Текст книги "Двоевластие. Роман о временах царя Михаила Федоровича"

О домашнем хозяйстве русских,

их обыденной жизни, кушаньях и развлечениях

Домашнее хозяйство русских устроено в различном вкусе у людей различных состояний. В общем они живут плохо, и у них немного уходит денег на их хозяйство. Вельможи и богатые купцы, правда, живут теперь в своих дорогих дворцах, которые, однако, построены лишь в течение последних 30 лет; раньше и они довольствовались плохими домами. Большинство, в особенности простонародье, проживают весьма не много. Подобно тому, как живут они в плохих, дешевых помещениях (как выше указано), так же точно и внутри зданий встречается мало, – но для них достаточно, – запасов и утвари. У большинства не более 3 или 4 глиняных горшков и столько же глиняных и деревянных блюд. Мало видать оловянной и еще меньше серебряной посуды – разве чарки для водки и меду. Не привыкли они также прилагать много труда к чистке и полировке своей посуды. Даже великокняжеские серебряные и оловянные сосуды, из которых угощали послов, были черные и противные на вид, точно кружки у некоторых ленивых хозяек, немытые с год или более того. Поэтому-то ни в одном доме, ни у богатых, ни у бедных людей, незаметно украшения в виде расставленной посуды, но везде лишь голые стены, которые у знатных завешаны циновками и заставлены иконами. У очень немногих из них имеются перины; лежат они поэтому на мягких подстилках, на соломе, на циновках или на собственной одежде. Спят они на лавках, а зимою, подобно ненемцам в Лифляндии, на печи, которая устроена, как у пекарей, и сверху плоска. Тут лежат рядом мужчины, женщины, дети, слуги и служанки. Под печами и лавками мы у некоторых встречали кур и свиней.

Не привычны они и к нежным кушаньям и лакомствам. Ежедневная пища их состоит из крупы, репы, капусты, огурцов, рыбы свежей или соленой – впрочем, в Москве преобладает грубая соленая рыба, которая иногда, из-за экономии в соли, сильно пахнет; тем не менее, они охотно едят ее. Их рыбный рынок можно узнать по запаху раньше, чем его увидишь или вступишь в него. Из-за великолепных пастбищ у них имеются хорошие баранина, говядина и свинина, но так как они, по религии своей, имеют почти столько же постных дней, сколько дней мясоеда, то они и привыкли к грубой и плохой пище, и тем менее на подобные вещи тратятся. Они умеют из рыбы, печенья и овощей приготовлять многие разнообразные кушанья, так что ради них можно забыть мясо. Например, однажды нам, как выше рассказано, в посту было подано 40 подобных блюд, пожалованных царем. Между прочим, у них имеется особый вид печенья, вроде паштета или скорее пфанкухена, называемый ими «пирогом»; эти пироги величиною с клин масла, но несколько более продолговаты. Они дают им начинку из мелкоизрубленной рыбы или мяса и луку и пекут их в коровьем, а в посту в растительном масле, вкус их не без приятности. Этим кушаньем у них каждый угощает своего гостя, если он имеет в виду хорошо его принять.

Есть у них весьма обыкновенная еда, которую они называют «икрою»: она приготовляется из икры больших рыб, особенно из осетровой или от белорыбицы. Они отбивают икру от прилегающей к ней кожицы, солят ее, и после того, как она постояла в таком виде 6 или 8 дней, мешают ее с перцем и мелконарезанными луковицами, затем некоторые добавляют еще сюда уксусу и деревянного масла и подают. Это неплохое кушанье; если, вместо уксусу, полить его лимонным соком, то оно дает – как говорят – хороший аппетит и имеет силу, возбуждающую естество. Этой икры солится больше всего на Волге у Астрахани; частью ее сушат на солнце. Ею наполняют до 100 бочек и рассылают ее затем в другие земли, преимущественно в Италию, где она считается деликатесом и называется Caviaro. Имеются люди, которые должны арендовать этот промысел у великого князя за известную сумму денег. Русские умеют также приготовлять особую пищу на то время, когда они «с похмелья» или чувствуют себя нехорошо. Они разрезают жареную баранину, когда та остыла, в небольшие ломтики, вроде игральных костей, но только тоньше и шире их, смешивают их со столь же мелко нарезанными огурцами и перцем, вливают сюда смесь уксусу и огуречного рассола в равных долях и едят это кушанье ложками. После этого вновь с охотою можно пить. Обыкновенно кушанья у них приготовляются с чесноком и луком: поэтому все их комнаты и дома, в том числе и великолепные покои великокняжеского дворца в Кремле, и даже сами русские (как это можно заметить при разговоре с ними), а также и все места, где они хоть немного побывают, пропитываются запахом, противным для нас, немцев.

Для питья у простонародья служит квас, который можно сравнивать с нашим слабым пивом или кофентом, а также пиво, мед и водка. Водка у всех обязательно служит началом обеда, а затем во время еды подаются и другие напитки. У самых знатных лиц, наравне с хорошим пивом, подаются за столом также испанское, рейнское и французское вино, разных родов меды и двойная водка.

У них имеется и хорошее пиво, которое в особенности немцы у них умеют очень хорошо варить и заготовлять весною. У них устроены приспособленные для этой цели ледники, в которых они снизу кладут снег и лед, а поверх их ряд бочек, затем опять слой снега и опять бочки, и т. д. Потом все сверху закрывается соломою и досками, так как у ледника нет крыши. Для пользования они постепенно открывают одну бочку за другою. Вследствие этого они имеют возможность получать пиво в течение всего лета – у них довольно жаркого – свежим и вкусным. Вино получают они через Архангельск в свою страну; русские, предпочитающие хорошую водку, любят его гораздо меньше, чем немцы.

Великолепный и очень вкусный мед они варят из малины, ежевики, вишен и др. Малинный мед казался нам приятнее всех других по своему запаху и вкусу. Меня учили варить его следующим образом: прежде всего, спелая малина кладется в бочку, на нее наливают воды и оставляют в таком состоянии день или два, пока вкус и краска не перейдут с малины на воду; затем эту воду сливают с малины и примешивают к ней чистого (или отделенного от воска) пчелиного меду, считая на кувшин пчелиного меду 2 или 3 кувшина водки, смотря по тому, предпочитают ли сладкий или крепкий мед. Затем бросают сюда кусочек поджаренного хлеба, на который намазано немного нижних или верховых дрожжей; когда начнется брожение, хлеб вынимают, чтобы мед не получил его вкуса, а затем дают бродить еще 4 или 5 дней. Некоторые, желая придать меду вкус и запах пряностей, вешают [в бочку] завернутые в лоскуток материи гвоздику, кардамон и корицу. Когда мед стоит в теплом месте, то он не перестает бродить даже и через 8 дней; поэтому необходимо переставить бочку, после того как мед уже бродил известное время, в холодное место и оттянуть его от дрожжей.

Некоторые иногда наливают плохую водку в малину, затем мешают ее и, дав постоять сутки, сливают настойку и смешивают ее с медом; говорят, получается при этом очень приятный напиток. Так как водка теряет свое действие и смешивается с малинным соком, то, как говорят, ее вкус уже более не ощущается в этом напитке.

Иногда они устраивают пиршества, во время которых проявляют свое великолепие в кушаньях и напитках множества родов. Когда, впрочем, вельможи устраивают пиршества и приглашают лиц, стоящих ниже, чем они сами, то, несомненно, преследуются иные цели, чем доброе единение: это хлебосольство должно служить удочкою, при помощи которой они больше приобретают, чем затрачивают. Дело в том, что у них существует обычай, чтобы гости приносили такого рода хозяевам великолепные подношения. В прежние годы немецкие купцы, удостаивавшиеся подобного внимания и приглашавшиеся к ним, уже заранее знали, во что им обойдется подобная честь. Говорят, что воеводы в городах – особенно в местах, где идет оживленная торговля, – выказывают раз, два или три в год подобного рода щедрость и хлебосольство, приглашая к себе богатых купцов.

Величайший знак почета и дружбы, ими оказываемый гостю на пиршестве или во время отдельных визитов и посещений, в доказательство того, как ему рады и как он был мил и приятен, – заключается, по их мнению, в следующем: после угощения русский велит своей жене, пышно-одетой, выйти к гостю и, пригубив чарку водки, собственноручно подать ее гостю. Иногда – в знак особого расположения к гостю – при этом разрешается поцеловать ее в уста. Подобный почет был оказан и лично мне графом Львом Александровичем Шляховским[117]117
  В подл. von Sclackow.


[Закрыть], когда я в 1643 г. в последний раз был в Москве.

После великолепного угощения он отозвал меня от стола в сторону от других гостей, повел в другую комнату и сказал: «Величайшие честь и благодеяние, которые кому-либо могут быть оказаны в России, заключаются в том, чтобы хозяйка дома вышла почтить и хозяина и гостя. Так как я ему люб, как слуга его светлости князя голштинского, то он во внимание и уважение к нему, за многочисленные благодеяния, испытанные в дни гонений и странствий (об этом ниже будет сказано подробнее), желал бы оказать мне подобного рода честь». Поэтому к нам вышла его жена, очень красивая лицом, и к тому же нарумяненная, в прежнем своем брачном наряде (он будет описан ниже, где сказано о русских свадьбах) и в сопровождении прислужницы, несшей бутылку водки и чарку. При входе она сначала склонила голову перед мужем своим, а затем передо мной, велела налить чарку, пригубила ее и затем поднесла ее мне, и так до трех раз. После этого граф пожелал, чтобы я поцеловал ее. Не будучи привычен к подобной чести, я поцеловал ей только руку. Он, однако, захотел, чтобы я поцеловал ее и в уста. Поэтому я, в уважение к более высокой персоне, должен был принять эту согласную с их обычаями честь. В конце концов она подала мне белый тафтяной носовой платок, вышитый золотом и серебром и украшенный длинною бахромою. Такие платки женами и дочерьми вельмож дарятся невесте в день свадьбы: и на том, который мне был поднесен, оказалась прикрепленною небольшая бумажка с именем Стрешнева – брата отца великой княгини.

Бояре и вельможи несут, правда, большие расходы, для поддержания пышности своей и своего обширного хозяйства, но за то у них, наряду с их большим жалованьем, имеются дорогие именья и крестьяне, доставляющие им большие ежегодные доходы. Купцы и ремесленники питаются и получают ежедневный заработок от своих промыслов. Торговцы хитры и падки на наживу. Внутри страны они торгуют всевозможными необходимыми в обыденной жизни товарами. Те же, которые с соизволения его царского величества путешествуют по соседним странам, как то: по Лифляндии, Швеции, Польше и Персии, торгуют, большею частью, соболями и другими мехами, льном, коноплею и юфтью. Они обыкновенно покупают у английских купцов, ведущих большой торг в Москве, сукно, по 4 талера за локоть, и перепродают тот же локоть за 3¹/₂ или 3 талера и все-таки не остаются без барыша. Делается это таким образом: они за эту цену покупают один или несколько кусков сукна с тем, чтобы произвести расплату через полгода или год, затем идут и продают его лавочникам, вымеривающим его по локтям, за наличные деньги, которые они потом помещают в других товарах. Таким образом они могут с течением времени с барышом три раза или более совершить оборот своими деньгами.

Ремесленники, которым немного требуется для их плохой жизни, тем легче могут трудами рук своих добыть себе в такой большой общине денег на пищу и чарку водки и пропитать себя и своих родных. Они очень восприимчивы, умеют подражать тому, что они видят у немцев, и, действительно, в немного лет высмотрели и переняли у них многое, чего они раньше не знавали. Выработанные подобным [усовершенствованным] путем товары они продают по более дорогой цене, чем раньше. В особенности изумлялся я золотых дел мастерам, которые теперь умеют чеканить серебряную посуду такую же глубокую и высокую и почти столь же хорошо сформованную, как у любого немца.

Тот, кто желает в ремесле удержать за собою какие-нибудь особые знания и приемы, никогда не допускает русских к наблюдению. Так делал сначала знаменитый литеец орудий Ганс Фальк[118]118
  Выше он назван Фалькен.


[Закрыть]: когда он формовал или лил лучшие свои орудия, то русские помощники его должны были уходить. Однако теперь, как говорят, они умеют лить и большие орудия и колокола. И в минувшем году в Кремле рядом с колокольней Ивана Великого ученик означенного Ганса Фалька отлил большой колокол, который, будучи очищен, весил 7700 пудов, то есть 308 000 фунтов, или 2080 центнеров, как мне об этом здесь сообщили различные немцы из Москвы и русские. Этот колокол, однако, после того как его повесили в особо приготовленном помещении и стали звонить в него, лопнул; говорят, до трещины он имел великолепный звон. Теперь он снова разбился, и его царское величество желает на том же месте отлить еще больший колокол и повесить его, в вечное воспоминание своего имени. Говорят, что и место для отливки и основа для формы с большими затратами уже устроены.

А. М. Васнецов. Книжные лавочки на Спасском мосту

в XVII веке. 1916

Русские люди высокого и низкого звания привыкли отдыхать и спать после еды в полдень. Поэтому большинство лучших лавок в полдень закрыты, а сами лавочники и мальчики их лежат и спят перед лавками. В то же время, из-за полуденного отдыха, нельзя говорить ни с кем из вельмож и купцов.

На этом основании русские и заметили, что Лжедимитрий (о котором скоро будет речь) не русский по рождению и не сын великого князя, так как он не спал в полдень, как другие русские. Это же вывели они из того обстоятельства, что он не ходил, по русскому обычаю, часто в баню. Омовению русские придают очень большое значение, считая его, особенно во время свадеб, после первой ночи, за необходимое дело. Поэтому у них и в городах и в деревнях много открытых и тайных бань, в которых их очень часто можно застать.

В Астрахани я, чтобы видеть лично, как они моются, незамеченным образом отправился в их баню. Баня была разгорожена бревнами, чтобы мужчины и женщины могли сидеть отдельно. Однако входили и выходили они через одну и ту же дверь, притом без передников; только некоторые держали спереди березовый веник до тех пор, пока не усаживались на место. Иные не делали и этого. Женщины иногда выходили без стеснения голые – поговорить со своими мужьями.

Они в состоянии переносить сильный жар, лежать на полке и вениками нагоняют жар на свое тело или трутся ими (это для меня было невыносимо). Когда они совершенно покраснеют и ослабнут от жары до того, что не могут более вынести в бане, то и женщины и мужчины голые выбегают, окачиваются холодною водой, а зимою валяются в снегу и трут им, точно мылом, свою кожу, а потом опять бегут в горячую баню. Так как бани обыкновенно устраиваются у воды и у рек, то они из горячей бани устремляются в холодную. И если иногда какой-либо немецкий парень прыгал в воду, чтобы купаться вместе с женщинами, то они вовсе не казались столь обиженными, чтобы в гневе, подобно Диане с ее подругами, превратить его водяными брызгами в оленя, – даже если бы это и было в их силах.

В Астрахани как-то случилось, что 4 молодые женщины вышли из бани и, чтобы прохладиться, спрыгнули в Волгу, которая там на изгибе образует мель и приятное место для холодного купанья. Когда один из наших солдат также спустился к ним в воду, они начали шутя брызгать водою. При этом одна из них, решившаяся зайти слишком глубоко, попала на зыбучий песок и начала тонуть. Когда подруги ее увидели ее в опасности, они закричали, прибежали к солдату, который плавал отдельно, и умоляли его спасти ее. Солдат дал себя легко упросить, поспешил к ней, обхватил ее за тело и приподнял ее так, что она могла за него схватиться, удержаться [на воде] и выплыть. Женщины похвалили немца и говорили, что он был послан к ним в воду точно ангел [хранитель].

Подобного рода мытье видели мы не только в России, но и в Лифляндии и Ингерманландии; и здесь простой люд, в особенности финны, в суровейшее зимнее время, выбегали из бань на улицу, терлись снегом, а затем опять убегали греться. Такого рода быстрая смена жары и холода не была им во вред, так как они уже от юности приучали к ней свою природу. Поэтому-то финны и латыши, так же как и русские, являются людьми сильными и выносливыми, хорошо переносящими холод и жару.

В Нарве я с удивлением видел, как русские и финские мальчики лет 8, 9 или 10, в тонких простых холщевых кафтанах, босоногие, точно гуси, с полчаса ходили и стояли на снегу, как будто не замечая нестерпимого мороза.

В России вообще народ здоровый и долговечный. Недомогает он редко, и если приходится кому слечь в постель, то среди простого народа лучшими лекарствами, даже в случае лихорадки с жаром, являются водка и чеснок. Впрочем, знатные господа теперь иногда обращаются к совету немецких докторов и к настоящим лекарствам. <…>

О браках русских и о том,

как они справляют свадьбу

Хотя греховная Венерина игра у русских очень распространена, тем не менее у них не устраиваются публичные дома с блудницами, от которых, как то, например, к сожалению, водится в Персии и некоторых иных странах, власти получают известный доход.

У них имеется правильный брак, и каждому разрешается иметь только одну жену. Если жена у него помрет, он имеет право жениться вторично и даже в третий раз, но в четвертый раз уже ему не дают разрешения. Если же священник повенчает таких людей [не имеющих права жениться], то он лишается права совершать служение. Их священники, служащие у алтаря, должны непременно уже находиться в браке, и если у такого священника жена помрет, он уже не смеет жениться вновь, разве только он откажется от своего священнического сана, снимет свой головной убор и займется торговлею или другим промыслом. При женитьбах они также принимают в расчет степень кровного родства и не вступают в брак с близкими родственниками по крови, охотно избегают и браков со всякими свойственниками и даже не желают допустить, чтобы два брата женились на двух сестрах или чтобы вступали в брак лица, бывшие восприемниками при крещении того же дитяти. Они венчаются в открытых церквах с особыми церемониями и во время брака соблюдают такого рода обычаи.

М. П. Клодт. Терем царевен. 1878

Молодым людям и девицам не разрешается самостоятельно знакомиться, еще того менее говорить друг с другом о брачном деле или совершать помолвку. Напротив, родители, имеющие взрослых детей и желающие побрачить их – в большинстве случаев отцы девиц – идут к тем, кто, по их мнению, более всего подходят к их детям, говорят или с ними самими или же с их родителями и друзьями и выказывают свое расположение, пожелание и мнение по поводу брака их детей. Если предложение понравится и пожелают увидеть дочь, то в этом не бывает отказа, особенно если девица красива; мать или приятельница жениха получают позволение посмотреть на нее. Если на ней не окажется никакого видимого недостатка, т. е. если она не слепа и не хрома, то между родителями и друзьями начинаются уже решительные переговоры о «приданом», как у них говорят, и о заключении брака.

Обыкновенно, все сколько-нибудь знатные люди воспитывают дочерей своих в закрытых покоях, скрывают их от людей, и жених видит невесту не раньше, как получив ее к себе в брачный покой. Поэтому иного обманывают и, вместо красивой невесты, дают ему безобразную и больную, иногда же, вместо дочери, какую-либо подругу ее или даже служанку. Там известны такие примеры у высоких лиц, и поэтому нельзя удивляться, что часто муж и жена живут как кошка с собакою, и битье жен в России вещь обычная.

Их свадьба и привод невесты в дом совершаются с особою пышностью. У знатных князей, бояр и их детей происходят они со следующими церемониями.

Со стороны невесты и жениха отряжаются две женщины, называемые у них «свахами»; они как бы ключницы, которые должны в брачном доме то и иное устроить. «Сваха» невесты в день свадьбы устраивает брачную постель в доме жениха. С нею отправляются около ста слуг в одних кафтанах, неся на головах вещи, относящиеся к брачной постели и к украшению брачной комнаты. Приготовляется брачная постель на 40 сложенных рядом и переплетенных ржаных снопах. Жених должен был заранее распорядиться сложить в комнате эти снопы и поставить рядом с ними несколько сосудов или бочек, полных пшеницы, ячменя и овса. Эти вещи должны иметь доброе предзнаменование и помогать тому, чтобы у брачущихся в супружеской жизни было изобилие пищи и жизненных припасов.

После того как, за день, все приведено в готовность и порядок, поздно вечером жених со всеми своими друзьями отправляется в дом невесты, причем спереди едет верхом поп, который должен совершить венчание. Друзья невесты в это время собраны и любезно принимают жениха с его провожатыми. Лучшие и ближайшие друзья жениха приглашаются к столу, на котором поставлены 3 кушанья, но никто до них не дотрагивается. Вверху стола для жениха, пока он стоит и говорит с друзьями невесты, оставляется место, на которое садится мальчик; помощью подарка жених должен опять освободить себе это место. Когда жених усядется, рядом с ним усаживается закутанная невеста, в великолепных одеждах, и, чтобы они не могли видеть друг друга, между ними обоими протягивается и держится двумя мальчиками кусок красной тафты. Затем приходит сваха невесты, чешет волосы невесты, выпущенные наружу, заплетает ей две косы, надевает ей корону с другими украшениями и оставляет ее сидеть теперь с открытым лицом. Корона приготовлена из тонко выкованной золотой или серебряной жести, на матерчатой подкладке; около ушей, где корона несколько согнута вниз, свисают четыре, шесть или более ниток крупного жемчуга, опускающихся значительно ниже грудей. Ее верхнее платье спереди, сверху вниз, и вокруг рукавов (которые шириною с 3 аршина или локтя), равно как и ворот ее платья (он шириною с 3 пальца и туго, не без сходства с собачьим ошейником, охватывает горло) густо обсажены крупным жемчугом; такое платье стоит гораздо более тысячи талеров.

Сваха чешет и жениха. Тем временем женщины становятся на скамейки и поют разные неприличности. Затем приходят два молодых человека, очень красиво одетых; они приносят на носилках очень большой круг сыру и несколько хлебов; все это увешано отовсюду соболями. Этих людей, которые также приходят из дома невесты, зовут коровайниками. Поп благословляет их, а также сыр и хлеб, которые затем уносятся в церковь. Потом приносят большое серебряное блюдо, на котором лежат: четырехугольные кусочки атласной тафты – сколько нужно для небольшого кошеля, затем плоские четырехугольные кусочки серебра, хмель, ячмень, овес – все вперемежку. Блюдо ставится на стол. Затем приходит одна из свах, снова закрывает невесту и с блюда осыпает всех бояр и мужчин; кто желает, может подбирать кусочки атласу и серебра. В это время поют песню. Потом встают отцы жениха и невесты и меняют кольца у брачущихся.

После этих церемоний сваха ведет невесту, усаживает ее в сани и увозит ее с закрытым лицом в церковь. Лошадь перед санями у шеи и под дугою увешана многими лисьими хвостами. Жених немедленно позади следует со всеми друзьями и попами. Иногда оказывается, что поп уже успел столько вкусить от свадебных напитков, что его приходится поддерживать, чтобы он не упал на пути с лошади, а в церкви при совершении богослужения. Рядом с санями идут некоторые добрые друзья и много рабов. Тут говорят грубейшие неприличности.

А. П. Рябушкин. Свадебный поезд в Москве (XVII столетие). 1901

В церкви большая часть пола в том месте, где совершается венчание, покрыта красной тафтою, причем постлан еще особый кусок, на который должны стать жених и невеста. Когда венчание начинается, поп прежде всего требует себе жертвы, как то: пирогов, печений и паштетов. Затем над головами у жениха и невесты держат большие иконы, и благословляют их. Потом поп берет в свои руки правую руку жениха и левую руку невесты и спрашивает их трижды: «Желают ли они друг друга и хотят ли они в мире жить друг с другом?» Когда они ответят: «Да», он их ведет кругом и поет при этом 128 псалом; они, как бы танцуя, подпевают его, стих за стихом. После танца он надевает им на голову красивые венцы. Если они вдовец и вдова, то венцы кладутся не на голову, а на плечи, и поп говорит: «Растите и множьтесь». Он соединяет их, говоря: «Что Бог соединил, того пусть человек не разъединяет», и т. д. Тем временем все свадебные гости, находящиеся в церкви, зажигают небольшие восковые свечи, а попу подают деревянную позолоченную чашу или же только стеклянную рюмку красного вина: он отпивает немного в честь брачущихся, а жених и невеста три раза должны выпивать вино. Затем жених кидает рюмку оземь и, вместе с невестою, растаптывает ее на мелкие части, говоря: «Так да падут под ноги наши и будут растоптаны все те, кто пожелают вызвать между нами вражду и ненависть». После этого женщины осыпают их льняным и конопляным семенем и желают им счастья; они также теребят и тащат новобрачную, как бы желая ее отнять у новобрачного, но оба крепко держатся друг за друга. Покончив с этими церемониями, новобрачный ведет новобрачную к саням, а сам снова садится на свою лошадь. Рядом с санями несут шесть восковых свеч, и вновь откалываются грубейшие шутки.

Прибыв в брачный дом, то есть к новобрачному, гости с новобрачным садятся за стол, едят, пьют и веселятся, новобрачную же немедленно раздевают, вплоть до сорочки, и укладывают в постель; новобрачный, только что начавший есть, отзывается и приглашается к новобрачной. Перед ним идут шесть или восемь мальчиков с горящими факелами. Когда новобрачная узнает о прибытии новобрачного, она встает с постели, накидывает на себя шубу, подбитую соболями, и принимает своего возлюбленного, наклоняя голову. Мальчики ставят горящие факелы в вышеупомянутые бочки с пшеницею и ячменем, получают каждый по паре соболей и уходят. Новобрачный теперь садится за накрытый стол – с новобрачной, которую он здесь в первый раз видит с открытым лицом. Им подают кушанья и, между прочим, жареную курицу. Новобрачный рвет ее пополам, и ножку или крылышко, – что прежде всего отломится, – он бросает за спину; от остального он вкушает. После еды, которая продолжается не долго, он ложится с новобрачной в постель. Здесь уже не остается больше никого, кроме старого слуги, который ходит взад и вперед перед комнатою. Тем временем с обеих сторон родители и друзья занимаются всякими фокусами и чародейством, чтобы ими вызвать счастливую брачную жизнь новобрачных. Слуга, сторожащий у комнаты, должен, время от времени, спрашивать: «Устроились ли?» Когда новобрачный ответит: «Да», то об этом сообщается трубачам и литаврщикам, которые уже стоять наготове, держа все время вверх палки для литавр; они начинают теперь веселую игру. Вслед затем топят баню, в которой, немного часов спустя, новобрачный и новобрачная порознь должны мыться. Здесь их обмывают водою, медом и вином, а затем новобрачный получает от молодой жены своей в подарок купальную сорочку, вышитую у ворота жемчугом, и новое целое великолепное платье.

Оба следующих дня проводятся в сильной, чрезмерной еде, в питье вина, танцах и всевозможных увеселениях, какие только они в силах выдумать. При этом прибегают они к разнообразной музыке: между прочим пользуются инструментом, который называют псалтырью; он почти схож с цымбалами. Его держат на руках и перебирают на нем руками, как на арфе.

Так как иные женщины, будучи недостаточно охраняемы своими пьяными мужьями, готовы допускать большие вольности и проступки с парнями и чужими мужьями, то они и пользуются для своего увеселения открытыми пиршествами, когда легче всего позабавиться вволю. Вот истинное донесение наше о церемониях и обычаях во время свадеб нынешних вельмож в Москве.

Когда, однако, незнатные или гражданского звания люди хотят справлять свадьбу, то жених за день до нее посылает невесте новое платье, шапку и пару сапог, а также ларчик, в котором находятся румяна, гребень и зеркало. На другой день, когда должна состояться свадьба, приходит поп с серебряным крестом, в сопровождении двух мальчиков, несущих горящие восковые свечи. Поп благословляет крестом сначала мальчиков, а затем гостей. Потом невесту и жениха сажают за стол, а между ними держат красную тафту. Когда затем невеста убрана свахою, она должна прижать свою щеку к щеке жениха; оба затем должны смотреться в одно и то же зеркало и любезно улыбаться друг другу. Тем временем свахи подходят и осыпают их и гостей хмелем. После этих церемоний они отправляются в церковь, где, по выше указанному способу, происходит венчание.

После свадьбы жен держат взаперти, в комнатах; они редко появляются в гостях и чаще посещаются сами друзьями своими, чем имеют право их посещать.