Текст книги "Последний аргумент закона"

Глава 4

Забродов разминулся с милицейской машиной и ярко-зеленой “нивой” на шоссе. Даже если бы кто-нибудь из наркоторговцев узнал его в лицо, вряд ли стал бы кричать: “Остановите машину, вот он!”.

– Счастливо добраться до тюрьмы, – пробормотал Илларион и постарался забыть о том, что случилось.

Он понимал, что по большому счету только сорвал злость на пешках. Хотя и они ради наживы готовы гробить людей. Добраться до тех, кто покровительствовал им, кто возил наркотики килограммами, Забродов не мог и не хотел, справедливо считая, что долг свой государству отдал сполна. Продажные же генералы найдутся всегда, они как зараза. Бороться с ними, конечно, можно, а искоренить – нельзя.

"Молодец все-таки Феликс!” – Илларион прислушивался к звуку двигателя, к тому, как машина держит скорость.

Ни одна панель, ни одна деталька не отзывались вибрацией или дребезжанием, словно автомобиль был вырезан из цельного куска.

"Зря я на него сегодня наехал. Его теперешняя жизнь не позволяет действовать абсолютно свободно. Это я ни от кого не завишу, нет у меня ни семьи, ни детей, ни даже любимой работы. Есть только жизнь. Не совсем правильно рассуждаю, – усмехнулся Забродов, – теперь у меня есть и своя собака. Кличка Полковник может показаться кому-то обидной, но главное, пес на нее отзывается”.

Забродов остался доволен машиной, убедившись, что лучшего мастера, чем Феликс, не отыскал бы ни за какие деньги. При всей своей независимости Илларион привязывался к старым вещам, с которыми в его жизни были связаны воспоминания, и “лэндровер” был одной из них.

– Теперь отдохнешь, – прошептал Забродов, поворачивая во двор и умудряясь при этом похлопать рукой по приборной панели – так, как хлопают верного коня.

"То-то пес обрадуется, с самого утра один сидит!” – подумал Илларион, распахивая дверцу.

Но не успел он даже поставить ногу на асфальт, как к нему подбежала соседка, которую он знал лишь в лицо. За руку женщину держала маленькая девочка. Для Забродова, не имевшего своих детей, все чужие были на одно лицо.

– Добрый вечер, – старательно и внятно проговорила трехлетняя девчушка, прежде чем ее мать успела обратиться к Забродову.

Чувствовалось, девочке с трудом далась эта фраза и она ужасно горда тем, что сумела выговорить сложные для себя буквы “р” и “ч”.

– Извините, пожалуйста, – тараторила женщина, – я даже ваше имя и отчество забыла…

– Илларион меня зовут, – напомнил Забродов и краем глаза заметил большой чемодан и сумку, стоящие на крыльце подъезда.

– Тут такое дело.., я никогда никого не прошу, всегда сама… – сбивчиво объясняла женщина.

– Я понимаю, что вы спешите на вокзал или в аэропорт, а такси не приехало, – улыбнулся Илларион.

– Да, – произнесла соседка и тут же замолчала.

– Садитесь. Сейчас заброшу ваши чемоданы. Вам куда?

– В Шереметьево. Я даже не знаю, мне так неудобно, это далеко, но другого выхода у меня нет. Я заплачу.

– Бросьте вы! С кем не случается.

Несмотря на то, что Забродов выехал из дому черт знает в какую рань, он ничем не дал понять соседке, что меньше всего ему хочется сейчас ехать в Шереметьево.

– Даже не знаю, как вас благодарить, – шептала женщина, когда, наконец, поверила в то, что успеет к самолету.

– У вас счастливое лицо, – проговорил Забродов, – а счастье – из разряда чувств, которые невозможно подделать.

* * *

В двухкомнатной убого обставленной квартире в районе Ленинградского шоссе царило оживление, щедро замешанное на девичьем смехе. В квартире жили три девчонки. Профессия, при помощи которой они зарабатывали на хлеб насущный, была самой древней. За неимением другого все трое торговали своим телом.

Все три девчонки московской прописки не имели, жили в городе нелегально. Квартиру для них снял сутенер Яша Клещ. Шляться по улицам без документов на руках было делом рискованным, попадать в неприятные истории не хотелось.

Работа начиналась ближе к вечеру и продолжалась всю ночь до утра. Когда темнело Яша вывозил своих подопечных на шоссе.

Галя из Житомира сидела на кровати, положив на колени старую телефонную книгу. В правой руке был стержень от шариковой авторучки. На телефонном справочнике лежала тетрадь, Галя писала письмо матери.

Две подруги охотно помогали ей:

– Слушай, Галька, ты написала свой матушке, что в Москве в магазинах есть все?

– Про это я в прошлый раз писала.

– Напиши, что ты ешь ананасы.

– Когда это я их ела?

– Ты все равно напиши, что ешь. Галя хмыкнула и написала:

«..А вчера у Жанны был день рождениями мы ели ананасы. Очень вкусный фрукт!…»

– Эй, напиши еще, что зарплату нам не задерживают, деньги получаем в срок.

Галя написала и про зарплату.

– Слушай, слушай, ты забыла.., напиши, чтобы сала прислали, только не очень жирного и не перекопченного. Слышишь, напиши.

– И про сало я писала.

– Еще напиши.

«…В общем, дорогая мама, у меня все хорошо. Только на работе устаю. Но это с непривычки. И девчонки говорят, что у них по первому времени так было…»

– Напиши, что ходили в Большой театр на “Лебединое озеро”.

– Ты другие названия знаешь?

– Знаю, – засмеялась Жанна, – “Риголетто” называется.

– Что “Риголетто”?

– Яша так говорит. Кстати, напиши, что начальник у нас очень хороший, не обижает.

Галя написала о воображаемом начальнике. В глазах заблестели слезы, когда она выводила слова:

"и совсем к нам не пристает”. Затем Галя передала приветы всем родственникам, тетушкам, бабушкам, соседям и одноклассникам. Галина мама была учительницей младших классов, зарплату не получала уже три месяца.

Жанна подошла к подруге, глянула на исписанный листок и посоветовала:

– Ты бы, Галя, пятерку баксов маме послала. Положи в конверт.

– Дойдут?

– Не знаю… Что тебе – пять баксов жалко? Тут это не деньги.

– Ладно, положу.

Галя вытащила пять долларов из сумочки, расправила купюру, положила вместе с письмом в конверт, посмотрела на окно. Деньги просвечивались.

– Открытки у нас никакой нет?

Нашлась и открытка – с двадцать третьим февраля, старая, еще советская, но не использованная. Галя, сунула в конверт открытку, еще раз посмотрела на свет.

– Теперь порядок.

Она тщательно заклеила конверт и стержнем нарисовала несколько черточек, вывела адрес.

– Главное, не забудь сделать.

– Что?

– Не забудь в ящик бросить.

Она положила конверт на видное место.

– Обратный адрес писать боишься?

– Нет, не боюсь, все равно мать не приедет. Где она денег возьмет?

– Что ты дальше собираешься делать? Вечно же обманывать не станешь?

– Заработаю денег, выйду замуж… Две девчонки, более опытные в жизни, принялись хихикать:

– Все так говорят. Галька, что замуж, мол, выйдут, детей родят, квартира появится, деньги… А кончается все, в лучшем случае, вендиспансером.

– Я такой не стану.

– Ты уже такой стала, – сказала Жанна, – только по роже еще не видно. Молодая ты, здоровая. А через год ты на себя посмотришь, так в зеркало плюнуть захочется, – Жанна закурила, закинула ногу за ногу и взглянула на Галю. Та сидела на диване как пришибленная. – Пока ты тут денежки зарабатываешь, все твои одноклассницы замуж выйдут.

– Какое там замужество! Вы же сами знаете, дома жрать нечего. Вот и приходится выбирать – или сытая, или замужем. Лучше чай сходи поставь. В холодильнике еще сало осталось, перекусим немного…

– ..ананасов, – пошутила третья подруга, нарезая черствый хлеб.

Квартира, в которой жили девчонки, была убогая. Вся мебель – добитая. Вместо ножки у дивана, на котором Галя писала письмо, виднелись два кирпича. Краны в ванной и на кухне текли, занавески на окнах не стирались, наверное, год. Одежда была разбросана по всей квартире.

– Надо порядок навести, – в который раз за последнюю неделю произнесла Жанна, брезгливо, двумя пальцами взяла лифчик, переложила его со стула на комод.

– Да, надо. Давайте уберем?

– Давайте.

Но никто так и не бросился заниматься уборкой. Все трое собрались на кухне и принялись есть черствый хлеб с салом, запивая его круто посахаренным чаем. При этом начинающие проститутки курили, стряхивая пепел в расколотое блюдце. Девчонки хоть и были молоды, но выглядели уже довольно потрепанными. Под глазами темнели круги, сигареты в тонких пальцах дрожали.

– Пойду помоюсь.

– И зубы почистить не забудь.

– А ты пасту купила? – спросила Жанна. В ванной зашумела вода. Галя посмотрела на старшую подругу сквозь голубоватый сигаретный дым.

– Тоска. Не хожу никуда… Думала, Москва – это такое место, такое место! Жизнь здесь, казалось, кипит, все здесь хорошо.

– Хорошо, да не про нас. Ты в Большой театр сходи на “Лебединое озеро”.

– У меня от него “Риголетто” случится, – рассмеялась Галя. – Но ведь устраиваются же некоторые? Ты же сама мне говорила.

– Да, бывает такое, но редко.

– Ты почему не устроилась? Девушка пожала плечами:

– Не везет мне. Я неудачница. Заявление уже в ЗАГС подали, а он меня бросил. Я беременна была… Потом и со вторым парнем не получилось. Теперь я даже надежду потеряла. Хорошо еще, что мама ребенка смотрит. Без этого – хоть в петлю. Представляешь, с дочкой вдвоем остаться? Я безработная, без профессии, только со школьным аттестатом.

– Неужели у нас ничего не получится? – уже в который раз задала сакраментальный вопрос Галя. – Неужели нам не повезет?

– Не повезет.

– Всю жизнь по машинам шоргаться?

– Думаю, лет через пять тебя и в легковую машину уже никто не пустит.

– Хватит панику сеять!

– Я не панику сею, я правду говорю. Поверь, знаю.

– А я все равно надеюсь. Я везучая по жизни, я даже под лед однажды провалилась и то выплыла, – сказала Галя, нервно давя окурок. – Хоть бы телевизор был, что ли, фильм какой-нибудь посмотреть.

– Хорошие фильмы вечером идут или утром. Вечером работаем, а утром спим. Днем только новости посмотреть можно. Я за последний месяц сто баксов заработала. Представляешь, целый месяц ишачила, не разгибаясь, а всего сто долларов на руках осталось?

– А сколько ты отложить сумела за все время?

– Сто и собрала. Раньше, говорят, в Москве было здорово, до кризиса. Тогда мужики денег не считали, можно было сотню за один раз срубить.

– Да, было такое. А сегодня за сотку корячиться всю ночь надо, да и то обмануть норовят, – грустно произнесла Маша.

Темно-синий “Форд сиерра” въехал во двор и резко остановился возле подъезда. Мужчина постучал татуированным кулаком по баранке, затем взглянул на золотые часы.

"Семь вечера”, – подумал Яша Клещ, поправляя немного засаленный манжет рубашки.

Два окна квартиры на третьем этаже были приоткрыты. Яша лениво кулаком вдавил кнопку клаксона. Автомобиль просигналил. Штора в мелкие цветочки качнулось, появилось лицо девушки, глаза выражали испуг. На отлете в руке дымилась сигарета.

Яков Клещев открыл двери машины и, бормоча под нос стандартную фразу: “пора прошмандовок на работу выгонять”, принялся взбираться на лестницу. Лифта в этом пятиэтажном доме не было. Яша тяжело поднимался в квартиру, остановился у двери, обитой дерматином.

– Вот же, сучки, сами открыть не могут! – Яша вытащил свой ключ, хрустнул им в замке, толкнул плечом дверь, немного провисшую, а потому туго открывавшуюся, и переступил порог.

В квартире пахло табаком, дешевой парфюмерией и женщинами легкого поведения. Этот запах Яшу не возбуждал, у него имелось особое отношение к проституткам. Они для него были инструментом зарабатывания денег, а инструмент надо держать в исправности, он хорош только тогда, когда приносит пользу.

– Ну, что, курицы? Как вы тут?

В ванной шумела вода. Квартира не блистала чистотой. Яша брезгливо поморщился. Две девицы сидели в кухне, одна мылась в ванной.

– Семь часов уже, – сказал Яша и постучал указательным пальцем по циферблату часов. – Вы что, еще не собрались?

– Никого толкового в такую рань не снимешь, мужик пойдет, когда стемнеет. Слышишь, Яша? – сказала одна из девиц, ставя на стол еще одну чашку. Вторая девица сидела в углу, прикрыв лицо руками.

– Ты чего, плачешь? – спросил Яша, взял проститутку за руку и резко отвел ладонь от лица. На губах Гали плавала глупая улыбка, а под правым глазом темнел лиловый синяк, небольшой, но достаточно заметный. – Это тебя кто?

– Кто-кто, дед Пихто.

– В кожаном пальто? – парировал Яша.

– Я же не знаю, есть у него пальто или нет, заехал по роже, когда я деньги попросила.

– Ну, и? Адрес хоть запомнила?

– Какой там адрес, заехал по роже и из машины вытолкнул!

– А я где был? – спросил Яша Клещ.

– Ты уже уехал.

– Ты куда смотрела? – спросил Яша у Жанны. – Ты – старшая.

– Куда, куда, я в другой машине была, “Экспресс обслуживание. Мак Драйв”.

– Понятно, сосала, значит, – усмехнулся Яша. – А что эта дура делает? – он кивнул в сторону ванной.

– Подмывается, что же она еще делает! Яша подошел к ванной, открыл дверь, крючков и задвижек не было ни тут, ни в туалете.

– Ты еще долго собираешься плескаться?

– Все, все.., иду, – восемнадцатилетняя Лариса, говорившая с заметным украинским акцентом, даже не стала прикрываться.

Яша осмотрел ее так, как мясник осматривает тушку молодой свиньи, уже осмоленную и вымытую.

– Нравлюсь, Яша?

– Мне “бабки” нравятся. Главное, чтобы ты не мне, а другим нравилась. Давайте быстрее, у меня еще есть важное дело.

Яша проституткам нравился, работать с ним было даже приятно. Своих подопечных, в отличие от большинства сутенеров, он бил лишь по делу, не заставлял работать бесплатно, относился к ним как старший брат. И девицы отвечали ему взаимностью, понимая, что работа на обочине шоссе – не самая плохая в этой жизни из той, которую они могли получить в Москве, не имея ни прописки, ни даже российского гражданства. Украинские паспорта Яша у них забрал сразу, как только взял девушек в оборот, и хранил у себя.

Даже в худшие дни эта троица приносила Яше сто пятьдесят долларов дохода в день. Деньги не ахти какие по московским меркам, но выжить можно. Яше их хватало.

Для сутенера у Яши была нетипичная биография. Он имел высшее образование, вдобавок прошел тюремные университеты. Отсидел три года и вышел по амнистии. Но поскольку впаяли ему пять, Яша любил при случае подчеркнуть, что имеет полное академическое образование, но экзамен сдал экстерном.

Оказаться на тюремных нарах вновь и получить еще одно “высшее образование” Яков не собирался. Поэтому в отличие от большинства московских сутенеров с несовершеннолетними девицами дел не имел, паспорта проверял сразу. И если даже девица выглядела на все двадцать, а имела лишь семнадцать с половиной, он, как строгий начальник отдела кадров, полистав паспорт, возвращал его владелице и показывал на дверь.

– Иди, погуляй, малышка, ты еще годами не вышла. Я с таким контингентом не работаю. Зачем мне срок мотать? Могу дать телефончик, если хочешь, там тебя с распростертыми объятиями примут. А я – извини, работаю только с совершеннолетними.

У Яши, как и положено, имелся знакомый гинеколог, которому он платил сто пятьдесят-двести баксов в месяц, и тот пользовал его подопечных, устраняя венерические заболевания, ненужную беременность. Так же Яша Клещ имел знакомых ментов, которых он в душе презирал и ненавидел, но без которых кашу не сваришь.

Ментам тоже приходилось отстегивать за то, что они выделили ему для работы участок на оживленном шоссе длиной в сто метров – от одной мусорки до другой. На чужую территорию своим подопечным Яша выходить запретил. Даже сходить в кусты можно было только на своей территории. Девицы работали исключительно по машинам.

Каждый вечер, лишь только смеркалось, и автомобили включали фары, Яша вывозил девушек своим транспортом на шоссе, ведущее к Шереметьевскому аэропорту. Девицы занимали свои места, принимали подобающие позы, замирали, как суслики, провожая глазами со свистом проносящиеся автомобили, следовавшие из аэропорта в город. Сам Яша располагался неподалеку. Поднимал капот, включал аварийную сигнализацию и выставлял знак аварийной остановки.

Милиция и сотрудники московской ГИБДД Яшу знали. Иногда стреляли у него сигареты, преимущественно пачками. Дешевых сигарет гаишники никогда не брали, словно брезговали, да Яша никогда и не предлагал. В машине у него всегда лежали начатые блоки “LM”, “Мальборо” и “Кента”. Сигареты он давал в зависимости от должности и звания просившего угостить. Иерархия здесь существовала четкая.

– Ну, курицы, поторапливайтесь!

Девушки начали суетиться и уже через четверть часа они, как индейцы перед выходом на тропу войны, заканчивали боевую раскраску. Косметику накладывали густо, чтобы хорошо читалась при плохом освещении. У каждой из девиц в сумочке лежали презервативы, это Яша проверял лично, на слово не верил.

– Быстрее, а то клиент уйдет!

– Никуда они не денутся, – сказала Галя, поправляя челку, – мы на этом отрезки самые…

– Были бы вы самые, клиенты были бы постоянные. А так только с таксистов и частников пробавляетесь.

– Тоже хорошие люди.

– Хорошие – те, кто хорошо платят, а все остальное – сброд.

Одна из девиц подумала, но не сказала:

"Значит, ты тоже, Яша, сброд, платишь негусто, забираешь все до копейки”.

Но тут же в мыслях одернула себя. В отличие от других сутенеров, а она имела горький опыт, Яша лишнего не забирал, лишь то, о чем было договорено, верх девчонки оставляли себе. Сумела выторговать больше, значит, твои, а не сумела – сиди на мели.

– Пошли, – Яша поднялся. Девчонки двинулись за ним. – Вы бы хоть в квартире убирали.

– Зачем? Мы же здесь только спим да едим, никого сюда не водим.

За этим Яша Клещ тоже следил неукоснительно. Запрет был строжайший, даже родственники не могли проведать девчонок. Яша боялся соседей, которые могли настучать, куда следует, и он мог лишиться площадей. И снова возникли бы проблемы поиска квартиры неподалеку от шоссе, договаривайся, встречайся, трать время, а работа будет стоять.

Девчонки собрались внизу, возле машины, немного похожие на экзотических птичек, так ярко они были накрашены и разодеты – дешево и сердито, – как говаривали они сами. Все трое забрались на заднее сиденье, Яша сел за руль и выехал со двора.

– Квартиру закрыли?

– Закрыли, закрыли, – в один голос залепетали девицы.

Через двадцать минут Яша уже был на рабочем месте. Дул холодный ветер, девицы морщились, ворчали проклятия, поглядывая на небо, на быстро летящие облака. Яша припарковал машину на том же месте, где и всегда.

Не успели девушки занять исходные позиции, как остановилась милицейская машина.

– Здорово живешь, Клещ! Везешь прошмандовок на работу?

– Да, вот, привез, – ответил Яша, посмотрел на погоны, оценил звание, вытащил из блока пачку ”Мальборо”. Но тут же подумал и вытащил еще одну. Подошел к машине гаишников. – Вы что, сегодня здесь дежурите?

– Нет, – сказал гаишник, – но закурить у тебя не найдется?

– Как же, всегда найдется.

Яша дал каждому из гаишников по пачке. Те даже не стали их распечатывать, попрятали в карманы. Посмотрели на девиц:

– Что-то новеньких телок у тебя, Яша, давно не появляется.

– Где же их взять? Если кого найдете, приводите, я трудоустрою.

– В оба смотреть будем, – пошутил лейтенант, – как бесхозную на дороге найдем, обязательно привезем прямо к тебе, Яша. Только ты нам приготовь сотку.

– Нет, мы так не договаривались.

– А если товар стоящий?

– Если вы мне стоящую добудете, я вам по двести каждому кину.

Гаишники принялись нагло ржать, глядя прямо на сутенера.

– Кстати, мужики, – Яша приблизился к открытой дверце гаишной машины, – отгадайте загадку?

– Валяй.

– Чем х., от жизни отличается?

Гаишники переглянулись, затем один потер висок:

– Ну, и чем же? – спросил он у сутенера.

– Жизнь жестче, чем х… Гаишники опять заржали.

– Тебе, наверное, прошмандовки анекдот рассказали, а, Яша?

– Нет, не они, приятель рассказал.

– Он голубой, что ли?

– Нет, не голубой, он самый что ни на есть нормальный – майор ГИБДД.

– Панкратов, что ли?

– Ага, – сказал Яша.

– Этот может. Еще тот фрукт. – Гаишники завели машину. – Успехов тебе, Яша.

Девчонки помахали гаишникам так, словно те были им, по меньшей мере, близкими друзьями.

– Я вон" ту, Галю, как-то пользовал, – сказал сержант лейтенанту.

– Ну, и как?

– Да никак, полегчало, давление снял, и все. Я вообще, честно говоря, тех мужиков, которые за это еще бабки платят, абсолютно не понимаю.

– Ты не понимаешь? Знаешь почему? Потому что сам бабой бесплатно пользуешься, а когда бесплатно, тогда и кайфа никакого.

Гаишники смеялись, поглядывая на машины, мчащиеся к Москве. Они выбирали объект. И вскоре заметили, серебристая “тойота” пронеслась рядом с их машиной.

– Сто двадцать прет, – сказал лейтенант сержанту. Сержант хмыкнул, осклабился. Лейтенант взял в руку рацию и, нажав кнопку, забурчал:

– Эй, Петров, слышишь? Серебристая “тойота”, тормозни ее, мы сейчас подъедем. Ты меня понял?

– Так точно, понял, торможу!

– Вот и все, двадцать баксов в кармане, – откладывая рацию в сторону. – Быстрые и легкие деньги. Дорога – как река, – философски заметил лейтенант, – забросил удочку и вытаскивай рыбину.

– Всю ночь нам мотаться туда-сюда по этой реке, как рыбнадзору.

– Это ты другим рассказывай про рыбнадзор, мы с тобой – браконьеры, – усмехнулся лейтенант и тут же увидал черный джип “мерседес”, мчащийся по встречной полосе. Даже с большого расстояния было понятно, что водитель нещадно превышает скорость.

– В аэропорт спешит, – на губах сержанта появилась хищная улыбка. – С тех, кто в аэропорт едет, можно и стольник срубить. Главное – тормознуть и время потянуть. На самолет люди опаздывают, готовы откупиться любой ценой. Ну что! Стопорнем?

– Не успеем. Пока остановимся, разделительную перебежим, махнем, а он уже вон где будет. Курочка – она по зернышку клюет и сыта бывает. Наша верная двадцатка нас ждет, поедем, срубим ее. Дураков на шоссе хватает, всех не переловишь.

Сержант с тоской во взгляде проводил глазами уносящийся к аэропорту джип.

– Этот под сто пятьдесят валит.

– Такую машину и тормозить опасно, может, депутат какой, наглости у него не меряно. А может, министра какого встречать едет. Опасно тормозить, нарваться можно. Номер не рассмотрел?

– Где ж рассмотришь! Увидел, что два нуля впереди, и то, что частник.

– Сортир на колесах: не тронь, не завоняет. Лейтенант, умудренный службой, умел переключать внимание. Если не тормознул машину, забудь о ней, жди другую.

– Упустили.

Молодой же сержант все еще жалел об упущенной возможности. Он еще не накушался. Квартира у него была обычная, обставлена без лишней роскоши. Но вкус к жизни он уже начал чувствовать, ребенок его учился в платной школе, постигая сразу два иностранных языка. Сам-то сержант и по-русски изъяснялся с трудом, умудрялся слово “заявление” писать через апостроф – “заявление”. У лейтенанта уже имелась довольно свежая иномарка, и полгода как в окнах его “хрущевки” стояли немецкие стеклопакеты.

Джип мчался в Шереметьево. На время судьба развела водителя черного джипа “мерседес” и сотрудников ГИБДД. За рулем сидел молодой человек, длинноволосый, с хищным взглядом. Он мерно жевал резинку и смотрел на дорогу так, словно на дороге никто не мог причинить ему ни малейшего вреда, словно не существовало гаишников, осветительных мачт ограждения, не было машин, мчащихся в двух направлениях.

Галкин-младший прекрасно понимал, что творится у него за спиной, поэтому и не оборачивался. Ему было наплевать на то, что он причиняет кому-то неудобства.

– Захочешь жить – увернешься, – приговаривал он, подрезая очередную машину и слыша за собой визг тормозов.

Впереди показался подержанный “лэндровер”, выкрашенный в защитный цвет.

Галкин хмыкнул:

– Ну, что, браток, я тебя сейчас подрежу, ты увидишь, как красиво я это сделаю.

Он вдавил педаль газа. Обычно в таких случаях, когда сзади нагло наседают на крутой тачке, водитель впереди идущей машины считает за лучшее уступить дорогу.

«Немного покочевряжится, но потом уступит!»

Но “лэндровер” шел ровно, ни сбавляя, ни прибавляя скорости, словно не мчался на него сзади другой автомобиль.

"Может, он глухой”, – подумал Галкин-младший и трижды мигнул фарами.

Водитель “лэндровера” даже не обернулся. Аркаша Галкин выплюнул жвачку под ноги и сказал:

– Ты у меня сейчас запоешь по-другому! Он попытался объехать “лэндровер”, но водитель перекрыл ему дорогу. Тогда Аркаша попробовал опередить справа, но и тут “лэндровер” плавно принял к обочине. Аркаше пришлось сбавить скорость, а это он уже рассматривал как прямое оскорбление. Теперь он сигналил непрестанно. Машины разделяла пара метров. Аркаша рассмотрел за рулем мужчину, а на заднем сиденье – женщину с ребенком.

– Ну, я тебя, суку, сейчас сделаю! – и Галкин, немного поотстав, вновь разогнал свой джип, давая себе твердое обещание, что тормозить не станет.

Габаритные огни “лэндровера” стремительно приближались. Аркаше стало не по себе, он почувствовал, что теряет контроль над ситуацией и сейчас врежется в автомобиль. Он вдавил сигнал и втянул голову в плечи. Когда ему показалось, что столкновение неизбежно, “лэндровер” внезапно увеличил скорость и ушел вправо. На спидометре у Аркаши было сто пятьдесят.

– Ни хрена себе, развалюха валит! – проговорил он, вытирая рукавом вспотевший лоб.

– Вот так, – сказал Илларион, поворачивая голову к своей спутнице.

Быстрой езде радовалась лишь ее трехлетняя дочка.

– Вы бы не ехали так быстро, – попросила женщина. – Сейчас мы уже успеваем, – она взглянула на часы.

– Знаю, – ответил Илларион Забродов, – но очень хотелось мерзавца проучить. Надеюсь, вы не испугались?

– Нет, что вы, с вами не страшно, абсолютно не страшно! – губы женщины все еще были бледными.

Илларион сбросил скорость, и его “лэндровер” пошел восемьдесят. Женщине показалось, что машина замерла на месте.

– Что-то случилось? – спросила она, глянув в боковое стекло на промчавшийся рядом черный джип с тонированными стеклами.

– Гаишники впереди, сейчас они этого лихача остановят.

И действительно, так оно и случилось. Через два километра Забродов увидел черный джип, криво стоявший на обочине, и машину гаишников.

– Как вы думаете, что они с ним сделают? – спросила женщина.

– Ровным счетом ничего, – холодно произнес Забродов. – Получат деньги и отпустят.

Так оно и случилось. Гаишники получили с Аркаши Галкина сто баксов и вежливо попросили не превышать скорость.