Текст книги "Мертвый сезон"

Глава 5

Перед тем как проведать Стаканыча, Глеб заглянул на набережную. Обидчик старика, которого тот называл, кажется, Костей Завьяловым, стоял на своем обычном месте, возле складного стенда с аляповатыми, беспомощными картинами, и глядел на мир сквозь стекла огромных, как велосипедные колеса, солнцезащитных очков. Глеб даже удивился: где он такие откопал? Очки были древние, в широкой и угловатой пластмассовой оправе, имитирующей рог, с темно-зелеными, заметно поцарапанными стеклами. Увы, как ни были огромны эти очки, они очень плохо скрывали жуткий кровоподтек, заливавший переносицу и оба глаза свободного художника Кости Завьялова. Из-за того что одна половина лица сделалась заметно больше другой, разбойничья борода Завьялова торчала вкривь и вкось; двигался же он так, словно каждое движение причиняло ему боль.

Остановившись прямо напротив него, Глеб демонстративно огляделся. Место, на котором вчера торговал Стаканыч, сегодня пустовало, хотя вокруг художники и продавцы мелких сувениров стояли чуть ли не друг у друга на головах.

– Это хорошо, – сказал Завьялову Глеб, не дав себе труда поздороваться. – Вижу, голова на плечах у тебя имеется, хоть я в этом сомневался. Если так пойдет и дальше, доживешь до ста лет и умрешь от старости в своей постели. Только имей в виду, если Степан Степанович пожалуется мне – неважно, на что именно, хотя бы и на погоду, – сделаю то, что обещал. Вижу, лоб ты отмыл, но это поправимо. В крайнем случае, отведу тебя к мастеру, он сделает, чтобы не отмывалось.

И он кивнул на пеструю палатку татуировщика, откуда доносились приглушенные звуки рок-н-ролла, то и дело перебиваемые противным жужжанием, похожим на звук старой бормашины с ременным приводом.

Завьялов мрачно ухмыльнулся той половиной лица, которая у него еще двигалась.

– Ты не очень-то петушись, – проворчал он, трусливо поблескивая на Глеба зелеными стеклами. – У нас, чтоб ты знал, тоже крыша имеется, так что…

– Дырявая у тебя крыша, – перебил его Глеб. – Где они были вчера? Если на то пошло, где они сегодня? Вот он, я, один, без братвы и без оружия. Ну, и где они, почему не идут? А я тебе скажу почему. Твоих коллег не от меня надо защищать, а от тебя, дурак, вот твоя крыша и не чешется.

По тому, как вытянулось бородатое лицо Завьялова, а также по затаенным усмешкам его соседей, внимательно прислушивавшихся к разговору, Глеб понял, что попал в десятку. Завьялов либо не отважился просить защиты у своей крыши, либо попросил, но получил от ворот поворот: денег у него чужак не требовал, хозяйничать на чужой территории не пытался, а просто вступился за человека – может, за знакомого, а может, даже и за родственника. До личных неприятностей Кости Завьялова местным бандитам дела не было, и он это отлично знал, потому и постарался, чтобы место Стаканыча никто не занял.

– Ладно, – меняя гнев на милость, сказал Глеб. – В конце концов, кто я тебе – семья, школа? Делать мне больше нечего – дядьку с бородой воспитывать! Я ведь, собственно, только хотел сказать, чтобы ты Чернушкина нашего не обижал. Старику помочь надо. Он ведь твой учитель, да и здесь обосноваться, как я понимаю, он тебе помог. Нехорошо, Константин. Вот ты сейчас, наверное, думаешь: ну, дескать, погоди, козел, вот уедешь ты, я твоего Стаканыча живьем сожру! Имей в виду, не получится. Во-первых, у меня здесь друзей полно, а во-вторых, не сомневайся: я еще с крышей твоей потолкую, попрошу, чтоб пацаны за тобой приглядывали. А то замашки у тебя, брат, как у фюрера. Кстати, кто вас здесь крышует?

– Гамлет, – нехотя буркнул Завьялов.

– Принц датский? – преувеличенно изумился Глеб.

– Почему датский? Имя такое. Армянское.

– С каких это пор Гамлет – армянское имя?

– С тех пор, как армяне начали своих детей Гамлетами называть, – с обиженным видом ответил Завьялов. Он понял, очевидно, что Глеб развлекается, но самому ему было не до смеха.

– Ну, Гамлет так Гамлет, – сказал Сиверов. – Хорошо, что не Отелло… И чей он, этот Гамлет? Под кем ходит?

– А тебе зачем? – осторожно огрызнулся Завьялов.

– Не твое дело, – вежливо сообщил Глеб. – Впрочем, секрета тут никакого нет. Просто я с шестерками общаться не люблю. Ты замечал когда-нибудь, что чем меньше шестерка, тем больше понтов швыряет? А у меня с нервами в последнее время – ну, прямо беда! Бывает, слушаешь, слушаешь придурка вроде твоего Гамлета, а потом – р-раз! – и о деле говорить уже не с кем… Так чей он?

– Ашота, – с огромной неохотой ответил Завьялов.

– Ашота?! – Глеб действительно был удивлен. – Это Гаспаряна, что ли?

– Ну, – утвердительно буркнул Костя.

Его тяжелое, обезображенное следами побоев лицо отразило усиленную работу мысли: Завьялов пытался сообразить, откуда приезжий курортник может знать одного из самых авторитетных жуликов в городе. Глеб мысленно усмехнулся: к каким бы выводам ни пришел бородатый мазила, Стаканыча он теперь будет обходить за три версты, а при встречах станет ему всячески угождать.

– Да-а, – протянул Глеб, – кто бы мог подумать, что Ашот даже такой чепухой не брезгует? Вот же крохобор!

Завьялов искоса посмотрел на него, осторожно посвечивая видневшимся из-под очков фингалом. Очевидно, панибратский тон, которым Глеб говорил о всесильном Ашоте Гаспаряне, действительно произвел на него сильное впечатление.

– Ладно, – выдержав длинную паузу, повторил Глеб, – у богатых, как говорится, свои причуды… Бог ему судья. – Твое дело – следить, чтобы Степан Степанович не был обижен, понял?

– Понял, – нехотя произнес Завьялов.

– Вижу, что понял. А если окажется, что понял не до конца, объясню еще раз, более популярно. Будешь за молом крабам права качать. С ними ты общий язык легко найдешь, они в живописи разбираются примерно так же, как ты. Ну, будь здоров, не кашляй.

Он повернулся к Завьялову спиной и, не оглядываясь, пошел вдоль набережной.

Разумеется, Глеб не собирался торговать картинами вместо Стаканыча – это отняло бы у него слишком много драгоценного времени, да и пользы в этом не предвиделось. Предлагая старику соглашение, Сиверов знал, что, поразмыслив, тот откажется от его услуг. В конце концов, что ему, Стаканычу, делать целые сутки в четырех стенах? Судя по состоянию участка и дома, домашним хозяйством он, мягко говоря, не увлекается, а ежедневная тусовка на набережной – это как светская жизнь. Тем более что Глеб вернул ему статус уважаемого члена этой тусовки и, более того, поднял данный статус до недосягаемых высот. За это старик будет рад предоставить ему бесплатный ночлег, да и компаньон для вечерних посиделок за накрытым столом ему не помешает. Ну, а если предложение Сиверова переложить торговлю на его плечи старику понравится, будет, наверное, нетрудно нанять продавца – тот же Завьялов поможет, если его правильно попросить…

Глеб остановился, облокотившись о бетонный парапет набережной, и закурил, глядя на море. Слева от него пляж кончался, обрезанный нагромождением скал. Где-то там, за мысом, по идее должны были находиться выведенные далеко в море сточные трубы, в том числе и магистральная труба ливневой канализации. Впрочем, все это хозяйство с таким же успехом могло находиться и на противоположной стороне. К операции пришлось готовиться в большой спешке, и изучить план подземных коммуникаций города Глеб не успел. Честно говоря, наличие ливневой канализации в городе, расположенном на склоне горы, его приятно удивило. Здесь, где все улицы имели естественный уклон в сторону моря, в ливневке не было необходимости. Вряд ли она имела большую протяженность и была очень уж разветвленной; наличие колодца ливневой канализации прямо там, где парковалась машина Гаспаряна, было такой удачей, что Слепой поневоле заподозрил тут подстроенную кем-то ловушку. Отказаться от подозрений его заставила только полнейшая их бессмысленность: о том, что Глеб отправился в Сочи, знал только Федор Филиппович, а уж ему-то смерть Слепого была ни к чему! Даже если бы он захотел избавиться от своего агента, он нашел бы более простой и действенный способ, чем подстраивание каких-то ловушек в канализации за тридевять земель от Москвы…

Глеб отбросил эти мысли, как ненужный хлам. Если не доверять Федору Филипповичу, кому же тогда доверять?! В случае необходимости генерал мог попытаться устранить своего агента. Он способен на убийство в интересах дела, но не на предательство.

Метрах в двадцати от берега мимо Глеба прошел моторный катер, волочивший за собой парашют с подвешенным в стропах человеком. На человеке были пестрые плавки и оранжевый спасательный жилет. На приличном отдалении от скалистого выступа катер развернулся, описав широкую плавную дугу, и пошел в обратном направлении. Оставленный им пенный след, расходясь, таял на глазах, волна плеснула в изумрудное от водорослей подножие скалы и мягко накатилась на пляж. Проводив парашютиста взглядом, Сиверов подумал, что уже очень давно не совершал прыжков. На миг его охватила острая, как укол в сердце, ностальгия по тем давно ушедшим временам, захотелось снова испытать ни с чем не сравнимое ощущение свободного полета.

Глеб вздохнул. Что толку попусту мечтать? Полет на конце привязанного к моторной лодке троса не сравнишь с ночным прыжком из-за облаков прямо на горы…

Солнце уже начало заметно клониться к горизонту. Вдали на волнах покачивалось светлое пятнышко еще одной моторной лодки. Глеб приподнял очки, поморгал, давая глазам привыкнуть к излишне яркому для них свету, и прищурился, вглядываясь в даль. Он не ошибся: с моторки действительно ныряли аквалангисты, или, как их стали называть в последнее время, дайверы.

«Дайвинг – развлечение не для бедных, – подумал Глеб. – А это, пожалуй, мысль».

Он выбросил окурок и отправился ловить такси. Нужно было срочно поговорить со Стаканычем – тем для разговора накопилось уже достаточно. По дороге Глеб остановил машину возле гастронома, где приобрел две бутылки коньяка и целый пакет разнообразной снеди – сутки назад, когда он уходил от Стаканыча, в холодильнике у старика было хоть шаром покати.

* * *

Стаканыч с недоверием на лице дернул пыльный, замасленный шнур пускателя, и старенький «Вихрь», два раза оглушительно кашлянув, ровно затарахтел. Похожая на зеленое бутылочное стекло вода под кормой облезлой пластиковой лодки вспенилась, закипела; в ней лениво колыхались прозрачные студенистые тела медуз, похожие на выброшенные за ненадобностью силиконовые протезы молочных желез. Под прерывистый стук мотора лодка пошла вперед, расталкивая округлым носом мелкую утреннюю волну. Лодчонка была утлая, плохо приспособленная для морских прогулок; волны били в нее, как крупные булыжники в днище легкового автомобиля, с точно таким же глухим, неприятным звуком. После каждого такого удара Глеб с опаской косился на кое-как заделанные трещины в рыжих от старости пластиковых бортах. Трещин было много; можно было подумать, что Стаканыч собирал свою лодку из кусочков, как мозаику.

– А ты, оказывается, не только драться можешь! – перекрывая шум мотора, прокричал Глебу Стаканыч. Встречный ветер трепал его длинную седую гриву и выжимал из розоватых с похмелья глаз мутную стариковскую слезу. – Не думал я, что этот мотор починить можно! Думал, на веслах придется, а какой из меня нынче гребец?

Глеб в ответ лишь пожал плечами – орать не хотелось, да и о чем тут было говорить? Впрочем, один интересующий его вопрос все-таки имелся, и, немного поколебавшись, Глеб все-таки решил его задать.

– А не развалится эта хреновина? – прокричал он, подавшись к Стаканычу.

– Это которая?

– Да лодка твоя! Не рассыплется она прямо под нами, а?

– Не должна! – проорал Стаканыч во всю глотку. В его голосе Глебу почудилась твердая уверенность; впрочем, когда человек так орет, уверенность в голосе появляется сама собой, автоматически, и через мгновение Глеб в этом убедился. – Если что – вот! – добавил Стаканыч и, выдернув из-под кормового сиденья, толкнул по настилу грязный кусок твердого пенопласта, вроде тех, что дают в бассейнах детишкам, не умеющим плавать. – До берега дотянем, если что!

Глеб знал, что доплывет до берега и без этого поплавка, но это не входило в его планы. Если хочешь окунуться, зачем брать лодку?! Разве что ты – любитель острых ощущений и обожаешь купаться в одежде на большой глубине…

Они замолчали. Стаканыч повернул ручку, увеличивая подачу топлива, мотор затрещал чаще и ровнее, и скорость лодки заметно увеличилась. Встречный ветер тоже усилился, сдувая за корму неприятный запах, исходивший от плескавшейся под решетчатым деревянным настилом тухлой желто-зеленой воды. В воде виднелись какие-то комки – не то грязь, не то водоросли – и радужные разводы пролитого топлива. Стоявшая в ногах у Стаканыча запасная канистра с бензином имела такой вид, что Глеб, глядя на нее, без труда преодолевал желание закурить. Зато Стаканыч дымил, как ни в чем не бывало, и Глеб решил, что беспокоиться действительно не о чем: двум смертям не бывать; сгореть и утонуть одновременно им не удастся…

Через некоторое время Стаканыч наконец заглушил мотор. Глеб вздохнул с облегчением: ему все время казалось, что тяга маломощного «Вихря» в сочетании с постоянной вибрацией и ударами волн вот-вот разнесут их «дредноут» на клочки, из которых он был слеплен.

Нижний край солнца уже оторвался от поверхности воды. Над морем лежал туман – густой, как молоко, и сырой, как остывший компресс. Повернув голову, Глеб разглядел выступающие из этого сероватого киселя очертания горы с белыми пятнышками строений. Он мысленно прикинул, напротив какой точки побережья в данный момент находится их лодка, и пришел к выводу, что место почти то, о котором он думал.

– Здесь будем ловить? – спросил он, зябко поднимая воротник старой, пропахшей рыбой и мышиным пометом штормовки, которой ссудил его Стаканыч.

– Чуть дальше, – ответил Стаканыч. – Во-о-он там, – показал он рукой куда-то в туман. – Там рыбы больше.

– Это почему же?

– Понимаешь, какое дело… – Стаканыч почему-то замялся, смущенно кашлянул в кулак. – Там, брат, трубы в море выходят. Ну, сам понимаешь, какие – канализационные. А рыба на этом деле о-го-го как жиреет!

– М-да, – сказал Глеб, умело разыгрывая брезгливость и продиктованные ею сомнения, хотя именно такого ответа он и ждал. – А не воняет?

– Кто, рыба?

– Да нет, не рыба. На рыбу плевать, что я ее – есть собираюсь? Вообще – не воняет?

– Да с чего же это вдруг? – замахал длинными руками Стаканыч. – Трубы – они ж на дне!

– Трубы-то на дне, – с сомнением произнес Глеб, – а вот то, что в трубах… Оно ж не тонет!

– Еще как тонет, – заверил его Стаканыч. – Да и рыба, опять же… Нет, ты сам подумай, если б оно все время поверху плавало, что было бы? Не море – выгребная яма! Одних дельфинов в нем сколько, а ты видал, как они гадят?

– Ну ладно, – сказал Глеб, морща нос, – хватит. Мутит уже от этого разговора. Весла давай, Степаныч.

Стаканыч взял со дна лодки алюминиевое весло, протянул его Глебу, но застыл, явно что-то прикидывая.

– Ты чего, дед? – спросил Глеб, осторожно отнимая у него весло.

– А? – спохватился Стаканыч, выпустил весло и потянулся за вторым. – Да вот, понимаешь, думаю… В самом деле, неловко как-то: ты гость, а я тебя в самое, понимаешь, дерьмо… Ладно! Только грести подальше придется – метров на восемьсот, а еще лучше – на километр…

– А там что? – спросил Глеб, который догадывался, что́ там, но хотел полной ясности.

– Там ливневка, – объяснил Стаканыч. – Ну, ливневая, значит, канализация, на случай большого дождя. По ней в море тоже много всякой дряни стекает, которая рыбе по вкусу, но все ж таки дерьма нету… А то ты говоришь – рыбу, мол, жрать незачем… Так а как же? Зачем же тогда ловить? Я понимаю – спорт, там, развлечение… Но уха-то!.. Как же уха-то, Федор?

– Да, – напустив на себя задумчивый вид, неуверенно согласился Глеб. – Уха – это дело.

– Настоящая! – с жаром подхватил Стаканыч. – Морская! Да под водочку!

– Все, – сказал Глеб, – уговорил, вези, пока я слюной не захлебнулся. А ты что же, спец по ухе?

Он вставил весла в уключины и двумя уверенными, мощными гребками развернул легкую пластиковую посудину в указанном Стаканычем направлении. Под плеск воды, скрип и постукивание уключин и мерное дыхание Сиверова старик повел неторопливую речь о том, какой он знатный рыбак и мастер приготовления настоящей морской ухи. Глеб не знал, сколько в его рассказе правды, а сколько – стариковской похвальбы, да это его и не волновало. Главное, что старик оказался владельцем лодки с мотором и даже, как ни странно, жестяного лодочного сарая на берегу, в котором было полно всякой всячины: от сломанных весел и ржавых цепей до вполне исправных, хоть сейчас годных в дело нейлоновых сетей. Придя в сарай, Глеб долго, с большим интересом разглядывал сети, пробовал их на прочность, но в конце концов согласился со Стаканычем, что такая прорва рыбы им ни к чему и что по-настоящему отдохнуть на рыбалке можно только с удочкой в руке.

Мысли Стаканыча, как видно, текли примерно в том же направлении.

– Правильный ты мужчина, Федор Петрович, – сказал он, вынимая из кармана кривую сигарету без фильтра и не спеша прикуривая от спички. – Так и надо отдыхать – на свежем воздухе, с физической нагрузкой… А то понаедут сюда твои земляки – ну, смотреть же на них жалко! На парашютах каких-то летают, на бананах катаются, в ресторанах сидят, где дышать нечем, едят какую-то дрянь за сумасшедшие деньги… А настоящий отдых – вот он, рукой подать! И стоит, согласись, не в пример дешевле.

– Туристы, Степаныч, такой народ, – согласился Глеб, не переставая грести. – Ну, да что с них возьмешь? Отпуск короткий, а отдохнуть хочется по полной программе… И потом, я ведь тоже не от хорошей жизни так-то отдыхаю. Были бы деньги – может, тоже поселился бы в отеле, сидел бы в кабаке…

– Жалеешь? – обиделся Стаканыч.

– Да нет, наверное. Нет, правда, не жалею. У тебя действительно лучше, свободнее как-то, а то наши курорты превратились… не знаю во что! Карикатура на западные, больше ничего.

– Точно, – поддакнул Стаканыч.

– Да, – продолжал Глеб, – все правильно, такой отдых и интереснее, и здоровее. Я, поверишь, сроду в море рыбу не ловил.

– Да ну?! – поразился Стаканыч.

– Ей-богу. А что тебя удивляет? Я человек сухопутный, на море бываю раз в пять-десять лет, и все бегом, все в спешке… Что рыбалка? Порыбачить и под Москвой можно, и даже в самой Москве, если результат не очень интересует. А вот как с аквалангом ныряют, я, например, только по телевизору видел. Красиво! Так ведь это удовольствие – не телевизор, сам понимаешь, а дайвинг – сумасшедших денег стоит!

– Это факт, – кивнул старик. – Модно сейчас, а что модно, за то и денежки дерут. Дайвинг… Главное, как только слово придумали, так сразу и цена до неба подскочила! Раньше-то с этим попроще было. Да и сейчас, если знать, к кому обратиться… В общем, могу организовать.

– Быть этого не может, – сказал Глеб почти искренне, налегая на весла. – Да вы настоящий клад, маэстро!

– Сомневаетесь? – тоже переходя на подчеркнуто официальное «вы», суховато произнес Стаканыч. – Я, молодой человек, учил не только этого бородатого хулигана Завьялова, но и многих, многих других людей! В том числе и таких, которые умеют помнить добро.

– Да ладно вам, Степан Степанович, – примирительно сказал Глеб. – Ссориться-то зачем? Смотрите, утро какое чудесное! Неужели двое интеллигентных, симпатичных друг другу, не чуждых искусства людей не могут встретить зарю над морем без банальной перебранки из-за пустяков? Клянусь, я вам верю! Иначе и быть не может, вы же здесь всю жизнь прожили, должны знать все входы и выходы… Только это, наверное, все-таки очень сложно. Дайвинг все-таки модное развлечение для толстосумов…

– Дайвинга я вам и не обещаю, – понемногу остывая, но все еще продолжая выкать, проворчал Стаканыч. – Я просто могу достать заправленный акваланг на время. Не бесплатно, конечно, но по приемлемой цене. Только, если не умеете им пользоваться, лучше не рисковать. Не хотелось бы брать грех на душу…

– Ну, мы же разумные люди! – вскричал Глеб. – Что же я, по-вашему, сразу полезу обследовать какие-нибудь подводные гроты? Да я их, если хотите знать, до смерти боюсь, у меня что-то вроде легкой формы клаустрофобии… Я у бережка, на мелководье. Очень, знаете ли, хочется рыбок посмотреть, крабиков всяких… Я соседской девочке морскую звезду обещал. Можно, конечно, купить сушеную…

– Лучше купить, – авторитетно заявил Стаканыч. – Сам ты ее правильно не высушишь, привезешь ребенку кусок тухлятины, придется выбросить… А акваланг я тебе достану. Для хорошего человека почему не достать? Табань, Федор Петрович, приехали!

Глеб перестал грести и вынул весла из воды. Стаканыч с кряхтением вынул из-под скамьи и осторожно, без всплеска, опустил за борт крупный булыжник в старинной веревочной авоське. К ручкам авоськи был привязан прочный шнур, аккуратными кольцами свернувшийся под скамьей. Глеб следил за тем, как скользит по краю борта, разматывается, уходит в глубину крепкая нейлоновая веревка с завязанными через равные промежутки узлами.

– Двенадцать метров, – торжественно объявил Стаканыч, когда импровизированный якорь лег на невидимое дно.

– А вода-то чистая, – заметил Глеб. – Может, это не то место? Должно же вокруг канализационной трубы хоть что-то плавать!

– Так дождя не было давно, – спокойно возразил Стаканыч. – Недели полторы, а то и все две. Вот грязь и рассосалась. Это ж не ванна – море, чудак! Что ж ты такой недоверчивый-то, а?

– Станешь тут недоверчивым, – проворчал Глеб. – Я вчера попросил таксиста подбросить меня до хорошего винного магазина, так, не поверишь, минут сорок по городу колесили! Ну, расплатился я, коньяк купил… Дай, думаю, прогуляюсь, пройдусь куда глаза глядят. Два квартала прошел, гляжу – ба, да я ж на этом самом месте час назад в такси садился!

Стаканыч понимающе хмыкнул, разматывая удочки.

– Так то таксисты, – пояснил он. – Они приезжих за людей не считают, творят с ними что хотят. А я добро помню. Вот порыбачим, и пойду на набережную, погляжу, что там и как. Правда, боязно чуток, а все-таки, как не сходишь туда денек, вроде чего-то не хватает… Ну, гляди сам. Вон, мысок видишь? Домик белый видишь на нем? Это насосная станция. То есть не насосная, конечно, тут самотеком все сливается в лучшем виде, а… ну, как ее? В общем, заслонки там, вроде шлюзов. Надо – открыл, не надо – закрыл…

– Надо же, как все серьезно, – сказал Глеб. Он будто наяву увидел перед собой непробиваемую стену ржавого, обросшего толстым слоем тихо шевелящейся подводной дряни металла, и ему сделалось не по себе. – А смысл в этом есть?

– Ясно, что нету, – рассеянно отозвался Стаканыч, колдуя над наживкой. – Потому их и не закрывает никто. Как построили, так оно и стоит никому не нужное.

– А зачем тогда строили? – удивился Глеб.

– Да мэр наш бывший построил зачем-то… Может, деньги отмывал, а может, перед начальством выставиться хотел, как он о чистоте и здоровье горожан радеет… Кто ж его знает, чего он на самом деле хотел? Сколько веков городу, и никогда в нем ливневки не было, обычными желобами обходились, а тут на тебе – новшество! Далась тебе эта канализация, – добавил он, протягивая Глебу готовую к употреблению удочку. – Будто и поговорить больше не о чем. Гляди, туман редеет, сейчас самый клев начнется. Ну, Федор Петрович, с богом! Ни хвоста тебе, ни чешуи!

– К черту, Степаныч, – ответил Глеб и, несильно размахнувшись, забросил удочку.