Текст книги "Двоевластие. Роман о временах царя Михаила Федоровича"

Из шести сыновей Никиты особенно выдавался старший, Федор. Это был очень добрый и ласковый боярин, щеголь и очень любознательный человек. Англичанин Горсей, живший тогда в Москве, рассказывает в своих записках, что этот боярин непременно хотел выучиться по-латыни, и по его просьбе Горсей составил для него «Латинскую грамматику», написав в ней латинские слова русскими литерами. Популярность Романовых, приобретенная личными их качествами, несомненно, усилилась от гонения, какому подверглись Никитичи при подозрительном Годунове. А. Палицын даже ставит это гонение в число тех грехов, за которые Бог покарал землю Русскую Смутой. Вражда с царем Василием и связи с Тушином доставили Романовым покровительство и второго Лжедимитрия и популярность в казацких таборах. Так двусмысленное поведение фамилии в смутные годы подготовило Михаилу двустороннюю поддержку, и в земстве и в казачестве.

Но всего больше помогла Михаилу на соборных выборах родственная связь Романовых с прежней династией. В продолжение Смуты русский народ столько раз неудачно выбирал новых царей, и теперь только то избрание казалось ему прочно, которое падало на лицо, хотя как-нибудь связанное с прежним царским домом. В царе Михаиле видели не соборного избранника, а племянника царя Федора, природного, наследственного царя. Современный хронограф прямо говорит, что Михаила просили на царство «сродственного его ради союза царских искр». Недаром Авраамий Палицын зовет Михаила «избранным от Бога прежде его рождения», а дьяк И. Тимофеев в непрерывной цепи наследственных царей ставил Михаила прямо после Федора Ивановича, игнорируя и Годунова, и Шуйского, и всех самозванцев. И сам царь Михаил в своих грамотах обычно называл Грозного своим дедом.

Трудно сказать, насколько помог избранию Михаила ходивший тогда слух, будто царь Федор, умирая, устно завещал престол своему двоюродному брату Федору, отцу Михаила. Но бояр, руководивших выборами, должно было склонять в пользу Михаила еще одно удобство, к которому они не могли быть равнодушны. Есть известие, будто бы Ф. И. Шереметев писал в Польшу князю Голицыну: «Миша-де Романов молод, разумом еще не дошел и нам будет поваден». Шереметев, конечно, знал, что престол не лишит Михаила способности зреть и молодость его не будет перманентна. Но другие качества обещали показать, что племянник будет второй дядя, напоминая его умственной и физической хилостью, выйдет добрым, кротким царем, при котором не повторятся испытания, пережитые боярством в царствование Грозного и Бориса. Хотели выбрать не способнейшего, а удобнейшего. Так явился родоначальник новой династии, положивший конец Смуте.

Герб бояр Романовых.

Посередине герба – красный гриф (полуорел, полулев) на серебряном поле.

Герб этот, представляющий герб Ливонии с обратными цветами (серебряный гриф на красном поле), стал семейным гербом Романовых после блестящих побед, одержанных Никитой Романовичем Захарьиным (братом царицы Анастасии) в Ливонии, согласно обычаю, установившемуся на Западе, по которому зачастую победители брали себе гербы побежденных.

Герб бояр Романовых

Адам Олеарий
Описание путешествия голштинского посольства в Московию и Персию
(избранные главы с сокращениями)

О первом отбытии из Голштинии,

плавании по Балтийскому морю и прибытии в Лифляндию

Когда светлейший высокородный князь и государь Фридерик[15]15
  Так в русских документах именуется Фридрих III, из шлезвиг-готторпской линии герцогов шлезвиг-голштинских. Он правил с 1616 по 1669 г. Приводимый в книге титул его целиком входит в настоящее время в российский императорский титул, в который его внес император Петр III. Родство дома Романовых с готторпским домом выясняется из следующей родословной:
  Герцог Фридерик (Фридрих III)
  Христиан Альбрехт (1669–1694)
  Фридрих IV (1694–1702)
  Карл Фридрих (1702–1739) Анна Петровна
  Карл Петр Ульрих (Петр III Феодорович).


[Закрыть], наследник норвежский, герцог шлезвигский, голштинский, стормарнский и дитмарсенский, граф ольденбургский и дельменгорстский, милостивейший князь и государь мой, решил предпринять и отправить, по важным причинам, выше [в заглавии] упомянутое драгоценное посольство, то были определены послами его тогдашние советники: благородные, честные, высокопочтенные и ученейшие господа Филипп Крузиус[16]16
  Крузиуса, Крузиус, Крузеншерна, Крузенштерн, родился ок. 1698 г., ум. 10 апр. 1676 г. в Ревеле. В издании 1647 г. напечатано написанное им латинское стихотворение «Ad lektorem» (к читателю) с похвалою Олеарию.


[Закрыть] из Эйслебена, обоих прав лиценциат, ныне, по дворянству, особой милостью его королевского величества шведского[17]17
  Т. е. короля Карла Густава шведского. Об этом «Dictionnaire» J. Chauferie, 1753, III, s. v. Olearius, not.


[Закрыть] ему дарованному, именуемый Филиппом Крузеншерном и состоящий королевским придворным советником, бургграфом нарвским и генерал-директором коммерции в Эстонии и Ингерманландии, и господин Отто Бругман[18]18
  Он именуется ниже все время Брюгманом или Брюггеман(н)ом. Это был купец из Гамбурга. О судьбе его сказано в введении.


[Закрыть] из Гамбурга. Оба они в год по Р. X. 1633, 22 октября, впервые были отправлены из княжеской резиденции Готторпа[19]19
  У Олеария все время Gottorff. Форма, принятая в переводе, более привычна и известна.


[Закрыть] в Москву к великому государю царю и великому князю Михаилу Феодоровичу, всея России самодержцу и проч., чтобы просить о свободном пропуске через Россию в Персию. Когда все необходимые для такого путешествия вещи были заготовлены, они со свитою в 34 челов. 6 ноября собрались в путь из Гамбурга, 7 того же месяца прибыли в Любек, а 8 в Травемюнде[20]20
  Это гавань Любека у устья р. Траве.


[Закрыть], где мы приняли на судно опытного корабельщика[21]21
  Иначе говоря, шкипера (Scchifter).


[Закрыть] по имени Михаила Кордеса, намереваясь воспользоваться его помощью на Каспийском море, 9 мы, с веселыми пожеланиями многих добрых друзей, сопровождавших нас из Гамбурга и Любека до берега, вышли в море. Судно, на котором мы плыли, называлось Fortun, корабельщиком был Ганс Мюллер. С нами же на судне ехал и господин Венделин Зибелист[22]22
  Иначе Сибелист. Он известен и по русским документам. В издании 1647 г. напечатана латинская вводная его заметка, поясняющая разнообразие материала в книге и особую милость царя к голштинцам.


[Закрыть], доктор медицины, которого великий князь призвал к себе в гоф– и лейб-медики, а его княжеская светлость герцог шлезвиг-голштинский рекомендовал его царскому величеству.

После обеда мы весело оттолкнулись от берега и стали на рейде на якоре. Вечером к 9 часам, когда подул желанный зюйд-вест, мы, во имя Божие, стали в паруса и в ту же ночь сделали 20 миль. На следующий день, с одобрения господ послов и корабельщиков, были составлены кое-какие корабельные законы и постановления, чтобы народ вел себя тихо и скромно, а также, чтобы потом кое-что от штрафов наших преступников досталось бедным. С этой целью были установлены некоторые должности, а знатнейшим лицам было поручено следить за исполнением законов и штрафовать преступников. Этого порядка настолько строго придерживались, что по окончании плавания, т. е. через четыре дня, выручены были 22 рейхсталера, которые переданы корабельщику для распределения половины рижским, а половины любекским бедным.

10 ноября, к вечеру, мы прошли мимо острова Борнгольма, оставив его на добрую милю вправо от нас; до сюда считается 40 миль от Любека. Это высокий и местами скалистый остров, в 3 мили длиною и шириною, с хорошими пастбищами; говорят, он ежегодно дает несколько ластов масла[23]23
  Last – мера, равная 120 пудам.


[Закрыть]. Здесь имеется у самого берега замок старинной постройки, именуемый Гаммерсгаузен. Этот остров в старину принадлежал городу Любеку, но был передан, по особым причинам, его королевскому величеству датскому в качестве крестинного подарка[24]24
  Неясно, к какому это относится событию. В 1647–1656 гг. Борнгольм был датским; с 1525 по 1576 г. остров, по договору, управлялся любекцами.


[Закрыть], и до сих пор еще подвластен ему.

Близ острова, к северу, лежат опасные по кораблекрушениям подводные скалы Эрдгольм, которых мореплаватели осенним временем очень боятся. Так как эти скалы ночью нельзя заметить даже с помощью лота – в непосредственной близости у них очень глубоко, – то и случается так, что много судов там терпят крушение и идут ко дну.

11 сего месяца в полдень мы, при добрых погоде и ветре, пришли к 56° широты. К вечеру ветер позади нас начал крепчать и продолжался всю ночь; поэтому пришлось уменьшить паруса. Большинство из нас, кто еще не ездил по морю, получили обычную морскую болезнь и лежали столь слабыми, что иные думали уже помирать. Болезнь эта, однако, происходит не оттого, что (как пишут Понтан в книге «Bellaria Attica» и другие) нам претит сильный запах морской воды, но исключительно от движения судна. Ведь у большинства оно вызывает непривычное сотрясение живота и головокружение; те же, кто привыкли к этому движению и несклонны к головокружениям, не испытывают неудобств. Вот, по-моему, и причина, почему маленькие дети, привычные еще к качанию в колыбели, очень редко ощущают эту болезнь. Причина этого недомогания ясна и из того, что оно чувствуется не в самом начале плавания, пока ветер еще слабый, но часто только через несколько дней, когда сильный ветер качает корабль. Если же бурная погода держится несколько дней, то болезнь у большинства проходит сама собою. Я подобное явление изучил на некоторых из нас на реке Волге, в которой нет соленой воды: при тихой погоде они долгое время плыли, ничего не ощущая, а когда началась сильная буря, с ветром против течения реки, и корабль стал качаться, то они опять ощутили это недомогание. Поэтому ничего не стоит замечание Понтана в той же книге: «Quod, dui in fluvio navigant, horum nihil persentient, quia ibi non faetor maris» (т. е. «плывущие по реке на судне не ощущают подобных неудобств, так как там нет запаха моря»); на самом деле все нужно приписать непривычному движению.

С таким только что упомянутым сильным ветром мы могли придерживаться правильного пути или курса, как говорят корабельщики, и за эту ночь сделали 15 миль. На следующий день, 12, последовал за ветром совершенный штиль, так что ветерок не колыхнулся, и судно остановилось на месте. При такой тихой погоде мы велели вынести на мостик наши музыкальные инструменты, благодарили и хвалили Бога пением и струнной игрою за милостивую охрану, нам дарованную в предыдущую ночь. К обеду мы опять получили с юга добрый ветер, доставивший нас потихоньку к Домеснесу, мысу, который от Курляндии вдается в море. Здесь мы стали на якоре и оставались тут до 13 вечера, когда ветер стал западным и мы вкруг мыса смогли въехать в залив. 14 рано утром прибыли мы к окопам Дюнамюнде (Усть-Двинска), лежащим у устья реки Двины (отсюда и наименование их), в двух милях от города Риги. Так как спустился густой туман и ничего нельзя было видеть вдали от себя, то мы сообщили о своем приближении трубою, чтобы из окопов получить лоцмана, без которого заезжему не двинуться с места и не въехать, ввиду нечистого дна. Вскоре затем прибыли таможенные и осмотрели судно, нет ли в нем купеческих товаров, за которые надо платить пошлину. Не найдя ничего, они прислали к нам лоцмана, с которым мы двинулись вперед и вечером очень поздно, благодарение Богу, благополучно подошли к городу Риге.

Из Риги, через Вольмар и Дерпт, в Нарву

После того, как господа послы оповестили горожан о своем приезде, они, кое с кем из народа, вышли на берег и прошли в город, где нас встретили несколько военных офицеров с пустою каретою, присланною местным губернатором для приема послов. Будучи, однако, недалеко от гостиницы, послы не захотели сесть, но пешком были сопровождены до гостиницы Ганса Краббенгёфта, где они и поместились с знатнейшими из своей свиты, разместив остальных в соседних домах. 21 ноября господа послы получили подарки от благородного магистрата, а именно: быка, несколько овец, кур, зайцев и много дичи, равно как и несколько пшеничных и ржаных хлебов и одну аму рейнского вина. На третий день после этого послы устроили угощение, пригласив на него губернатора г. Андрея Эрихсена, благородный магистрат, суперинтендента магистра Самсония и несколько высших военных офицеров города. Мы спокойно оставались в городе пять недель, пока мороз и снег не приготовили нам хорошего санного пути через болота, лежащие в окрестностях. Отсюда путь шел на г. Дерпт, и 14 декабря наши вещи и утварь (или багаж), кое с кем из народа, были на 31 санях посланы вперед, а господа послы следовали на другой день. Так как большинство из нас были непривычны к езде в санях и управлению лошадью из саней, а теперь приходилось этим заняться, то в первый день можно было видеть, как тот или другой несколько раз вываливались из саней, а потом со своими вещами опять поднимались со снега. 18 мы прибыли в городок Вольмар и были приняты здесь начальником (или комендантом). Город этот в 18 милях от Риги и очень опустошен нападением русских и поляков. Жители устроили себе на старых стенах разрушенных домов и около них деревянные жилища, по способу шведов и русских. Отсюда мы 20 проехали 6 миль до замка Эрмес, принадлежащего полковнику де-ла-Барр; здесь нас приняли и княжески угостили двумя обедами. 21 мы двинулись дальше на 4 мили до усадьбы Гальмет, где нам в комнату привели к столу ручного лося, ростом выше лошади. Этих животных здесь много. Они послужили поводом к тому, чтобы привлечь сюда несколько лет тому назад ремесленников и рабочих из Германии для обработки земли; их убедили, что страна тут богатая и полюбится им, так как тут, будто, такое изобилие всего, что лоси забегают даже в дома к людям. Так как, однако, немцы не были привычны к тамошней тяжкой работе и к способу обработки полей, то им пришлось плохо, они обеднели и, действительно, Elend, но не в смысле «лося», а «нищенства», зашел к ним в дома. С горем, при помощи добросердечных немцев, они опять отправились в Германию, как некоторые из них, которых мы как-то встретили, сами нам жаловались.

Юрген Овенс. Адам Олеарий. 1669

22 декабря мы подвинулись вперед еще на 4 мили до замка Ринген, а на следующий день достигли города Дерпта. Этот город лежит в Эстонии или Эстляндии на реке Эмбек[25]25
  Beck по-нижненемецки то же, что Bach. Поэтому Embeck-Эмбах (Embach), как река эта обыкновенно называется.


[Закрыть], посреди Лифляндии, окружен круглой каменной стеной и бастионами, которые, подобно домам, построены по-старинному. Многочисленными войнами, особенно в 1571 г. русскими – город этот очень опустошен, как о том можно прочитать в «Лифляндской хронике» Геннинга. Раньше он принадлежал московитам и назывался Юрьевым-городом. Занят он немецкими геермейстерами[26]26
  Heermeister – глава провинции рыцарского ордена.


[Закрыть] в год по Р. X. 1230 и сделан епископской резиденциею. Здесь был епископом герцог Магнус[27]27
  Магнус, супруг княжны Марии Владимировны, принц датский, вассальный король ливонский.


[Закрыть] Голштинский, зять тирана, о чем вспоминает Гамельман в «Ольденбургской хронике». В 1558 г. тиран[28]28
  Обычное у Олеария и у других писателей XVII в. наименование Иоанна IV Грозного.


[Закрыть] Иван Васильевич снова завоевал Дерпт. В 1582 г. король Стефан польский подчинил город себе, но когда герцог Карл Зюдерманландский принял шведскую корону и повел войну с поляками, то он, между другими городами, завладел и этим. Таким образом, Дерпт и теперь в подданстве его королевского величества шведского[29]29
  Карла Х Густава, правившего с 1654 по 1660 г.


[Закрыть].

В Дерпте находится лифляндская высшая школа или университет[30]30
  Университет дерптский (юрьевский); учрежден Густавом Адольфом шведским.


[Закрыть] и королевский гофгерихт[31]31
  Гофгерихт – высший (собственно придворный) суд в Ливонии.


[Закрыть]. Высшая школа основана по почину и при поддержке г. Иоганна Скитте, владетеля в Дудероффе, бывшего информатора и гофмейстера[32]32
  Информатора и гофмейстера, т. е. учителя и дворецкого.


[Закрыть] короля Густава Адольфа, и освящена в 1632 г. 15 октября. Сын г. Иоганна Скитте Яков был первым ректором этого университета, а при нем состоял в качестве проректора Андрей Виргинии, померанский дворянин и доктор Св. Писания. Среди ученых людей и знаменитых профессоров, с которыми мы там познакомились, находились: упомянутый доктор Виргинии, Иоган Балау из Ростока, доктор медицины, позже призванный в лейб-медики в Москву, Фридрих Мений, увенчанный императором поэт и профессор истории, и магистр Петр Андрей Шомер, математик, родом из шведского Гапсаля. Число студентов было в наше время еще очень невелико: всего только 10 шведов и немного финнов находились там.

Отпраздновав в Дерпте наш рождественский праздник, мы 29 декабря направились дальше и продолжали путь наш до Нарвы.

Как мы прибыли в Нарву. Путешествие оттуда, через крепости Ям и Копорье, до Нотебурга

3 января 1634 г. мы прибыли в Нарву и остановились у Якоба фон Кёллена, видного местного торговца и трактирщика. Здесь мы, из-за долгого неприбытия шведских господ послов, которые, ради известных причин[33]33
  Обычный у Олеария оборот, когда дело касается дипломатической сущности посольства или причин, которые он не желает излагать.


[Закрыть], желали с нами вместе подняться в Москву, прождали в большой досаде до 22 недель. Впрочем, нельзя сказать, чтобы у нас тут недоставало увеселений для препровождения времени. Мы не только ежедневно устраивали княжеский стол с хорошим угощением и порядочною музыкою, при чем многие знатные господа, зачастую посещавшие господ послов, вели приятные беседы, – но мы и ездили на различные важные пиршества, а также приглашались и уводились в поездки верхом и на охоту. Однако страстное желание ехать дальше не давало нам оценить все это веселье. К тому же много хлопот было нашим господам послам из-за нашего простого люду, столь долго остававшегося в праздности и часто вступавшего в ссоры и драки с нарвскими солдатами; постоянно поэтому приходилось им, вместе с г. губернатором, судить и мирить.

Так как мы, однако, предполагали, что до весны нам отсюда не выбраться, а в это время между Нарвою и Новгородом по большой дороге очень трудно пробираться, то магистр Павел Флеминг[34]34
  Павел Флеминг – известный поэт (1609–1640), один из наиболее видных лириков XVII в.


[Закрыть] кое с каким людом, с лошадьми, веденными под уздцы, и с тяжелым скарбом, 28 февраля, при хорошей санной дороге, был отправлен вперед в Новгород. Одновременно поехал вперед и доктор Венделин со своими людьми, вскоре затем собравшийся и дальше в путь до Москвы.

Когда, наконец, в Нарве мы почувствовали такой недостаток в провианте, что наши закупщики русские должны были искать кур и овец за 8 миль кругом, а мы все-таки еще, по известным причинам, не могли вскоре ожидать прибытия господ шведских послов, главою которых назначен был ревельский губернатор г. Филипп Шейдинг, то наши господа послы с 12–10 лицами отправились в Ревель, оставив остальных в Нарве. В Ревеле мы были приняты, со стороны благородного магистрата, с салютами и подарками. Здесь мы пробыли еще 6 недель, а тем временем г. губернатор, благородный магистрат и знатнейшие граждане оказывали нам всяческую честь и дружбу.

Что сказать о городах Ревеле и Нарве, об этом будет речь во втором путешествии.

Когда многократно упоминавшийся г. губернатор 10 мая узнал из почты, что другие прикомандированные к нему посланцы уже прибыли в Нарву, то он пустился в путь и в день Вознесения, а именно 15 мая, направился с нами в Нарву, 18 того же месяца мы вновь прибыли туда, причем шведские господа послы, а именно полковник г. Генрик Флеминг, г. Эрик Гилленшерна и г. Андрей Буреус со значительною свитою выехали к нам навстречу за милю до города, любезно приветствовали нас и ввели в город, где вторично нас приняли с салютами из орудий.

По свидании господ послов, с обеих сторон решено было, что обе партии возьмут путь к Новгороду через Карелию по Ладожскому озеру; об этом эстафетою сообщено было новгородскому воеводе, чтобы он знал, где нас встретить и принять, и нам не пришлось бы слишком долго стоять у границы. Ведь в России, как и в Персии, обычай такой, что чужие посольства, прибывшие к границе, должны заявить о себе и ждать, пока их прибытие будет эстафетою сообщено властелину страны и будут отправлены приказы наместникам и начальникам провинций, как их принять и угостить. Ведь у московитов и персов все послы и гонцы, посылаемые великими государями, сколь долго они остаются в их пределах, получают бесплатно пропитание и проезд с конвоем для охраны. Поэтому послам и дается проводник (по-русски «пристав», по-персидски «мехемандар») с несколькими солдатами, чтобы вести их через страну.

Когда, таким образом, эстафета, как сказано, отправлена была в Новгород, шведские господа послы 22 мая выехали из Нарвы и поднялись до крепости Копорья, чтобы там отпраздновать Троицу и подойти поближе к русской границе.

24 мая, в субботу перед Троицею, я отправился в русскую Нарву посмотреть, как русские поминают своих умерших и погребенных друзей. Кладбище было полно русских женщин, которые на могилах и могильных камнях разложили прекрасные вышитые пестрые носовые платки, а на эти последние ими были положены на блюдах штуки 3 или 4 длинных оладий и пирогов, штуки 2 и 3 вяленых рыб и крашеные яйца. Иные из них стояли, другие лежали на коленях тут же, выли и кричали и обращались к мертвым с вопросами, какие, говорят, приняты на похоронах у них. Если проходил мимо знакомый, они обращались к нему, разговаривали со смеющимся ртом, а когда он уходил, снова начинали выть. Между ними ходил священник с двумя прислужниками, с кадильницею, куда он временами бросал кусочек воску, и окуривал могилы, приговаривая несколько слов. Женщины говорили попу (так называют они своих священников) подряд имена своих умерших друзей, из которых некоторые уже лет 10 как умерли, другие читали имена из книги, некоторые же давали их читать прислужникам, а поп должен был повторять их. Тем временем женщины наклонялись к попу, иногда знаменуя себя крестным знамением, а он помахивал против них кадильницею.

Неизвестный художник. Панорама Нарвы. XVIII в.

Женщины тянули и тащили попа с одною места на другое, и каждая желала иметь преимущество для своего покойника. Когда это каждение и моление, которое поп совершал с блуждающим лицом, без особого благоговения, бывало закончено, то женщина давала ему крупную медную монету, вроде зесслинга[35]35
  Зессдинг или зексдинг (Sessling, Sechsling) – монета в 6 пфеннигов.


[Закрыть] по-голштински или 6 пфеннигов в мейссенской монете[36]36
  Эта ссылка Олеария на мейссенскую монету объясняется многолетним его пребыванием в Саксонии, частью которой является Мейссенская земля.


[Закрыть]. Пироги же и яйца слуги священника забрали себе, дав кое-что из них и нам, немцам, смотревшим на это зрелище. Мы их, в свою очередь, роздали бедным детям.

26 мая мы примирились с Господом, приняли причастие и затем, послав нашу утварь и вещи кое с кем из простого люда, водою, вперед в Ниеншанц, сами последовали сушею туда же. При салютующих выстрелах из города мы, в сопровождении командующего там полковника Порта, отправились в крепость Ям, которая, в 3 милях (а не 12 милях, как пишет фон Герберштейн) от Нарвы, лежит в Ингерманландии за рекою, богатою рыбою, особенно лососями, и называющеюся «Ямскою речкою». Здесь переезжают на пароме. Эта крепость невелика, но окружена крепкими каменными стенами и 8 бастионами. Когда Нарва была отнята у русских, тогда же и этот город был завоеван. Здесь вблизи имеется мыза, населенная русскими, которые, наравне с крепостью, в подданстве у его королевского величества шведского.

Здесь нам дали новых лошадей, на которых 29 того же месяца мы проехали верхом 6 миль до крепости Копорье, где нас прекрасно встретили салютными выстрелами, а наместник г. Бугислав Розен прекрасно угостил нас, накормив еще в тот же вечер 48 блюдами и разными винами, медом и пивом. Угощений и пиршеств на следующий день было не меньше, но даже еще обильнее и с прибавлением к ним музыки и другого веселья. В 3 часа после обеда нас с салютными выстрелами и на свежих лошадях отправили дальше. Отсюда поездка шла через двор русского боярина, именем Н(икиты) Васильевича[37]37
  Имя в подлиннике указано лишь буквою N, фамилия совсем не указана. Что это за боярин, живший на шведской территории, определить трудно.


[Закрыть]; так как он расположен в 7 милях от Копорья, а мы оттуда поздно выбрались, то нам пришлось ехать всю ночь, пока мы прибыли ко двору. Рано утром в 3 часа нас боярин любезно принял и угостил разными кушаньями и напитками из серебряной утвари. У него были два трубача; при столе, особенно при тостах – чему он, вероятно, научился у немцев, он заставлял их весело наигрывать. По всему было видно, что это человек веселый и храбрый. Он участвовал и в битве, которая происходила в 1631 г. перед Лейпцигом[38]38
  Известная битва при Брейтенфельд.


[Закрыть], и показывал нам на разных местах своего тела некоторые раны, там им полученные.

Перед нашим уходом он велел выйти к нам своей жене и еще другой ее родственнице, которые обе были очень молоды и красивы лицом и прекрасно одеты; их сопровождала некрасивая спутница для того, чтобы еще более выдвинуть их красоту. Каждая из женщин должна была пригубить чарку водки перед господами послами, передать ему в руки и поклониться ему. Русские считают это величайшею честью, которую они кому-либо оказывают, чтобы указать, что гость был им приятен и любезен. Если дружба и близость очень велики, то гостю разрешается поцеловать жену в уста, о чем ниже будет сказано подробнее.

31 мая, в 1 час пополудни, мы здесь простились, до вечера проехали 4 больших мили до Иоганнесталя, где благородный владелец Иоганн Скитте собрался строить город, и церковь уже, по большей части, была готова. Здесь имеется тройное эхо или отзвук, которым мы, через нашего трубача, добрую часть ночи увеселялись, тем более что от большого количества комаров не могли заснуть. Здесь мы, из-за многих болотистых местностей, впервые имели сильнейшие неудобства и неприятности днем от больших мух и ос, накусавших большие волдыри на нас и наших лошадях, а ночью – от комаров, которых мы могли отгонять только дымом, неприятным для наших глаз и нашего сна.

Здесь мы узнали, что королевские шведские господа послы ждут нас в Ниеншанце. Тем скорее собрались мы в путь, а именно 1 июня рано утром, в 3 часа, и прибыли на место в 6 часов Ниеншанц, или Ние[39]39
  Hиe на реке Неве, на месте нынешней Охты.


[Закрыть], как иные его зовут, лежит в 2¹/₂ милях от Иоганнесталя на судоходной воде, которая вытекает из Ладожского озера в Финское и Балтийское море, отрезывает Корелию от Ингерманландии и имеет хорошее питание. Здесь мы застали королевских господ послов, которые, поговорив секретно о некоторых делах с нашими послами, отправились вперед к Нотебургу[40]40
  Нотебург, точнее Нётебург (Noteburg), ныне Шлиссельбург.


[Закрыть]. Мы последовали за ними 2 июня с тамошним наместником г. полковником Иоганном Кунемундтом, храбрым видным человеком, выехавшим к нам по воде навстречу

Крепость Нотебург, в 8 милях от Ниеншанца, лежит от экватора на 53°30′[41]41
  Так напечатано во всех изданиях Олеария. Цифра эта неправильна. В числе опечаток при изд. 1656 указано, что вм. 53°30’ следует читать 63°80’.


[Закрыть] у выхода из Ладожского озера, она со всех сторон окружена глубокою водою и расположена на острове, похожем на орех, как видно из прилагаемого плана. Отсюда и название его Noteburg (Ореховый замок). Здесь я нашел магнитное склонение равным 5°30′ в сторону запада. Крепость построена русскими и окружена стенами в 2¹/₂ сажени толщиною. Так как амбразуры (подобно таковым во всех старых русских крепостях) направлены прямо вперед и снаружи немногим лишь шире, чем извнутри, то они не особенно удобны для стреляния из них и для защиты. В одном из уголков крепости находится особая, крепко защищенная небольшая цитадель, откуда крепость может быть обстреливаема внутри. Эта крепость была взята на капитуляцию его королевским величеством[42]42
  Это – погрешность; нужно «ея королевским величеством», так как с 1632 по 1664 г. в Швеции королевою была Христина, дочь Густава Адольфа, при регенте Акселе Оксеншерна.


[Закрыть] шведским чрез полководца г. Якова де-ла-Гарди. Нам говорили, что осажденные русские держались вплоть до последних двух человек. Когда они по капитуляции должны были выступить со всем скарбом и имуществом и со всеми находившимися при них людьми, то вышли только эти двое. Когда их спросили, где же остальные, они отвечали: остались только они одни, так как все другие умерли от заразной болезни. Вообще русских хвалят, что они гораздо храбрее и смелее держатся в крепостях, чем в поле. Об этом ниже подробнее.

Неизвестный художник. Якоб Делагарди. 1606

Как ни весело расположено это место, все-таки оно представляется нездоровым, ввиду пресного озера и многих расположенных кругом болот. При нас в июне месяце целых три недели тут было такое множество комаров, род Pyraustis, или огненных мух, которые летят кругом огня и сами себя сжигают (как показано на фигуре и плане крепости), что не видно было с ладонь свободного от них воздуха и нельзя было ходить с открытым лицом, не испытывая неудобств. Ежегодно в это время этого гнуса встречается очень много во всей Карелии, хотя и не в столь больших количествах, как в Нотебурге. Жители называют их «русскими душами».

Так как мы предполагали, что нам придется прождать некоторое время в Нотебурге, то господа послы оставили при себе только шесть человек, а остальных направили вперед к русской границе, так как там было удобнее по части провианта. Мы пробыли здесь до седьмой недели и наши господа, тем временем, ежедневно приглашались королевскими господами послами, пока эти последние находились там, чрез их маршала, высокоблагородного г. Вольфа Спарра и их гофъюнкеров, к обеду. Кое-кто из нас, наряду с ними, встречал тут хорошее угощение и обхождение.

17 июня прибыл в Нотебург один из господ Спирингов, посланный вдогонку его королевским величеством шведским и прибавленный к числу господ королевских послов. С ним было немного народу.