Текст книги "Му-му. Кровавая линия"

Разве придет здравомыслящему человеку в голову в центре европейского континента, в одном из крупнейших городов мира применить биологическое, даже точнее, микробиологическое оружие в виде зараженных крылатых муравьев?!

Всякий здравомыслящий человек понимает, что остановить размножение насекомых невозможно. Везде пишут о том, что они, как и вирусы, и простейшие, научились приспосабливаться к любым условиям, даже химикаты их порой не берут. Взять тех же тараканов, от которых в девяностые было не избавиться. Только выпусти этого джинна из бутылки, и он начнет жить своей собственной жизнью. А если начнут размножаться зараженные какой-то болезнью насекомые, их колонии в большом городе могут стать оружием пострашнее ядерного. Значит, не только твои близкие, но и ты сам будешь находиться в смертельной опасности. Может, у того, кто выпустил насекомых в метро, нет близких? Может, они погибли от рук русских? Или он фанатично предан идеям какой-нибудь религиозной секты?

Дорогин проиграл различные варианты. И наиболее правдоподобным показался вариант «испорченного телефона». То есть должна где-то существовать лаборатория, где проводятся эксперименты с новыми видами биологического оружия. Вполне возможно, она находится на Кавказе. А здесь, в Москве, появились люди или человек, готовые дать средства на осуществление каких-нибудь террористических актов. Чтобы накалить обстановку, попугать. Чтобы люди вспомнили, что раньше жилось спокойнее, чтобы вспомнили о старой власти, о ком-то из бывших вспомнили.

В общем, джинн был выпущен из бутылки. Теперь нужно срочно искать и его, и бутылку, из которой его выпустили. И нужно быть готовым к тому, что кто-то из участников всей этой страшной истории окажется ненормальным, а значит, его следующий ход и вообще дальнейшее развитие событий предугадать будет невозможно. Игру, если это можно назвать игрой, придется вести вслепую. Хотя… и тут интуиция дала Дорогину отличную подсказку. Он как раз подошел к своему подъезду и взглянул на балкон, где разговаривала с парнем, хозяином забытого сутки назад рюкзака, девушка по имени Настя.

Удивительно, но Дорогин почему-то запомнил ее имя. В этот дом он переехал недавно. И жильцов знал еще плохо. Да и, в общем-то, он никогда особо не интересовался жизнью соседей. Хотя его профессиональная память всегда фиксировала особо важные моменты. Ему предстояло во что бы то ни стало познакомиться и с этой Настей, и с ее другом, у которого в рюкзаке была банка с летучим муравьем или летучими муравьями. Ведь кто знает, как они размножаются. Это могла быть самка, несущая яйца. Из яиц могли произрасти новые насекомые. В вагоне метро вполне могла оказаться именно та банка. Хотя тот парень мало был похож на террориста, скорее на рассеянного студента-«ботаника».

Глава 7

Еще раз взглянув на балкон, Дорогин, не заходя к себе в квартиру, поднялся на нужный этаж и позвонил в двери. Он почувствовал, что его долго и внимательно разглядывают в глазок. Затем двери приоткрылись, и в образовавшуюся над сдерживающей створку цепочкой осторожно выглянула пожилая миловидная женщина.

Заходя в подъезд, Муму обычно здоровался всегда и со всеми. И женщина, очевидно, вспомнила его и узнала. Но, ожидая объяснения, двери не отворила.

– День добрый, – поприветствовал ее Дорогин и добавил: – Я ваш сосед, мне срочно нужно поговорить с вашей дочерью Настей.

– А Насти нет, – не снимая цепочки, ответила женщина, – она на практику уехала, со своим руководителем.

– А куда, не знаете? – спросил Дорогин, надеясь разыскать девушку.

– Куда-то на Кавказ, – ответила женщина.

– На Кавказ?! – удивился Дорогин.

– Ну да, на Кавказ, – пожала плечами женщина, – но куда точно, я не знаю. Настя говорит, что только там водятся какие-то мошки, которыми она занимается.

– Мошки, то есть насекомые? – уточнил Дорогин.

– Да, какие-то комары или муравьи… Она на биофаке учится. И вот занялась какими-то насекомыми.

– А когда она должна вернуться?

– Через пару недель. А вам Настя моя зачем? – уточнила женщина.

– Да мне, собственно, не столько она нужна, сколько ее друг, они, наверное, вместе учатся… Степан, кажется…

– А, Степа… Да, есть такой, он с ней в одной группе на биофаке учится, – кивнула женщина, по-прежнему не снимая цепочки.

– Он тоже с ней поехал на практику? – уточнил Дорогин.

– Нет, – покачала головой женщина. – Она с профессором своим поехала.

– С Леонидом Прокофьевичем? – вспомнив текст телеграммы, высказал предположение Муму.

– Вы знаете Леонида Прокофьевича? – оживилась женщина, вдруг сняв цепочку, и, оглянувшись, пригласила Дорогина войти.

Тот пожал плечами и зашел в квартиру.

Вновь осмотревшись, женщина поинтересовалась:

– А вы не знаете, что он за человек, этот профессор? Он женат? Вы поймите меня правильно. Настя – моя единственная дочь. Я так волнуюсь за ее будущее. А теперь, знаете, такие времена, такие нравы. Пожилых преподавателей часто тянет на молоденьких студенточек.

– Ну, я думаю, Леонида Прокофьевича с вашей Настей связывают скорее научные интересы, – проговорил Дорогин, чувствуя, что эта тема для матери Насти особенно болезненна.

– Может, пройдем на кухню, я вам чай или кофе заварю, – предложила она.

Но Муму понимал, что сейчас дорога каждая минута, и отрицательно покачал головой:

– Спасибо, я очень тороплюсь.

– Так вы ничего не сказали мне о Леониде Прокофьевиче… Что он за человек? Я сама медик. Настеньку одна растила. Без отца. Я очень боюсь, как бы ее кто не обидел. А опытные пожилые мужчины, они, знаете, как на молоденьких падки. Говорят же, седина в голову – бес в ребро…

– Не волнуйтесь. Я думаю, что Леонида Прокофьевича интересуют больше насекомые, а не девушки…

– Кто его знает… – вздохнула женщина и поинтересовалась: – А вы тоже в университете работаете?

– Да, – кивнул Дорогин.

– Так я вас попрошу, вы уж там за моей Настенькой присмотрите…

– Обязательно присмотрю… – кивнул Дорогин.

– Этот Леонид Прокофьевич женат?

– Да, да. И жена у него хорошая. И дети. Так что здесь вам нечего бояться.

– Но вы все-таки присмотрите.

– Присмотрю.

– Я вам верю. Я вижу, вы очень положительный человек. Вот вам бы я свою дочь доверила. Но вы, конечно же, женаты.

– Да, – кивнул Дорогин, – конечно.

– А вы тоже на биофаке работаете?

– Да, – кивнул Дорогин.

– А Настенька мне не говорила, что у нас в подъезде ее преподаватель живет. И что вы преподаете?

– Философию, – сразу ответил Дорогин.

– Философию… – проговорила женщина. – Ну, это серьезный, очень серьезный предмет… Там же у них на курсе, наверное, много хороших молодых ребят. Пускай бы Настенька с ними встречалась.

– Так у нее же вроде есть этот парень, Степан. Он как будто положительный. Очень даже положительный.

– Степа? – пожала плечами Настина мама. – Степа – это так. Он не москвич.

– А что, вы для своей дочки обязательно москвича хотите?

– Ну, москвича не москвича, а уж кого-нибудь побогаче…

– А может, он станет талантливым ученым. Может, он в будущем Нобелевскую премию получит…

– Этот получит… – покачала головой женщина.

– Вы не подскажете, как это его фамилия?.. – проговорил Дорогин.

– Какой вы странный… Имя помните, а фамилию запамятовали…

– Выпала из головы…

– Кажется, Рыбин… Да, точно, Рыбин…

– Может, и телефон у вас его есть? – опять попытался уйти от вопросов Муму.

– А зачем вам Степин телефон? – насторожилась женщина. – Вы что, в деканате узнать не могли?

– Видите ли, он забыл у меня одну вещь, – попытался выкрутиться Дорогин. – Флэшку свою забыл.

Женщина окинула Дорогина недоверчивым взглядом и, вздохнув, проговорила:

– Телефона я Степиного не знаю, ищите его в деканате.

– Может, у Насти он где-нибудь записан…

– Да она после того, как телефон себе какой-то модный в кредит купила, вообще все бумажки и записные книжки выбросила.

– Понятно… – покачал головой Дорогин.

Женщина кивнула и, давая понять, что разговор окончен, распахнула двери.

– Все? Больше вопросов нет? – строго закончила разговор женщина.

– Больше нет. Спасибо, – кивнул Дорогин и поспешил вниз.

К себе домой он заходить не стал. Нужно было торопиться. Ведь если Степан учится в первую смену, его можно не застать. А Дорогин хотел пообщаться с ним, как говорится, на производстве; если повезет, то и в лаборатории, где он вместе с профессором занимается своими букашками. Ведь куда-то же он отнес ту банку, которая была в забытом, а может, и специально оставленном в подъезде рюкзаке.

Оседлав свой байк, Дорогин направился к биофаку МГУ, где как-то раз ему приходилось бывать.

Машин и людей на улицах к обеду чуть прибавилось. Но и милиция и военные встречались едва ли не на каждом шагу. Хотя, возможно, это впечатление создавалось оттого, что ехал он с приличной скоростью.

На факультет Дорогин приехал как раз после обеда. Вахтер в университетской фуражке и марлевой повязке, окинув его узнающим взглядом, почему-то сразу пропустил, даже не поинтересовавшись, куда он и зачем.

В коридорах еще царила суета. И хотя звонок уже прозвенел, студенты только рассасывались по аудиториям. Сразу бросалось в глаза, что многие были в разноцветных марлевых повязках. Некоторые остряки нарисовали на них устрашающие улыбки-оскалы. Похоже, мода на средства защиты набирала обороты.

Муму, узнав, где находится деканат, поспешил на второй этаж. Постучав и войдя в кабинет, где за несколькими столами у компьютеров сидели сосредоточенно вписывающие что-то молодые девушки и одна солидная дама, все – с ярко-белыми марлевыми повязками на лицах, Дорогин вежливо поздоровался и, обращаясь к даме постарше, спросил:

– Вы не подскажете, где мне найти вашего студента Степана Рыбина?

– А вам он зачем? И кто вы вообще такой? – строго спросила полногрудая, крашенная в блондинку дама с высокой начальственной прической и царственной осанкой, окинув Дорогина оценивающим взглядом.

И Дорогину, который успел прочитать у нее на груди бэджик, ничего не оставалось, как применить запрещенный, но безотказно действующий прием. Он улыбнулся и, чеканя каждое слово, проговорил:

– А вы, очевидно, Эвелина Карловна? Мне Леонид Прокофьевич так много о вас рассказывал…

Эвелина Карловна сразу зарделась и, едва скрывая волнение, проворковала:

– Вы знаете Леонида Прокофьевича?

– Так точно, – понимая, что перед такими дамочками лучше всего поддержать имидж военного, ответил Дорогин и добавил: – Он поручил мне отыскать своего студента Степана Рыбина и кое-что ему передать.

– Да-да, конечно. – засуетилась Эвелина Карловна и, сняв очки, подошла к одной из девушек: – Ларочка, помоги товарищу найти… Как вы сказали?

– Степана Рыбина, – подсказал Дорогин.

Коротко стриженная тоненькая девушка, кивнув, быстро набрала что-то и, взглянув на монитор, проговорила:

– Это триста вторая группа.

Эвелина Карловна, которая уже вернулась к своему столу, строго произнесла:

– Ларочка, вы же посмотрите по расписанию, где этот Степан Рыбин сейчас может быть. Помогите, может, даже проводите. Видите, товарищ издалека приехал. Вы же, похоже, человек военный? – проговорила она, сняв очки и томно взглянув на Дорогина.

– Так точно, – ответил Дорогин.

Девушка тем временем посмотрела что-то в расписании и сказала:

– Да у них теперь спецкурсы. И Рыбин наверняка в лаборатории у Сечкина.

– Ах да… – оживилась Эвелина Карловна и почему-то вдруг стянула марлевую повязку, при этом, как бы извиняясь, объяснила: – Нас в свете всех этих последних событий, гриппа и там остального всего… обязали ходить в повязках… Так неудобно… – А потом добавила: – Профессор Сечкин, когда в командировку ехал, нас предупредил, что Рыбин будет сам в его лаборатории работать. Так что он наверняка там сейчас. С козявками своими там возится. В смысле с насекомыми…

– А где эта лаборатория? – поинтересовался Дорогин.

– Ларочка, проводите товарища, – попросила Эвелина Карловна.

Девушка с готовностью встала из-за стола.

А Дорогин вежливо поклонился и, сказав «Большое спасибо!», направился к двери.

– Вы наверняка нашего доцента Проновича знаете, – сказала Ларочка, когда они вышли в коридор.

– Почему вы так думаете? – удивился Дорогин.

– А он тоже, как и вы, байкер, – улыбнулась Ларочка. И ее голубые глаза над белой марлевой повязкой засветились особенно ярко.

– И давно вы все в повязках? – поинтересовался Дорогин, когда они прошли по пустому коридору и стали подниматься по лестнице.

Декан издал распоряжение. Еще в связи с гриппом. Он сам специалист по вирусам, – махнула рукой девушка. – Знаете ли, когда вокруг столько специалистов, остается только подчиняться. Им же видней, как нужно себя вести, чтобы не заразиться. Представляете, сначала распорядился всем выдать повязки, а потом на совещании долго рассказывал, как нам этими повязками пользоваться. Что, мол, их нужно каждые два часа менять или хотя бы кипятить, на улице и в метро снимать… Если все делать, как он говорит, работать времени не останется. Хотя что теперь этот грипп… теперь страшнее напасть… Вы же наверняка знаете… Я теперь вообще в метро ездить боюсь… А вы в метро были? Как там теперь? А то мне мама рассказывала, что там жуть что делается…

– А я никогда на метро и не езжу, – пожал плечами Дорогин.

– А как же вы по Москве передвигаетесь? – поинтересовалась Ларочка.

– Зачем метро, если у меня байк есть? – улыбнулся Дорогин.

– В смысле мотоцикл? – уточнила Ларочка.

Дорогин кивнул.

– Я только один раз на мотоцикле каталась. На даче. Мне понравилось. А вы меня прокатите? – продолжала заигрывать Ларочка.

– Прокачу, прокачу, – кивнул Дорогин и уточнил: – А о какой напасти страшнее гриппа вы говорите?

– А вы что, не слышали? – удивилась Ларочка. – Вся Москва бурлит. В метро комары какие-то или муравьи нескольких человек укусили. А те умерли. У нас весь факультет на ушах стоит. А тут еще профессор Сечкин, главный наш специалист по этим букашкам, в командировку укатил. И консультацию толковую дать некому. Вы видели, кто по телевидению выступал? Микробиологи! При чем тут микробиологи, спрашивается?!

– А вы сами в этих букашках разбираетесь? – поинтересовался Дорогин.

– Нет, – покачала головой Ларочка, – я еще не разбираюсь. Я только на первый курс поступила. Заочно. Но думаю, через пару лет буду разбираться. Одно знаю: если такую суету подняли, значит, что-то серьезное. Просто народ не хотят пугать. Так что я в метро пока что ни-ни. Лучше пешком буду ходить.

– Понятно, – кивнул Дорогин.

– Ну вот мы и пришли! – сказала Ларочка, показывая на железные двери, и добавила: – Профессор здесь каких-то редких мошек разводит. Видите, какую сигнализацию поставил?

Лаборатория располагалась на самом верхнем этаже. Занятия, очевидно, здесь не проводились. Во всяком случае, сейчас здесь было совсем пусто. На нескольких соседних железных дверях моргали лампочки сигнализации. Двери, к которым они подошли, были сняты с сигнализации – лампочка над ними не горела.

Ларочка нажала на звонок. И через некоторое время железные двери приоткрылись и выглянул тот самый парень, которому Дорогин отдал рюкзак и баночку с летучим муравьем. Он был в очках, но все равно близоруко прищурился, будто не веря своим глазам, и, закрасневшись, кивнул:

– Здрасьте.

Был он в белом халате и белой крахмальной шапочке, какие носят врачи.

– Вы, Ларочка, можете идти, – сказал Дорогин. – Большое спасибо. Мы со Степаном сами разберемся.

– Да-да, конечно. Всего доброго, – смутилась Ларочка и уточнила у Степана: – Леонид Прокофьевич когда прилетает? Завтра или послезавтра? У нас тут телефон оборвали. Насчет этих летучих муравьев. Все звонят и звонят… Спрашивают, не у нас ли их, случайно, разводят…

– Если вы про тех муравьев, что по телевизору показывают, их всех Леонид Прокофьевич с собой забрал, – покраснев еще больше, проговорил Степан. – У нас их нет и быть не может.

– Да вы что, Степан, – понизив голос, сказала Ларочка. – Они просто с ним проконсультироваться хотят. А что, у вас здесь жили такие муравьи?!

– Да нет, это я так, к слову… Вы меня не так поняли… – пошел на попятную Степан, нервно поправляя очки.

– Ладно. Я пошла, – махнула рукой Ларочка. – А то меня там ждут.

– Всего доброго, – кивнул Дорогин и, заметив, что Степан собирается захлопнуть двери лаборатории, успел вставить ногу и ухватить парня за плечи.

Тот побледнел и прошептал:

– Кто вы такой? Что от меня хотите?

– Давай зайдем, там и поговорим, – прямо глядя парню в глаза, произнес Дорогин.

Степан, очевидно поняв, что сопротивляться бесполезно, открыл двери и, вздохнув, сказал:

– Ну, заходите… Только профессор, если узнает, что в лаборатории посторонние были, меня убьет…

– Если его не убьют там, куда он поехал, – пожал плечами Дорогин и зашел в лабораторию.

– Как это «убьют»? – не понял Степан. – Он один из самых крупных специалистов по кровососущим насекомым. А я один из лучших его учеников.

– Ты телевизор смотришь, лучший ученик? – покачал головой Дорогин, осматриваясь.

Степан Рыбин покачал головой. Дорогин не мог не заметить, что, войдя в лабораторию, Степан встал у одного из столов с какими-то огромными прозрачными банками, в которых копошились букашки, встал так, чтобы закрыть их своим телом.

Лаборатория представляла собой просторное помещение, которое было освещено мягким голубоватым дневным светом. И поэтому и стеклянные столы, и огромные стеклянные банки с насекомыми, и аппаратура, с помощью которой устанавливался и поддерживался определенный температурный режим, напоминали декорации научно-фантастического фильма.

В углу стоял компьютерный стол с большим современным монитором. Компьютер, очевидно, тоже был из последнего поколения. На мониторе светились какие-то цифры. Но разобраться в них, похоже, могли лишь узкие специалисты. Дорогин решил сделать вид, что не заметил, как парень старается закрыть от него одну из банок, и устроился в одном из кресел.

– Вы мне так и не ответили: кто вы такой? И что вам от меня нужно? – спросил Степан, стараясь взять себя в руки.

– Ну, допустим, кто я такой, тебе знать не обязательно. Для твоей же собственной безопасности, – строго сказал Дорогин, в упор глядя на Степана. – Что же касается второго твоего вопроса, то ты, думаю, сам догадываешься… Чтобы не тянуть время, советую тебе честно ответить мне на несколько вопросов.

– Каких вопросов? – насторожился Степан. – Вы что, из органов?

– Нет, если бы я был из органов, я допрашивал бы тебя в другом месте. Я сам по себе. Но то, что сейчас происходит, касается меня самым непосредственным образом. Мне не верится, что ты связан с террористами…

– Нет, да вы что?! – не на шутку испугался Степан.

– Ну вот и хорошо. Значит, ты тоже заинтересован в том, чтобы восторжествовала правда.

– Какая «правда»? – снова заволновался Степан.

– Не волнуйся. Тебе всего лишь надо честно ответить на несколько вопросов.

– Каких «вопросов»? – все еще не отходя от стола с банкой, спросил Степан.

– Во-первых, как у тебя оказались насекомые, которых я видел у тебя в рюкзаке?

– Того летучего муравья я нашел у себя в подъезде, – смутился Степан. – Я сам удивился. Это ведь очень редкий, можно сказать, уникальный экземпляр.

– А может, ты вынес насекомое из вашей лаборатории?

– Нет. Я не знаю, кто вы такой, но, раз вы говорите, что вы не из органов, мне хочется, чтобы вы мне поверили. И помогли… – вдруг, понизив голос, добавил Степан.

– Помог? Тебе нужна моя помощь? – удивился Муму.

– Боюсь, что да… – кивнул Степан и попросил: – Выслушайте меня, пожалуйста.

– Хорошо, я весь внимание, – кивнул Муму.

– В общем, когда я нашел у себя в подъезде кровососущего крылатого муравья, не буду говорить вам его латинское название… в общем, я очень удивился.

– А что, в Москве такие раньше не водились?

– Да они в принципе не могут водиться в Москве. Они лишь в одном месте, в Закавказье, водились. Раньше. А потом практически исчезли. Наш профессор Леонид Прокофьевич Сечкин еще в советские времена вывез несколько особей. Потом он с помощниками вот здесь, в этих инкубаторах, возобновил популяцию.

– Но ты же сказал, что этих муравьев здесь теперь нет.

– Ну да, они с Настей, это моя однокурсница, поехали в Закавказье. И забрали с собой весь материал. Там лабораторию новую открыли. Как раз где-то в тех местах, где раньше водились эти муравьи. Ею руководит один из учеников Леонида Прокофьевича. Ну вот, они ему и повезли. Леонид Прокофьевич сказал, что нечего этим существам томиться в инкубаторах. Он мечтает возобновить популяцию. И тогда восстановится природный баланс.