул Войча первое, что пришло в голову. – Как жаба!

Темные брови на миг дрогнули.

– Я могу наказать за такие слова, Войчемир! Это мой лес, и здесь творится моя воля! Но в тебе говорит страх. Страх виной тому, что у тебя в глазах – зелень. Посмотри! Взгляни внимательно – не бойся!

Войча хотел отвернуться, но глянул – и только охнул. Зеленый свет исчез. Тело той, что была так близко, засветилось серебром, призрачный свет сгустился, и парень понял, что перед ним уже не тень, а живая плоть. Порозовели губы, глаза блеснули теплым огнем, а в густых волосах неярким старым золотом засветился венец…

– Прикоснись ко мне… Прикоснись…

Соблазн был велик. Это был даже не соблазн. Живая прекрасная женщина стояла рядом, и мешкать было попросту нелепо. Войча затаил дыхание, протянул руку…

…Пальцы ушли в пустоту. Вместо теплой кожи Войча ощутил ледяной холодный ветер. Исчезло живое прекрасное лицо, в лунный свет превратились густые волосы, а прямо на парня в упор глядел желтый равнодушный череп, скалясь вечной презрительной усмешкой.

– Нет! Нет! – Войча отпрыгнул назад, схватил меч и начал бешенно вращать им в воздухе. – Уйди, нежить! Уйди!

Снова смех – холодный и злой:

– Взять его! Быстро!

Тени надвинулись, закружились в дикой пляске, и Войчемир понял, что деваться некуда. Он бросил бесполезное оружие и упал на траву, закрывая лицо руками…

– Чего кричишь, Войча?

Прикосновение было теплым. Войча, еще не веря, дернулся, привстал и открыл глаза. Ужик сидел рядом, потирая заспанное лицо.

– Приснилось что-нибудь?

– Приснилось? – выдохнул Войчемир, оглянулся – и замер. Поляна была пуста, рядом лежал меч, чуть дальше мирно стояли кони, а вдали, в лесной глуши, привычно перекликались ночные птицы.

– А-а… Она где? – Войча вскочил и неверными шагами обошел поляну. – Она же здесь была!

– Приснилось, – равнодушно пояснил Ужик, вновь заворачиваясь в плащ. – Место такое…

– Матушка Сва! – Войча без сил опустился на траву. Приснилось? Но на траве он нашел следы сабли – круг, который так и не помог ему. Или все же помог? А может, и вправду это все сон?

– Ужик… – нерешительно начал он. – А кто такая… Эта… Старшая Сестра?

– Чья? – донеслось из-под плаща.

– Навья!

– Понятия не имею… – плащ легко шевельнулся. – Надо будет у Патара спросить. Тебе что, какая-то Старшая Сестра приснилась?

Объясняться не было сил, и Войча, решив, что хуже не будет, лег прямо на траву и забылся тяжелым сном. Разбудили его веселое утреннее солнце, птичье пение – и Ужик, успевший сходить на зорьку и теперь пекший на углях двух огромных лещей.

Весь следующий день Войча был мрачен и молчалив – совсем как Ужик накануне. Его не радовали ни солнце, ни дорога, которая теперь стала заметно шире, ни съеденные за завтраком лещи, оказавшиеся необыкновенно вкусными. Перед глазами стояло одно и тоже – бледный лунный свет, хоровод призрачных теней и та, которая пришла за ним. Неужели это был сон? И ее голос, и она сама? Тогда что же такое явь?

Увы, посоветоваться об этом было не с кем – не с Ужиком же, в самом деле! – и Войча молчал. Похоже, его насупленный вид удивил даже равнодушного ко всему Ужика. Во всяком случае, на дневном привале заморыш самым наивным образом поинтересовался, не случилось ли с Войчей чего-такого… Этакого.

Войчемир поневоле восхитился тоном да и смыслом вопроса, но затем обиделся и предпочел отмолчаться. Ужик пожал плечами (похоже, на что-либо иное его плечи и не годились), после чего потерял всякий интерес и к Войче, и к его настроению. Тут уж Войча не выдержал и, перемежая каждое второе слово все той же «каранью», потребовал от бездельника-недотепы-дармоеда-недомерка Ужика подробного и ясного ответа: что случилось прошлой ночью?

Бездельник-недотепа-дармоед-недомерок улыбнулся, сообщив, что сказать ничего не может, поскольку спал. Правда, пару раз он просыпался и, кажется, один раз что-то видел. Быть может, нав. Но он мог и перепутать, поскольку лунный свет, а заодно и туман способны породить еще и не такие дива. А что касается виденного Войчей, то если это сон, то и волноваться нечего. А ежели и не сон, то волноваться тем более нечего, поскольку если уж Войчу не тронули навы, то иная нежить и подавно обойдет стороной.

Мысль Войчемиру неожиданно понравилась. А ведь действительно – не тронули! То ли благодаря вовремя начертанному кругу, то ли благодаря камню-громовику. То ли – чем Косматый не шутит! – попросту испугалась нежить зеленая. Ведь он все же не кто-нибудь, а Кеев альбир и самого Светлого племянник!

Настроение Войчемира резко улучшилось. Разве что в глубине души осталась горечь. Старшая Сестра! Эх, сестренка, что же тебя занесло к этим, зеленым! Войча пытался не думать, забыть, но понял – не забудет. Да и кто пройдет мимо такой? Разве что Ужик, но с него какой спрос?

Между тем дорога вела дальше, прямо на полдень. Пару раз на пути встречались большие поляны, но Войча предпочел не останавливаться. Из рассказов длиннобородого Нелюба он помнил, что на третий день пути, как раз посреди леса, тропа пройдет мимо небольшой избушки, и Войчемир постарался подгадать так, чтобы заночевать именно там. Лишняя ночь под открытым небом, да еще в таком лесу, не радовала. Под крышей как-то надежнее. Однако часы шли за часами, дорога вела все дальше, а небо над лесом уже начинало темнеть. И лишь в ранних сумерках Войчемир, начавший уже изрядно волноваться, заметил впереди что-то темное. Он ткнул Басаврюка пяткой, тот, недовольно заржав, перешел на рысь, и уже через минуту Войча удовлетворенно скомандовал: «Стой!» Перед ними была избушка – небольшая, вросшая по самые подслеповатые оконца в серую лесную землю.

– Успели! – резюмировал Войча, поворачиваясь к Ужику. – Тут и заночуем. Интересно, дома ли бабка?

Он ждал вопроса: «Какая?», но поскольку нелюбопытный Ужик промолчал, пояснил все до конца:

– Бабка тут живет. Нелюб говорил – не простая бабка. То ли велхва, то ли наузница. Яга, одним словом.

– Как в сказке? – Ужик зевнул. – А в ступе летает?

Несмотря на совершенно равнодушный тон, каким это было спрошено, у Войчемира внезапно возникло страшное подозрение – а не шутит ли часом этот недомерок? Шутки Войча не любил, разве что свои собственные, но на этот раз сделал вид, что ничего не заметил. Про ступу он предпочел промолчать, зато обстоятельно пояснил, что сказки – сказками, а бабка самая настоящая, к тому же полезная, лечит травами и никому зла не делает. Во всяком случае, в подобном не замечена, хотя ей в обед все сто лет будет. Значит и им беспокоиться нечего.

Ужик не возражал, но очень скоро стало ясно, что Войчемир ошибся – причина для беспокойства была. Они поняли это, как только Войча слез с коня и подошел к двери.

– Матушка Сва! – ахнул он. – Бабка-то…

…Все, что осталось от той, которая лечила травами, лежало тут же, у порога – скелет, покрытый потемневшими лоскутьями грубой домотканой одежды. Поломанная клюка валялась чуть в сторонке, рядом с полусгнившими остатками плетеной корзины.

– Так… – Войча на всякий случай вытащил меч, затем подумал, вложил его обратно в ножны и склонился над останками.

– Привяжи коней, – бросил он Ужику. – А я погляжу…

Осмотр занял больше времени, чем думалось. Ужик, привязав коней к ближайшему дереву, пристроился рядом с Войчей.

– Темно… – Войчемир встал и размял затекшие плечи. – Завтра еще поглядим… Но, в общем, и так ясно – не своей смертью бабка померла. Не от хвори, и не от зверя…

– Шея сломана, – негромко добавил Ужик, ставший внезапно очень серьезным. – Но это не медведь…

– Точно! Смотри, это у нее под рукой было.

На ладони у Войчи лежала небольшая бронзовая бляшка – странный зверь, похожий то ли на льва, то ли на тигра.

– Такие на одежду нашивают…

– Соображаешь! – одобрительно кивнул Войчемир. – Думаю, так было: бабку прямо у порога подстерегли. Раз – и шея набок. Только и успела, что в одежду вцепиться и бляшку эту сорвать…

Внезапно совсем рядом послышался шум – негромкий, но отчетливый.

– В доме! – Войча выхватил меч и одним движением оказался между дверью и Ужиком. – Урс, назад! Эх, дурни мы, сразу надо было посмотреть!

Они замерли, прислушиваясь, но в избушке все стихло. Но вот вновь послышался шум, чьи-то легкие шаги. Скрипнула дверь. Войчемир не спеша поднял меч…

– Ой, дяденька, не надо!

Рука, державшая оружие, дрогнула. На пороге стояла девчушка – невысокая, простоволосая, в грязном, порванном на боку платье.

– Фу, ты!

Войча облегченно вздохнул, но затем нахмурился:

– А ты кто такая?

– Я… Я внучка… Внучка… – девчушка испуганно переводила взгляд с мрачного Войчмира на невозмутимого Ужика. – Дяденька, не убивайте! Я на все согласная…

– Да на что ты нужна! – в сердцах бросил Войча. – А ну-ка, Ужик, огня!

Покуда недотепа-Ужик возился с кремнями и трутом, Войча успел обшарить избушку и вернулся оттуда с пучком лучинок.

– А ну-ка… Значит, внучка, говоришь? Ужик, гляди!

Войча бесцеремонно схватил девчушку за ухо и повернул ее к свету.

– Видал?

На тонкой грязной шее болталась потемневшая медная гривна.

– Беглая… Ну, и от какой бабульки ты бежала?

Девчушка всхлипнула, но Войчемир был неумолим:

– Знаем таких внучек! Что, придушила бабку?

– Нет! Нет! – в глазах беглянки плавал ужас. – Она… Она была уже мертвая… Я и подойти боялась… Не убивайте, дяденька! Я что хотите делать буду… Я… Я… Я все расскажу…

– Вот это уже лучше! – удовлетворенно заметил Войча, присаживаясь на старую колоду, служившую, как видно, для рубки дров, – Ужик, затопи-ка печурку…

Пока молчаливый Ужик занимался этим нужным делом, девчушка, плача, сбиваясь, перескакивая с одного на другое, рассказывала свою нехитрую историю. Вернее, история как раз оказалась непростой – даже после всего, что Войче довелось увидеть и узнать за последние дни.

Беглянку звали Улой. Впрочем, она и не была беглянкой. Всю свою жизнь она, холопка местного дедича, прожила в соседнем селе – именно в том, из которого уже год как перестали доходить вести. И недаром – села больше не было…

Чужой человек постучался в ворота как раз в день Солнцеворота, когда повсюду горели праздничные костры. Чужак был хмур, молчалив – и болен. Его уложили на солому в сарае, позвали бабку – ту самую, что теперь лежала у собственного порога – но было поздно. Через три дня чужака отнесли на погост, а еще через день пропал первый из жителей маленького села. Затем исчез второй, третий…

– Он… он и за мной приходил… – Ула говорила быстро, но еле слышно, постоянно оглядываясь на подступавший к поляне лес. – Всех уже сгубил, и за мной пришел. Страшный, лицо красное, ногти желтые, кривые…

– Одет? Во что одет? – быстро спросил Войча.

– Кафтан… Богатый, с бляшками медными. Когда он помер, думали еще этот кафтан оставить, не хоронить, но потом…

Войча кивнул. Про одежду он спросил больше для порядка – все и так было ясно. Войчемиру приходилось допрашивать пленных, и он видел, что девчушка не лжет. Да и совпадений было больше чем достаточно – про «опыра» ему рассказывали еще в Кудыкиной Гати.

Заметил Войча и еще кое-что. Вначале ему показалось, что перед ним – совсем ребенок, лет восьми, не больше. Но при свете лучин – их не пожалели, зажгли сразу с полдюжины – стало ясно, что Ула значительно старше. Оставалось лишь гадать сколько ей – тринадцать? Четырнадцать? Такую уже и продать можно – и не без выгоды.

Впрочем, продавать беглянку было некому – не Ужику же! – да и вряд ли Войча мог нажиться на такой сделке. Девчонка была некрасива. И даже не просто некрасива – такую не каждый день встретишь. Лицо покрывали глубокие оспины, вместо носа торчал какой-то бугорок с двумя дырочками, вдобавок ко всему у бедняжки не было передних зубов, отчего она слегка пришепетывала. Такую даже огрским торговцам не продашь, даже ежели отмыть, подкормить и нарядить во что-нибудь пристойное.

Итак, продавать Улу Войча раздумал, но проблема осталась. И не одна, а сразу несколько. Куда, например, эту Страшилку (именно так Войча стал про себя именовать беглянку) девать? А главное – куда идти? Ведь село – мертвое село, откуда бедная Страшилка бежала – находилось как раз на их пути.

Об этом Войча решил поговорить с Ужиком попозже, когда Ула заснет. Лишнего девчонке знать ни к чему, да и чем она поможет, Страшилочка?

Ужик молча выслушал Войчины соображения и задумался. Честно говоря, Войчемир не ждал от недотепы чего-нибудь путного и советовался с ним больше для порядка, чтобы парень не думал, будто с ним не считаются.

– И чего делать будем? – поинтересовался Войча, ожидая увидеть в ответ все то же пожатие узких плеч.

– Пойдем в село.

Сказано это было настолько твердо и уверенно, что Войча даже растерялся.

– А этот… опыр, который?

– Убьем.

И вновь поразился Войча – от Ужика ли он это слышит?

– Ну… да… – нерешительно кивнул он. – Надо бы… Ведь он, нелюдь, и дальше народ губить будет! Так ведь как его убьешь? Его же, говорят, и сталь не берет!

– Убьем…

Войча вздохнул. План глубокого обхода по лесу, который он хотел предложить, повис в воздухе. Если уж этот недомерок не боится…

– А и ладно! – Войча покачал головой и зло скривился. – Где наша не пропадала! Знать бы только, как к нему, к опыру этому, подступиться…

На это Ужик ничего не сказал, и Войча мысленно пожалел о своем скоропалительном решении. Но не бить же отбой – да еще при Ужике! Этого Войчемир позволить себе не мог – пусть даже их поджидает дюжина «опыров» с чугастром в придачу.

…Ночью Войча почувствовал, как кто-то легко дотронулся до его плеча.

– Дяденька…

– А? – Войчемир дернулся, привстал – и тут же его щеки коснулась маленькая теплая ладонь.

– Дяденька! Страшно мне! Можно я рядом с вами посплю…

Войча огляделся, но в темной избушке ничего разглядеть было нельзя. Где-то неподалеку тихо дышал во сне Ужик. Ула – Страшилка – не дожидаясь согласия, быстро пристроилась рядом.

– Дяденька! – шопот стал громче. – Вы… Вы такой сильный… Вы такой…

Войча начал понимать, что Страшилке совсем не страшно. Худое тело девчушки прижалось к нему, и он ощутил под рукой крепкие, уже совсем недетские груди…

– Так… – Войча нашарил в темноте сначала голову, затем ухо, кажется левое. Послышался испуганный писк.

– Дяденька! Ай! Не надо!

– Ежели страшно, то иди к дяде Урсу. Вот он точно ничего не боится!

– Но почему? – в голосе звенела обида.

– Потому…

Войча повернулся набок и постарался храпеть погромче. Ему было жаль бедную Страшилку, но не объяснять же девчонке, что на такую не покусится даже пьяный кмет при грабеже взятого города. Если хотя бы она не пришепетывала!

…Утром они вышли в путь, уже втроем, а около полудня лес расступился, глазам открылась маленькая речушка, а за нею – приземистые черные домишки мертвой деревни.

Глава вторая. Мать Болот.

– Они! Хвала Соколу, они!

Сновид Полтора Уха, старший кмет, первым заметил то, что открылось за поворотом – широкий плес, несколько больших лодей, вытащенных на невысокий песчаный берег и огромный цветной шатер на холме.

– Они! Кей Улад, они пришли! – Сновид, не удержавшись, сорвал с головы шлем и махнул им в воздухе. Солнечный луч отразился на полированной стальной поверхности и словно в ответ дружно закричали на лодьях – и кметы, и добровольцы-улебы:

– Слава! Слава! Кей Улад! Кей Улад!

Их услышали. На берег, к черным лодьям со снятыми мачтами, высыпала толпа людей – кто в сверкающих стальных доспехах, кто в белых рубахах.

– Слава! Кей Сварг! Кей Сварг! – донеслось до стремнины, по которой плыли лодки.

Улад стоял у мачты и старался сохранять на лице серьезное и даже суровое выражение, хотя его так и тянуло широко, по-мальчишески улыбнуться. Нельзя – ведь он, Улад сын Мезанмира, не просто восемнадцатилетний парень, впервые возглавивший войско. Он – Кей и потомок Кеев, наследников славы самого Кея Кавада. Его предки были избраны богами, чтобы править этой землей – Великой Орией, что протянулась от моря Скандского до моря Змеиного, от Харпийских гор до могучей реки Итль. И ничего что с непривычки давит плохо подогнанный румский панцырь, а меч, настоящий франкский меч, слишком уж оттягивает пояс. Это мелочи, о которых настоящий воин не должен и думать. Главное – это его первая настоящая война, первое боевое задание. Это задание он, Кей Улад, выполнил точно и в срок, приведя свое войско к этому низкому песчаному берегу, к этому шатру, над которым развевается Стяг Кеев. Улад уже видел его – громадное красное полотнище с изображением распластавшей крылья могучей птицы – Кеева Орла, когда-то носившего Кея Кавада по небесным дорогам между Небом Синим и Небом Золотым.

– Успели! Хвала Соколу и Дию! – Сновид, старший кмет, которому собственно и довелось снаряжать войско и следить за порядком в походе, все еще не мог успокоиться:

– Успели! Не перехватили, хвала богам!

Улад не ответил на радостную усмешку своего помощника и чуть брезгливо дернул плечом – жест, поизаимствованный у отца. Радость старшего кмета понятна, он и сам рад тому, что успел в срок, но показывать лишнее волнение ни к чему. Кей должен быть спокоен – так учил отец. И тогда воины тоже будут спокойно делать свое дело.

Да и особых причин для волнения Улад не находил. Кто мог перехватить их лодьи, на которых полсотни кметов в железных латах и триста крепких ребят из Валина? Или Полтора Уха думал, что Сварг опоздает? Но этого вообще быть не может! Сварг – смелый воин и опытный полководец. Да, война, да, мятеж, и отец, конечно, неспроста повелел ему привести войско на помощь брату, но что могут сделать волотичи, эти лесные дикари, против Кеева войска? И Уладу подумалось, что старший кмет, много лет проживший в мирном Валине, слишком привык к спокойной жизни. Уж не потерял ли он свою смелость вместе с половиной уха, когда-то снесенного огрской саблей?

Берег приближался. Улад уже ясно видел ровный строй кметов на песчаной косе, толпу ополченцев поодаль, а впереди всех – высокую фигуру в красном плаще и остроконечном шлеме. Брат! Забыв обо всем, молодой Кей схватился за канат, поддеживавший мачту и вскочил на узкую кромку борта. Брат! Сколько же они не виделись!

Нос лодьи мягко ткнулся в песок. Толчок был еле заметным, и Улада лишь слегка качнуло. От сверкающего железом строя отделилось несколько кметов, не иначе чтобы подать сходни, но Улад решил не ждать. Какие сходни на войне! Он воин, а не старец! Красные огрские сапоги вошли глубоко в песок. Улад выпрямился, поправил чуть сбившийся на бок шлем и ровным твердым шагом направился к Стягу, под которым стоял брат. Еще пару лет назад он просто побежал бы и бросился брату на шею, но тогда он был просто мальчишкой, который мог лишь завидовать братану Сваргу, который уже не один год железной рукой правит непокорными дикарями-волотичами. Теперь же они почти ровня – Сварг, наместник в земле волотичей, и он, Улад, повелитель улебов. Кеи, хозяева этой земли…

В первый миг он не узнал брата. Наверно, из-за шлема, который закрывал не только голову, но и щеки, и даже переносицу. Отличный шлем! Улад успел на миг позавидовать брату, но затем все лишние мысли исчезли. Рука в перчатке из оленьей кожи поднялась в приветственном жесте – локоть ровный, ладонь вперед. Короткий быстрый поклон, как равный – равному.

– Чолом, Кей Сварг!

– Чолом, Кей Улад!

Голос брата тоже звучал необычно – сурово, твердо. Но так и должно быть – Кей Сварг не дома, не среди близких…

Сзади заскрипели по песку шаги. Улад знал – это его старшие кметы. Сейчас он представит их брату. Это тоже положено – брат должен знать тех, кого привел Улад. К сожалению, сам молодой Кей успел познакомиться лишь со Сновидом, который помогал ему в Валине последние два года. Остальных – Когута, Прожада и Яскулда – он впервые увидел лишь месяц назад, когда начал собирать войско. Ну, ничего, еще будет время…

К Стягу подошло несколько воинов в сверкающих дорогих латах – старших кметов в войске брата. К сожалению, их имена как-то проскользнули мимо сознания – наверно от волнения. Похоже, брат понял и, еле заметно улыбнувшись, кивнул в сторону шатра. Улад обрадовался – наконец-то они смогут поговорить наедине! – но все же не забыл махнуть рукой Сновиду. Этот жест, понятный им обоим, означал многое – выгрузить людей, вытащить лодьи на берег, поставить шатры, сварить кашу из взятых из дому запасов. Собственно, всем этим Полтора Уха и занимался – Улад был командующим, и не его дело вникать в подобные мелочи. Он – Кей, и этим все сказано…

В шатре оказалось неожиданно темно. Ноги сразу же утонули в мягких огрских коврах. Брат сорвал с гловы шлем, и в полутьме засветились его коротко подстриженные рыжие волосы. Улад невольно улыбнулся. Оба они были рыжие, как их покойная мать, но если рыжинка лишь слегка тронула светлые волосы младшего, то Сварг был огненно рыж, как Солнце, в честь которого и был назван.

– Ну, здравствуй, братишка! – старший крепко обнял Улада за плечи и прижал к закованной в латы груди. – Вовремя!

Похвала заставила покраснеть, и Улад, сбиваясь и даже слегка заикаясь (этим он страдал с детства и очень стеснялся) принялся рассказывать о том, как собирал войска, как сзывал добровольцев из самых верных селений возле Валина, как доставал по всей улебской земле оружие. Брат слушал, кивал, наконец мягко положил тяжелую латную рукавицу на плечо младшему:

– Потом… Остальное расскажешь на совете. Пятьдесят кметов – это хорошо. У меня только сорок…

– К-как?! – Улад даже растерялся. Он был уверен, что в войске брата их должно быть не меньше сотни.

– Потом… – повторил Сварг и устало мотнул рыжей головой. – Плохи дела, братишка…

Уладу показалось, что он ослышался. Дела не могли быть плохи! Войско Кеев – самое мощное от Харпийских гор до Денора. Даже огры – и те признали силу железных латников Светлого, первыми попросив мира. А тут какие-то волотичи, дикари, на которых надо просто охотиться, словно на кабанов…

Тут в дальнем углу шатра шевельнулась груда мягких покрывал, и Улад к вящему смущению понял, что здесь они не одни.

– Порада, подойди! – негромко, не оборачиваясь, произнес брат, и к Уладу шагнула невысокая простоволосая женщина в светлом легком платье.

– Это мой брат – Кей Улад…

– Здоров будь, Кей…

Голос был низкий, грудной, поклон – почтительный, по чину.

– Ч-чолом! – совсем растерялся младший, даже забыв кивнуть в ответ.

– А теперь иди, Порада…

Женщина, вновь поклонившись, на этот раз им обоим, вышла, слегка задев Улада крепким горячим телом. Молодой Кей только вздохнул – и от близости молодой женщины, и от понятного смущения. Ведь он хорошо знал Челеди – супругу брата, сестру самого Великого Хэйкана. Высокая, не по здешнему красивая, она была приветлива с Уладом и даже пару раз защищала его во время недолгих ссор с братом. Порада, кто она? Откуда?

– Не удивляйся… – Сварг, похоже, понял, о чем думал младший. – Порада, она… Я бы без нее пропал.

Спрашивать Улад не решился, да и не до этого сейчас было. Дела плохи – почему? И что значит – плохи?

– Я… – нерешительно начал он. – Я думал… Отец велел…

– Пойдем! – перебил Сварг и устало повел плечами. – Сейчас сам увидишь.

Они вышли из полутемного шатра и направились вдоль берега, мимо черных лодей, у которых сновали кметы. Улад краем глаза заметил, что его люди уже успели выбраться на берег и споро ставят шатры. Это порадовало – Сновид не зря считался одним из самых опытных кметов, воевавших еще вместе с отцом. Но почему дела плохи? И куда его ведет брат?

За мысом было пусто, но в отдалении одиноко чернела лодья, наполовину вытащенная на песок. Одного взгляда, брошенного в ее сторону, было достаточно, чтобы понять – что-то не так. Что-то в этой лодке, обычной, такой же, как и все прочие, было зловещее, даже страшное. И запах! Откуда этот запах, этот смрад, который ни с чем не перепутаешь?

– Вчера приплыла, – старший зло дернул щекой. – Пустили вниз по течению – от самого Коростеня. Знали, сволочи, что не пропустим…

Еще ничего не понимая, но чуя беду, Улад быстро подошел к низкому черному борту – и отшатнулся, даже не взглянув – нстолько страшным был смрад, идущий оттуда. Но затем, все же пересилив себя, заглянул – и вновь отшатнулся.

Трупы… Вся лодья была заполнена трупами – голыми, уже тронутыми гнилью. Те, что лежали здесь, умерли плохо – черная застывшая кровь покрывала тела. Вспоротые животы, расколотые черепа, сорванная кожа, черные дыры на месте выжженных глаз. Взгляд зацепился за бесстыдно раскинувшее ноги женское тело. Улад, не удержавшись, вновь поглядел туда – и вздрогнул. Груди у погибшей были отрезаны, из живота торчал деревянный кол…

– Это те, кто был в Коростене, – негромко проговорил Сварг. – Кметы и их жены. Весь гарнизон. Это уже вторая – первую мы перехватили три дня назад…

И тут, наконец, Улад понял. Враги взяли Коростень! Значит, земля волотичей уже неподвластна Кеям! Коростень, который захватил еще дед, великий воитель Хлуд, город, который потом вновь пришлось брать отцу. Выходит, снова…

– В Коростене стояло сорок кметов. – брат кивнул в сторону страшной лодьи. – Там были наши купцы, их семьи… Еще человек двадцать пропало в пути – уже и не скажешь где. Двадцать кметов у Нетвора – он пока держится на полночи, у Струй-озера. Со мной сорок, к сожалению, почти все – молодежь. Вот и все наше войско…

– А… оп-полчение… – только и мог выговорить Улад. – Дедичи… Должны соб-брать…

Брат махнул рукой и, не оглядываясь, зашагал прочь от страшного места. Улад растерянно оглянулся и бросился следом, словно боясь оставаться наедине с теми, кто принял смерть в далеком Коростене…

Совет состоялся вечером, в том же шатре. На этот раз в нем было светло – горели факелы, бросая неровные тени на дорогой полог, расшитый сказочными птицами. Людей собралось немного – вместе с Кеями пришло полдюжины старших кметов: тех, кто служил у Сварга, и тех, кто прибыл с Уладом. Кроме них в шатре оказался толстый старик, напяливший несмотря на лето большую бобровую шубу. Вскоре Улад узнал, что это – знаменитый Антомир, дедич всех волотичей, все эти годы верой и правдой служивший Кеям. Теперь он, чудом спасшийся от мести своих земляков, нашел убежище в войске Сварга.

Что будет на совете, братья оговорили зарнее. Вначале Сновид, как старший в войске Улада, коротко доложил о составе прибывших подкреплений. Затем встал Зван, один из кметов Сварга, и сообщил о том, сколько осталось в войске. Сорок два кмета и пятьдесят наскоро вооруженных беглецов – местые дедичи с родственниками и кое-кто из уцелевших Кеевых людей, сумевших убежать из Коростеня и других мест, охваченных мятежом. Улад уже знал все это, но поневоле ужаснулся – это все? А сколько мятежников – три тысячи? Пять? Об этом не хотелось и думать.

Наконец, встал Сварг. В руке брата был большой берестяной свиток. Улад вначале удивился, но затем вспомнил – мапа! Рисунок земли с птичьего полета! Еще в детстве отец учил его понимать мудреные значки, обозначавшие селения, озера, переправы. У него тоже имеется такая, но с изображением его собственных владений – земли улебов. Говорят, полная мапа всей Ории есть только у отца, и показывает он ее далеко не каждому…

Мапу расстелили прямо на ковре, кто-то поднес факел поближе. Сварг присел рядом, подождал, пока все рассядутся вокруг, и начал:

– Вот. Мы сейчас здесь…

Палец в кожаной перчаткой указал на изгиб тонкой голубой линии – реки, по которой только что приплыли лодьи Улада.

– Враги тут, в Коростене… А также здесь… Здесь… Здесь…

Рука в перчатке указывала на одно селение за другим, на леса, на огромные просторы болот. Только сейчас до Улада дошло, почему волновался Сновид, его старший кмет. Ведь они плыли с заката, а все эти земли уже потеряны! Выходит, им просто повезло! И молодой Кей почувствовал, как по спине пробегают непрошенные мурашки. Ведь они не знали всего этого! Догадывались, но не знали, что дела так плохи! Их отряд легко перехватили бы, встреть они волотичей! Выходит, Золотой Сокол не забыл своих сыновей!

– Итак, мы удерживаем полдень и полночь. – продолжал Сварг. – К сожалению, связь с отрядом Нетвора потеряна. Я послал уже пять гонцов, но ответа нет. Если он все же получил мое послание, то мы должны встретиться у Белого Плеса – это здесь…

Улад взглянул на мапу, но вначале ничего не понял. Выходит, они бросают даже то, что осталось! Белый Плес – это уже на самой границе с землей сполотов. Неделя пешего пути до Савмата! А как же земля улебов – его земля? Ведь там почти не осталось войска!

– Кей! – похоже, Сновиду пришла в голову та же мысль. – Мы можем потерять Валин…

И вновь Улад почувствовал, как по спине бегут мурашки. Валин, его город! Вот ты и сходил на свою войну, молодой Кей! Коростень потерян, Валин отрезан – выходит, трети отцовской державы уже нет!

– Да, Валин под угрозой. – негромкие слова брата прозвучали, как приговор. – Но нам сейчас главное – не пустить врагов на Савмат. У Белого Плеса – если Нетвор подойдет – мы продержимся, пока отец соберет войско… Впрочем, – по мрачному лицу скользнула злая усмешка – может, они все-таки побоятся перейти старую границу…