Текст книги "Чужое место"

Глава 5

Смею вас уверить, что, скажем, крыса – вполне приличное домашнее животное.

Если, конечно, она одна, максимум две и живут они в клетке. У меня, например, в двадцатом веке одно время жили, и никакого вреда от них я не видел, хотя довольно часто выпускал зверюшек из клетки погулять по квартире и поиграть с сыном. Но десятки этих поодиночке довольно милых животных, да еще на свободе, способны быстро сожрать и квартиру, и ее хозяев. То есть в этом случае без дератизации никак не обойтись.

Аналогичная картина сложилась в Российской империи с великими князьями. Поначалу их было совсем немного – настолько, что у Елизаветы даже возникли определенные трудности с назначением наследника. При Павле великие князья начали потихоньку плодиться, при Александре Первом их количество достигло оптимального значения, а уже в конце правления Николая Первого стало избыточным. Так как ситуация продолжала развиваться в том же направлении, то к концу девятнадцатого века я уже не видел иного выхода, кроме проведения дератизации. Или, если по-русски, то обескрысивания, в документах же этот процесс лучше назвать оптимизацией высшего звена управления. Или даже как-то еще более обтекаемо.

А то ведь сожрут, заразы, больно уж их развелось много. И меня, и страну заодно.

Вот только не надо обвинять меня в излишней кровожадности. Если бы эти крысы вели себя прилично, как те, домашние, никто бы против них ничего не замышлял, несмотря на количество. Но ведь грызут же, твари! Все подряд. Жалко, что их нельзя перетравить всех разом, придется потихоньку, по одному.

Примерно такие мысли одолевали меня в процессе прочтения совместного доклада Столыпина и Бунге, в котором они по моему заданию попытались хотя бы приблизительно подсчитать, во что обходится России содержание императорской фамилии. Цифры получились удручающие. Прямые расходы на всякие выплаты – порядка десяти миллионов в год, общие – двадцать один миллион, а с учетом разнообразных доходов великих князей, в значительной части левых, не меньше тридцати пяти. Да чтоб я так жил! И ведь это уже после основательного урезания выплат, произведенного отцом в восемьдесят шестом году.

Тот же дядя Алексей имел официальных доходов на триста с небольшим тысяч в год, а тратил миллиона по полтора. Ему же, бедному, отец уменьшил содержание, вот и приходится добирать, где только получится.

Однако эмоции в таких сложных вопросах только мешают, и я поручил составить два документа. Первый – секретариату, в котором великие князья выстраивались в порядке уменьшения нагрузки на казну, то есть начиная с самых дорогих в содержании и заканчивая самыми дешевыми. И второй – его должна была подготовить канцелярия, то есть совместно Рыбаков, Рогачев и Зубатов. В нем великих князей следовало классифицировать по степени потенциально возможного вреда, который они мне могли нанести.

Что было вполне ожидаемо, на первом месте в обоих списках гордо красовался дядя Володя, но дальше пошли странности. На втором я и там, и там ожидал увидеть генерал-адмирала, но в финансовой классификации он оказался третьим, а как потенциальный вредитель – вообще шестым.

– Почему так? – поинтересовался я у Рогачева, представлявшего мне творение канцелярии.

– Потому что он дурак, – последовало исчерпывающее объяснение. – Уже ухитрился поссориться с братьями Владимиром и Сергеем на почве отношения к браку Георгия.

– Так, с ним понятно, но почему вы с коллегами посчитали не очень опасным Сергея Александровича? Восьмое место в списке – это как-то не впечатляет.

– Потому что его неприязнь к тебе, как императору, связана только с тем, что он с подачи Владимира Александровича считает тебя либералом и западником. А как к человеку – Сергей Александрович, будучи до крайности чопорным, достаточно свободное общение воспринимает с подозрением. Сейчас Зубатов получил к нему доступ и собирается потихоньку начинать рассеивать его заблуждения.

– Каким образом мелкий секретный сотрудник охранки ухитрился выйти аж на самого генерал-губернатора?

– Наоборот, это Сергей Александрович на него вышел. Он заинтересовался работой московского охранного отделения по взятию рабочего движения под контроль, а Бердяев не стал скрывать, что все это придумал его молодой сотрудник.

Я кивнул. То, что в ином мире получило название «зубатовщина», здесь пока еще никак не называлось, но зато началось заметно раньше.

– И еще вопрос на сегодня. Почему последний в списке, Константин Константинович, подчеркнут зеленой линией?

– Вреда от него вообще никакого, но при желании и минимальном приложении сил можно будет поиметь пользу.

– Постой, это случайно не тот, который пишет неплохие стихи?

– Совершенно верно.

– Составь на него подробное досье, надо будет познакомиться поближе. На сегодня все, успехов тебе в дальнейшей работе.

– Про фонды не забудь, – напомнил Рогачев. Имелось в виду, что работа в высшем свете обходится недешево и тех денег, что я выделил на это дело, уже не хватает.

– Помню, помню, иди, на следующей неделе получишь.

Оставшись в одиночестве, я положил перед собой оба списка и слегка задумался. Пожалуй, ход Рыбакова оказался не только значительно более безопасным в случае утечки сведений, нежели то, что первым делом пришло в голову мне и Михаилу с Сергеем, но и более эффективным. Смерть Георгия, даже если ее и удалось бы выдать за естественную, что далеко не факт, все равно не внесла бы в ряды моих противников такого раскола, как его женитьба. И теперь персоны, занимающие две верхние строчки в обоих рейтингах, оказались практически без поддержки остальных членов императорской семьи.

Итак, что они собой представляют? Начнем, пожалуй, с дяди Володи.

Николай в иной истории его откровенно побаивался, а Ники в этой испытывал раздражение от одного его вида. Чья заслуга – ладно, не будем хвастаться даже перед самим собой, тем более что это уже неактуально.

После убийства Александра Второго Владимир Александрович организовал некое якобы тайное общество «Священная дружина», имевшее задачей охрану престола и совершенно опереточное по своей сути. Оно кое-как просуществовало года полтора, а потом отец вызвал великого князя в Гатчину и устроил втык. Прежде чем дверь кабинета плотно закрылась, я успел услышать звук удара (к сожалению, всего лишь кулаком по столу, а не по хлебалу визитера) и возмущенный возглас отца:

– Володька, кончай дурить!

Меценат, покровитель искусств, широко образованный человек. Ну то есть по мнению высшего света широко, а с моей точки зрения – хоть и глубоко, но довольно узко. Может, например, сказать, что делала императрица Елизавета такого-то дня такого-то года или с первого взгляда отличить картины Тициана от картин Рафаэля, но в области естественных наук даже более невежественный, нежели я в высоком искусстве. Я хоть знаю, чем опера отличается от драмы и балета, а для дяди Володи все разделы электротехники – одинаковый темный лес. И химии тоже. Правда, фамилию Ньютон он явно когда-то слышал.

Официальной любовницы у него нет и, насколько смогла раскопать моя канцелярия, неофициальной тоже. Он просто любит смотреть, как молоденькие балерины репетируют, не против зайти к ним в уборную (это не санузел, а место, где они переодеваются и красятся), непринужденно там поболтать.

В общем, этот дядя являлся бы обычным и не очень опасным великосветским позером, не будь он столь богат и не командуй гвардией. Кстати, Николай Николаевич-младший одно время надеялся, что в случае воцарения Георгия дядя Володя уступит гвардию ему, но со временем понял беспочвенность подобных ожиданий, и сейчас между ним и Владимиром нет ни малейшего подобия согласия.

Его, мягко говоря, неприязнь ко мне скорее всего связана с тем, что он считал себя неофициальным главой царской семьи, так как вдовствующая императрица более не могла составлять ему конкуренцию по состоянию здоровья, а тут на тебе! Какой-то сопляк не только стал императором, но и не желает слушать советов уважаемых людей. Кроме того, я не исключал, что дядя Володя, обладая развитой интуицией, как-то чувствует, какой именно вариант его дальнейшей судьбы является для меня наиболее предпочтительным.

Следующий фигурант в обоих списках – великий князь Михаил Николаевич. Этого я знаю гораздо хуже дяди Володи, ибо редко с ним встречался. Он наместник на Кавказе и в Питере появляется не очень часто. Во всяком случае, реже, чем в Париже. Хотя у него два дворца в столице, два – в Петергофе и еще довольно большое имение неподалеку. Самый старший из Романовых – можно сказать, патриарх. Имеет авторитет в семье, но не так уж активно им пользуется. Обладатель роскошной бороды. В качестве генерал-фельдцейхмейстера проявил себя неплохо, то есть не нанес русской артиллерии практически никакого вреда, а в начале его правления, как мне говорили, наблюдалась даже определенная польза. Все правильно, из Франции вмешиваться в артиллерийские дела несколько неудобно, а с Кавказа и тем более.

Основной источник доходов вовсе не великокняжеское пособие. Официально это прибыль от имений, а по сведениям моей канцелярии – от спекуляции земельными участками на Кавказе. Естественно, в особо крупных размерах и с использованием служебного положения в личных целях.

Главная причина неприязни этого великого князя ко мне – он глубоко убежденный консерватор, а меня почему-то считает реформатором. Нет, спорить не буду, у меня в планах действительно довольно серьезные новшества – но он-то это откуда знает?

Впрочем, сейчас Михаил Николаевич в печали сразу по двум причинам. Недавно его второй сын Михаил Михайлович, он же Миш-Миш, самовольно женился на какой-то не предназначенной ему графине и сбежал с ней в Париж, сделав это почти одновременно с Георгием. Впрочем, этот слинял в Ниццу. И я одним махом подписал два указа об их изгнании из России и лишении великокняжеского содержания. Правда, брату с Мариной оно продолжало выплачиваться, просто теперь неофициально, а вот Миш-Мишу – фигушки, у меня карманы не бездонные, пусть его родители содержат. Но не успел великий князь толком впасть в ярость по этому поводу, как у него умерла жена, причем в сравнительно молодом возрасте, на пятьдесят втором году жизни. Так что в ближайшее время Михаил Николаевич вряд ли будет способен на активные действия из-за одолевшей его черной меланхолии, но наверняка этого утверждать нельзя, поэтому пусть пока остается на втором месте в списке потенциально опасных.

Ну а теперь, кажется, можно обратить внимание на персону, в финансовом списке красующуюся на третьем месте, а во вредительском – на шестом, то есть на великого князя Алексея Александровича. Должность – генерал-адмирал, и он считает себя самым главным во флоте, весьма неприязненно относясь к любым попыткам вмешательства в дела своей вотчины. Основной источник левых доходов – подношения подчиненных, которым он не мешает воровать. Причем не мешает – это еще довольно мягко сказано. Примерно так, как в двадцать первом веке мебельный министр обороны не мешал своим бабам.

Вообще-то этот дядя имел довольно интересную биографию. Девятнадцатилетним оболтусом он влюбился в двадцатисемилетнюю фрейлину матери Александру Жуковскую, а она ответила ему полной взаимностью. Я, кстати, еще в бытность свою простым великим князем поручил секретарям Ники разыскать ее портрет, и мое задание, что удивительно, было выполнено всего дня за три. Двадцать семь лет, говорите? – подумал я, глядя на фотографию. Хм, я бы ей меньше тридцати пяти не дал.

Короче говоря, молодые влюбленные сбежали в Италию, где обвенчались, но вскоре выяснилось, что для жизни (ну кто бы мог подумать!) нужна такая презренная вещь, как деньги. Причем их почему-то никто не приносит со словами «извольте принять, вашество». Ну не гады ли эти итальянцы?

Разумеется, попытаться хоть что-то заработать своим трудом молодым влюбленным и в голову не пришло. Помыкавшись некоторое время и убедившись, что никто им даже в долг ничего не даст, молодые вернулись в Россию и начали канючить императорской чете о своей великой любви и о том, что их надо простить и начать вновь выплачивать великокняжеское содержание.

Однако император почему-то не пошел по пути всепрощения и заявил, что он объявляет случившийся где-то там брак неправославным и недействительным. После чего Сашенька Жуковская была отправлена в Австрию, а ее возлюбленный – аж в Америку, где он (видимо, от горя) принял деятельное участие в истреблении бизонов в компании с небезызвестным Буффало Биллом.

Вернувшись в Россию, Алексей заявил, что его сердце навсегда разбито, он никогда более не сможет связать свою судьбу ни с одной женщиной, после чего со спокойной совестью занялся тем, что только и умел делать в жизни, то есть пьянством, обжорством и… как бы это помягче сказать… в общем, активным осеменением.

Собственно говоря, этим он продолжал заниматься и сейчас, только с тем отличием, что очередная пассия Зинаида Богарне смогла крепко взять его в руки, и теперь он вел себя почти как образцовый семьянин, изменяя своей любовнице лишь изредка и исключительно по пьяни.

Видимо, воспоминания о своем юношеском романе и подвигли Алексея Александровича одобрительно высказаться о тайном браке Георгия с Мариной. Естественно, всех остальных Романовых подобное отнюдь не обрадовало, но генерал-адмирал, не отличаясь хоть сколько-нибудь заметным интеллектом, этого просто не понял.

В общем, с моей точки зрения, на посту генерал-адмирала Алексей Александрович был явно лишним. Да и сам пост тоже, пожалуй, лучше было бы вообще упразднить.

План, как это сделать, у меня в первом приближении оформился уже через несколько дней.

Почему я решил начать не с первых по списку? Да потому, что для открытого конфликта с ними у меня пока еще руки коротки.

Глава 6

– Ваше императорское величество, корабельный инженер Титов по вашему приказанию прибыл! – с верноподданическим выражением на хитрой физиономии рявкнул вошедший.

– Дядя Петя, не ори, чай, не в лесу, – попросил я. – Тем более что посторонних здесь нет, они вообще в мой кабинет редко заходят. Ты, кажется, уже заканчиваешь с броненосцем «Наварин»?

– Нет, Алик, его через месяц только на воду можно будет спустить, а достраивать придется еще долго. Хорошо, если года в два уложимся.

– М-да… не знал. Но все равно не верю я, чтобы ты о новых кораблях не думал.

– Думаю, так думки-то мои к делу не пришьешь. Чтобы корабль появился, нужен заказ и соответствующее финансирование.

– Вот как раз чтобы предложить тебе и то и другое, я тебя и позвал. Возьмешься построить царскую яхту?

– Смотря какую ты захочешь. И чем же тебя те, что есть, не устраивают? Сколько их у тебя, штук десять наберется?

– Было одиннадцать, две уже проданы, на остальные ищут покупателей. Мне и одной хватит, но хорошей.

– Да? Надо же, как интересно. И что за корабль ты себе захотел?

– Записывать не будешь, так запомнишь? Тогда слушай. Скорость хода – не менее двадцати двух узлов, дальность – пять тысяч миль, таранный форштевень не нужен, бронирование… ну, скажем, пояс – миллиметров двести по всей ватерлинии, боевая рубка – двести пятьдесят, палуба – около восьмидесяти. Вооружение – четыре восьмидюймовки в двух башнях, восемь шестидюймовок в казематах и столько же немецких стопятимиллиметровок. Ни минного вооружения, ни малокалиберной артиллерии на этом корабле не будет. Императорские покои – две смежные каюты общей площадью метров тридцать, пятиметровая кухня и совмещенный санузел. С двигателями я тебе помогу и с электрикой тоже. Ограничений по финансированию не ожидается, не верю я, что ты начнешь воровать. И другим наверняка не дашь. Но эта яхта нужна мне к лету девяносто четвертого года.

– Если вовремя будут машины и башни да задержек с деньгами не случится, то вполне можно успеть. Хочешь, значит, что-то вроде недавно заложенного «Рюрика», только с большей скоростью хода за счет уменьшения дальности и количества вспомогательной артиллерии. Интересный корабль может получиться, но с кем же это ты, Алик, лично воевать собрался?

– Ну почему же лично? Вполне могу это поручить кому-нибудь другому, статус императорской яхты позволяет. Насчет же «с кем» – сам подумай, технические данные намекают довольно прозрачно.

– М-да… как океанский рейдер-одиночка такой корабль будет однозначно хуже «Рюрика» из-за меньшей дальности, да и средний калибр слабоват. Для Балтики он не нужен. Для Черного моря – тем более, да и не предложил бы ты мне строить корабль в Николаеве. Значит, остается Дальний Восток. Ты, Алик, в своем репертуаре – вне программы, без конкурса, без обсуждения в Морском техническом комитете…

– Вот потому он и задуман как императорская яхта. Я самодур или кто? И никакой МТК для удовлетворения моих потребностей мне не нужен. Я знаю, чего хочу, ты знаешь, как это сделать – что еще надо? А если вдруг захочется что-нибудь обсудить на досуге, так у меня для этого свой комитет есть. Кстати, привлекать можешь кого угодно и за приличные деньги. Например, того студента, что тебя высшей математике учил.

– Крылова-то? Светлая голова, но только его уже Макаров сманил на свою опытовую станцию.

– Она недалеко, не надорвется еще и тебя консультировать.

– Ладно, договорились, но только ты мне хотя бы намекни, коли прямо сказать не хочешь, – угадал я с его назначением или как?

– Почти угадал, дядя Петя. Почти.

Не было ничего удивительного в том, что Титов упустил еще один регион возможного оперирования подобных броненосных крейсеров – Северную Атлантику с базированием в Мурманске. Просто потому, что никакого Мурманска не было даже в проекте. Окружение дяди Алексея в данный момент активно склоняло его к постройке порта в Либаве, но я, зная дальнейшую судьбу этого строительства, собирался найти деньгам лучшее применение. А корабль… кстати, если все пойдет так, как я сейчас думаю, то именно ему найдется неплохое дело как раз на Дальнем Востоке. Все равно железную дорогу к будущему Мурманску за два года не построить. Да и за три, пожалуй, тоже.

После ухода Титова я задумался на тему, кому бы поручить разработку перспективных типов торпед, хоть их и не будет на новом крейсере. И как они, между прочим, должны быть устроены?

Сейчас торпеды назывались самодвижущимися минами Уайтхеда и приводились в движение пневматическими движками, работающими от баллона со сжатым воздухом. Я знал, что более поздним и, соответственно, более прогрессивным типом торпед являются парогазовые. Это было прекрасно, но идиллию омрачало одно малюсенькое обстоятельство. Оно заключалось в том, что, кроме названия, я про этот тип торпед вообще ничего не знал. Но когда подобные мелочи были препятствием для настоящего инженера? Так что я начал думать.

Итак, название подразумевает, что движутся они при помощи пара и газа. Чтобы образовалось и то и другое, что-то должно сгореть, или, точнее, окислиться. А раз окисляться без кислорода ничего не может, значит, баллон со сжатым воздухом, а со временем и с кислородом там все равно остается. Только он не будет крутить винты напрямую, а послужит для обеспечения горения чего-нибудь – например, керосина. Или сжатого горючего газа. Энергии в этом случае выделится гораздо больше. И, наверное, горящее топливо испаряет воду – для увеличения объема рабочего тела и понижения его температуры. Тогда становится понятно, откуда в названии взялись и пар, и газ. Осталось только сообразить, кому бы поручить воплотить только что придуманный принцип в реальную конструкцию, и все будет замечательно.

С чего это я вдруг решил заняться еще и флотскими делами, хотя сам не так давно говорил отцу, что Россия – держава сухопутная и для нее главное – армия? Да, но флот тоже не помешает, потому как чисто сухопутных потенциальных врагов у нее вроде нет. Разве что Австрия, но в одиночку она на нас никогда не полезет. Так что какой-то флот для обороны морских рубежей все равно необходим.

И кроме того, мало ли что я кому говорил? Главное ведь, что при этом имел в виду.

Как уже упоминалось, мои государственные дела, к коим я без зазрения совести отнес и обсуждение проекта императорской яхты, заканчивались самое позднее в два часа дня. Потом следовал обед, а после него три раза в неделю – занятия с Михаилом.

Мать теперь жила в Аничковом дворце с дочерьми Ксенией и Ольгой. Мишка же обитал в Гатчине под предлогом того, что ему нужно получить достойное техническое образование. Мать поначалу заявляла, что и она сможет его обеспечить, но Мишка с моей подачи уперся и заявил – мол, он собирается связать свою жизнь с воздушным флотом, а превзойти все потребные для этого науки можно только в Гатчине. Правильно, чем более близок будет ко мне младший брат, тем меньше вероятность покушений. Какой смысл менять шило на мыло, тем более что опекуном над Мишкой до его совершеннолетия будет Рита? А уж после него он и сам не растеряется, особенно если его правильно воспитать.

– Итак, – заявил я брату, – будем считать, что необходимый минимум знаний по физике ты уже получил и пора переходить к основам теории полета. Начнем мы с тех аппаратов, которые легче воздуха.

– Почему? – попытался возмутиться Мишка. – Которые тяжелее, летают лучше! И ты сам обещал меня через год начать учить летать на дельтаплане и втором аэроплане Можайского.

– Каков должен быть минимальный объем водородного дирижабля с максимальным взлетным весом в четыре тонны?

– Разумеется, четыре тысячи кубов! Плюс небольшой запас, это уже от конструктора зависит.

– Правильно. А какова потребная мощность для уверенного взлета аэроплана весом восемьсот пятьдесят килограммов? Площадь крыла триста квадратных метров, профиль плоский, относительное удлинение два и два.

– Шестьдесят лошадиных сил!

– С чего это ты взял?

– Ты мне описал первый аэроплан Можайского, а у него мощность была как раз такая, и он полетел.

– Ответ, увы, неверный, хотя ты, конечно, все равно молодец, узнал технику по неполному описанию. Однако не учел, что первый самолет Можайского взлететь с ровного места не мог. Мне пришлось разбегаться по специальной наклонной дорожке с уклоном в пять градусов. Так вот, потребная мощность тут составляет не шестьдесят, а чуть больше восьмидесяти сил, но подсчитать это очень непросто. Вот потому, что аппараты тяжелее воздуха требуют гораздо более трудоемких расчетов, мы и начнем с тех, которые легче, благо переводить кубы объема в килограммы подъемной силы ты уже умеешь. Сначала рассмотрим один из самых простых случаев. Полное безветрие, воздушный шар оторвался от земли и начал подъем. Какие силы в этот момент на него действуют?

В пять часов был легкий полдник, а после него я продолжил педагогическую практику, но только уже по другому предмету и с другим учеником, а если точнее, то с ученицей. Рита пожелала, чтобы я научил ее водить автомобиль. Поначалу она вообще хотела освоить мотоцикл и даже дельтаплан, но тут выяснилось, что у нее наконец-то будет ребенок, и вопрос отпал сам собой. Однако от идеи обучения езде на автомобиле она не отказалась, заявив, что вот с него-то упасть будет ну очень трудно.

– Зато нетрудно на хорошей скорости врезаться в столб, – попытался образумить супругу я.

– Ничего, мы будем ездить не очень быстро и там, где нет никаких столбов.

Я вздохнул и дал ей уже на всякий случай составленную инструкцию по вождению.

– Выучишь – начнем учиться ездить.

– Как, наизусть?

– Нет, можно близко к тексту.

И вот за чаем жена заявила мне, что она готова к экзамену.

– Опиши последовательность действий при переходе со второй передачи на третью, – предложил я. Да, техническое совершенство моих творений повысилось настолько, что последний автомобиль имел аж целых четыре скорости – три вперед и одну назад. Правда, никаких синхронизаторов там не было, так что процесс переключения имел определенные тонкости. Слышали что-нибудь про переключение передач с перегазовкой? А вот я не только слышал, но и в совершенстве освоил этот процесс. Давно, еще в двадцатом веке, на отцовском четырехсотом «Москвиче». А здесь просто быстро вспомнил былое.

– Правую ногу с газа, левую на сцепление, рычаг передач в нейтраль, отпустить сцепление, подождать, пока обороты мотора упадут примерно на треть, снова выжать сцепление, двинуть рычаг влево-назад и быстро, но плавно отпустить сцепление, одновременно прибавляя газ, – бодро отрапортовала супруга.

– Молодец! Пошли.

– Куда?

– Как куда? Вниз, посмотрю, как ты применишь свои глубокие знания на практике. Автомобиль стоит у нашего подъезда.

– Ой, Алик, вот прямо так сразу? Я боюсь.

– Тогда давай отложим практику вождения до после родов, – обрадовался я.

– Дорогой, ну надо же понимать – это было сказано для того, чтобы ты меня пожалел и начал уговаривать, что ездить совсем не страшно. Но раз ты ничего такого делать все равно не собираешься, то я передумала бояться. Пошли, хватит тут сидеть! В машине тоже кресло есть.

К вечеру Рита уже умела трогаться, не заглушив двигатель, и ездить по площади перед дворцом по кругу на второй скорости. Для первого урока этого было вполне достаточно, я так ей и сказал.

– Да уж, прямо руки устали это колесо крутить, на сегодня хватит, – согласилась жена. – А когда будет следующий урок?

– Дня через два, раньше ни к чему, пусть только что полученные навыки улягутся.

– Еще кого-нибудь ты учить управлять будешь? – поинтересовалась Рита, когда мы уже поднялись к себе. – А то в империи есть три автомобиля, но водителя для них всего два, да и те император с императрицей. Как-то это несколько неправильно, ты не находишь?

– Нахожу, но у меня дел и без того хватает, так что своих фрейлин будешь учить ездить сама.

– Ой! А если они нам машину сломают?

– Тогда тебе придется научиться ее ремонтировать.

– Алик, ты, наверное, шутишь, – неуверенно предположила Рита.

– Конечно. Обойдутся твои фрейлины, но гараж вместо конюшни делать уже пора.

Да уж, этот вопрос требовал решения, потому что дворцовые конюшни денег жрали как в прорву, а ездил на лошадях только Черевин со своими лейбконвойцами. Маман теперь было не до конных прогулок, я ими тоже никогда особо не увлекался, а Рита вообще верхом ездить толком не умела.

– Почему вместо? – удивилась жена. – Хоть сколько-то лошадок надо оставить. Они такие милые, особенно если к ним сзади не подходить. Да и детям будет интересно.

– Каким еще детям?

– Нашим, естественно. Других тут все равно никаких нет.

– Тут ты немного не права – Мишка есть. Он явно еще не взрослый, но начинать взрослеть ему уже пора.

Этот разговор получил продолжение через пару дней, после очередного занятия с Михаилом.

– Алик, поручи мне какое-нибудь дело! – попросил брат. – Пусть не такое серьезное, как было у тебя с аэропланом Можайского, но только настоящее. Сколько можно в игрушки играть?

– Очень ты интересно рассуждаешь. Когда мы с Ники и Менделеевым клеили первый воздушный шар, это было, по-твоему, как – дело или игрушки?

– Э… не знаю. Наверное, все-таки дело, хоть и игрушка.

– Вот именно. Часто трудно сказать, где кончается одно и начинается другое. И, кстати, самое настоящее дело для тебя есть, а то у меня до него все никак руки не доходят.

– Оно связано с летательными аппаратами?

– Безусловно.

– Я согласен!

– Вот и ладушки, тогда организуй-ка мне музей истории аэронавтики, авиации и автотранспорта.

– Это как?

– На такой вопрос хочется ответить «каком кверху». Что значит как? Берешься и делаешь! Вот смотри – склеили мы тот воздушный шар. Он небось до сих пор где-то в Аничковом дворце валяется. Найти его – и в музей! Мой первый автомобиль туда же, на нем ездить все равно уже нельзя. Дельтапланы пока рано, пусть еще полетают, а вот первый самолет Можайского давно исторический экспонат. Подбери помещение, найди хоть одного человека на роль музейного смотрителя – и действуй! Хотя одного, пожалуй, будет мало. Можешь за консультацией в Эрмитаж съездить, там тебе расскажут про организацию этого дела. Не только всякие картины надо сохранить для потомков, но и результаты технического творчества тоже.