Текст книги "Панкрат. Возвращение в небо"

Шнейдер вздрогнул и машинально откинул голову на спинку дивана. Но это не помогло ему избавиться от пистолета. Он дернулся еще раз, и с дивана на пол потекла струйка мочи.

– У меня такое чувство, что тебя что-то беспокоит, – склонился над ним Панкрат. – Я не задел тебе гланды?

Шнейдер, выпучив глаза, попытался что-то промычать.

– Знаешь ли ты хотя бы одну молитву? – спросил Суворин.

В ответ немец попытался осторожно покачать головой.

– Ладно, молись как знаешь. На счет три я выстрелю.

Он с силой сжал верхнюю часть головы Шнейдера и произнес:

– Раз… два… три.

Затем небрежно нажал на курок.

«Клац!» – раздалось в тишине кабинета. И хотя пистолет Суворина не был заряжен и выстрела не последовало, в этот момент из горла Шнейдера вырвался долгий протяжный вой. Потеряв сознание, он рухнул на правый бок.

Очнулся Отто минуты через две. Медленно озираясь, осмотрел каждый квадратный метр своего кабинета и обнаружил, что он еще на этом свете. Челюсть его, считавшего, что он только что пересек ту самую последнюю черту, отвисла от изумления. В комнате никого не было. Но, похоже, для Шнейдера это был тот самый момент, когда он не верил собственным глазам. Это подтверждало и выражение полной покорности на его лице, и нежелание смотреть на двери, за которыми, по его прочному убеждению, подстерегала смертельная опасность в виде прикрепленной к ручке бомбы или чего-нибудь в этом же роде.

Так он сидел минут пять, периодически вглядываясь то в один, то в другой угол своего когда-то хорошо знакомого уютного кабинета. Но теперь все изменилось. Это было опасное незнакомое место, которое не защитило его в жизненно важный момент ни кнопкой опасности, ни стенами, ни пистолетом, лежавшим в сейфе, впрочем, так же, как и весь дом, нашпигованный сигнализацией. Шнейдер вдруг почувствовал волну ненависти к окружающим его стенам и предметам. Все это, приобретаемое в течение нескольких лет за огромные деньги и с огромной надеждой на комфорт и покой, предало его.

И без того серое лицо Отто потемнело. Он судорожно вздохнул и, прищурив глаза, с ненавистью уставился на письменный стол. Потом опустил голову и долго-долго смотрел на лужу на полу между его ногами, пока наконец не решился встать.

Поднялся, не заметив, что наступил замшевой домашней туфлей в собственную мочу, и сделал несколько неуверенных шагов. Медленно-медленно трясущимися руками открыл дверь в спальню и тут же отскочил назад, в глубь кабинета. Пару минут прислушивался к гробовой тишине во всем доме. Затем, тихо семеня, так, как если бы страдал болезнью Альцгеймера, вошел в спальню. Там тоже никого не было. И тогда, бросив взгляд на открытое окно, Отто тонко и визгливо крикнул:

– Хельга!

Все его тело после пережитого тряслось мелкой дрожью. Кожа на лице напоминала грязную серую фланелевую тряпку.

– Хельга! – снова закричал он, растягивая губы в болезненно-брезгливой гримасе.

Впервые за всю совместную жизнь с этой женщиной Шнейдер вдруг почувствовал страх за нее. Это ощущение было настолько необъяснимым для него самого, что он не решился его анализировать и просто выскочил из спальни, оставив за собой следы от мокрых домашних туфель.

Отто нашел жену в гостиной. Она была в том самом блаженном состоянии, когда огромная порция спиртного уже отключила все нервные окончания, но еще не убила эмоций. На лице ее застыло выражение безграничного удивления, как если бы она только что увидела нечто непостижимое, не умещающееся в ее сознании и, как минимум, изменившее все ее представления об окружающем мире.

– Ты хоть знаешь, что произошло?! – закричал Шнейдер. – Нужно вызвать полицию.

– Не надо! – жена посмотрела на него пьяным умоляющим взглядом. – Это был ангел!

– Ангел мести? – Шнейдер сел в кресло и погрузился в глубокое раздумье. Потом с долгими паузами произнес фразу, которая произвела на него самого огромное впечатление:

– Господь… оберегает меня, хотя… я в него… не верю, – он бросил свирепый взгляд на супругу, «принявшую на грудь» бутылку виски и здорово напоминающую сейчас старую тряпичную куклу, и добавил: —.вообще.

– Вообще это был ангел оргазма, – возразила его жена, пытаясь довольно вульгарным жестом передать ему какое-то свое, особое, ощущение, перед тем как впасть в прострацию.

– Какого оргазма?! – изумился Отто, наблюдая за отключающейся супругой.

Ответа не последовало.

– Отравлена, – констатировал он через секунду трагическим тоном, глядя расширенными глазами то на застывший в одной точке взгляд жены, то на валявшуюся возле кресла пустую бутылку от виски.

И тут он почему-то вспомнил, что на Бали погребальные процедуры проходят в атмосфере всеобщего праздника, с музыкой, плясками, воздушными шарами и мороженым.

– Да-да! – произнес он, направляясь к телефону. – Индонезийцы так и воспринимают смерть – как радость и избавление.

И через пару минут уже разговаривал с Парижем, со своей горничной:

– Марта! Я в ужасном состоянии. Вылетай немедленно. Хельгу отравили русские!

Глава 8

– Как тебе удалось отвлечь эту фригидную куклу? – это был первый вопрос, который Суворин задал Апраксину, как только они встретились в номере его отеля.

– Точка «Г», – таинственно улыбаясь, сообщил Федор. – Ты представляешь, я до двадцати пяти лет дожил и представления не имел об этой штуке. Брат младший рассказал как-то случайно. Я первый раз сегодня от отчаяния попробовал. Как увидел ее стеклянный взгляд, сразу понял, что завалю все дело. Ведь жаркими поцелуями такую даму не проймешь. Но, честно говоря, напряжен был жутко. Брату-то семнадцать лет всего. Мало ли что мог насочинять. Представить себе не могу, что было бы, если бы это не сработало.

– Ты про клитор, что ли? – улыбнулся Суворин.

– Это поглубже будет. А ты что, не знаешь?

– Нет, – улыбка застыла на лице Суворина. – А что это за штучка такая?

– Штука классная, просто фантастическая. Если бы сам не опробовал сегодня, никому бы никогда не поверил.

– Да ты что?! – рассмеялся Панкрат.

– Вот те и что! Шнейдериха эта извергалась и плевалась лавой как вулкан! Так что совет моего Димки выручил на сто процентов. Хотя… – он задумчиво посмотрел на потолок. – Хельга меня с каким-то парнем перепутала. Дереком называла.

– Хрен с ним, с Дереком, – растерянно улыбнулся Суворин. – Ты про точку расскажи подробнее. А то меня скоро кризис среднего возраста накроет, а я, оказывается, не знаю биологического строения женщин.

– А брат твой о чем мечтает? – спросил он после того, как Федор рассказал ему все то, о чем поведал его брат и в чем он убедился на собственном опыте.

– О «сузуки».

– Какая модель? Он говорил что-нибудь конкретное?

– Даже показывал на выставке. DR-Z400SM. А зачем тебе?

– Представить хотел. Это вам, – Суворин достал из кармана пакет и отдал пятьдесят тысяч из полученной от Шнейдера суммы.

– Я таких денег отродясь в руках не держал, – присвистнул Апраксин.

– Ты и твой брат это заработали, – объяснил Суворин. – Без тебя я бы не справился. Только имей в виду, что случай был исключительным. И не советую тебе в дальнейшем использовать точку «Г» для достижения цели.

– Понял, – согласился Апраксин. – Что я жигало, что ли?

Через пять минут они спустились в небольшой и очень уютный ночной ресторанчик отеля и посумерничали в чисто немецком духе. Ели швабскую лапшу и баварские белые свиные колбаски. Попробовали и пиво. Очень крепкое, под стать тяжелому, по-крестьянски, завтраку.

– А теперь давай жми в свой номер и отоспись как следует, – посоветовал Суворин Апраксину на прощание.

– А ты? – спросил тот.

– Я не могу терять время, – улыбнулся Панкрат. – У меня еще дела.

А через три с четвертью часа после того, как он произнес эту фразу, новенький «боинг-737-400» индонезийской компании «Adam Air», поднявший его в воздух, взял курс на южное побережье острова Бали.

Именно там, в курортной зоне Джимбаран, на горном плато в ста пятидесяти метрах над уровнем Индийского океана, среди зелени и цветов отдыхал на роскошной вилле Жан Рувье.

По прибытии в аэропорт Суворин, поскольку не имел при себе оружия, наркотиков, взрывчатых веществ, порнографии и печатных изданий на китайском языке, без проблем получил минимальную визу на шесть дней. Взял «Blue Bird» – самое лучшее такси на Бали.

– Hi! – поприветствовал его водитель-индонезиец. – How are you?

– Hi! – ответил Панкрат и кратко сообщил: – Джимбаран.

И через пару минут, разглядывая проносившийся за окнами пейзаж, восхищался:

– Какая красота! Не описать!

Дорога напоминала один сплошной серпантин. Аж дух захватывало! Панкрат то и дело с сомнением поглядывал на водителя, который ехал со скоростью девяносто километров и без умолку болтал на плохом английском. Первым делом он сообщил своему пассажиру, что сам из яванцев. А затем начал монотонным голосом перечислять, чего на Бали делать нельзя. От него Панкрат узнал, что тронуть индонезийца за голову – это унизить его. И что левая рука у них считается нечистой и не дай бог коснуться ею собеседника. И что ноги – это тоже нечистая часть тела, поэтому нельзя выставлять их в сторону и класть ногу на ногу.

В тот момент, когда Суворину сообщили, что показывать на индонезийца пальцем смертельно опасно, машина, завернув за поворот, наткнулась на две столкнувшиеся машины. Водитель, резко сбавив скорость, наконец замолчал. Теперь его взгляд упирался в далекие, неземной красоты, покрытые смешанным лесом скалы. До обрыва оставались считаные метры.

– Пять, четыре, три, два… – вслух считал Суворин, поглядывая то перед собой, то на водителя, глаза которого были широко раскрыты, а на лице сияла безумная усмешка.

В эту секунду Панкрата вдруг осенило: Шнейдер успел предупредить Рувье и теперь рядом с ним сидит местный «камикадзе».

– Один, – произнес он и почувствовал, как заднее правое колесо провалилось вниз. Раздался звук падающих камней.

Водитель, пробормотав что-то на «бахаса индонесия», перешел на первую передачу.

Задние колеса машины бешено вращались. Суворин чувствовал, как она сползает к обрыву. Но вдруг машина дернулась, рванула вперед и выехала на свободную дорогу.

– Мать твою! – выругался Панкрат, до этого момента вежливо общавшийся с индонезийцем на хорошем английском. – Что? Так и не решился сдохнуть?

– ОК! – согласился водитель.

Лицо его было багровым от пережитого напряжения, а глаза – пустыми, как у человека, который вот-вот упадет в обморок. Но теперь он ехал молча на скорости около шестидесяти километров в час. Суворин так и не понял: то ли «камикадзе» сдрейфил, то ли его опасения оказались неоправданными.

Дорога продолжала тянуться вверх. Виток за витком преодолевая повороты, машина тащилась так медленно, что Панкрата начало укачивать и клонить в сон. И хоть скалы были прекрасны, все это ему ужасно надоело, и он мысленно перекрестился, когда они прибыли в курортную зону.

Залив Джимбаран потряс Суворина своей живописностью. А еще его потрясла открытость местных жителей, благодаря которой он в течение пары часов узнал не только, где и как проведет этот день Жан Рувье, но и все его слабости и привычки. Стоила эта информация просто смешно: двадцать евро и несколько открытых улыбок.

Остановиться пришлось в Resort Bali, на утесе со старинным храмом. Сутки проживания на вилле стоили безумно дорого. Но дело того стоило, а средства позволяли. Рувье теперь совсем рядом. Суворин, быстро устроившись, спокойно наслаждался своим временным пристанищем – образцом архитектурного и интерьерного искусства, оценив и обтесанный вручную вулканический камень, из которого было сделано его дорогое «пристанище», и дерево ценных экзотических пород.

Resort Bali был «делом рук» Антонио Читтерио. Но внутри виллы, которую снял Суворин, все было в стиле Юго-Восточной Азии: полы из дорогого дерева, большие окна, раздвижные двери и много-много открытого пространства.

Поставив чемодан посреди гостиной, Суворин несколько минут наслаждался музыкой геометрических линий, стиля и цвета. Потом подошел к окну и замер, потрясенный великолепием раскинувшегося внизу Индийского океана. В этот миг он готов был простить человечеству все его ошибки.

Две фигурки, появившиеся на берегу океана, вывели его из оцепенения. Теперь он ощущал лишь расплывчатое чувство гнева. Жизнь, то ли проверяя на прочность, то ли издеваясь, гнала и гнала его. Куда? Зачем? Суворин внезапно вспомнил пятна застывшей крови под головами убитых студентов. Поток воздуха вырвался из его легких. Все стало ясным, жестким, лишенным иллюзий.

«Нет-нет! Теперь о снисхождении не может быть и речи, – думал он. – Какая может быть мораль у человека, которого судьба все время загоняет в угол?»

«Мало того, что парней моих убили, захотели еще, чтобы я закончил свои дни в камере», – подумал Суворин с яростью, вспоминая инцидент с ГИБДД, и глаза его в этот момент сузились и походили на две темные горошины.

– Отоев, – хриплым голосом произнес он фамилию, названную Шнейдером. – Дай время, сука.

Руки его сжались в кулаки.

Было почти четыре часа пополудни, когда Суворин вышел из дома.

«Шнейдер, наверное, уже предупредил своего приятеля, – ухмыльнулся он. – Что ж, так даже интереснее. По крайней мере, с той самой минуты тот уже начал бояться».

Для начала Панкрат решил пообедать на открытой веранде в небольшом ресторане, расположенном возле искусственного озерца. Попробовав одно за другим несколько блюд индонезийской кухни, добавляя в них различные соусы, которыми были наполнены стеклянные емкости различных замысловатых форм, поставленные на разноцветные салфетки, он наконец остановился на рыбе, запеченной в банановом листе, и «сото» – ароматном супе, который рекомендовал ему Шнейдер. Было довольно вкусно, и это немного отвлекло Суворина и сняло с него напряжение. К концу обеда, когда подали имбирный чай, эмоции полностью оставили его, он был сосредоточен и готов действовать.

Жана Рувье, благодаря живому радио, он, к своему удивлению, нашел не на вилле в окружении охранников или даже полицейских, а в старинном храме Улувату, который находился тут же на утесе. Храм, посвященный духам моря и построенный из окаменевших кораллов, был довольно незатейливой конструкции. Но горы для балийцев были местом, где обитали боги.

Рувье в черном с иголочки костюме и белой рубашке стоял напротив одного из священников и спокойно, не оглядываясь по сторонам и явно ничего не боясь, разговаривал с ним, то и дело согласно кивая головой. Стояли они возле святая святых – алтаря. В храме только что закончился обряд отпевания кремированного покойника, чей прах еще лежал на алтаре. Члены деревенской общины сидели в два ряда в позе лотоса. В волосах у них виднелись лепестки красных роз. Суворин, чтобы не привлекать внимания, сел во втором ряду, ближе ко входу, приняв ту же самую позу, что и все.

Это был конец церемонии. Всем раздали клейкий рис, который, как выяснилось, нужно было приклеивать себе на лоб и шею. Что Панкрат и сделал, наблюдая за остальными. Но через секунду выяснил, что поспешил. Его сосед съел три последних рисинки. А у него в руках уже ничего не осталось. Пока Суворин соображал, что к чему, священник окропил всех святой водой. И всем раздали кусочки фруктов и орехов.

«Типа наших поминок», – решил Суворин, с трудом проглотив угощение и стараясь глубоко не дышать.

Его подташнивало от специфического запаха, который остался от недавно сожженного на специальной бетонированной площадке покойника и теперь висел в воздухе, забивая горло и легкие.

Когда все завершилось, Панкрат вместе с процессией покинул храм. К его удивлению, все люди были радостными, шутили, смеялись.

«Похоже, смерть на Бали означает освобождение человека от земных тягот, – решил Суворин. – Что ж, вполне уместно порадоваться за отмучившегося родственника».

После того как процессия покинула храм, он еще несколько минут постоял на краю скалы, с которого почти до самой воды свисали лианы.

«Все будет очень просто, – думал Панкрат. – Рувье выйдет из храма, а я выберу момент и столкну его со скалы. Если будет упорствовать, можно и вместе, – он вспомнил радостные лица родственников покойного индонезийца и улыбнулся.

Но Рувье не появлялся.

«Да-а, – изумился Панкрат. – То ли Шнейдер обмочился насмерть, то ли у него зуб на Рувье, но не похоже, чтобы француза хоть кто-нибудь предупредил».

В этот момент легкий ветерок донес до него запах сожженного индонезийца.

«Успею еще погрузиться в вечную тьму», – передумал Суворин и направился на виллу, снятую Рувье.

Она была площадью около тысячи квадратных метров и стояла особняком. На мраморном крыльце в униформе сотрудника отеля стоял чернокожий мужчина, наводя на что-то бинокль. Возле бассейна еще один человек в униформе протирал шезлонги. Окна во всем доме были открыты. И, судя по активному движению за ними, там проводилась уборка.

«Нет смысла ждать попутного ветра», – губы Суворина дрогнули в страшной усмешке, которая появилась в тот день, когда он стоял над ямой, где выл скотник из Семеновки.

Однако в бар, в котором тусовалась молодежь из обслуги Resort Bali, Суворин вошел, излучая спокойствие и доброжелательность. Русских он заметил сразу. Это были парень с модельной внешностью и девушка, которая привлекла внимание Суворина толстой русой косой, тщательно уложенной вокруг головы. В общем-то от других они ничем не отличались, и вычислил их Суворин по кратким фразам, которые те иногда роняли, не глядя друг на друга, хотя сидели рядом за стойкой продолжительное время.

– Это правда, что камень на всех виллах здесь обтесан вручную? – спросил Суворин, подсаживаясь к ним за стойку. – Или это рекламный трюк?

– А черт его знает, – пожал плечами парень.

– Да вы что?! Это же Читтерио! – возмутилась девушка. – Вы что, сами не видите? Все здесь самой высокой пробы.

– Тогда представляю, сколько здоровья положили на это бедные индонезийцы! А получали наверняка копейки, – наигранно вздохнул Суворин.

– У вас что, «Капитал» Карла Маркса – настольная книга? – девушка надула красивые губы.

– Вы, когда сердитесь, так похожи на украинского премьера Юлию Тимошенко! – рассмеялся Панкрат.

– Только у меня коса настоящая! – с вызовом ответила девушка.

– Понял, понял! – Суворин, согнув руки в локтях, показал ей открытые ладони. – Я сразу понял, что все здесь самой высокой пробы. Но особенно убедительно выглядите вы.

– Да ладно, – улыбнулась девушка, – проехали. А вы откуда?

– Из Москвы, – ответил он и спросил: – А вы?

– Мы оба из Смоленска. Однокурсники.

– А что закончили?

– Факультет прикладной математики МГУ.

– А чем здесь занимаетесь? Уборкой? – Суворин вспомнил мелькающие фигуры обслуги за окнами виллы, снятой Рувье.

– Нет, – снова обиделась девушка. – Я в spa-салоне работаю. Знаю все массажные техники Бали и Гавайев.

– Ого! – искренне изумился Суворин. – А я, если честно, о spa-салонах имею самые смутные представления. Это, наверное, какие-то процедуры омоложения, ароматные скрабы, масляные ванны с цветами? Было бы здорово все это попробовать! А сколько всего вы знаете массажей?

– Десять, – ответила девушка.

Парень рассмеялся.

– Однажды мы с ней поссорились, – вспомнил он о чем-то своем. – Ну, я и не знал, как к ней подъехать. И записался на целый пакет: массаж, скраб и ароматическая ванна. Так вот она меня борэксом намазала и ушла. А это все равно что красным перцем натереть. Я чуть не сдох. С тех пор только в священных источниках и омолаживаюсь. Тут недалеко есть местечко Banjar. Они там из-под земли бьют. И есть три бассейна, где вода накапливается. Лежишь себе, как в раю. А вокруг все зеленое, цветущее и красивое.

– Хм, – хмыкнула девушка, – только вода там цвета ослиной мочи и сероводородом воняет.

– Ну при чем тут ослы?! – возмутился ее приятель. Просто эта вода богата железом.

– Значит, борэкс? – перевел разговор Суворин. – Что ж, я готов попробовать.

– К ней очередь, как когда-то к Ленину в Мавзолей, – предупредил парень. – Не знаю, как она выдерживает! Нагрузки безумные. Не успевает бюргер какой-нибудь приехать, как сразу записывается на весь срок пребывания, и только к Анэс.

– К кому?! – выдохнул Суворин.

– Анастасией меня зовут, – ответила за него девушка. – А местные называют Анэс. Так проще.

– А меня Денис, коротко Дэн, – представился и парень.

– Анэс? – переспросил Суворин.

– Да какая разница! Зато через три-четыре года я смогу открыть собственный spa-салон в Москве! – с гордостью заявила девушка.

– Мечтать невредно, – прокомментировал Денис.

– А я уважаю целеустремленных трудолюбивых людей, – Панкрат наклонил голову и заглянул девушке в глаза.

Аня тоже посмотрела на него. И пару секунд изучала, словно прощупывала, напряженным взглядом. Потом улыбнулась неожиданной светлой улыбкой и ответила:

– Тут тех, кто не умеет работать, долго не держат.

– Это точно. Чуть что – под зад коленом, – подтвердил парень. – Пятьдесят девять вилл – это целый город. Мерзко, конечно, иногда бывает смотреть на зажравшиеся рожи, которые воспринимают тебя не более чем насекомое. Смотришь вокруг: зеленые холмы, цветущие сады, пляж с белоснежным песком, чистейшая океанская вода… Эдем, да и только! И я – насекомое… Но бывает и по-другому. Бывает, что кто-то проявляет к тебе неожиданный интерес. Как-то кручусь я в бизнесцентре, – начал рассказывать он, заметив, что Суворин слушает его с интересом. – Я там офисную технику обслуживаю. И вдруг дергает меня какая-то дама и начинает вопросы по «железу» задавать. Худенькая такая, если не сказать сухая, лет тридцати пяти. Стрижка короткая, очки, костюмчик от Диор, но строгий. Такая вот офисная дама и голову мне «железом» морочит.

– Что ж, дамы бывают всякие, – философски заметил Панкрат. – Иногда таки-и-е, – интригующе протянул он.

– Вот именно такие! – ухмыльнулся Денис. – Без всякого перехода от «железа» она мне вдруг заявляет, что я напоминаю ей одного очень хорошего человека и что она хочет меня сравнить с ним до конца. Ну и велела прийти к ней на виллу. Я так все буквально и понял. Ну раз до конца, – продолжил он рассказ. – Подготовился.

Даже под мышками побрил. И приперся к ней на виллу в назначенное время. А чтобы жигало себя не ощущать, принес ей букет тропических роз. Приняла она меня в кабинете. За розы поблагодарила. И видно было, что тронута. Не ожидала, видно. Потом говорит, располагайся, мол тут, а я скоро буду. Ну как обычно у женщин водится. И я, чтобы времени не терять, снял с себя костюмчик и в одних стрингах на кушетке устроился. А минуты через три она заходит и с ней еще два мужика, в костюмчиках – ну прямо только от Paco Rabana. И я, как дебил, с кушетки, практически голый, на них с придурковатым видом снизу вверх взираю. Дамочка охнула и пятнами пошла. Тишина гробовая возникла. Я сидел так целую минуту. Потом совсем обиделся. Встал и говорю: «Французами еще называетесь! Не видите, что ли, что человек в неприятную ситуацию попал?»

– А что потом? – спросил с интересом Суворин.

– Потом я оделся и ушел. И назад меня никто не позвал. И вообще она со мной больше не общалась. А позже я узнал, что она, как приехала, с первого дня за моей работой наблюдала. Понравилось ей, что я толковый, языки знаю. Хотела на работу к себе в Париж пригласить.

– А кто были эти два мужика?

– Ее юрист и еще какое-то официальное лицо, которых она специально вызвала, чтобы оформить договор. А насчет хорошего человека она какую-то идиому французскую толкнула. А я это выражение буквально понял. Ну, в общем, на этом дело закончилось. Я даже всплакнул, напившись в тот вечер ужасно у себя в комнате.

– А почему ты не извинился? – спросил Суворин.

– Извинился? – Дэн бросил на Панкрата недоумевающий взгляд. – Я же ее скомпрометировал! Разве тут отделаешься жалкими извинениями. Спасибо, что она скандал не устроила. Меня бы в двадцать четыре часа отсюда вышвырнули.

– Надо было попробовать, – настаивал Панкрат. – Когда это произошло?

– Пять дней назад. Вчера она улетела в Париж.

– Узнай номер ее телефона. Свяжись как угодно с ней и извинись. И сделай это немедленно.

– Да что это даст?

– Увидишь, – уверенно произнес Суворин и добавил задумчиво: – „.и скандал не устроила.

– Тогда я вас оставлю?! – вскочил парень.

– Давай! – улыбнулся Панкрат. – Действуй! И потом сразу сюда. Мы тебя с Анэс ждать будем.

– Что тебе заказать? – спросил он, когда Денис наконец выскочил из бара.

– Pinot Grigio, – улыбнулась девушка и добавила: – А вы не такой, как все.

– Какой?

– Классный.

Лицо ее стало серьезным. Тонкие брови нахмурились.

Нахмурился и Суворин, который совершенно не умел принимать искренние комплименты.

Но через пару минут они уже снова смеялись, поглощая тарталетки с омарами, сдобренными каким-то очень острым экзотическим соусом, и запивая все это Grigio.

Денис появился через полчаса. Вид у него был задумчиво-торжественный.

Панкрат и Анэс молча смотрели на него вопросительными взглядами.

– Есть! – вдруг заорал Дэн и принялся обнимать Суворина. – Она дала мне на сборы всего две недели! – вопил он.

Народ в баре, привлеченный его криками, замолчал.

– Всего две недели! Всего две недели! – вопил Дэн, оставив наконец в покое Суворина и пританцовывая возле стойки.

– Can you impart news? (Может, поделишься новостью?) – спросил его какой-то парень на английском.

– Зачем новостью?! – завопил Дэн. – А вот пива на всех, пожалуйста!

Народ сразу же оживился, и барную стойку в ожидании «туака» – пива из сока пальмовых цветов – со всех сторон окружили молодые люди разного цвета кожи и разных национальностей.

– Она дала мне всего две недели! – бросился снова обнимать Суворина Дэн.

– А сколько времени ты здесь уже? – спросил Суворин.

– Три года.

– Хорошо знаешь побережье?

– Я тут все знаю.

– А фамилия Рувье тебе что-нибудь говорит?

– Этот француз живет в Bvlgari Villa с павильоном для медитаций, где проводит часа по четыре. А сейчас он в конференц-зале на сборище каком-то. Зануда ужасный. Однажды в бизнес-центре его наблюдал. Там полный набор офисной техники, которую я обслуживаю. Как он меня достал! И голос у него, кстати… – Дэн, сделав паузу, бросил вызывающий взгляд на свою спутницу, – поставленный. Наверняка от рождения у него фальцет.

Потом снова перевел взгляд на Суворина и спросил: – А что?

И тут Суворин, положившись на интуицию, рассказал ему все, что знал и думал о Рувье.

Денис оказался быстрым на подъем не только в смысле побрить подмышки, но и во многих более серьезных вещах.

– У меня есть одна идея, – произнес он, выслушав Панкрата. – Увидишь, сработает!