Текст книги "Комбат. За личное мужество"

Андрей Николаевич Воронин
Комбат. За личное мужество

© Подготовка и оформление Харвест, 2012

Глава 1

Осень в Москве выдалась настолько теплой, что казалось, будто вместо долгожданного, окутанного холодными предрассветными туманами бабьего лета пришла весна, – в скверах вновь зацвели каштаны. Одни москвичи восприняли это как предзнаменование грядущего апокалипсиса, другие – как добрый знак. Так или иначе, но это была аномалия. Когда под ноги то и дело падали колючие каштановые ежики с коричневыми, похожими на камешки гладышами, а в воздухе пахло майским цветом, это напрягало и тревожило. А тревога – далеко не лучшее состояние души. Вот уже несколько дней подряд, возвращаясь домой после традиционной утренней пробежки, Борис Рублев ощущал на себе чей-то пристальный взгляд. Бывший командир десантно-штурмового батальона знал достаточно способов вычислить того, кто, как говорится, положил на него глаз. Интуиция подсказывала ему, что пока что этот таинственный соглядатай непосредственной опасности не представляет, и Рублев решил немного поиграть с ним в кошки-мышки. Но сегодня этого уже почти привычного ощущения слежки не было. Сегодня за ним не следили. А значит, он упустил того, кто этими теплыми осенними днями неотступно следовал за ним. Рублеву это не понравилось.

Еще больше Борису не понравилось то, что у подъезда его дома, несмотря на раннее время, стояли и что-то оживленно обсуждали с новым дворником две соседки-пенсионерки. Одна, Мария Митрофановна, бывшая учительница, живущая на первом этаже, в общем-то была женщиной тихой и интеллигентной. По утрам она выгуливала свою рыжую таксу Жульку, которая теперь испуганно жалась к ноге хозяйки. А вот то, что у подъезда в такую рань вдруг оказалась ненакрашенная, без шляпки, в халате и домашних тапочках Серафима Карловна с пятого этажа, выглядело более чем странно.

Как правило, Борис Иванович Рублев с соседями не общался. Он считал, что чем меньше проживающие рядом люди будут знать о тебе, тем меньше станут тревожить. А ему после стольких лет напряженной, связанной с постоянным риском службы хотелось хотя бы дома побыть одному, отдохнуть и отрешиться от чужих проблем. Но вот эта самая Серафима Карловна, которую жильцы дома прозвали «вездесущей Серафимой», не только уже успела с ним познакомиться, но и рассказала о себе столько, сколько он и знать-то не хотел. И все эти встречи были как бы совсем случайными и незапланированными. То Серафима Карловна вдруг выныривала из подъезда в дождь без зонта, когда он садился в машину, и просила подвезти до магазина. То догоняла его на остановке, когда он возвращался пешком. Пару раз приходила за солью и луком и по этому поводу минут пятнадцать говорила, точнее, вещала в прихожей, пока Борис не выставлял ее за дверь. Хотел того Рублев или не хотел, он узнал и о том, что в молодости Серафима Карловна работала в комитете комсомола, потом в отделе кадров одной из московских фабрик, что она пережила двоих мужей, что ее единственный сын-физик еще в девяностые уехал, точнее, улетел покорять Америку. Но, к сожалению, дела у него в Штатах пошли не так, как он планировал, а так, как предрекала ему Серафима Карловна. Он и теперь за океаном, работает в Бостоне таксистом, а его жена, тоже эмигрантка, но из Украины, – официанткой. У них двое детей, которых Серафима Карловна видела только на фотографиях, скромная съемная квартира и куча долгов. Сама же Серафима Карловна сдавала двухкомнатную квартиру сына в Бирюлево, получала приличную пенсию и мечтала еще раз выйти замуж. Об этом она заявила Рублеву едва ли не при первой же их встрече.

– Я сразу вас выделила, – заявила Серафима Карловна, – я вижу, вы человек военный, не пьете, не курите, по утрам бегаете, следите за своим здоровьем. Я уверена, что и друзья у вас такие же. И я буду вам очень признательна, если вы познакомите меня с каким-нибудь вдовцом. Генералом, полковником или на худой конец майором. Поверьте, я смогу скрасить его одинокую старость.

После этого сделанного год тому назад признания Серафима Карловна едва ли не каждую будто бы случайную их встречу начинала то заискивающим, то чуть ли не наглым: «Ну как?» В конце концов Борис Рублев научился избегать даже случайных встреч с «вездесущей Серафимой», чему способствовало то, что она никогда не появлялась на улице раньше двенадцати, причем выходила всегда аккуратно причесанной, с безупречным макияжем, в шляпке и, несмотря на преклонный возраст, в туфлях на высоких каблуках. И тут вдруг рано утром, когда ему еще нужно было успеть на вокзал к приезду одного из своих сослуживцев, можно сказать товарища по оружию, он вдруг натыкается на столь непохожую на саму себя и явно чем-то встревоженную Серафиму Карловну. Рублев, вежливо поздоровавшись, попытался пройти мимо, однако тут не только Серафима Карловна, но и скромная Мария Митрофановна, и дворник Карим в буквальном смысле преградили ему дорогу.

– Наконец-то! Вот, вот кто нам поможет! – радостно воскликнула Серафима Карловна. – Вот, вот он – настоящий мужчина! Нам нужна ваша помощь!

– Простите, я очень спешу, – заявил Рублев, пытаясь продолжить путь.

– Речь идет о жизни и смерти! – высокопарно заявила Серафима Карловна, прижимаясь спиной к входной двери.

– Ну что такое? – понимая, что от «вездесущей Серафимы» ему просто так не отделаться, недовольно проворчал Рублев.

– Вот, Мария Митрофановна выгуливала Жульку, а потом хотела зайти в подвал, картошки взять. Она, как и я, на зиму всегда картошку покупает, – торопясь, заговорила Серафима, активно жестикулируя, но при этом не отходя от двери. – Сколько ты там, Маша, в этом году себе засыпала?

– Два мешка, – растерянно пробормотала Мария Митрофановна.

– А я три! – гордо сообщила Серафима Карловна и добавила: – По весне, если останется, можно будет и продать. Это же у нас подвалы имеются. А в соседних домах, там же бедные люди! И как они без подвалов живут?

– Серафима Карловна, давайте ближе к делу! – попросил Рублев. – Чем я-то могу вам помочь?

– Да-да, так вот Мария Митрофановна хотела в подвал зайти, а двери изнутри заперты. Она мне по домофону позвонила. «Что делать?» – говорит. Я спустилась, проверила. И правда, двери изнутри заперты и в скважине ключ с той стороны торчит. А с этой стороны вставить не получается. Мы дворника Карима позвали.

– Правильно сделали, – кивнул Рублев. – У него инструменты есть. Он и откроет.

– Да в том-то и дело! Карим не хочет. Боится туда один соваться. А вы, я же вас знаю! Вы же человек военный! Помогите нам! Я тоже бы картошки себе набрала, раз уж встала в такую рань и вниз спустилась в чем мать родила.

Рублев, взглянув в укутанную в цветастый халат Серафиму Карловну, едва сдержал улыбку.

– Карим – дворник, а не слесарь, – вдруг угрюмо отозвался до того молчавший Карим.

– Ладно, – кивнул Рублев, понимая, что разбираться сейчас с Каримом будет себе дороже.

Он осмотрел замок и пожал плечами:

– Но мне в любом случае нужно подняться к себе за инструментами.

– Не надо ходить за инструментом, – все так же угрюмо проговорил Карим. – У меня есть инструмент. Я сейчас принесу инструмент.

С этими словами он не спеша направился к соседнему подъезду.

– У него там дворницкая, – поспешила объяснить Серафима Карловна.

Рублев взглянул на часы. На вокзал ехать рановато, но ему хотелось еще принять душ, выпить кофе.

Конечно, Василий Титовец, а именно его должен был встретить Борис Рублев, знал его адрес и сам мог приехать, но попросил встретить его на вокзале. Ему предстояла какая-то важная встреча, и он собирался отдать Рублеву вещи, чтобы не сдавать их в камеру хранения. Наверняка это были сибирские гостинцы и сувениры, если можно назвать сувенирами обещанную медвежью шкуру и оленьи рога. В маленьком сибирском поселке, где Василий Титовец поселился после увольнения из армии, его главной страстью стала охота. В Москве он бывал нечасто, только по делам, останавливался обычно в гостинице. Но в этот раз Рублев сам предложил остановиться у него и продиктовал адрес.

Карим принес ящик с инструментами, и мужчины вместе взялись за работу.

Между тем «вездесущая Серафима» не унималась и, не спуская глаз с Рублева и Карима, которые возились с замком и дверью, поспешила предположить:

– Это точно Марусины бомжи опять там загуляли! Вы Марусю из первой квартиры знаете же?

Рублев, не отрываясь от замка, неопределенно передернул плечами.

– Ну как же! – удивилась Серафима Карловна. – Рыжая такая, дюймовочка, ни кожи ни рожи, а все туда же, хвостом перед мужиками крутит. Хотя что у нее за мужики – бомжи да алкоголики! Правда, поначалу милиционер какой-то захаживал. Потом Колян появился, страшненький, без зубов, а она все ему: «Коленька, Коленька…» Он сюда к нам в подвал и начал таких же, как он, алкашей таскать. За картошкой не сходишь. Где пьют, там, извиняюсь, ис…! Когда лампочка не горит, обязательно в какое-нибудь дерьмо вляпаешься! И сама Маруся, хоть квартиру имеет, постоянно с ними в подвале сидит, тоже алкоголичкой стала.

– Но она же не всегда такой была, – вступила в разговор Мария Митрофановна. – Она же медсестрой в поликлинике работала, вон и мне уколы ставить приходила. А до того, она сама мне рассказывала, где-то в горячей точке воевала. Даже боевые награды имеет. И квартиру ей эту тоже не просто так дали, а как вдове героя. У нее муж погиб, когда она совсем молоденькой была. Она мне сама рассказывала…

– Ой, ну она тебе много чего понарассказывает! – недоверчиво покачала головой Серафима Карловна. – Ты слушай ее побольше! Ты ее последнего кавалера видела? Санька? В сыновья ей годится, а она его тискает, облизывает, шепчется с ним о чем-то. Тоже мне – Алла Пугачева! Галкина себе нашла! А Санек этот красивый такой, высокий, стройный, брови вразлет, глаза голубые…

– Ой, Серафима, ты уже и глаза его разглядеть успела! – покачала головой Мария Митрофановна. – Может, ты сама на него запала? Ревнуешь?

Жулька, вильнув хвостом, тявкнула.

– Да ты че! – покраснев, возмутилась Серафима Карловна. – Мне просто парня жалко. Я Марусе говорю, мол, че к парню привязалась, че молодого спаиваешь? Че, одногодки тебя уже не устраивают?! А она мне: «У него трагедия. Жена погибла. Его поддержать нужно». Я ей: «Поддержать или подержать?» А она смеется, зуб свой золотой демонстрирует. Говорит, мол, у них душевный контакт, общаются они. Ну так и общайся у себя в квартире! Так нет, в подвал тащатся. Я дня три назад Санька этого ее, когда он трезвый был, тут на лавочке перехватила и говорю, мол, если еще раз ночлежку в подвале у нас устроите, участкового вызову. Он вроде как испугался, говорит, мол, все, больше в вашем подвале ни-ни. Пару дней и правда не было их здесь, а теперь снова праздник устроили. Ну мы их сейчас накроем!

– Может, нужно было Марусе позвонить? Может, она в курсе, кто там в подвале заперся? – засомневалась Мария Митрофановна.

– Да я, когда вниз спускалась, звонила ей. Никто не открывает. Или спит пьяная, или в подвале сидит вместе с хахалем своим. Не знаю уж, чем они там занимаются, – покачала головой Серафима Карловна, собираясь, очевидно, продолжить свою тираду.

Но как раз в этот момент дверь поддалась, и Рублев первым вошел в подвал. Он нащупал на стене выключатель, щелкнул им, но лампочка не загорелась.

– Шайтан! – возмутился Карим. – Опять гады лампочка выкрутили! Вот попадись мне, голова так выкручу!

Идти за фонариком времени не было, и Рублев, посветив мобильником, зашагал по ступенькам вниз. Он знал, что за поворотом есть несколько заставленных картонками узеньких окон и можно будет обойтись без дополнительной подсветки. Картонки, очевидно, поставили бомжи, чтобы их снаружи не видели и не тревожили.

В подвале, по обыкновению, резко пахло сыростью, мочой, химикатами, которыми недавно травили крыс. Но в этот раз, как показалось Рублеву, к этим запахам примешивался едва уловимый запах крови.

Снимать с окон картонки не пришлось. Одно окно было открыто настежь. И, судя по подставленным к нему ящикам, кто-то уже воспользовался им, чтобы сбежать. Ящики, очевидно, подставляли к окну второпях, потому что прямо на полу валялись служившая скатертью газета, полупустая бутылка водки, неаккуратно открытая ножом и вылизанная не то людьми, не то успевшими ретироваться котами жестянка с рыбными консервами. А чуть поодаль, в полумраке, лежал молодой мужчина. У него из груди торчал, очевидно, тот самый нож, которым открывали консервы. Вытекавшая из раны кровь образовала на полу довольно большую лужицу.

– Санек… – выдохнула Серафима Карловна, которая тоже успела спуститься вниз. – Вот подонки! Прямо в сердце…

– Вы говорили, что он бомж, – напомнил Рублев, недоверчиво разглядывая аккуратно подстриженного, чисто выбритого молодого парня в дорогом джинсовом костюме и явно не секонд-хендовской черной майке с похожими на иероглифы знаками. Правда, на ногах у него, кроме носков, ничего не было. Похоже, кому-то очень приглянулись его туфли или кроссовки.

– Ну да, мне Маруся говорила, что ему жить негде. Жена у него погибла, а родителей жены, в смысле тещу, он на дух не переносил, – поспешила уточнить Серафима Карловна.

– Да нет, я о другом, – покачал головой Рублев. – Он что, всегда вот так пострижен был, в одежду дорогую одевался?

– Нет, – присмотревшись, покачала головой Серафима Карловна. – Он в какой-то робе старой ходил. И да, небритый, немытый, и рыбой от него вечно несло. Нет, таким чистеньким я его никогда не видела, – уверенно сказала она и добавила: – Может, он себе новую девушку нашел. Хотел от Маруси уйти, а она приревновала и убила его?!

– Надо в полиций звонить, – решительно сказал Карим. – Мне начальник строго сказал, если ЧП, в полиций звонить.

– Да, конечно, вызывайте полицию! – сказал Рублев, бросив взгляд на часы. Без душа, без кофе, но встретить Василия он еще успевал.

– А вы куда?! – возмутилась Серафима Карловна. – Вы главный свидетель!

– Почему главный? – удивился Рублев.

– Как «почему»? – подняла брови Серафима Карловна. – Вы же первым труп обнаружили!

– Это подозреваемые главные бывают. А свидетели – это все те, кто видел преступление или место преступления, – попытался защититься Рублев.

– Ну что там?! – подала вдруг голос Мария Митрофановна, которая так и не решилась спуститься. Жулька жалобно заскулила.

– Труп! – односложно ответила Серафима Карловна.

– Как «труп»?! – в ужасе воскликнула Мария Митрофановна. – Чей труп?!

– Иди сама посмотри! – крикнула Серафима Карловна.

Рублев воспользовался случаем и поспешил подняться по лестнице. Но в подъезд войти он не успел, поскольку к нему подъехал полицейский «уазик», к которому побежал Карим, а следом подкатило такси. Из такси, к огромному удивлению Рублева, вылез, оглядываясь по сторонам, Василий Титовец. Комбат взглянул на часы. До времени прибытия поезда, которое назвал в телефонном разговоре Василий, оставалось около часа.

Василий, высокий, широкоплечий светловолосый парень, очевидно уже успел расплатиться, потому что водитель не медля открыл ему багажник.

– Василий! – окликнул Рублев.

Тот как-то странно дернулся, но, узнав друга, радостно улыбнулся.

– Давай помогу! – сказал Борис, направляясь к машине.

– Да тут у меня только чемодан и сумка, – махнул рукой Василий, забирая из багажника вещи.

– Ты же говорил, что у тебя вещей много, – пожал плечами Борис. – И время другое назвал.

– Поезд раньше пришел… – чуть понизив голос, сказал Василий, когда машина отъехала, и опять огляделся по сторонам.

– Ну, чтобы поезда опаздывали, бывало. Но чтобы раньше времени приходили… – покачал головой Рублев, наконец пожимая руку Титовцу.

– Телефон, брат, сам знаешь, какая ненадежная штука, – нахмурился Василий, закуривая.

Рублев на его предложение закурить покачал головой и односложно ответил:

– Бросил.

– Да… – задумчиво пробормотал Титовец и опять оглянулся.

– Ты чего дергаешься? Следят за тобой, что ли? – спросил Рублев.

– Точно не знаю, – пожал плечами Василий, – но это вполне возможно.

– Слава богу, что вы никуда не уехали! – вдруг воскликнула появившаяся возле них Серафима Карловна. – Там внизу милиция. Вас ждут!

– Я товарища своего наверх провожу, квартиру ему открою и к вам спущусь, – пообещал Рублев, надеясь все же избежать разговора с полицией. Ему совсем не хотелось лишний раз светиться перед органами правопорядка.

– Имейте в виду, это не просто преступление! Это убийство! А вы главный свидетель! – строго заметила Серафима Карловна.

– Если я им буду нужен, они сами меня найдут, – сухо и даже резко оборвал ее Рублев.

– Хорошо, хорошо, – закивала Серафима Карловна, очевидно заинтересовавшись новым товарищем своего соседа, и поспешила в подвал, откуда эхо доносило лай не на шутку встревоженной Жульки.

– Что тут у вас стряслось? – поинтересовался Титовец, когда они вошли в подъезд.

– Убили парня в подвале. Говорят, бомжевал. Мне в это дело ввязываться не хотелось бы. Сам понимаешь, лишний раз светиться мне ни к чему, – заметил Рублев.

– Кому ж лишний раз светиться хочется, – пожал плечами Титовец, входя в квартиру и осматриваясь.

– Ты располагайся, в комнату проходи, а я на кухню. Голодный же небось с дороги? – спросил Рублев, окинув приятеля отеческим взглядом.

– Есть немного, – кивнул Титовец и, заметив на стене армейскую фотографию, где была вся их первая рота десантно-штурмового батальона, спросил: – Помнишь, майор?

– Помню, – кивнул Рублев и тяжело вздохнул.

Когда он смотрел на эту фотографию, ему вспоминалось разное. Однако сейчас почему-то стало горько. Да, были у них победы, но потери помнились острее. И если говорить о воинском братстве, то оно, как с годами понял Рублев, держится как раз на общей памяти не столько о победах, сколько о потерях.

Василий, взглянув на Рублева, все понял без слов и тоже тяжело вздохнул.

Уже на кухне, за горячими бутербродами, которые на скорую руку приготовил Рублев, Титовец поинтересовался:

– А ты как, служишь где или на пенсии?

– Считай, на пенсии, – кивнул Рублев и, чуть улыбнувшись, сделал несколько глотков горячего кофе.

– Не верю, – покачал головой Василий.

– И правильно делаешь, – улыбнулся Рублев.

– Я знаю, здесь, в Москве, с нашим военным опытом можно заколачивать неплохие бабки, только нужно знать где, – как-то вдруг воодушевившись, сказал Титовец.

Но Рублев только покачал головой и, чтобы перевести разговор на другую тему, спросил:

– А ты в Москву зачем? Ведешь себя как-то странно. Просишь встретить, а приезжаешь на час раньше. И налегке. Я-то, грешен, думал, что ты мне шкуру медвежью, рога привезешь, как обещал.

– Привезу. И шкуру, и рога, если появилась та, которая может их тебе наставить, – попытался пошутить Титовец.

Но Рублев сухо его оборвал:

– Это мне точно не грозит.

Эта тема была для Бориса Рублева табу. Он был из тех мужчин, которые не любят болтать попусту, хвастаться легкими амурными победами. О том, что творилось у него в душе, что волновало его сердце, знал, а точнее, догадывался лишь он сам.

Титовец это уловил и смущенно потупился.

– Ну, так в Москву ты зачем? – повторил свой вопрос Рублев.

– Дело здесь у меня, – пробормотал Титовец, болезненно морщась.

– Опасное? – спросил Рублев, сверля взглядом Василия.

– Не знаю еще, – пожал плечами тот. – Мне с человеком одним встретиться нужно.

– Из наших?

– Нет, – покачал головой Василий.

– У тебя на когда встреча назначена? – поинтересовался Рублев.

– Ну, пока что время терпит, – уклончиво сказал Василий, давая понять, что об этом он с Рублевым говорить не хочет.

– Ладно, – кивнул Рублев. – Я спросил, чтобы прикинуть, чем заняться. Может, выспаться хочешь или душ принять, отдохнуть?

– Нет, – отказался Титовец, – на это у меня точно времени нет.

Договорить они не успели: кто-то настойчиво позвонил в дверь. Рублев, еще не посмотрев в глазок, уже догадался, кто это мог быть.

На лестничной площадке стояла Серафима Карловна, только уже не в халате, а в элегантном красном костюме и черной шляпке.

– У нас еще одно убийство! – сказала она не то с горечью, не то с воодушевлением и добавила: – Вы нам очень, очень нужны! И товарища вашего тоже позовите! Будете понятыми!

– Давайте вы с ним будете понятыми, – предложил Рублев. – А я лучше останусь в стороне.

– Хорошо, но я вас жду. Пойдем… – сказала Серафима Карловна, чуть закатывая глаза.

– Куда? – спросил Рублев. – В подвал?

– Нет, – покачала головой Серафима Карловна. – К Марусе! Я знала, я чувствовала, что добром это не кончится! – выпалила она.

Титовец вышел в прихожую, очевидно догадавшись, что им от этой женщины так просто не отделаться.

– Я так и знала! Я так и чувствовала! – продолжала вещать Серафима Карловна, пока они друг за другом спускались по лестнице. – Бедные, бедные Санек и Маруся! Они так любили друг друга. Многие не верили, а ведь у них и правда было настоящее душевное родство! И разница в возрасте здесь совершенно ни при чем!

– Так кого убили? – попытался узнать Титовец.

– Вы что, не поняли?! Марусю убили! – всхлипнула Серафима Карловна.

– Полиция там? – спросил Рублев.

– Там, там, – кивнула Серафима Карловна. – Но им я не хочу ничего говорить. А вам скажу. Вам я скажу, потому что знаю, знаю, кто их убил.

– И кто же их убил? – спросил Рублев, понимая, что Серафима Карловна не успокоится, пока не вывалит на них всю известную ей информацию.

Серафима Карловна остановилась, оглянулась и, понизив голос, сообщила: – Это Колян. Из ревности. У Маруси был любовник, Колян, сущий алкаш. А когда у нее Санек появился, Колян несколько раз приходил и сцены устраивал. Маруся сама мне жаловалась.

– А где его, этого Коляна, найти? – поинтересовался Рублев.

– Я потом вам все расскажу и покажу, – пообещала Серафима Карловна и добавила: – А теперь тише… нас там ждут.

Дверь в квартиру была не заперта. Внутри царил беспорядок. Очевидно, хозяйка вечером или ночью вела с кем-то довольно бурный диалог, свидетельством чему были разбитые тарелки и бутылки, перевернутые стулья и стол, обрывки газет, раздавленные прямо на полу помидоры. Труп, уже накрытый простыней, лежал на диване. Эксперт вертел в руках, облаченных в резиновые перчатки, окровавленный кухонный нож.

– Что, тоже ножевое? – спросил Рублев у эксперта, высокого, худощавого, чуть сутулого парня в очках.

Тот, не поворачиваясь, кивнул и, очевидно посчитав, что интересуется кто-то из своих, добавил:

– И снова работал профессионал.

– То есть? – попросил уточнить Рублев.

– Да вижу знакомый почерк десантуры, – хмыкнул эксперт и попытался имитировать ножевой удар.

– А вы что, в десанте служили? – с недоверием в голосе поинтересовался Рублев.

Эксперт покачал головой и только теперь повернулся.

– А вы вообще-то кто такой? – спросил эксперт, увидев незнакомого мужчину.

– Я тот, кто может точно оценить профессионализм удара, – ответил Рублев.

– Вы служили в десанте? – спросил эксперт.

Рублев кивнул.

– И что скажете? – поинтересовался эксперт, приподнимая простыню, прикрывавшую труп.

Рублев глянул и нахмурился:

– Там, в подвале, я думал, что мне показалось, – сказал он, – но теперь я уверен, что мне знаком этот удар. Я видел точно таким образом убитых душманов.

– Так вы, может, знаете, кто убийца?

– Нет, – покачал головой Рублев, – убитых этим бойцом душманов видал, а кто он – не знаю. Может, ты, Василий, в курсе? – спросил он у Титовца.

Тот, похоже, даже не услышал вопроса, поскольку сосредоточенно разглядывал стоящие на серванте резные фигурки.

Наконец он снял одну из фигурок и показал Рублеву:

– Вот эти солдатики мне точно знакомы.

– Это римские воины? – уточнил Комбат.

– Ну да, вырезанные из мыла римские легионеры. И я их точно видел. Но где, сейчас не вспомню. – пробормотал Титовец.

– Надо бы вспомнить, – серьезно сказал Рублев. – Обязательно надо вспомнить…

Солдатики были вырезаны из куска обычного белого мыла. Это была и вправду ювелирная работа, требующая мастерства и выдержки.

– Этих солдатиков Марусе Санек подарил, – поспешила включиться в разговор Серафима Карловна. – Она мне как-то хвасталась.

– И это Санек их вырезал? – спросил Рублев.

– Не знаю, наверное, – пожала плечами Серафима Карловна, сняв с серванта второго легионера.

– Вам же ясно сказали: ничего не трогать! – зло одернул их следователь, молодой черноволосый невысокий мужчина, который до этого был, очевидно, занят осмотром квартиры.

Рублев, не собираясь вступать ни с кем в пререкания и бросив на ходу Василию, что будет ждать его на улице, вышел из квартиры.

Возле подъезда стоял полицейский «уазик», а на лавочке сидели Мария Митрофановна с Жулькой на поводке и еще одна соседка – пожилая и вечно всем недовольная Варвара Семеновна. Она выглядела гораздо старше «вездесущей Серафимы» и Марии Митрофановны, а они, похоже, не очень любили ее общество. Но сейчас две пожилые женщины что-то оживленно обсуждали.

Рублев поспешил отойти в сторону. Ему просто необходимо было осмыслить происходящее. Еще утром, отправляясь на пробежку и вдыхая полной грудью свежий осенний воздух, он совсем иначе представлял себе сегодняшний день: встреча со старым другом, задушевный разговор, горькие, но дорогие воспоминания. А тут сразу два убийства, «вездесущая Серафима» и Василий Титовец, которого, похоже, тоже угораздило влипнуть в какую-то историю.

Неожиданно на огромной скорости во двор влетел и резко затормозил у подъезда белый микроавтобус с затемненными стеклами. Из него выскочили пятеро парней с автоматами в униформе и черных масках. Что-то в их облике насторожило Бориса. Ему показалось, что новые «гости» «не тянут» на спецназовцев. Когда же из микроавтобуса выскочил водитель – накачанный бритоголовый невысокий крепыш, руки которого были сплошь покрыты наколками, Рублев понял, что подозрения его вполне обоснованны. Как только маски-шоу скрылись в подъезде, Рублев поспешил за ними.

Дверь в квартиру, которую всего несколько минут назад покинул Борис, кто-то то ли случайно, то ли специально запер изнутри. Внутри вовсю шла перестрелка.

Вдруг дверь резко распахнулась, и Рублев, который интуитивно просчитал подобную ситуацию и поднялся вверх по лестнице, увидел тех же «спецназовцев», которые спешно покидали квартиру, вынося на руках одного из своих, истекающего кровью.

В квартире все было перевернуто вверх дном. На полу в прихожей лежал серьезно раненный эксперт. Над ним сидел, пытаясь хоть как-то помочь, следователь с пистолетом в руке. Василий Титовец стоял, прижавшись спиной к стене, и напряженно высматривал через распахнутое окно кого-то на улице.

– Что здесь случилось? – спросил Рублев.

– Вызывайте «скорую»! – распорядился следователь, а затем, доковыляв до окна, из которого доносился гул мотора отъехавшего микроавтобуса, крикнул водителю «уазика»: – Чего стоишь?! Догоняй! Это не спецназ!

Тем временем из-под стола выползла Серафима Карловна.

Почему-то понизив голос, она сообщила:

– Я вызвала «скорую».

– Спасибо, – кивнул ей следователь.

– Кто это был?! – возбужденно поинтересовалась Серафима Карловна. – И что им было нужно?

– Кто ж их знает, – покачал головой Титовец. – Форма и маски у них старые, будто какой-то военный склад грабанули.

– Они что-то искали, – догадалась Серафима Карловна.

Рублев посмотрел на растоптанных на полу мыльных солдатиков.

Титовец перехватил взгляд Рублева и, понизив голос, сообщил:

– Я вспомнил, где я видел точно таких солдатиков.

Рублев, оглянувшись на Серафиму Карловну, которая не то проверяла, работает ли ее мобильник, не то пыталась кому-то дозвониться, поспешил отвести Василия подальше.

– Это было в госпитале. Помнишь, я там с месяц валялся после ранения, – продолжил Титовец.

Рублев кивнул.

– Да, так вот там у нас была медсестричка Поля. За ней многие пытались ухаживать. А один боец, его, кажется, Костей звали, подарил ей точно таких же вырезанных из мыла солдатиков. Она их взяла и сказала: «Павлику своему отнесу. Ему понравится». Так мы все узнали, что у Поли есть сын Павлик. Что потом было, я не знаю. Выписался.

– Но Марусе этих мыльных солдатиков вроде как подарил Санек.

– Да-да, Санек! Маруся сама мне хвасталась! – опять встряла в разговор Серафима Карловна.

Но тут в квартиру вбежали врачи и полицейские, которых, очевидно, привез водитель, пытавшийся догнать микроавтобус с фальшивыми спецназовцами. «Вездесущая Серафима» тут же поспешила к ним.

Рублев и Титовец, который все чаще поглядывал на часы, не сговариваясь, покинули квартиру.