Текст книги "«Раздавите проклятую гадину!» Речи сталинского прокурора"

Я уже докладывал суду, что есть свидетельство самое яркое, классическое, как здесь говорила защита, – свидетельство бесхозяйственности, небрежности, свидетельство того, что Эймонт занимался не тем делом, которое ему было поручено, – фактически не руководил, не инструктировал, потому что те бумаги, которые писались, ничего не давали.

Вспомните свидетельство Никитина. Если потребуется, я дам объяснения во всей полноте, но суд, я думаю, хорошо помнит о том, что говорил Никитин: было 6–10 человек штата в бухгалтерии. Никитин неоднократно указывал на недопустимость такого положения вещей, но все оставалось безрезультатным. И когда, наконец, 20 августа 1923 г. (т. е. месяца за два до ликвидации треста) штат был увеличен, то лишь под упорным давлением Никитина.

Характеризуя бухгалтерию, можно сказать одно только слово «Лапицкий», и довольно. Кто ответит за Лапицкого? Эймонт, конечно. Говорят: штаты были малы. А кто отвечает за то, что были малы штаты? Заведующий финансово-счетным отделом. Когда мы допытывались у Никитина, почему не взяли лишних 2–3 человек, он сказал: «Недостаток материальных средств». Ах, вот что! А две тысячи рублей на дачу? А 211 червонцев Бердяеву подъемных после того, как он уже пропустил 1300 червонцев в «Париже»? А были средства ремонтировать комнаты? Были средства покупать на 10 тысяч рублей золотом прокисшее вино, которым торговали-торговали, а в результате оказалось, что за 3–4 месяца всего 8 бутылок продали, а остальное вино окончательно скисло? Это что – «недостаток средств»?

Очевидно, средства были, но не было хозяйственного, делового, добросовестного отношения к ним. Эймонт имел громадное влияние на Розенберга. Как показывает председатель месткома, он мог добиться всего, чего хотел. Очевидно, увеличения штатов он не добивался; он говорил, что это несвоевременно, что надо подождать. Все его отношение к бухгалтерии свидетельствует о том, что Эймонт хотя и понимал, что такое бухгалтерия, ибо он достаточно грамотный человек, но по своей преступной халатности и бездеятельности не проявлял к ней нужного внимания, т. е. совершил преступление, предусмотренное ст. 108 УК.

Далее вопрос идет относительно акта и не записи в него незаконных выдач тантьемы. Они не внесли в акт это обстоятельство. Оно обнаружилось только при последующей ревизии, благодаря тому, что бухгалтер Горбунов явился и рассказал об этом, раскрыв именно тот подлог, о котором я говорил. Таким образом, здесь-налицо ст. 116 УК.

В истории с Ковалевым Эймонт тоже участвует. Какое основание было для получения Ковалевым 15 тысяч рублей? Кто этому помогал? Эймонт выписывал, Эймонт разговаривал, Эймонт помогал. Объяснения Ковалева по этому вопросу против Эймонта находят себе подтверждение в объективных фактах, в документах, и я полагаю, что здесь виновность Эймонта также несомненна.

Товарищи судьи, остаются еще три фигуры: Монаков, Позин и Браиловский.

Обвинение Браиловскому предъявляется в том, что им были совершены три фиктивные выдачи комиссионеру Мокровичу по трем договорам: 26 августа с Моссельпромом, 29 августа с 1-й колбасной фабрикой и в октябре с Коопсахом, представителем коего был допрошенный нами свидетель Дмитриев. Обвинение по этим трем сделкам обосновано достаточно. Были заключены договоры. То, что эти договоры были заключены на невыгодных условиях, это Браиловскому в вину не вменяется – вопрос о невыгодности спорный; то, что он платил комиссионерам проценты, это тоже не вменяется; то, что он не создал торгового отдела – были к тому «объективные» причины, была вина правления, – в этом он тоже не обвиняется, а обвинение ему предъявляется в фиктивных уплатах по несовершенным сделкам. Была Браиловским выдана Мокровичу какая-то сумма. Обвинение заключается именно в том, что он выдавал деньги, когда не следовало выдавать. Это есть растрата, как бы защита ни протестовала и ни удивлялась такой квалификации операции Браиловского.

Что касается двух других фигур – Позина и Монакова, я думаю, что с Позиным дело тоже обстоит просто, как в этой части и с Розенбергом. В конце концов вопрос сводится к формальному нарушению правил, регулирующих монополию. Нарушение налицо. Здесь было доказано, что Розенберг и Позин без разрешения НКВТ заключили два договора – один 22 мая 1922 года, а второй – 5 октября 1922 года. Эти договоры были заключены с Русско-Балтийской заграничной фирмой, представителем которой является некий Дарзан. Тут нарушение правил о монополий, внешней торговли, которые изложены в законе от 11 июня 1920 года. От НКВТ не было получено предварительного разрешения. Велись переговоры, заключались договоры. Та ссылка, которую делает Розенберг, что в практике Наркомвнешторга были случаи, когда проекты договора рассматривались как разрешения на предварительные переговоры, неправильна. Эту ссылку на практику Внешторг опровергает документами, которые находятся в томе X, – это просьба Наркомвнешторга привлечь к ответственности за нарушение законов о монополии внешней торговли Позина и Розенберга. Нарушение налицо, и оно бесспорно. Один из защитников подсудимых сказал, что они – Позин и Розенберг – просят снисхождения к ним ввиду того-то и того-то; но туда, где речь идет о снисхождении, я не вмешиваюсь. Это целиком дело суда.

Остается Монаков. Монаков – фигура довольно колоритная. Как-то незаметно выплыл этот человек, про которого можно было бы сказать, как сказал Тургенев в своих «Записках охотника» про Сучка: «Эх, и видал же ты, Кузьма, виды». И действительно, этот Кузьма – Монаков – виды видал: он был и в подотделе снабжения Астраханского завода, и в Главконсерве, и в Областьрыбе, и вторым помощником директора, и так далее, и так далее, но никогда не был ни производственником, ни красным купцом. Нет ничего удивительного, что он заключал договоры, которые приносили одни убытки. Все это было в процессе судебного следствия разжевано и растолковано, и я не буду останавливаться на всех этих договорах в отдельности, потому что их характер не оспаривался, а подвергался лишь толкованию.

Хотя производственная часть была убыточной, но производственная часть – это только часть, а торговля могла быть прибыльной, а следовательно, он и не ответственен за убыток по – производственной части. Вот как ставит вопрос защита, но по существу дела это неправильно. Если один заключает бесхозяйственный, бестолковый договор, убыточный для производства, то может ли он не нести ответственности за это потому только, что в торговле другой человек восполнил эти недостатки? Постановка вопроса неправильная, потому что по принципам уголовной ответственности каждый отвечает за себя. А если это так, если Монаков действовал бесхозяйственно, то и надо его судить за бесхозяйственность по ст. 128а[14]14
  В редакции постановления ВЦИК от 10 июля 1923 года.


[Закрыть], как и Бердяева, который договоры утвердил целиком. И отговорка этого «бедного» человека с таким богатым прошлым и биографией, со всем его торговым и деловым «опытом» тургеневского Сучка, отговорка, что он не знал цен, по которым заключал договоры, лишний раз доказывает, какие хозяева сидели на Астраханском заводе. У него под носом биржевое совещание, на бирже устанавливались цены, а он защищается тем, что цен не знал, на совещании не был. Бердяев, как умный человек, говорит: мы знали эти цены и могли их видеть. Тут определенно нанесен ущерб государству по бесхозяйственности, налицо состав ч. 1 ст. 128, и я поддерживаю это обвинение.

Я полагаю, товарищи судьи, вы учтете также связь Монакова с поставщиками через своего брата, служившего у одного из них.

Я кончаю. Я чрезвычайно быстро, чуть ли не кавалерийским маршем, проделал свой путь, стараясь, поскольку хватило сил, выявить общую картину преступлений, конкретизировать преступления отдельных подсудимых, будучи кратким и избегая повторения того, что мне казалось достаточно и без того запечатленным в вашей, товарищи судьи, памяти в результате судебного следствия.

Мне кажется, что, подводя итоги всему изложенному, можно прийти к такому заключению. Та бесхозяйственность, которая так резко выпячивается в этом процессе, которая носит действительно, можно сказать, классический характер, которая поражает и своей циничностью, циничностью тех откровенных форм, в которых эта бесхозяйственность проявляется, и тем циничным падением государственного треста до уровня мелкой торговли, без каких бы то ни было элементов серьезного государственного строительства, не подлежит никакому сомнению. Мне представляется, что это можно считать совершенно твердо установленным и что в данном случае, оценивая преступления Розенберга как председателя правления, Файно как члена правления, Эймонта как заведующего одним из отделов, Браиловского как заведующего другим отделом, вы имеете право сказать, что во всех своих действиях они не проявили необходимой хозяйственности, качеств рачительного хозяина; больше того, они не приложили никаких усилий к тому, чтобы трест мог в трудных условиях своей работы быть победителем, вместо того, чтобы оказаться побежденным. Это основная линия, которую вы должны, мне представляется, одобрить в моем обвинительном заключении.

Оценивая общую хозяйственную деятельность подсудимых и те преступления, которые они совершили, нужно, однако, сказать, что эти преступления – к счастью для нас – ничего исключительного в уголовном смысле, ничего феерического собой не представляют. Здесь, в этом зале, перед Верховным судом, конечно, проходили гораздо более тяжелые преступления, гораздо более гнусные преступления. Но и то, что прошло здесь перед нами в течение всего судебного следствия, представляет собой такой «букет», так отдает тлетворным запахом разложения, что суд не может со всей тщательностью и строгостью не реагировать на создавшееся положение. Верховный суд должен со всей силой советского закона произнести свое слово осуждения виновных, чтобы все другие крепко запомнили, как в Советском государстве нужно беречь народное добро, заботиться о хозяйственном благе государства трудящихся. О таком приговоре я и ходатайствую, товарищи судьи.

* * *

Верховный суд приговорил:

Розенберга, Ковалева и Браиловского – к лишению свободы на один год без строгой изоляции каждого; Бердяева – к трем годам лишения свободы, со снижением ему наказания, в силу ст. 28 УК, до двух лет лишения свободы со строгой изоляцией.

Эймонт, Файно, Монаков и Позин были оправданы, причем в отношении Эймонта дело было направлено в дисциплинарном порядке.

Дело о некомплектной отгрузке комбайнов

В целях планового обеспечения совхозных и колхозных полей сложными сельскохозяйственными машинами правительство Союза ССР категорически запретило некомплектную отгрузку этих машин. Однако чем ближе дело шло в 1933 году к уборке, тем чаще из многих областей, краев и районов страны стали поступать тревожные сигналы о том, что комбайны прибывают на места в некомплектном виде и не имеют таких основных частей, как магнето, карбюраторы, свечи и пр.

Заместитель начальника Союзсельхозснаба И. Я. Реттель и находившийся под его непосредственным руководством начальник сектора сельскохозяйственных машин Л. Б. Шахновский, зная о запрещении некомплектной отгрузки сельскохозяйственных машин, нарушили это запрещение при заключении генерального договора с Союзсельмашем на 1933 год, установив возможность некомплектной отгрузки; в нарушение закона дали свое согласие заводу «Коммунар» (Запорожье) на некомплектную отгрузку комбайнов, установив трехдневный лимит для раздельной от комбайна отгрузки магнето, карбюратора и других ответственных частей, чем и толкнули завод на путь дальнейшей незаконной отгрузки, на путь срыва социалистической дисциплины; не установили действительного и строгого учета, в какие сроки и в каком состоянии комбайны прибывают с завода на поля, и не приняли должных мер даже тогда, когда установленный ими незаконный лимит из трехдневного разрыва в отгрузке превратился в заводской практике в разрыв пятнадцатидневный и даже в сорокадневный, что фактически и приводило к омертвлению значительного количества комбайнов.

Инспектор Союзсельхозснаба Н. И. Ремеров, посланный на завод «Коммунар» для наблюдения за выполнением заводом договора и в первую очередь обязанный не допускать некомплектной отгрузки комбайнов, преступно-халатно отнесся к своим обязанностям, допустив противозаконную некомплектную отгрузку комбайнов и приняв лишь некоторые меры по сокращению существовавших на заводе разрывов в отгрузке комбайнов и ящиков с магнето и другими частями.

Начальник управления сбыта Союзсельмаша Г. А. Моев, в ведении которого находились вопросы комплектной отгрузки комбайнов с завода «Коммунар», не интересовался порученным ему делом и не проверял фактического положения с отгрузкой комбайнов на заводе. Не интересовался Моев также ходом внедрения в заводскую практику унифицированной упаковки, которая должна была содействовать наиболее целесообразной отгрузке комплектного комбайна. При заключении генерального договора с Союзсельхозснабом на 1933 год Моев пренебрег постановлениями правительства о запрещении некомплектной отгрузки, ввел в проект договора примечание, разрешающее некомплектную отгрузку, которое перешло в локальный договор и дезориентировало хозяйственников «Коммунара».

Даже тогда, когда Моеву стал известен, с одной стороны, устанавливающийся незаконный порядок отгрузки, а с другой – вредные последствия этого порядка, он не только не принял мер к пресечению беззакония, но и не осведомил об этом свое, руководство. В результате такого отношения Моева к своим обязанностям завод продолжал оставаться без оперативного руководства по этому важнейшему вопросу и продолжал углублять свою преступную практику отгрузки. Не получал завод указаний и от своего непосредственного руководства – треста Укрсельмаш. Л. Г. Поляков, заведующий группой технического контроля в тресте, ограничился посылкой на завод письменных указаний, которые в основном вопросе – о комплектной отправке комбайнов – противоречили постановлениям правительства. Подобные указания не могли не повлиять на работу завода самым вредным образом.

Директор завода С. М. Шабашвили и заместитель директора главный инженер завода П. И. Дик, зная о запрещении правительством некомплектной отгрузки комбайнов и об обязанности завода ввести унифицированную упаковку, самонадеянно уклонились от строжайшего выполнения этих постановлений и противопоставили порядку отгрузки, установленному правительством, свой, незаконный порядок, заключающийся в раздельной и разновременной отгрузке комбайнов и важнейших их частей Начальник комбайнового цеха завода П. Д. Заходяченко, начальник финансово-сбытового отдела С. В. Череватенко, его заместитель И. И. Кобрисов и заведующий подотделом сбыта И. К. Кордик слепо пошли за своим заводским руководством, хотя и знали о незаконности его распоряжений.

Так как установленный незаконный порядок отгрузки требовал ряда сложных операций, как-то; снятия магнето и карбюратора с мотора, упаковки в особые ящики с номером мотора, а затем комбайна и т. п., то неизбежно происходила задержка с этими частями, путаница в номерах, приводившая к обезличке магнето и карбюраторов. В результате отгрузка ящиков происходила с разрывом до 40 дней после отправки комбайнов, а обезличенные части, попадая даже вовремя на место, или не подходили к комбайну, или требовали для установки высокой квалификации техников, которые не всегда были в то время на местах.

В результате этой антигосударственной деятельности комбайны в ряде МТС и районов в период уборки 1933 года пошли на работу с запозданием, а в некоторых МТС и вовсе не пошли на работу.

Дело это 16–22 августа 1933 г. рассматривалось Верховным судом СССР по Уголовно-судебной коллегии в Москве.

Суду были преданы по обвинению по ст. 111 УК РСФСР: Моев Г. А., Шахновский Л. Б., Реттель И. Я., Ремеров Н. И., Поляков Л. Г., Шабашвили С. М., Дик П. И., Заходяченко П. Д., Череватенко С. В., Кобрисов И. И., Кордик И. К.

* * *

Товарищи судьи! Значение настоящего процесса далеко выходит за пределы узко хозяйственных интересов. В этом процессе вопросы техники – а на этих вопросах некоторые подсудимые пытались сделать особое ударение – занимают подчиненное место. В этом процессе на первый план выдвигаются вопросы гораздо более серьезного и важного значения, чем, скажем, вопрос только о некомплектной отгрузке комбайнов.

Техника в наших условиях – условиях второй пятилетки социалистического строительства – имеет решающее значение. Мы хорошо помним слова нашего вождя, товарища Сталина, указавшего на то, что техника в реконструктивный период решает все. Громаднейшее значение вопросов овладения техникой своего дела, громаднейшее значение техники как одного из могущественнейших, решающих средств в борьбе за успешное завершение плана социалистического переустройства нашего хозяйства, за построение в нашей стране социалистического общества, конечно, не подлежит никакому решительно сомнению. Если бы в этом процессе играли основную роль только узкие вопросы техники, мы и тогда имели бы все основания говорить о громадном общественно-политическом значении этого процесса. Однако смею утверждать, что хотя в этом процессе вопросы техники играют значительную роль, – значение этого процесса выходит далеко за пределы только технических интересов.

Этот процесс не есть процесс только о некомплектной отгрузке комбайнов. Этот процесс вскрыл вопиющие недостатки, извращения, прямые преступления в системе работы некоторых наших хозяйственных и советских организаций. Он вскрыл, в сущности говоря, ту борьбу, которая ведется и не перестает вестись на всем фронте социалистического строительства между основными принципами, с одной стороны, советского пролетарского государства, социалистического хозяйства и, с другой – мелкобуржуазного и буржуазного, противосоветского, хаотического, лишенного планового начала, по самому своему существу анархического хозяйствования, той капиталистической партизанщины, которая принципиально не вяжется ни с каким планом, ни с каким регулированием, ни с какой хозяйственной дисциплиной.

Я поэтому беру на себя смелость утверждать, что значение этого процесса определяется именно этой второй стороной дела, которая сама по себе является не чем иным, как своеобразным преломлением логики классовой борьбы в этих конкретных условиях работы некоторых хозяйственных организаций. И это несмотря на то, что мы видим на скамье подсудимых, в отличие от многих других процессов громадного политического значения отнюдь не классовых врагов, отнюдь не политических противников, а видим в основной массе наших людей, неплохих людей, будь то коммунисты или беспартийные. И я даже, не колеблясь, выскажу свое убеждение в том, что многие из них, вероятно, являются искренне преданными делу социалистического строительства людьми.

И тем не менее все то, что прошло перед нашими глазами, говорит о том, что это есть эпизод классовой борьбы. Все то, что прошло перед нашими глазами в эти дни, убеждает нас в том, что факты, являющиеся предметом нашего судебного, а еще раньше – предварительного следствия, являются не просто фактами, имеющими техническое, хозяйственное или юридическое значение, а являются фактами, свидетельствующими о том, что в этой новой, своеобразной форме срыва комплектной отгрузки комбайнов нашло свое проявление влияние той мелкобуржуазной стихии, той мелкобуржуазной распущенности, недисциплинированности, хаоса, который является первым и заклятым врагом социалистических принципов, первым и заклятым последовательным врагом планового социалистического хозяйства.

Хотят этого подсудимые или этого они не хотят, будут протестовать они против такого вывода или они молча и сокрушенно примирятся с неизбежностью этого вывода, можно утверждать, что их действия – вольно для них или невольно или, как здесь говорили, субъективно или объективно – явились проводниками враждебных советскому социалистическому строительству настроений, традиций, привычек, взглядов, методов работы. Эти действия переросли в преступления, ибо они оказались направленными против дела социалистического строительства.

Этим определяется то глубокое значение этого судебного процесса не только для данных обвиняемых и не только для тех организаций и хозяйственных учреждений, которые здесь, к их несчастью, оказались представленными их ответственными сотрудниками, но и для всех вообще хозяйственных и советских учреждений и организаций нашей страны. Через голову подсудимых из этого зала судебного заседания приговор по данному делу прозвучит не только печальным итогом работы для обвиняемых по настоящему делу, но и грозным предупреждением для тех, которые еще не привлечены к ответственности, но которые неизбежно будут привлечены, если из этого судебного процесса они не извлекут для себя всех необходимых уроков.

Приговор суда по этому делу прозвучит как грозное предостережение всем тем, кто работает методами Шахновских и Моевых, всем тем, кто работает методами хозяйственников вроде Шабашвили и Дика.

Процесс должен кое-кого очень многому научить, кое-кого от очень многого предостеречь. Он должен мобилизовать внимание нашего общества к вопросам, которые до сих пор, очевидно, еще не у всех хозяйственников стоят на почетном месте, а у многих и вовсе находятся в загоне; он должен мобилизовать внимание к этим вопросам и хозяйственников и всей нашей хозяйственной и советской общественности в целом.

Вопрос о значении пролетарской дисциплины в борьбе за социализм и тесно связанное с этим вопросом точное и беспрекословное выполнение советских законов – это важнейшие вопросы в деле социалистического строительства. Это вопросы, которые приобретают особенное значение в наше время, когда все усилия и партии и правительства, всего рабочего класса и всех лучших передовых людей нашей страны, всех трудящихся СССР направлены на максимальное укрепление мощи Советского государства, направлены на максимальное укрепление пролетарской диктатуры в сознании того, что только величайшая мощь, крепость и сила государства пролетарской диктатуры могут развеять в прах последние остатки капиталистических классов и обеспечить окончательную в ближайшее же время победу социализма в нашей стране.

Я напомню слова товарища Сталина на январском объединенном пленуме ЦК и ЦКК ВКП (б) о том, что «сильная и мощная диктатура пролетариата, – вот что нам нужно теперь для того, чтобы развеять в прах последние остатки умирающих классов и разбить их воровские махинации», что нам необходимо максимальное усиление государственной власти, ибо только через ее максимальное усиление можно «добить остатки умирающих классов и организовать оборону против капиталистического окружения, которое далеко еще не уничтожено и не скоро еще будет уничтожено»[15]15
  И. В. Сталин, Соч., т. 13, стр. 210–211.


[Закрыть].

Я не думаю, чтобы под теми воровскими махинациями, о которых говорил вождь нашей партии на январском пленуме, мы не имели бы права разуметь и такие махинации, как очковтирательство, как хозяйственная «аллилуйщина», как прямой обман, как это имело место с «знаменитым» рапортом о 154-процентном выполнении плана отгрузки комбайнов по заводу «Коммунар».

Этот рапорт есть тоже одна из разновидностей тех мошеннических махинаций. Этим способом преступники пускают пыль в глаза, усыпляют бдительность, преследуют цели, в конечном итоге всегда отражающие собой влияние чуждых, враждебных принципам социалистического строительства взглядов и настроений.

На том же самом январском пленуме товарищ Молотов подчеркнул необходимость всемерного усиления и улучшения аппарата управления, дальнейшего усиления мощи пролетарской диктатуры. Вопреки оппортунистическим «теорийкам» об «отмирании государства», о «потухающей кривой» государственной власти, вопреки оппортунистическим и прямо-таки контрреволюционным басням о ближайших перспективах ослабления государственной власти пролетариат, партия и правительство, как известно ведут энергичную борьбу за всемерное укрепление государственной власти.

В этой связи стоит вопрос и о значении в наше время советского, социалистического закона. Социалистическая законность является одним из могущественнейших рычагов укрепления пролетарской диктатуры. Социалистическая законность является одним из могущественнейших средств обеспечения рабочему классу и трудящимся, строящим под руководством нашей партии, во главе с нашим ЦК и товарищем Сталиным, социалистическое общество, возможности легче, быстрее, лучше одерживать свои блестящие победы.

Роль советского закона, роль социалистической, законности и требование, предъявляемое ко всему населению, ко всем гражданам нашей страны и к коммунистам в первую очередь, о точном и святом, как говорил Ильич, исполнении законов, в настоящее время приобретают особенно важное значение. Это обстоятельство объясняет самый факт неоднократного подчеркивания партией и правительством важности соблюдения революционной социалистической законности. Об этом говорят постановления наших партийных съездов, конференций и пленумов ЦК ВКП(б); об этом говорит целый ряд декретов и постановлений, особенно за последнее время, которые неуклонно подчеркивают нерушимость, непререкаемость, наших социалистических законов. Это не хотели признать и усвоить подсудимые по настоящему делу. Они не поняли и не усвоили всей глубочайшей принципиальной разницы между нашей законностью и так называемой «законностью» капиталистических стран. Там, в странах капитализма, по крайней мере в наиболее враждебных социализму, никакой законности, в сущности говоря, не существует. В странах фашистской диктатуры законность подменена беззаконием. В этих странах, как это предсказал еще в 1910 году Владимир Ильич Ленин, законность расстреляна и низложена: в странах фашизма открыто и цинично попираются закон и право, место которых заняли бесправие и грубый, чудовищный произвол.

Социалистическое государство, наоборот, бережно и тщательно охраняет закон и право, борется за максимальное укрепление своей законности, сурово наказывая всякого нарушителя социалистической законности. Социалистическое государство нуждается в прочном порядке, в прочной дисциплине, в твердой законности.

Величайшее значение советского закона должно быть продумано и осмыслено каждым гражданином советской страны. Каждый гражданин, каждый трудящийся человек нашей страны должен научиться уважать советский закон как нерушимый и непререкаемый, как стража интересов пролетарской революции и диктатуры рабочего класса, как стража интересов многомиллионных масс трудящихся, рабочих, колхозников-передовиков и вообще честных граждан нашей страны. Тем недопустимее оказывается малейшее игнорирование требований социалистической законности, тем энергичнее должна быть наша борьба с теми, кто осмеливается проявить малейшее пренебрежение к советским законам. Борьба за законность – важнейшая задача не только органов советской юстиции, но и всего советского общества. Совершенно естественно, что борьба за точное и неуклонное исполнение советских законов стоит в прямой связи с задачей укрепления и улучшения самого нашего государственного советского аппарата, улучшения и методов его работы.

Совершенно естественно, что в связи с теми крупнейшими всемерно-исторического значения проблемами, которые я только бегло наметил, стоят и вопросы качества работы наших государственных учреждений и вопросы качества самих кадров наших работников.

С этих трех точек зрения нам, очевидно, и придется впоследствии, расценивая индивидуальную роль каждого из обвиняемых по настоящему делу, осветить вопросы, намеченные мною в вводной части моей обвинительной речи. Задачи укрепления пролетарской диктатуры, обеспечение неуклонного исполнения всем населением нашей советской страны социалистических законов требуют крепкого, преданного своему делу, гибкого, политически воспитанного, вооруженного знанием своего дела; в совершенстве владеющего техникой своей работы, дисциплинированного аппарата.

Без этих условий невозможно говорить ни о каком укреплении мощи Советского государства. Без этих условий все разговоры относительно мероприятий по укреплению мощи Советского государства, государства пролетарской диктатуры, будут пустыми, фальшивыми, лицемерными разговорами.

На январском пленуме в 1933 году товарищ Молотов говорил именно об этом, подчеркивая необходимость дальнейшего и всемерного улучшения аппарата Советского государства. Товарищ Молотов говорил: «Все это требует… такого роста его мощи, чтобы рабочие и колхозники, во всей их многомиллионной массе, могли в еще большей мере убедиться в растущей силе пролетарского государства, чуткого к защите интересов трудящихся и беспощадного в отношении к его классовым врагам. Провести на деле осуществление этой важнейшей задачи и, вместе с тем, обеспечить лучший подбор хозяйственных и технических кадров и действительную повседневную проверку их работы – таковы первоочередные задачи нашей политики. Только на этой основе, – говорил товарищ Молотов, – мы с успехом будем идти вперед в деле выполнения стоящих перед нами хозяйственных задач»[16]16
  В. Молотов, В борьбе за социализм. Речи и статьи от XVI до XVII съезда ВКП(б). Партиздат, 1934, стр. 383.


[Закрыть].

Это громадная программа, непосредственно, вплотную подводящая нас к вопросам, характеризующим наш аппарат, качество его работал, своеобразие и особенности методов его работы. Эта программа намечает и те мероприятия, которые необходимо принять и провести в жизнь для того, чтобы улучшить методы этой работы. Без разрешения этой задачи мы не можем двигаться вперед, мы не можем реально, по-настоящему, практически давать каждый день осязательные результаты нашей работы в деле социалистического строительства. Все это вопросы глубокой политики, действительно первоочередные, важнейшие политические вопросы. Подсудимые этого не понимают. Этого не понимают и такие крупные люди, как, например, инженер Дик. Впрочем, об инженере Дике я буду говорить особо и тогда скажу, почему он этого не понимает.

Настоящий судебный процесс не только показал значение затронутых выше вопросов, но и вскрыл извращение и недостатки нашего хозяйственного аппарата, обратил внимание всех хозяйственников и всей нашей советской общественности на то, какое значение в работе имеют проверка и самоконтроль.

На этом деле мы получили возможность проверить состояние одного из ответственных участков нашего социалистического фронта, особенно ответственного потому, что на этом участке осуществляется та производственная смычка между социалистической или перестраивающейся в социалистическом плане деревней и социалистическим городом, между деревней, победившей, хотя окончательно не добившей еще кулака (ибо остатки кулачества еще существуют, доживая свои последние дни), между городом, в котором успехи социализма стоят на прочных основах социалистической индустриализации, являющейся ведущим началом и для всего перестраивающегося на социалистический лад сельского хозяйства. С этой точки зрения такие учреждения, как Союзсельмаш, Сельхозснаб, со всеми своими разветвлениями по линии трестов и по линии заводов, являются аванпостом социалистического строительства в деревне, твердыней нашего социалистического строительства, мощной крепостью социалистической индустриализации. Будучи вооружена всей мощью сельскохозяйственной техники, опирающейся на последние достижения науки, социалистическая индустриализация сокрушает остатки кулачества в деревне, пробивает брешь в рутине старых капиталистических хозяйственных традиций, в мелкобуржуазном крестьянском индивидуальном хозяйстве, прокладывает широкую дорогу для победного и триумфального шествия на социалистические поля социалистических колонн, поднявших высоко над землей победоносное красное знамя Союза Советских Социалистических Республик.