Текст книги "Юрьев день"

Глава 10

Шестого мая тысяча восемьсот восемьдесят четвертого года Николай достиг совершеннолетия – для цесаревича оно наступало в шестнадцать лет. Он принес присягу в Большой церкви Зимнего дворца, о чем наш августейший родитель тут же издал манифест. А сразу за ним разродился и Николай, издав два рескрипта уже от своего имени и под только что подтвержденным титулом.

Первый рескрипт был элементом обязательной программы – Ники его не писал и даже, кажется, особо внимательно не читал. В нем цесаревич предлагал московскому генерал-губернатору раздать пятнадцать тысяч рублей наиболее нуждающимся жителям Москвы. Почему обошли вниманием Питер, нам никто не сказал, а мы не спрашивали.

Зато второй рескрипт был плодом нашего с братом совместного творчества, да к тому же одобренным его величеством Александром Третьим. В этом документе министру финансов предписывалось рассмотреть возможность выделения нашему комитету ста пятидесяти тысяч рублей на организацию исследований инертных газов. Причем пятьдесят тысяч предназначались в личный фонд главного ученого консультанта, то есть Дмитрий Иванович сможет тратить их даже без наших с Николаем утверждающих подписей.

Прочитав наш черновик, отец поначалу уперся, но мы быстро объяснили ему, что такое гелий и зачем он нужен. Так что министр финансов Бунге уже получил необходимые указания лично от императора, и в ближайшие же дни ожидалось поступление первой порции денег.

Согласно традиции, цесаревич сразу после совершеннолетия должен был начать службу. Не так уж просто, между прочим, нам было добиться того, чтобы родитель определил местом службы не гвардию, а армейскую часть. Конкретно – Особый воздухоплавательный отряд. Там Николай получил должность старшего офицера, и это означало, что поручиком ему осталось ходить совсем недолго, настала пора подрасти до штабс-капитана.

Это будет первый случай за все время, когда Николай хоть и не совсем, но все же уйдет из-под моей, как хотелось надеяться, не столь заметной опеки. Жить мы теперь станем в разных комнатах, хоть и соседних. Опять же большую часть своего времени цесаревич отныне будет проводить не дома и не в Приорате, а на летном поле отряда. Хорошо хоть оно находилось довольно близко, примерно в пяти километрах от Большого Гатчинского дворца, неподалеку от деревни Залесье. Впрочем, на некоторых картах она называлась Сализи. Если ехать туда на велосипеде, то это займет от силы полчаса или даже меньше – при интенсивной работе ногами.

Да, у нас с братом уже имелось два вполне приемлемых велосипеда и собирался третий, а деталей было заказано еще на шесть штук. Причем, что удивительно, третий велосипед предназначался для императрицы! То есть он отличался от наших дамской рамой. Посмотрев, как мы с Ники рассекаем по парку на своих драндулетах, она захотела себе такой же, но только чтобы на нем можно было ездить в платье. Причем захотела всерьез, то есть убедила отца дополнительно профинансировать это дело. Хотя могла бы и не утруждаться, ведь наличие у самой императрицы велосипеда послужит столь мощной рекламой именно в высшем свете, что следующие несколько экземпляров можно будет продать по цене небольших океанских пароходиков. А на вырученные деньги построить велосипедную фабрику, я уже начал прикидывать, где ее лучше разместить.

Николай в отряде собирался не только постигать основы воинской службы, но и продолжать занятия техническим творчеством. Теперь он загорелся идеей построить дирижабль. И, разумеется, все работы по проектированию своего воздушного лайнера свалил на меня, тем более что я особо и не отбрыкивался. Мне самому было интересно построить тепловой дирижабль. Почему именно тепловой? Да потому, что водородные даже в этой истории уже взрывались, не говоря уж о другой. А с паровым двигателем, из трубы которого летят искры, это будет мина, причем даже не замедленного действия. Небось еще на земле рванет, не успев толком взлететь.

Николай, самостоятельно рассчитавший предполагаемую подъемную силу своего детища в водородном варианте, поначалу уперся. Но я не поленился склеить из папиросной бумаги мешок, наполнить его смесью водорода с воздухом и показать, как она взрывается. Брат вздохнул, согласился с моими опасениями и сел делить свои цифры на два с половиной. Получилось, конечно, не так оптимистично, но все равно еще в пределах реального. А мне, кроме самого дирижабля, предстояло спроектировать еще и двигатели для него. Николай сперва собирался приватизировать движки с самолета Можайского, но я был резко против. Во-первых, мне хотелось сохранить самолет в оригинальном виде для будущего музея. А во-вторых, его движки были откровенно хреноватыми и для дирижабля годились не очень. У меня имелся вариант намного лучше.

Давно, еще в прошлой жизни, я наткнулся на упоминание о паровом самолете братьев Беслеров, построенном в начале тридцатых годов. И изучил все, что смог раскопать про него, потому что меня очень заинтересовал вопрос – да как вообще паровоз может летать?

Оказалось, что может, и очень прилично, если в голове у его создателей не опилки, а руки растут не из задницы. Так вот, мотор того аэроплана ничего запредельно сложного собой не представлял, и я собирался его по мере возможностей воспроизвести. Нормальные же двигатели внутреннего сгорания выставлять на всеобщее обозрение было, по моему предварительному мнению, еще рано.

Можайскому я уже сказал, что собираюсь разработать новые комплекты двигателей и котлов, которые при том же весе, что и установленные на его аэроплане, смогут выдать как минимум втрое большую мощность. Александр Федорович тут же загорелся идеей поставить их на свой аппарат, но я слегка обломал его возвышенный порыв, предоставив данные испытаний нескольких моделей. Из коих следовало, что крыло малого удлинения имеет худшее аэродинамическое качество, чем крыло большого. И что плоский профиль крыла – самый неэффективный из всех возможных. После чего Можайский вынужден был признать, что под новую двигательную установку лучше спроектировать новый самолет, чем он и занялся.

Ну я надеялся, у меня получится спроектировать тепловой дирижабль – и он будет не так уж плохо летать. А чтобы он полетел хорошо и, главное, безопасно, его надо будет надуть гелием! Вот на реализацию этого плана и работал второй рескрипт цесаревича.

Сам же я собирался заняться прикладной химией, благо Приоратский дворец теперь был практически в моем единоличном пользовании. Увы, даже слишком единоличном – юные прелестницы Лиззи и Нинель уже почти полгода тут не появлялись. Понятное дело, мать решила, что нечего нас с Ники баловать, освоили необходимый минимум, и хватит. Все правильно, но один черт жалко. Эх, какие были дни, а особенно вечера! Но, еще раз увы, все на свете преходяще, и пора вернуться к прозе жизни. Так вот, о химии. Раньше я опасался – как бы Николай не залез куда не надо, не отравился бы чем, не получил химический ожог и не взорвался. Теперь же причина для опасений исчезла. И, значит, пора вспоминать школьные годы, когда я всерьез увлекался прикладной пиротехникой, приглашать в Приорат Менделеева и вместе с ним срочно изобретать бездымный порох Вьеля, а то ведь, если мы будем хлопать ушами, француз в конце года изобретет его сам. Ну а потом уж Дмитрий Иванович на данной основе создаст пироколлодий, как он уже один раз это сделал в другой истории.

Однако в мои планы внес свои коррективы император. Причем для этого он не стал вызывать меня в свой кабинет, а не поленился сам явиться в Приорат, причем пешком. И в сопровождении всего лишь двух казаков из так называемого «собственного его императорского величества конвоя». Я решил, что сейчас самое время обратить его внимание на вопросы личной безопасности.

– Отец, почему вы без охраны?

– Ты что, не видел? Казаки на первом этаже остались.

– Видел, но это не охрана. Это эскорт.

– И в чем, по-твоему, разница?

– В том, что задача охраны – в случае необходимости защитить вашу жизнь, а эскорта – прибавить вашим передвижениям торжественности.

– Так ты считаешь, что казаки меня не защитят? Не много ль на себя берешь?

– Отвечаю в обратном порядке. Нет, не много. Потому что – нет, не защитят. Вспомните, как на деда еще до моего рождения покушался какой-то дурак по фамилии, кажется, Каракозов. Подошел и выстрелил из револьвера! Мог бы и попасть, если бы руки не тряслись. А казаки, увидев грозящую вам опасность, должны скинуть с плеча свою длиннющую берданку, поднять ее, снять с предохранителя, прицелиться и выстрелить! Они просто не успеют, если покушавшийся будет подготовлен хоть немного лучше того Каракозова. С бомбистом выйдет то же самое.

– Да они ко мне просто никого не подпустят!

– Нет, подпустят, я сам только что видел в окно, как неподалеку отсюда вам встретилась телега с какими-то палками. И вы сами подошли к ней, о чем-то поговорили с возницей. А если бы это был революционер с револьвером? Или у него в телеге под палками лежал бы динамит? Ваше величество – Николай, хоть и признан совершеннолетним, не справится с управлением державой даже с моей помощью. Тем более в такое непростое время, как сейчас. Поэтому вам нельзя без необходимости рисковать своей жизнью.

– Сам разберусь, чего мне можно, а чего нельзя, – буркнул отец, но потом все-таки добавил: – Ты, наверное, уже подумал, как можно улучшить охрану, иначе не выступал бы. Сколько времени тебе нужно для подготовки обстоятельного доклада на эту тему?

– Нисколько, доклад написан, и я готов.

– Так и думал, – вздохнул император, – больно уж ты у меня рассудительный вырос. Значит, завтра после ужина жду, а пока вот что. Я ведь чего к тебе зашел, изменив обычный маршрут прогулки. То, что Николай задумал строить свой, как его, дирижабель – пускай себе. Но вот с аэропланами как быть? Деньги, хоть и небольшие, все истрачены, ты мне сам доказывал, что это очень перспективные машины, и что? Стоит один, гниет потихоньку под навесом, и все. Я понимаю, что Можайский уже в летах, болеет часто, но ты-то мог бы руки и голову приложить! Нехорошо бросать начатое на полдороге.

– Знаю, но сейчас мне это не осилить. Не хватит ни мозгов, ни рук, ни денег.

– Мозги и руки сам ищи, иначе грош тебе цена, ежели все в одиночку делать станешь. Денег дам, понял уже, что лишнего ты не запросишь. Кстати, знаешь, чего я с тем мужиком разговорился у телеги? Он метлы вез во дворец продавать! Так оказалось, что комендант ему за них платит чуть ли не впятеро меньше, чем потом в отчете указывает! Ну вот как такое назвать?

– Воровством. Думаете, он один такой?

– В том-то и дело, что нет. Эх, если бы ты мог план составить, как в России воровство прекратить, я бы тебе никаких денег не пожалел!

– Не смогу.

– Понятное дело, этого никто не сможет. Ладно, пошел я, пока маман беспокоиться не начала.

Отец ушел, а я поначалу не испытывал после нашей встречи ничего, кроме раздражения. Ну рано еще самолеты всем показывать, рано! Ведь с секретностью дела в России сейчас если и обстоят лучше, чем никак, то совсем немного. Все хоть сколько-нибудь перспективное утекает. Очень нам нужны будут через двадцать лет эскадрильи японских бомбардировщиков над Порт-Артуром? А ведь появятся, англичане их продадут, а у нас только-только начнется производство предсерийных образцов.

Однако потом я задумался. Есть ведь разновидность двигателя, которую не так уж страшно засветить – это двухтактный калильный на спиртовом топливе. По такому принципу в двадцать первом веке работает большинство авиамодельных моторчиков, но перспектив развития у данной схемы нет. И подходящая разновидность летательных аппаратов тяжелее воздуха тоже имеется! Какая именно? Дельтаплан. Ни скоростным, ни хоть сколько-нибудь грузоподъемным его не сделаешь при всем желании, так что пусть все, кому не лень, воруют схему и совершенствуют ее хоть до посинения. Значит, пора заказывать бамбуковые палки, ибо с дюралем пока никак, а в качестве материала крыла сойдет аэростатный шелк, он достаточно легкий и прочный. Итак, с чего начать? Надо сегодня же вечером зайти в библиотеку и поискать там что-нибудь про Леонардо да Винчи. Он там на досуге однажды нарисовал нечто, в коем мои современники с удивлением узнали дельтаплан. А раз уж тот рисунок дошел до двадцатого и двадцать первого веков, то должен быть известен и в девятнадцатом. Надо его найти, посмотреть, действительно ли похож, и при наличии хоть малейшего сходства заявлять при всяком удобном случае, что я всего лишь реализую идею великого итальянца. Хотя, может, он был каким-нибудь генуэзцем или флорентинцем? Тоже надо посмотреть, дабы не попасть впросак со своими заявлениями. Хотя… мне же отец только что сделал втык за стремление все брать на себя. А в Приорате, вообще-то говоря, есть секретариат! Правда, не мой, а брата. Будь он моим, я бы его давно разогнал. Или, по крайней мере, понизил бы всю секретарскую братию до курьеров.

Сказано – сделано, и по дороге домой я задержался на первом этаже. Секретари, все три экземпляра, явно предчувствовали скорое окончание рабочего дня, а тут такой облом! Мое появление явно подразумевало какое-то задание.

– Здравствуйте, господа, у меня есть для вас небольшое поручение, – я не стал разочаровывать служивых. – Значит, жил в Средние века один такой довольно известный художник, которого звали Леонардо да Винчи.

На физиономиях старшего и среднего братьев было ясно написано, что они про него слышат в первый раз. А вот младший, похоже, что-то про Леонардо знает. Хотя, может быть, у него просто есть знакомый кот с похожим именем, и он про эту животину сейчас вспомнил.

– Так вот, – продолжал я, – да Винчи был не только художником, но и талантливым инженером-изобретателем. Ваша задача – найти в библиотеке все книги на русском и английском языках, где упоминаются изобретения Леонардо. Срок – до послезавтрашнего утра.

– В-ваше высочество, – решил попробовать поторговаться старший, – но это же очень сложная задача! Мы можем не успеть.

– Надо же, какое совпадение! Я ведь тоже кое-что могу. Например, разогнать вас к чертям, коли работать не хотите, да так, что ближе ста верст от Питера не сможете никуда устроиться даже золотарями. Намек понятен?

Старший брат побледнел и попытался что-то сказать, но не смог – похоже, Николай с ними в подобном тоне не разговаривал. Зато средний меня приятно удивил. Он вытянулся и молодцевато гаркнул:

– Так точно, ваше высочество!

– Вопросы есть?

– Есть, ваше высочество, – это он сказал уже полутоном ниже. – Вас интересуют все изобретения этого художника одинаково или какие-то больше, а какие-то меньше?

– Молодец, хороший вопрос. В основном меня интересует все, что он придумал в области летающих механизмов. Остальное – в меньшей степени. Больше вопросов нет? Тогда желаю вам успеха, господа, и до встречи послезавтра утром.

Как ни странно, братья-секретари все-таки нашли мне искомое в Британской энциклопедии. Я поблагодарил их, взял том и поднялся в свой кабинет, где внимательно рассмотрел рисунок. Да уж, лично мне нарисованное сооружение больше всего напоминало скелет вороны. Чтобы увидеть в этом дельтаплан, нужно было обладать на редкость развитой фантазией. Хотя, если подумать, она у меня что, плохо развита? Значит, увеличиваем угол стреловидности передней кромки крыла и делаем ее прямой. Затем убираем все поперечины, а продольные элементы будем трактовать как гибкие вставки для придания крылу соответствующего профиля. Странного вида хвост, похожий на сорочий, заменяем выступающим продолжением центральной продольной балки. И что, скажете, получился не дельтаплан? Да типун вам на язык!

Против воли гордясь могуществом своего разума, я записал номера тома и страницы, после чего отнес книгу секретарям, дабы они вернули ее в библиотеку. Хоть какая-то польза от дармоедов! Блин, вот ведь дебил – забыл уточнить, кем был Леонардо – итальянцем, генуэзцем или таки флорентинцем. Сообразил я это на лестнице, и снова спускаться, а потом подниматься мне было лень. Ладно, станем называть его просто гениальным художником эпохи Возрождения, и все тут.

Глава 11

Заблуждения иногда бывают очень стойкими. Причем степень этой стойкости зависит не столько от правдоподобности, сколько от того, какое количество людей их по тем или иным причинам разделяют. Вообще-то подозревать я это начал еще в двадцать первом веке, но всерьез поверил своим подозрениям только здесь, в веке девятнадцатом. Вот вам один из самых простых примеров. Что означает, например, слово «незабываемо»? То, чего нельзя забыть. А «невидимо»? То, чего нельзя увидеть. «Независимо»? То, что от чего-то не зависит. Надеюсь, закономерность понятна? Но возьмем слово «необходимо» и с удивлением сообразим, что его синоним – «очень нужно». Или, если выразиться канцеляритом, «то, без чего нельзя обойтись». Но должно-то быть «то, что нельзя обойти», то есть «неизбежно»! Почему так?

Думаю, потому, что когда-то, по моим прикидкам в начале текущего века, стало модным коверкать русский язык, подменяя исходные значения слов. Наверное, потому, что тогдашняя элита знала русский язык существенно хуже французского. Большая часть этих попыток забылась, не оставив следов, но некоторые прижились. Причем это был долгий процесс – в конце девятнадцатого века некоторые старики, особенно происхождением попроще, еще употребляли слово «необходимо» именно в значении «неизбежно». А теперь вспомним известное изречение Козьмы Пруткова, про которое учительница литературы объясняла нам на факультативе, что это пародия, она высмеивает потуги безграмотного директора пробирной палаты на глубокомысленность. Вот оно: «Всякий необходимо причиняет пользу, будучи употреблен на своем месте». Но для тех, кто знает исходное значение слово «необходимо», это чеканный афоризм, достойный Марка Аврелия! Еще одно всеобщее заблуждение – по крайней мере, судя по тому, что я успел тут увидеть своими глазами – о недоразвитости промышленности Российской империи. Да вот ни шиша подобного! Недоразвитой была только система управления ею, причем на всех уровнях. Если же в каких-то исключительных условиях хотя бы треть управленцев получалось заменить на квалифицированных людей, промышленность начинала творить чудеса. Один из самых ярких примеров – в кратчайшие сроки изготовленная под руководством Путилова партия канонерских лодок для обороны Петербурга во время Крымской войны.

Но к чему я это сюда приплел? Да к тому, что в мелком эпизоде с секретарями Николая повел себя именно как типичный неквалифицированный управленец, к тому же начисто забывший вышеприведенное изречение Козьмы Пруткова. Хотя до того его прекрасно помнил. В общем, если отбросить политкорректность и назвать вещи своими именами, то я слегка обделался на ровном месте. И ткнул меня носом в мою кучу не кто иной, как брат, причем сделал это мягко и деликатно. Я рассказал ему о придуманном еще гениальным Леонардо да Винчи летательном аппарате и мельком упомянул о сопутствующих обнаружению этого изобретения обстоятельствах.

– Зря ты с ними так, – вздохнул Николай, ненадолго забежавший в Приорат. – Нет, конечно, в идеале они должны работать так, как ты хочешь. Но ведь нет у нас идеальных людей! А есть пока только эти. И, значит, коль уж они такие, то пусть работают так, как умеют, но с максимальной эффективностью. Мне кажется, что при другом подходе ты получил бы требуемое не через день, а через пару-тройку часов, причем тебе бы тот рисунок еще и скопировали, не пришлось бы самому возиться.

Я не стал говорить, что копировал эскиз Леонардо творчески, но в остальном, похоже, брат был прав. Да, выбирать, когда следует применить кнут, а когда пряник, я пока не умею. Так, может, попробовать научиться этому здесь, раз уж не вышло там? Кроме того, не помешает задать брату один вопрос.

– А твои методы в отряде помогают? Если ты их, конечно, там используешь.

– Так у меня других-то и нет, – пожал плечами Николай. – Обхожусь как-то, причем Нефедов говорит, что вполне прилично. Впрочем, мне помогает то, что отряд – это не гвардия. И даже не флот, образовательный уровень даже у нижних чинов заметно выше среднего, не говоря уж про офицеров. Но это ладно, ты мне рисунок Леонардо покажи!

– Оригинал не могу, том уже вернули в библиотеку. А моя копия – вот она.

– Хм… действительно интересно. Удлинение крыла раза в два больше, чем у Можайского. А стреловидность тут зачем, ты не знаешь?

– По-моему, для повышения продольной устойчивости. Я на простенькой модельке проверил – действительно повышает.

– Настолько, что становится не нужно хвостовое оперение? Как-то не верится. У птиц же у всех хвост есть!

– Мне поначалу тоже не верилось, а потом я сообразил. Хвост нужен птице не столько для устойчивости, сколько для возможности резко маневрировать. Но это могут только мелкие птицы, гриф не смог бы вертеться, как сорока, даже имей он длинный хвост. Поэтому у крупных птиц хвосты существенно короче, чем у мелких, – относительно собственного размаха крыльев, разумеется.

– А это устройство будет настолько крупным, что ему вообще хвост не понадобится, – догадался Николай. – Кстати, ты его уже как-нибудь назвал?

– Да, дельтапланом.

– Оттого что в плане он похож на греческую букву дельта? Действительно, сходство есть. Но ведь судя по твоему чертежу, он совсем простой! Очень быстро можно будет построить.

– Это пока не чертеж, а всего лишь эскиз, но ты все равно прав. Построить дельтаплан будет гораздо проще, чем аэроплан и уж тем более чем дирижабль. Но ему нужен мощный и легкий двигатель. Сразу говорю, что стоящие на аэроплане Можайского не годятся, слишком тяжелые.

– Так займись им!

– Где деньги? – вопросил я, с трудом удержавшись от добавления в конце слова «Зин».

– Я дам! – огорошил меня Николай. – После совершеннолетия отец разрешил мне брать со своего особого счета, а там сейчас больше миллиона. Правда, только по его специальному письменному разрешению, но, думаю, уж на двигатель-то он его даст.

Причем с удовольствием, подумал я. Потому что иначе придется давать мне свои или государственные деньги, он ведь обещал.

– Ну так и давай строить сначала дельтаплан, а дирижабль потом! Больно уж он большой и сложный, – не унимался брат.

– Лучше пусть сразу работают две бригады – одна над дельтапланом, другая над дирижаблем. И для дельтаплана понадобятся бамбуковые рейки, а их так просто не купишь.

– Почему ты так решил? – удивился Николай. – Я на прошлой неделе видел в какой-то газете объявление именно про них. Озадачу секретариат, и самое большее через пару часов найдут, подшивки-то у них есть.

Заказывать детали для двигателя я отправился на Невский завод. Вообще-то по железной дороге попасть туда получилось бы быстрее, но, к сожалению, персонального паровоза мне пока никто не выделил. И даже захудалого вагона. А ездить как все люди мне не позволял статус императорского сына, поэтому приходилось или четыре часа подряд трястись в карете, или три с небольшим скакать на лошади, благо уж чему-чему, а этому меня научили. Естественно, в сопровождении казачьего конвоя.

Однако такие поездки почему-то не добавляли мне оптимизма. Но, правда, переход на следующий уровень прогресса был уже близок. Ведь двигателей будет делаться сразу несколько, и один из них можно будет дефорсировать примерно вдвое для увеличения ресурса и на его основе соорудить что-нибудь, хоть отдаленно напоминающее автомобиль. То, что это чудо станет жрать довольно дорогое горючее – смесь этанола с касторкой, расход же его получится не как у малолитражки, а скорее как у самосвала, меня волновало не очень. Далеко ездить я пока не собирался, а на ближние вояжи хватит и объема бака, и денег.

Петр Акиндинович Титов, к которому я направлялся, был довольно колоритным мужиком. Именно так – ведь он происходил из семьи крестьянина, подавшегося в кочегары на речном пароходе. И, не заканчивая даже церковно-приходскую школу, Петр Акиндинович ухитрился стать одним из самых квалифицированных российских инженеров-кораблестроителей. Мы с ним понравились друг другу с первой же встречи, быстро перешли на «ты», и сейчас он меня ждал, так как я всегда заранее извещал о своих визитах.

– Поди, за деталями для своих велосипедов приехал? – поинтересовался Титов, пожимая мне руку своей лапищей. – Почти все готово, кроме втулок. И, кстати, у меня к тебе, Алик, вот какой вопрос есть. Как ты посмотришь на то, что я для себя велосипед твоей конструкции сделаю? За свой счет, ясное дело, и на сроках прочих заказов это никак не отразится.

– Дядя Петя, – удивился я, – да куда ж ты свою наблюдательность-то засунул? Неужели не обратил внимания, что две рамы изначально массивнее всех прочих, а два комплекта колес имеют более толстые спицы?

– Я считал, что это для его величества.

– И правильно считал, но куда ему два велосипеда? Седалище-то одно. Так вот, второй – для тебя. Хотел сюрприз сделать, но раз уж так получилось, говорю сейчас. И не надо мне тут про деньги, это подарок. Детали я пока забирать не буду, возьму потом все вместе. На вот, взгляни на чертежи – смогут у вас тут такое изготовить?

– А чего ж тут не смочь, смочь-то все можно, ежели захотеть да не лениться, – бормотал Титов, быстро просматривая мои листы. – Никак ты, Алик, газовый двигатель соорудить задумал?

– Не газовый, сгорать будет испаренный спирт.

– Видел я двигатель немецкого инженера Отто, так он по удельным параметрам хуже парового.

– Это потому, что у Отто смесь газа с воздухом перед воспламенением почти не сжимается, а я свою собираюсь сжимать в десять раз.

– Ага, – с ходу сообразил Титов, – ежели смесь сжать в десять раз, то в том же объеме камеры сгорания выделится в десять раз больше энергии. Неплохо задумано! Думаешь, заработает?

– Вот это мы и посмотрим. Сколько понадобится времени на изготовление?

– Месяца за два должны управиться. Может, выйдет и быстрее, но этого я обещать не могу.

Нашими с Титовым стараниями на Невском заводе было организовано нечто вроде кооператива времен перестройки, где рабочие и инженеры могли во внеурочное время очень основательно подработать. Причем правильного кооператива, который действительно что-то делал, а не тупо перегонял безналичные деньги завода в наличные на счетах избранных лиц. Такие кооперативы тоже встречались, хоть и не очень часто.

Разумеется, в Российской империи человеку с улицы никто бы не дал учредить ничего подобного, но мне, с использованием семейного положения, это удалось, причем без особого труда. Даже взяток никому давать не пришлось.

Тем временем Титов закончил просмотр моих чертежей и начал задавать вопросы.

– Поршни у тебя, я смотрю, из бронзы?

– Да, а что?

– На паровых-то двигателях они хорошо работают, так ведь у пара температура гораздо ниже, чем будет у продуктов сгорания спирта. Думаю, как бы чего не вышло из-за того, что у чугуна, из коего цилиндры сделаны, и у бронзы коэффициенты теплового расширения разные. Может, на каждый двигатель изготовить по два комплекта поршней – один чугунный, другой бронзовый? И посмотреть, какие лучше работать будут.

– Согласен.

– И насчет редуктора. У тебя же валы расположены близко один от другого, так, может, сделать его не цепным, а шестеренчатым?

– Пожалуй, поступим как с поршнями – сделаем и такой, и такой. А в процессе испытаний решим, который оставить.

– А для чего тебе, Алик, такие двигатели понадобились? Ежели не секрет, конечно.

– Для тебя, дядя Петя, не секрет, но только для тебя. Это будет летательный аппарат тяжелее воздуха, именуемый дельтапланом. Их я собираюсь заложить сразу две штуки, причем понадобится три двигателя, один будет запасным. А четвертый движок, если с первыми тремя все нормально выйдет, я хочу на бричку приспособить, чтобы она без лошади ездила.

– Да уж, дал Господь государю-императору сыновей-то, – усмехнулся Титов, – с такими не заскучаешь. Чем же тебе лошади-то не угодили?

– Читал я статейку одного англичанина, в которой он подсчитал, что при сохранении существующих темпов увеличения количества извозчиков через сто лет мостовые крупных городов будут покрыты двухметровым слоем навоза.

– А ежели вместо лошади у каждого извозчика будет работающий на спирту двигатель, то они по пьяни все население гораздо раньше передавят, – развил Титов прогноз англичанина.

– Поначалу такая самоходная коляска будет только у меня, а я даже шампанское не пью, куда там спирт. А если серьезно, то больно уж медленный это вид транспорта – лошадь. С проходимостью у нее все в порядке, а вот со скоростью, особенно если нужно подальше, чем за пару километров, – не очень. Долго приходится к вам ехать.

– А чего же ты на своем дельтаплане сюда летать не хочешь? Боишься, не долетит?

– Нет, я боюсь другого. Что увидят его все, кому можно и кому нельзя, а потом такие машины в Англии, Германии и Франции появятся, причем их там станет больше, чем у нас, и сделаны они будут лучше. И кончится это тем, что в грядущих войнах чужие дельтапланы начнут кидать бомбы на позиции наших солдат, а нам и ответить будет нечем. Нет уж, показывать первые летательные аппараты можно будет только после того, как они устареют и у нас появятся более совершенные.

– Да, – согласился Титов, – очень даже может такое быть. Не волнуйся, никому я не разболтаю про твои задумки. Скажу рабочим, что двигатели нужны для самобеглых колясок. По две штуки на каждую – один будет крутить передние колеса, а другой – задние.

Может, действительно такой джип построить, мелькнула у меня мысль, но я ее вовремя задавил. Ну его в зад, с синхронизацией геморроя не оберешься. Лучше просто запасной движок в багажнике возить на случай, если основной издохнет. А по бездорожью можно неплохо ездить и на лошади.