Текст книги "Фагоцит. Покой нам только снится"

Глава 11

Школа-интернат, которой я собирался помочь, если в этом окажется нужда, располагалась в квадрате, ограниченном Ленинским проспектом, к «е» на табличках с номерами домов на котором еще никто не приклеивал сверху две точки из изоленты, превращая проспект в «Лёнинский», улицей Новаторов, Воронцовскими прудами и безымянным тупичком, который еще не превратился в улицу Пилюгина. Антонов часто ездил и по Ленинскому, и по Новаторов, но никакой школы тут не припоминал. Я в виде Скворцова в двадцать первом веке не поленился и смотался туда – как-то не верилось, что школу снесли. И убедился, что она стоит, родимая, на своем законном месте и даже неплохо выглядит, просто ее со всех сторон заслонили недавно возведенные высотки. Ну, а в шестьдесят восьмом году тут пока ничего, кроме нее, и не было, даже немецкого посольства.

– Буржуй приехал! – таким криком встретила меня малышня у входа, когда я вылез из «Москвича». – А, нет, не буржуй…

Это кто-то разочарованно протянул, обратив внимание на мою одежду. В официальные шмотки я одевался только при поездках на Старую площадь, а все остальное время ходил в удобных.

– Дубина ты, Мишка! – поправили последнего оратора сразу два девичьих голоса, почти хором. – Слепой, что ли? Это же Скворцов!

– Тот самый, с Луны?

– Сам ты с Луны свалился! Он роботов придумал! И лунную ракету!

– И замужем за тетей, которая ими управляет? Мне так Ника из второго корпуса говорила.

– Не замужем, а женат, деревня! Она тут рядом училась, в школе напротив «Лейпцига».

– В сто восемнадцатой, что ли? Не может быть!

Я пребывал в легком офигении. Вот откуда, интересно, они так подробно знают мою биографию? И Верину, кстати, тоже. Куда смотрит Семичастный, в конце-то концов? Хотя, скорее всего, его контора и организовала утечку.

– Ладно, ребята, поорали, и хватит. Кто я такой и на ком женат, мне известно не хуже, чем вам, так что проводите-ка меня к директору.

– Пошли! А зачем она вам?

– Вашему интернату одно время обещали, что будут преподавать основы автодела, но дальше обещаний пока так и не пошли. А я хочу договориться, чтобы преподавали основы космонавтики.

Как только я это сказал, небольшая толпа, сопровождавшая меня по лестнице, вдруг резко сократилась до нескольких человек, остальные разбежались. Но я даже не успел толком удивиться, как они сбежались обратно, причем как минимум в удесятеренном количестве.

Кажется, занятия сорваны, с некоторым раскаянием подумал я. А ведь мог бы догадаться, что в интернате есть телевизор, причем, скорее всего, цветной и не один.

Директорша, разобравшись, кто к ней явился, растерялась не больше чем на пару секунд, а потом перешла в наступление, причем с неожиданного направления.

– Товарищ Скворцов! – заявила она. – Как хорошо, что вы к нам заехали. Помогите осушить эти проклятые пруды! Я уж и в РОНО писала, и в райком, но все без толку.

Я даже не сразу сообразил, что имеются в виду Воронцовские. Ну и не хрена ж себе, мадам хочет лишить Москву лучшего парка в Черемушках? Хотя сейчас там еще не парк, а лес и руины какого-то свиноводческого совхоза.

– Чем они вам так не нравятся?

– Там же недавно ученик утонул!

– Ваш?

– Нет, что вы, из сто девятнадцатой школы. Но все равно же ребенок! И комаров тут из-за этих прудов прорва, летом от них не продохнуть.

– Так, может, пруды лучше не осушать, а перетравить комаров и окультурить, чтобы можно было безо-пасно купаться? Должны же дети где-то учиться плавать, а бассейна у вас нет.

– Но… это же будет дорого…

– Зато эффективно. В общем, я поговорю с кем надо и доложу вам о результатах. А приехал я сюда вот зачем…

Из школы я поехал дальше по Ленинскому. Мне надо было в центр. Начало апреля радовало москвичей прекрасной погодой, в лунных делах все было нормально: «Пионер» практически готов к полету, а на самой Луне был точно жив «Мальчик-пять» и почти наверняка – «Мальчик-четыре». «Доцент», правда, пошел по пути «Профессора», но он, в общем, уже и не нужен. Поэтому у меня появилось время прогуляться под теплым весенним солнышком около памятника героям Плевны. И не одному, а в компании с Владимиром Ефимовичем Семичастным. Ему тоже иногда надо покидать кабинет, это полезно для здоровья. Кроме того, мы с ним собирались побеседовать об одном типе с говорящей фамилией Солженицын. Александр Исаевич уже начал доставлять властям определенные неудобства, а впереди маячило лето шестьдесят восьмого со все еще возможной, но крайне нежелательной «Пражской весной». Правда, Дубчек в первые секретари так и не попал. Я вообще предполагал, что его грохнут, но видимо, это было сочтено нецелесообразным. Вместо него первым секретарем стал Густав Гусак, однако ненавидимый почти всей Чехословакией Новотный пока торчал на посту президента. В общем, ситуация оставалась тревожной, а тут еще Солженицын мутит воду.

У меня уже были мысли по этому поводу, возникшие после того, как в двадцать первом веке Антонов в очередной раз посмотрел пару серий из «Семнадцати мгновений весны». А я уже здесь вспомнил, что Семенов получил допуск в архивы по протекции Андропова, ныне отчасти благодаря моим стараниям работавшего послом в Румынии. И меня обуяло беспокойства – как бы нам не остаться вообще без «Семнадцати мгновений»! И плевать, что книга мне не очень нравилась, причем не мне одному. Фильм-то по ней какой сняли! Вот я и предложил Владимиру:

– А не снабдить ли какого-нибудь не самого бесталанного писателя материалами про Солженицына? О том, как он писал письма, отлично зная, что их читают, то есть, по сути дела, сам нарывался, чтобы его посадили, да еще и адресатов своих подводил под монастырь. Видимо, очень хотел убраться с фронта. Как в шарашке требовал к себе особого отношения, а не получив его и попав в обычный лагерь, начал стучать не хуже профессионального дятла. И как, выйдя на свободу, начал поливать грязью все вокруг, да так, что от него даже жена ушла, после чего он вообще женился на нештатной сотруднице МИ-6.

– Она разве сотрудница?

– Да какая разница? Солженицын сам говорил, что писатель имеет право на авторский домысел, и вовсю этим правом пользуется и будет пользоваться. А ты чем не писатель? Пишешь же. В общем, предлагаю предоставить материалы Юлиану Семенову. Пусть пишет документально-художественный шпионский роман о каком-нибудь Лжелюбове. А потом ты ему за это предоставишь доступ в архивы. Все-таки «Семнадцать мгновений» – это вещь, а без анекдотов про Штирлица советская культура многое потеряет.

Если мне надо было в Москву, то я, как правило, ехал туда по Калужскому шоссе, потом по Профсоюзной до пересечения с Ленинским проспектом, никакого проспекта 60-летия Октября еще не было. Ну, и по Ленинскому в центр. Этот путь был удобен тем, что он почти прямой, а выбирать, где меньше пробок, пока не требовалось. По дороге я часто заезжал в НИИАП, расположенный неподалеку от станции метро «Калужская».

Однако с апреля маршрут несколько разнообразился. Теперь после визита к Пилюгину я частенько выезжал на улицу Обручева, потом сворачивал на Новаторов и подъезжал к подшефной школе-интернату. Причем если раньше в пятиместности моего «Москвича» у меня возникали серьезные сомнения, несмотря на запись в паспорте машины, то теперь они ушли в прошлое. Мало того, пять человек туда влезало помимо водителя, то есть меня. Причем без каких-либо видимых проявлений неудовольствия. Более того, среди пассажиров часто оказывались две женщины, Варвара Петровна и Людочка. Первая всегда садилась спереди, рядом со мной, ибо сзади пятая точка таких размеров заняла бы больше половины сиденья, у этого «Москвича» заднее немного уже переднего. А парни еще спорили, у кого на коленях поедет Людочка, что едва не начало приводить к конфликтам. Но потом догадались бросать жребий, и проблема рассосалась.

Дело было в том, что Пилюгин поддержал мою идею со школой.

– Правильно, Виктор, – подтвердил он. – А то что же получается – физико-математические и просто математические школы есть. С углубленным изучением языков – тоже. Музыкальных и балетных опять же немало. Даже с изучением автодела, где ученикам после десятого класса выдают права, в Москве уже четыре штуки. То есть получается, что стране в основном нужны ученые-теоретики, дипломаты, певцы, танцоры и водители, чтобы возить всю эту братию. А инженеры, особенно электронщики, и программисты – не нужны. Эту традицию пора ломать, пока не поздно. Над школой возьмете шефство не только вы, но и я. И НИИАП тоже. Глядишь, лет через десять кадровый голод станет не таким острым, как сейчас.

И вот, значит, теперь на территории школы номер сто восемь создавался первый в стране центр НТТМ, то есть научно-технического творчества молодежи. В конце двадцатого века такие центры являлись насосами для перекачивания денег из безнала в нал с отводом немалого потока в карманы организаторов. Я надеялся, что здесь мне удастся этого избежать, тем более что поначалу никто никому ничего тут платить не будет, обойдемся одним энтузиазмом. А вот сделать так, чтобы штамп «НТТМ» в аттестате стал лучшей рекомендацией в серьезные НИИ и заводы, надо обязательно.

На майские праздники, которые сейчас продолжались два дня, меня пригласили в Завидово, якобы поохотиться. На самом деле просто потому, что в таком формате встреча правящего триумвирата СССР (генсек Брежнев, предсовмина Косыгин и недавно ставший председателем президиума Верховного совета, то есть президентом, Шелепин) со мной особого недоумения не вызывала. Мне предстояло представить свои соображения по космической программе на ближайшие пятнадцать лет. И, как сказал Косыгин, поучаствовать в обсуждении еще одного вопроса. Какого именно, он не сказал.

Я приехал в заказник вечером тридцатого апреля, и, так как все высокие персоны были уже в сборе, мы взяли закуски, персоны – еще и выпивку, и удалились в беседку, где я, стараясь не очень чавкать в процессе гастрономического сопровождения своей речи, рассказал и показал на планшете, как мне представляется космическая программа СССР.

– До того как на орбите появится наша орбитальная станция по типу «Салюта» (тут я показал, как выглядел «Салют» в полной комплектации), никаких заорбитальных полетов. Выкидывать деньги на ветер можно и проще.

– Почему? – поинтересовался Шелепин.

– Про ненадежность своей и непригодность вашей электроники я уже говорил. Кроме того, тут потребуется либо сверхтяжелая ракета-носитель, которой у нас тоже нет и не будет до тех пор, пока Глушко или Кузнецов не сделают мощный и надежный кислородно-керосиновый двигатель. Либо нужен будет монтаж на орбите из кусков, выводимых при помощи «Протонов». Так именно для отработки всего этого орбитальная станция и нужна.

– А как же программа «Шаттл» или наш «Буран»? – это уже Брежнев.

– Запуски при помощи «Шаттлов», несмотря на их многоразовость, оказались дороже, чем при помощи обычных ракет, а большая грузоподъемность потребовалась всего один раз – при выводе на орбиту телескопа «Хаббл». Поэтому вы, Леонид Ильич, можете по программе «Мирный космос» смело делиться с американцами эскизами «Энергии» и «Бурана». Челомей же собирается принять за основу ракеты «Фалькон» Маска. Думаю, лет через десять потребная для решения этой задачи электроника у нас появится, вот тогда можно будет и вернуться к рассмотрению проектов кораблей для Марса и Венеры. Кроме того, пора организовывать коммерческие запуски. Вывести свой спутник на орбиту хотят уже многие страны, и настало время начинать захватывать рынок. «Протон» для такой цели достаточно удачный инструмент, история это уже доказала.

– Ладно, – сказал Брежнев, когда триумвиры выпили уже достаточно для того, чтобы обсуждение само собой свернулось, – с космосом вроде ясно. А вот охотиться ты, Витя, завтра будешь?

– Буду, если мне расскажут и покажут, как это делается. Стрелять-то я умею…

– Еще бы сержант Советской армии, лейтенант запаса и капитан КГБ в одном лице этого не умел, – хмыкнул Косыгин, а я продолжил:

– Но ведь охота – это, как я понимаю, не только стрельба.

– Правильно ты все понимаешь, Витя! – расцвел Брежнев.

И примерно час после этого я слушал инструкции, что и как следует делать. Брежнев на эту тему мог бы распространяться и дальше, но ему не забывали подливать, так что часам к десяти вечера Леонид Ильич полностью утратил дар членораздельной речи, а заодно и способность к прямохождению.

Шелепин с Косыгиным на ниве борьбы с зеленым змием особо не усердствовали. Оба знали, что снять утром похмельный синдром я смогу только кому-то одному, и единогласно уступили эту привилегию генеральному секретарю.

Ну, а следующим вечером в той же беседке, разлив и выпив по первой за день международной солидарности трудящихся, руководство изволило объяснить мне, какой такой еще один вопрос предполагалось обсудить. Слово взял Брежнев.

– Мы все знаем, что ты считаешь предстоящий развал Союза неизбежным, – начал он. – Мы с этим в корне не согласны (Косыгин едва заметно поморщился), но настоящие коммунисты обязаны быть готовы к любым неожиданностям, сколь бы маловероятными они ни казались. Поэтому партия и правительство предлагает тебе написать нечто вроде меморандума – как этот гипотетический и маловероятный развал можно осуществить со значительно меньшими потерями, чем в той истории. А может, найдется возможность и вовсе обойтись без потерь или даже с приобретениями. До старта третьей лунной ты этим вплотную заниматься не сможешь, потом, наверное, уже от нас потребуют усиленного внимания чехословацкие события, а вот к пятьдесят первой годовщине Октября ждем от тебя подробный, взвешенный и тщательно продуманный документ.

Надо сказать, что дорогой Леонид Ильич несколько преувеличивал. Я не считал развал абсолютно неизбежным. Весьма вероятным – да. И, если его удастся провести правильно, в какой-то мере даже положительным явлением.

Я в общем-то уже представлял две основные посылки грядущего документа.

Первая – отколовшиеся страны почти наверняка станут врагами России. Но нужно будет сделать так, чтобы между собой они враждовали гораздо вдохновеннее. Например, как-то откорректировать границы между прибалтийскими республиками так, чтобы им потом хватило разбираться друг с другом лет тридцать.

И вторая. Я знаю, что развал Союза в истории Антонова финансировался в основном из Штатов, причем они потратили на это куда меньше, чем предполагалось поначалу. Сэкономили, так сказать. Так вот, этого допускать ни в коем случае нельзя. Пусть платят, гады, отдельно за каждую отколовшуюся республику, причем не только за те, что из СССР, но и за прочие тоже. Как это реализовать на практике, это еще надо думать, но общий посыл ясен уже сейчас. А то ведь позор – Горбачев отдал западным немцам ГДР «совершенно бесплатно», в обмен на обещание не расширять НАТО, которое было нарушено чуть ли не на следующий день. Нет уж, пусть тратят все, что на это было запланировано, деньги нашему руководству лишними не будут. А если к тому времени в составе руководства буду я, то и мне лично – найду применение. Правда, конкретно этот пункт пока лучше оставить за скобками.

– Сделаю, Леонид Ильич, – кивнул я. – Но позвольте одно замечание по другой теме. Дело в том, что завтра я как целитель буду гораздо слабее, чем сегодня утром. Поберегите свое здоровье, пожалуйста.

– Согласен, оно принадлежит не только мне, но и всей партии, поэтому сегодня поим Шурика. Алексей, наливай.

Глава 12

Все экзамены Вера сдала досрочно, в конце мая. Даже обижалась, что иногда ей ставили пятерку раньше, чем она успевала открыть рот. Впрочем, не всегда, по некоторым предметам она даже начинала отвечать. Потом последовало оформление академического отпуска, и уже в начале июня жена жаловалась:

– Вить, я совсем не умею бездельничать! Сам же отучил. Чем мне заняться?

– Как чем? Готовься к родам.

– Я давно готова! А ждать еще почти полтора месяца.

– Тогда читай книжки по педагогике. В конце концов, ребенка мало родить, его надо еще и воспитать.

– Читаю.

– И еще напиши руководство по управлению луноходами. Поделись своим опытом, причем не старайся выдержать официальный стиль. Что-нибудь вроде сочинения на тему «Как мы с “Мальчиками” проводили время сначала в актовом зале, а потом на Луне». Особое внимание обрати на особенности управления в условиях пониженной силы тяжести. И свяжись с Аркадием Стругацким на предмет сценария документально-художественного фильма.

– У всей этой истории еще нет конца.

– Так вы же не с конца начнете писать, а с начала.

– Мы?

– Конечно, братья-то про луноходы почти ничего не знают. Поди плохо будет смотреться в титрах – «авторы сценария А. Стругацкий, Б. Стругацкий и В. Скворцова»? Прямо хоть алфавит по вам изучай.

– Ты ведь тоже что-то пишешь.

– Пишу, но оно не совсем художественное. Скорее наоборот.

Когда я недавно посетил двадцать первый век и ненадолго обернулся там Скворцовым, Антонов меня спросил:

– Вить, а вот как ты, например, оцениваешь то, что сейчас происходит с нашим здравоохранением? Не столько в Москве, сколько в замкадье.

– Ну, мы с тобой вообще-то ни там, ни там не лечимся. Однако по рассказам заслуживающих доверия лиц – развал.

– Вот именно! – подтвердил Антонов. – А как это безобразие называется? Оптимизацией! Так какого же хрена ты собираешься писать трактат о грядущем развале СССР? Бери пример с более опытных товарищей и пиши про оптимизацию. Не надо сыпать соль на раны Леониду – он, похоже, единственный из троицы все еще сохраняет какие-то иллюзии.

– Во-первых, тогда уж не из троицы, а из четверки, сидели-то мы вчетвером. А во-вторых, не единственный. Я их пока тоже ухитряюсь сохранять.

– Даже не знаю, завидовать тут надо или соболезновать, так что давай я лучше тебе покажу, как пугать людей, обещал же. Итак, расслабься и представь себе, что у окна, например, стоит тот тип, что вчера по телевизору предлагал прекратить лечить онкобольных бесплатно, в то время как для него самого лечение мало того что даром, так еще и за границей. И запоминай, что я делаю.

– Действительно, довольно просто, – согласился я после завершения демонстрации. – И сил вроде почти не тратится.

– Ну да, я уже минут через пять после Демичева был готов обработать еще кого-нибудь, – подтвердил духовный брат.

Но все-таки Брежнев был прав в том смысле, что до завершения третьей лунной экспедиции времени на какие-то посторонние аналитические изыскания у меня не было, Антонов же категорически заявил:

– Я пас, твоя страна, тебе ее и оптимизировать. Подборки в Интернете сделаю, а дальше уж ты сам.

– Ты, конечно, знаешь, что я иногда хочу спросить в подобных ситуациях.

– Разумеется, не чужие же люди. Почему я ничего не хочу делать здесь, в своей стране, хотя у меня тут почти те же возможности, что у тебя там? Только что радиодетали из будущего мне никто не отправляет горстями, а так все то же самое. Да потому, что в возможность улучшения я уже категорически не верю. Ну уморю я сотню-другую плохих парней, вылечу столько же хороших и помогу им занять места безвременно усопших, и что? Станет только хуже. Бывшие хорошие, попав наверх, мгновенно оскотинятся и начнут воровать и взяточничать, как не в себя, примеров тому несть числа. А немногих оставшихся людьми тут же сожрут менее морально устойчивые собратья. В общем, тут если где-то и есть путь в светлое будущее, то он далеко от моего поля зрения.

Третья лунная экспедиция стартовала в середине июня. К тому времени на запросы с Земли отвечали только «Мальчик-пять» и иногда, через два раза на третий, «Аспирант», который для погрузки образцов в возвращаемый модуль был бесполезен. Правда, «Луна-20» везла на Луну «Пионера», так что какая-то свобода маневра у нас оставалась. Однако эта экспедиция готовилась в дикой спешке, и это сказалось еще до посадки. Станция задержалась на лунной орбите почти на лишние земные сутки, что-то там у Челомея с Фроловским не ладилось. Но все же потом села, причем довольно близко ко второй базе с уткнувшимися в нее двумя «Мальчиками» и «Аспирантом».

– Небольшой перерасход горючего, – сообщил мне Саша. – Шестьдесят пять кило теперь с Луны не вытащить. Максимум, что разрешил Челомей после получасовой ругани с Чертоком, – сорок пять. А я вообще советую ограничиться сорока килограммами, мало ли что.

– Ясно, буду грузить тридцать, это как-никак лучше, чем вообще ничего. А если «двадцатка» все же не долетит до Земли, то так на Луне в расчете на будущие рейсы хоть что-то останется.

«Мальчик-пять» заснял посадку «Луны-20» и высадку «Пионера», но обниматься с прилетевшим «младшим братом» не полез. Во-первых, как я уже говорил, цирк в этой экспедиции не планировался. А во-вторых, «Пионер» мог не выдержать объятий в силу общей хлипкости конструкции.

Долгое сидение на Луне не прошло единственному выжившему «Мальчику» даром. От солнечных батарей осталась только треть, но на времени зарядки это почти не сказалось, потому как емкость аккумуляторов упала до сорока пяти процентов от номинальной. И начал иногда заедать в локтевом шарнире левый манипулятор. Однако выполнить последнее, что ему оставалось в жизни, то есть подтащить контейнер с образцами к «Луне-20», «Мальчик-пять» сможет. Теоретически это смог бы и «Пионер», сила тяжести на Луне позволяла, но я решил зря не напрягать инвалида с рождения.

Так, пора приступать. Контейнер моя «пятерка», хоть уже и на треть вышедшая из строя, легко дотащит до станции целиком, без выгрузки и сортировки образцов по номерам приоритета. Этим у самой «Луны» займется «Пионер» под управлением Юрия Степановича, ни к чему этому не имеющему никакого запаса прочности механизму зря раскатывать по Луне.

Я подкатил к контейнеру и начал вводить наборы команд для водружения его на спину в первый, второй и третий буферы. Тут придется применять пакетное управление – бортовой контроллер станет выбирать наборы в зависимости от того, как себя поведет заедающий левый манипулятор. Не хотелось бы рассыпать камни в трехстах метрах от станции, собирать их потом будет не так просто. И вот кто бы объяснил – что мне, дебилу, мешало еще на стадии проектирования предусмотреть у этой корзины крышку? Мало ли что не я рисовал чертежи, подписывал-то я, вот теперь и корячусь.

Так, вроде довез. Теперь снять контейнер, не рассыпав… ага, и это получилось.

«Мальчик-пять» раскинул солнечные батареи и замер. Вообще-то от него уже больше ничего не требуется, но это только по планам. А вдруг что-то пойдет не так? Заряд аккумуляторов лучше держать на максимуме.

«Пионер» сортировал и загружал образцы восемь часов с двухчасовым перерывом на подзарядку, во время которого Юрий Степанович пообедал и немного отдохнул. Казалось бы, с чего бы он так долго возился – манипуляторы, что ли, кривые? Нет, с ними все было нормально. Они, правда, получились существенно слабее, чем у «Мальчиков», но зато точнее выполняли мелкие движения.

Суть же состояла в том, что все луноходы работали на спутнике Земли рывками. Быстро выполнив очередной набор или пакет, луноход замирал. Потом начинал вертеть головой, оператору нужна была полная информация об изменениях обстановки. Затем – снова пауза, человеку необходимо время на подумать и ввести новый набор команд. И наконец, следующий рывок.

В показах по телевизору все эти паузы или вырезались, или во время их камера переключалась на какой-то другой объект, поэтому зрителям казалось, что луноходы суетятся непрерывно.

Наконец погрузка была закончена, транспортный отсек станции закрыл люк, а через полчаса «Луна-20» стартовала к земле. Естественно, видеозапись этого события пришла в ЦУП.

– Неплохо, – сказал я, быстро просмотрев ролик. – Будем надеяться, что это последняя видеозапись с Луны от оставшейся там команды.

– Почему? – не понял Юрий Степанович.

– Потому что если «двадцатка» нормально доставит груз на Землю, на Луне нам долго еще ничего нужно не будет, и от роботов потребуется только своевременная самоликвидация. А вот если доставка не получится, то я не очень представляю, что делать дальше. Но в любом случае это будет не скоро и уже с другой командой. Если кому-то наверху придет в голову снова использовать эту, то ничего, кроме эпического провала, я не ожидаю.

Однако волновался я зря – через шесть дней сорок два образца из ста трех были доставлены на Землю. А у меня наконец-то появилось время на ничуть не менее важное занятие, чем слежка за всякими летающими по космическим просторам железяками. Требовалось уговорить жену заранее перебраться из Троицкого в Кунцево.

– Мне остался еще почти месяц, – не соглашалась Вера.

– А вдруг роды будут преждевременные? Лучше заранее приехать в ЦКБ, залечь туда и спокойно ждать, пока придет время рожать.

– Ага, месяц там валяться. Ты-то однажды полежал в госпитале месяц, так до сих пор иногда вспоминаешь. А я уже интересовалась, в больнице Академгородка очень приличное родильное отделение, сюда даже из Москвы многие хотят попасть. К тому же здесь будешь рядом ты.

– Я и там могу быть рядом.

– Верю, вот так прямо все бросишь и заляжешь в больницу рядом со мной. Вить, не выдумывай, все рожали, и я рожу. Здесь, а не в какой-то там ЦКБ, где вообще два года назад аж Королева зарезали.

Против такого аргумента я смог возразить только «ну ты-то не Королёв», однако понял, что спорить бесполезно. Вообще-то Вера почти всегда и во всем соглашалась со мной, но если решалась в чем-то выступить против, то потом стояла на своем намертво. К тому же поговорка «полы паркетные, врачи анкетные» родилась, наверное, не на пустом месте. В общем, действительно – пусть рожает здесь. Если при родах что-то пойдет не так, я смогу помочь, но об этом лучше заранее договориться с руководством клиники. А потом я буду сидеть в «Мечте», и всякие визитеры пусть едут сюда сами, мне нельзя будет надолго покидать Троицкое.

Впрочем, съездить в Москву мне все-таки пришлось – за премией (по традиции – в конверте), вторым орденом Ленина (первый шел в комплекте со звездой Героя соцтруда) и пропуском в двухсотую секцию ГУМа. Кстати, торговля там была организована довольно своеобразно – я, позвонив домой и узнав, что с Верой все в порядке, решил туда зайти. И чуть не обломался. Меня просветили, что на пропуске, который именовался «Приглашение», телефон напечатан крупными цифрами не зря. Секция нормально закрыта, то есть ее двери. И чтобы их открыли, надо позвонить, представиться и согласовать время визита. Ну прямо как какому-нибудь подпольному портному – мне уже приходилось возить к ним Веру и тетю Нину. Лично меня в отличие от них почему-то устраивало и то, что продавалось в обычных магазинах. Или в комиссионках за бешеные, но для меня в общем-то терпимые деньги.

Так вот, после посещения этой секции я уже знал, о чем буду говорить с Леонидом Ильичом на ближайшей встрече. Ибо главным отличием этой секции от всего остального магазина был не ассортимент – он оказался ненамного шире, чем в общедоступных отделах, а отсутствие очередей и цены. Они оказались в среднем вдвое ниже, чем там. И об этом не знал, оказывается, только я – даже моя секретарша давно была в курсе! При том, что уж ей-то получение пропуска-приглашения совершенно не светило.

Трудно придумать более сильный удар по авторитету партии, чем такая ценовая политика. Тоже мне, нашли малообеспеченных – членов правительства, ЦК, космонавтов и некоторых академиков. Да продавайте вы там дефицит без очередей, хрен с вами, но за нормальные деньги! А так получается не торговля, а идеологическая диверсия. Хоть снимай фильм ужасов «Дом с привилегиями».

В общем, я разозлился, плюнул и ушел без покупок, да еще под ехидные комментарии Антонова «вот это, Витенька, и есть самый настоящий социализм, который ты хочешь сохранить в веках, а всякие там социальные справедливости идут к нему необязательным довеском». Прямо-таки змей-искуситель какой-то, а не духовный брат.

Ну, а второго июля свершилось событие, которого мы с женой ждали уже почти девять месяцев – число Скворцовых на планете увеличилось на единицу по имени Татьяна. Вес – три восемьсот, здоровье идеальное, голос, как у мамы, но характер спокойный, то есть орет она редко. Зато, мягко говоря, громко, это у них фамильное. Роды прошли легко, Вера уже начала прикидывать, когда планировать следующего ребенка.

Тетя Нина даже всплакнула – мол, надо же, и оглянуться не успела, как стала бабушкой. Хотя, по-моему, эту тему они с Верой последние полтора года обсуждали регулярно и подолгу.

Дядя Миша на радостях выпил, но настолько немного, что его дражайшая половина предпочла этого не заметить. Ну, а я наконец понял, зачем нашей семье аж целых два автомобиля. В один-то, если еще и с Джулькой, мы теперь можем поместиться только с трудом, а если с вещами, то с большим трудом. Даже в «Победу», не говоря уж о моем «Москвиче».