Текст книги "Как живые: Двуногие змеи, акулы-зомби и другие исчезнувшие животные"

Глава 8
Рыба – циркулярная пила. Геликоприон

Людям акулы не дают прохода по крайней мере на протяжении 3000 лет: возраст первой несомненной жертвы нападения датируется 1370–1010 гг. до н. э. Атаке подвергся рыбак или мореплаватель с Японских островов, на теле которого, точнее, на костях оставшейся ноги, рук, таза и грудной клетки обнаружили 790 глубоких зазубренных рассечений. Правая нога и кисть левой руки были отхвачены полностью. Так растерзать человека было под силу только акуле. Скончавшийся от страшных ран принадлежал к неолитической японской культуре дзёмон, важную роль в которой играли морепродукты. На керамических сосудах той культуры впервые появились изображения молот-рыбы, а ритуальные глиняные фигурки – догу – удивительно напоминают водолазные костюмы, сшитые из кожи и потому раздувшиеся при погружении.

Не будем забывать, что с 1900 г., когда начали фиксировать достоверные случаи акульих атак, по 2009-й «акула утащиило», как выразился до смерти напуганный Лёша из фильма «Быстрее, чем кролики», в общей сложности 2262 человека. И почти в половине случаев – навсегда. Зато люди убивают для еды и ради развлечения примерно 100 млн акул ежегодно. А растут все хрящевые медленно, размножаются неспешно, и поэтому почти все виды являются очень уязвимыми. И кто из нас представляет бо́льшую опасность для другого? (А теперь добавлю фразу, за которую меня многие невзлюбят: за год от зубов домашних собачек гибнет гораздо больше людей, чем в «страшных» челюстях акул.)

Обычно считается, что чем эволюционно ближе к человеку организм, тем он более продвинут. Поэтому хрящевые рыбы воспринимаются в сравнении с костными как примитивные. Конечно, это далеко не так. Хрящевые (их известно около 1160 видов) сегодня уступают костным в видовом разнообразии и, видимо, всегда уступали, если не включать в эту группу пластинокожих и акантод. Однако именно в этой линии появились стремительные суперхищники, которые венчают трофическую пирамиду океана и с которыми даже морские млекопитающие не способны справиться в одиночку.

Достоверные остатки хрящевых рыб известны из нижнесилурийских отложений (им около 436 млн лет). Это были веретеновидные существа чуть больше 2 см длиной. Чешуя, похожая на ту, что им принадлежала, встречается и в верхнеордовикских породах, но чья она, догадаться непросто. Голова древних хрящевых была округлой, без резко выдававшегося рыла и широкой, особенно слуховой частью черепа, по сравнению с туловищем. Если к облику этих рыб еще добавить укрупненные чешуи или пластинки, покрывавшие голову (а у самых древних щитки, костяным обручем охватывавшие грудную часть), и мелкие – на хвосте, то они внешне уподобятся пластинокожим, а не акулам.

По времени важных морфологических преобразований хрящевые тоже часто обгоняли костных. Если следовать по пути обычной акульей жертвы, прежде всего мы увидим зубы. Уже в начале девонского периода (около 400 млн лет назад) появились акулы, точнее, общие предки акул и химер, с челюстями, усеянными зубами, которые были пригодны для жесткого захвата и мгновенного обездвиживания жертвы. Дуговидные ряды зубов по мере изнашивания замещались новыми, которые закладывались и выдвигались изнутри наружу. Каждый зуб заменялся точно таким же – и по форме (а она была очень интересной, с четырьмя «рожками»), и по размеру. Рентген древних челюстей позволяет увидеть отдельные цепочки будущих зубов – мал мала меньше. (Неслучайно ихтиологи называют такие цепочки «семьями».) Старый ряд при этом выпадал. Регулярная и правильная сменяемость продолжалась всю жизнь и обеспечивала прочность и слаженность работы всей зубной системы. А главное, в дело всегда вступали острые зубы, давление которых на единицу поверхности, конечно, выше, чем зубов затупившихся.

Хотя у древних акул замещение происходило медленнее, чем у современных, ничего подобного у костных рыб никогда не возникало (и мы, будучи потомками последних, увы, должны постоянно ходить к стоматологам, чтобы сохранить то, что не отняли годы и грецкие орехи). Можно предполагать, что у древних хрящевых уже была зубная пластинка – внешняя складка слизистой оболочки рта, которая закладывалась в эмбриональном развитии и служила для формирования всех зубов.

Раз уж мы добрались до зубов, то, значит, видим и челюсти. Правда, у девонских хрящевых зубы сидели не только в челюстях (как у современных акул), но и на других внутренних поверхностях ротовой полости, что сближало их с химерами (тоже хрящевыми рыбами). Здесь следует оговориться, что верхняя челюсть хрящевой рыбы – это нёбноквадратный хрящ, а нижняя – меккелев хрящ. (У костных рыб и их потомков эти, первичные, части скелета оказались в плотном окружении нескольких покровных костей, куда и «пересели» зубы.) Тему замечательных выдвижных челюстей некоторых хрящевых рыб обсудим в следующей главе – там она более к месту.

Далее, если бренные куски нашего тела еще будут что-то воспринимать, то перед угасающим взглядом пронесется жаберный аппарат. До него, правда, нужно еще дожить, поскольку у хрящевых этот орган задвинут вглубь тела. У костных рыб и общих предков обеих групп жабры находились прямо под мозговой коробкой, сидели компактно и прикрывались костяной крышкой. Последняя исчезла у девонских хрящевых, а жаберный аппарат, утратив сочленение с черепом, занял нынешнее положение – позади слухового отдела черепа – и увеличился в объеме. С тех пор жаберные щели у таких рыб открываются наружу. Может быть, у древних форм их прикрывали мясистые лопасти. У мезозойских акул изменилось расположение скелетных сегментов жаберной решетки: каждая половина дуги стала похоже на дубль-вэ, а не на бумеранг (как у костных рыб и опять же у общих предков). Жаберная решетка превратилась в гармошку, и растяжимые «меха» позволили заглатывать добычу значительных размеров.

Закончится наше виртуальное путешествие в спиральном клапане. Он примерно такой же, как и у представителей древних костных рыб (мясистолопастных и всяких ганоидов), что опять же указывает на устройство этого органа у общего предка…

В разнообразии форм хрящевые, пожалуй, превзошли других рыб. Достаточно вспомнить акулу молот-рыбу, ската пилорыла или современных химер. Последних еще называют цельноголовыми из-за компактного строения черепа. Под удлиненным или крючковатым рылом у них расположен маленький рот с жевательными пластинками, голова относительно большая, тельце быстро сужается и нередко продолжается нитевидным хвостом; спинной плавник треугольный и высокий, с шипом перед ним (и то и другое может убираться в выемку на спине). Жаберная крышка у химер то ли не исчезала, то ли появилась заново. Живут они ныне на глубине и редко дорастают до 2 м.

В прошлом хрящевые выглядели еще необычнее. Особенно в начале пермского периода (307–270 млн лет назад), когда моря населяли геликоприоны (Helicoprion, от греч. ελικο – «спираль», πριων – «пила») (рис. 8.1).

Рис. 8.1. Зубная спираль химеры геликоприона Бессонова (Helicoprion bessonowi), диаметр 26 см; раннепермская эпоха (290–284 млн лет назад); Красноуфимский район, Свердловская обл. (Центральный научно-исследовательский геолого-разведочный музей им. Ф. Н. Чернышева, Санкт-Петербург)

Ископаемые остатки, описанные под этим именем из нижнепермских отложений Среднего Предуралья в конце 1899 г. геологом Александром Петровичем Карпинским, напоминают диск циркулярной пилы: почти 150 острых зубцов, свернутых в три с четвертью оборота и быстро уменьшающихся к центру завитка. Диаметр спирали достигал 26 см. (Нашел удивительный образец инспектор народных училищ Красноуфимского уезда Пермской губернии, знаток башкирского языка и фольклора Александр Григорьевич Бессонов – видовое название геликоприона происходит от его фамилии.)

Карпинский, последний президент Российской академии наук (причем выборный, а не назначенный высочайшим указом) и первый – АН СССР, оставался на своем посту, несмотря на череду властей. Он хорошо понимал, что любая власть в России работает исключительно для себя, а ученые – на благо государства. Александр Петрович был выходцем из уральской горняцкой семьи, и большая часть его жизни оказалась связанной с геологией и палеонтологией этого важнейшего для страны региона. Он первым обратил внимание на существенные различия в геологическом строении восточного и западного склонов древнего хребта; выяснил условия образования платиновых руд; установил артинский ярус (отложения одного из веков истории Земли; назван по заводскому поселку Арти), который считал переходным между каменноугольной и пермской системами. Именно в артинских морских слоях и было собрано все, что осталось от геликоприона.

По гистологическим срезам и химическому составу образцов ученый догадался, что имеет дело с частью челюсти хрящевой рыбы, близкой к американскому каменноугольному роду эдест (Edestus), от которого сохранилось несколько фрагментов то ли кожного покрова, то ли челюсти (рис. 8.2). (Карпинский писал его название как «едест», поскольку оно происходит от греч. εδεστηζ – «едящий».) Каждый фосфатный зуб геликоприона напоминал кривой мачете с зазубренным острием, сильно сужающийся к рукояти – корню. Он был покрыт энамелоидом и состоял из дентина, пронизанного частыми каналами и остеоцитами. Вместе эти дуговидные зубы укладывались в плотную плоскую спираль. Внутри спирали отдельные каналы, расходясь от главного, сливались в общую систему. (Все это на детальнейших прорисовках было показано в статье Карпинского.) Размышляя, где у рыбы могла разместиться такая спираль, и сопоставляя находку с зубными аппаратами современных хрящевых, особенно химер, геолог расположил зубной ряд на удлиненной верхней челюсти так, что он заворачивался ко лбу, как хобот у фарфоровой фигурки слона.

Реконструкция многих озадачила. Более 100 лет ученые гадали, была ли эта спираль выростом на рыле или чем-то совсем другим. Идей предлагалось множество. Спираль помещали и на верхнюю лопасть хвостового плавника, и на кромку спинного, как элемент защиты, и на обе челюсти, и на одну (нижнюю), но в два ряда…

Рис. 8.2. Зубная спираль и зубы химеры эдеста (Edestus newtoni); высота зуба 5 см; позднекаменноугольная эпоха (320 млн лет назад); графство Йорк, Англия (Woodward G. M. 1917. On a new species of Edestus from the Upper Carboniferous of Yorkshire // Quarterly Journal of the Geological Society of London, 72, 1–6)

Карпинский предсказал, что «в чрезвычайно нежных отложениях с Helicoprion будут найдены остатки хрящей и, быть может, отпечатки мягких тканей этого животного»[10]10
  Цит. по: Карпинский А. П. К вопросу о природе спирального органа Helicoprion // Записки Уральского общества любителей естествознания. 1915. Т. 35. Вып. 8–10. С. 117–145.


[Закрыть]. Такая часть хрящевого черепа действительно была найдена в 1950 г. в американском штате Айдахо, где распространена нижнепермская формация Фосфория, в которой благодаря фосфатизации прекрасно сохраняются окаменелости. Но только в 2013 г. ученым из университета и музея этого штата с помощью компьютерной томографии удалось создать трехмерную модель данного черепа, и ответ на вопрос, где была спираль, стал очевиден. Правда, за пять лет до этого загадку функционирования необычной зубной системы решил палеоихтиолог Олег Анатольевич Лебедев из ПИН РАН. Во-первых, зубы сидели вдоль всего симфиза меккелева хряща, т. е. вдоль осевой части нижней челюсти, где сходятся ее правая и левая половинки. В основном спираль была окружена хрящевой тканью, и лишь примерно 15 наибольших зубов выступали на рабочей кромке, когда открывалась пасть. Во-вторых, в верхней челюсти геликоприона располагался продольный желобок, куда входила внешняя часть «циркулярной пилы» при сдавливании добычи. Сама верхняя челюсть представляла собой большой треугольный (если смотреть сбоку) нёбноквадратный хрящ, покрытый снизу десятками мелких (2 мм) пластинчатых зубчиков. (Этот хрящ намертво крепился к мозговой коробке черепа: такое срастание – аутостилия – выдает в геликоприоне химеру, а не акулу.) Пара отростков верхней челюсти сочленялась с нижней. От задней части последней вверх тоже отходила пара отростков, которые не давали челюстям плотно сомкнуться и тем самым располовинить собственный череп. Губной хрящ образовывал дополнительное подвижное соединение с зубной спиралью, позволяя ей скользить вперед. Природа – не человеческое общество: там все продумано и работает.

Геликоприоны населяли океан Тетис и мелководные моря Северной Пангеи, отложения которых теперь оказались в Предуралье, Казахстане, Китае, Японии, Лаосе, Канадском Арктическом архипелаге, на западе Канады, США, Мексики и Австралии и на Шпицбергене. Всего было найдено около 150 фрагментов челюстей геликоприона и его ближайших родственников. Эти и без того немаленькие рыбы за 8 млн лет эволюции троекратно увеличились в размере.

Геликоприоны появлялись на свет с тремя зубами, похожими на ритуальные топорики и сохранявшимися всю жизнь. Новые зубы по мере роста смещали старые вперед, но те не выпадали, а заворачивались в спираль. На челюстном хряще, достигавшем полуметра в диаметре, могло вырасти до 180 однокорневых зубов 14-сантиметровой высоты. Челюсти геликоприона раскрывались шире, чем, например, пасть современной серо-голубой акулы, и их сила при укусе была сопоставимой (около 2400 Н). Эти химеры захватывали добычу задними зубами, загнутыми назад. Когда пасть захлопывалась, спираль упиралась в желобок на верхней челюсти и добыча (головоногие моллюски и рыбы) буквально выжималась из раковин и чешуйчатых панцирей, а зубы проталкивали ее глубже в глотку. На их поверхности оставались царапины от раковин и крепкой чешуи. Эта система, аналогов которой больше не знает мир животных, действительно срабатывала как дисковая пила и буквально пилила плоть добычи.

Рис. 8.3. Фрагмент нижней челюсти с зубами химеры эдеста (Edestus heinrichi), длина 25 см; позднекаменноугольная эпоха (311–307 млн лет); шт. Иллинойс, США (Музей естественной истории, Вена)

Возможно, именно переход на хорошо защищенную пищу (склерофилия), которую нужно было крепко сжать, чтобы очистить, и привел у химер к жесткому сцеплению верхней челюсти и мозговой коробки. Похожим образом питаются современные рыбо– и кальмароядные клюворылы и карликовые кашалоты, у которых сверху зубы почти отсутствуют, а внизу сидят ближе к симфизу.

Геликоприоны, скорее всего, были покрыты мелкой конической ребристой чешуей, которую изредка находят вместе с зубными спиралями.

По своему эволюционному положению геликоприон и его родственники, представляющие каменноугольно-пермскую группу эугенеодонтиевых (Eugeneodontiformes), были предшественниками современных химер. Химеры господствовали в морях с позднедевонской по раннепермскую эпоху и, вероятно, достигали в длину нескольких метров. Разделывали они добычу по-разному. Например, у едящего-эдеста в пасти было две дуги из конических зубов (рис. 8.3). Нижняя челюсть сочленялась с осевым черепом благодаря особой подвеске из квадратной кости верхней челюсти. Когда нижняя часть этого крепления выдвигалась вперед, рот широко открывался, а когда сдавала назад – мощные челюсти сжимали добычу, дробя ее, как механизм зубчатой передачи. Подобные кадры можно увидеть, скажем, в «Новых временах» Чарли Чаплина, вот только для тех, кто попадал в «шестеренки» эдеста, все заканчивалось совсем не весело. Такими зубцами едящий мог выжимать из раковин себе в рот аммонитов, весьма многочисленных в его время…

На набережной реки Уфы в Красноуфимске в 2019 г. установили замечательную скульптуру: вспоров ненавистную для многих тротуарную плитку своей спиральной челюстью, из пермских недр Земли выныривает огромный бронзовый геликоприон…

Глава 9
Акула-зомби, или тупорылый каннибал. Мегалодон

С мегалодоном связано три важных вопроса, которые равно волнуют и обывателей, и ученых. Какого он все-таки был размера? Что он ел на обед? И самый животрепещущий: вымерла ли эта мегаакула?

Кажется, на первые два и ответить-то невозможно, даже приблизительно. Ведь от мегалодона остались одни зубы, ну и немножко позвонков. Зато зубов много. Даже подозрительно много. Они уплощенные, гладкие, огромные (до 17 см высотой), треугольные (рис. 9.1). И само видовое название megalodon, придуманное Луи Агассисом в 1843 г., означает «большезуб» (от греч. μεγαλωζ – «большой» и οδουζ – «зуб»).

Конечно, зубы мегалодона подделывают, поскольку желающих приобрести мегазуб предостаточно (а разбираются они в окаменелостях не очень). Да и покупают подобные образцы на интернет-аукционах, где рассмотреть что-либо в деталях невозможно. В большинстве такие поделки ведут начало из чилийской пустыни Атакама или из Марокко. Местные крестьяне собирают осколки акульих зубов, а умельцы комплектуют из них «целые» окаменелости – заполняют пустоты самотвердеющими полимерными глинами, подкрашивают и… Пожалуйста, получите замечательный керамический и недорогой сувенир, который все равно никто от настоящего зуба не отличит: на сканирующий микроскоп вы его ведь не понесете? Если же приспичит проверить, существует способ попроще: берете паяльник, нагреваете и прикасаетесь им к образцу. Хорошему зубу ничего не будет, а плохой, как известно, не жалко. Он задымится, запахнет и начнет плавиться.

Впрочем, доля фейковых зубов среди остатков мегалодона совсем невелика. Как и все акулы, он постоянно и закономерно терял зубы на протяжении своей долгой жизни. Добавим к этим особенностям индивидуального развития число особей, необходимое для выживания популяции, и миллионы лет, на протяжении которых вид существовал… Вот и накопилось этих палеонтологических «безделушек» изрядное количество.

Рис. 9.1. Зуб мегалодона (Otodus megalodon), высота 13 см; миоценовая эпоха (15–6 млн лет); пустыня Атакама, Чили (commons.wikimedia.org)

По большей части история хрящевых рыб вообще и акул в частности – это ископаемая летопись их необычайно крепких зубов. У позднепалеозойских и триасовых акул они имели по нескольку вершин: выпирающую центральную и несколько дополнительных на дисковидном основании (кладодонты, Cladodontimorphi, от греч. κλαδοζ – «ветвь» и οδουζ – «зуб»); относительно невысокую в середине и более крупные по краям (ктенаканты, Ctenacanthiformes, от греч. κτειζ – «гребень» и ακανθα – «колючка»); много почти равновеликих (гибодонты, Hybodontiformes, от греч. ισοζ – «равный» и οδουζ – «зуб»). Как следует из названий, большинство групп акул именуются по форме зубов, и только ктенаканты – по необычному, очень заметному щеткоподобному шипастому выросту, расположенному на месте спинного плавника. (Основание выроста состояло из обызвествленного хряща, а «щетка» – из дентиновых чешуй с бесклеточной костью.) Виртуальные опыты с распределением нагрузок методом конечных элементов показали, что многовершинные зубы позволяли кусать прочный панцирь ракоскорпиона, пластинокожей рыбы или костного ганоида с достаточно большой силой (1000–3000 Н). У современных акул тот же показатель варьирует от 650 до 108 500 Н, но зависит от положения зуба в челюсти и поведения при кромсании жертвы.

Неудивительно, что люди обратили внимание на необычные окаменелости много веков назад. Их назвали глоссопетры – каменные языки (от греч. γλωσσα – «язык» и πετροζ – «камень»). И поскольку подобное было принято лечить подобным, собирали, толкли в порошок и использовали при болезнях ротовой полости. Наверное, при этом приговаривали: «Не болтай – язык окаменеет». По счастью, во рту находится не только язык, и дополнительный фторированный фосфат в некоторых случаях зубам совсем не помешает. Хотя бы в качестве чистящего порошка (так глоссопетры тоже применяли), ведь по химическому составу зубы ископаемых акул и относительно живых нас с вами почти одинаковые.

В Средние века происхождение глоссопетров связывали с великанами, ведьмами (орудие для высасывания крови у невинных младенцев), змеями (каменным языком кожу прокусить, несомненно, легче) и… дятлами. Как эти птицы вообще долбят толстые стволы, которые и топором срубить непросто? Конечно, языком, ведь он у них как каменное долото. «Змеиные» глоссопетры использовали тоже в толченом виде, смешав с водой или вином, как противоядие от змеиных укусов. Согласно преданию, так вылечился апостол Павел, когда его корабль потерпел крушение у острова Мальта и святого укусила змея, как только он выбрался на берег.

В эпоху Возрождения глоссопетрами интересовались ведущие естествоиспытатели. Один из первых рудознатцев – Агрикола (Георг Бауэр), которому мы обязаны термином «фоссилия», – тщательно описывал их, отмечая изменчивость цвета, формы и размеров, а также удивительно широкую географическую распространенность. Большинство ученых того времени считали, что подобные окаменелости самозарождаются в земных недрах (о чем говорит их сходство по цвету с вмещающей породой), но в настоящих животных «не вызревают». Так, к примеру, полагал Микеле Меркати, управляющий музеем Ватикана, куда его назначил папа Пий V. Меркати собрал неплохую коллекцию минералов и фоссилий, изображения которых привел в рукописи, озаглавленной «Metallotheca», что можно перевести как «Горняцкое собрание». Однако известный анатом Габриеле Фаллоппио из Пизанского университета (связанный с именем первооткрывателя термин «фаллопиевы трубы» знаком всем) в своем труде «О целебных водах, а также о фоссилиях» (De medicates aquis atqve de fossilibus, 1564) отмечал, что фоссилии залегают в слоях определенным образом, отличаются от породы по составу и могут образоваться в результате окаменения живых организмов. А значит, глоссопетры могли когда-то быть акульими зубами.

Еще более обстоятельно подошел к изучению этих объектов Фабио Колонна в «De glossopetris dissertatio» (1616). Здесь даже не нужно пояснять, о чем был «доклад»: конечно, исключительно о глоссопетрах, причем мальтийских. За них он взялся не просто ради интереса, а в надежде обрести снадобье, облегчающее припадки эпилепсии, которыми страдал. Чтобы получить исцеляющий порошок, Колонна накалял эти объекты. Он видел, что из вмещающей породы (известняка) получались только зола и окалина, а из глоссопетров еще и органическая сажа. Вывод: каменные языки – на самом деле костяные и, скорее всего, являлись акульими зубами (от них оставалась такая же сажа). Тем более что можно еще как-то объяснить зарождение в породе целехоньких глоссопетров, но не могли же они зародиться сразу в виде обломков? И наконец, эти окаменелости имеют то же разнообразие форм, вплоть до мельчайших деталей вроде режущей кромки, и размеров, что и зубы в пасти акулы. Сами обладатели зубов, несомненно, жили в море, осадки на дне которого обратились горными породами. За свои труды ученый был избран в Академию деи Линчеи (примерно в одно время с Галилео Галилеем). С итальянского название этого общества переводится как «Академия рысьеглазых», и избирались в него люди с нетривиальным и острым взглядом на природу вещей.

Споры продолжались еще долго. Их не прервала даже публикация в 1667 г. во Флоренции фолианта с необычным заголовком «Начала учения о мышцах, или Геометрические описания мускулов, которые показаны у по шею отсеченной головы акулы, и сечения рыб древнего происхождения»[11]11
  Steno N. Elementorvm myologiae specimen, sev musculi descriptio geometrica. Cvi accedvnt canis carchariae dissectvm capvt, et dissectvs piscis ex canvm genere. – Florentiae: Ex Typographia sub signo Stellae, 1667.


[Закрыть]. Книгу написал Николаус Стено (Нильс Стенсен) – один из создателей геологии как науки, а также методов кардиостимуляции, королевский анатом в Дании, придворный ученый во Флоренции, священник в Шверине и католический святой с 1988 г. Появлению этого тома предшествовала поимка у лигурийского побережья Италии огромной акулы, которую и заполучил Стено. Глядя на ее зубища, великолепный анатом сразу вспомнил о рисунках из рукописи Меркати с изображением глоссопетров: «И эти [образцы] тогда являются объектами Меркати, связанными с Ламией»[12]12
  Цит. по: Steno. Geological Papers, ed. by G. Scherz. – Odense: Odense University Press, 1969.


[Закрыть]. Ламиями в те времена называли и пожиравших детей чудовищ (с когтями, копытами, чешуей, неописуемо красивой женской грудью и мужскими причиндалами) из древнеримских мифов, и акул. «И если несколько каменных языков разного размера, и не все из них целые, иногда встречаются сочлененными вместе, как бы в той же самой ткани, то же отмечается в челюсти современного животного, где зубы не бывают одинакового размера, а зубы, образующие внутренние ряды, не полностью затвердели»[13]13
  Цит. по: Steno. Geological Papers, ed. by G. Scherz.


[Закрыть], – скрупулезно отмечал он детали сходства акульих челюстей и ископаемых зубных скоплений.

Но Стено этим не ограничился, он также перечислил целый ряд геологических признаков, указывавших на отсутствие прямой связи между окаменелостями и вмещающей породой. Такая порода может быть любой по составу и степени уплотнения, а глоссопетры все равно похожи на твердые зубы. И, наверное, он первым высказал мысль, что со временем фоссилии в осадках лишь разрушаются, а не растут. Более того, нет никаких следов деформации породы там, где найдены якобы выросшие окаменелости. А уплотнения должны были бы появиться. Следовательно, будущие окаменелости попали в осадок прежде, чем тот затвердел. Кстати, именно Стено мы обязаны тем, что сугубо медицинский термин «осадок» стал геологическим. В его эпоху это слово использовали при описании анализов жидкостей, истекающих из человеческого тела.

Вот и получилось, что, по сути, первый палеонтологический научный трактат был посвящен мегалодону.

Теперь вернемся к наболевшим вопросам. Сразу могу всех успокоить: мегалодон вымер полностью, всерьез и надолго. Пропал он около 3,5 млн лет назад – в середине плиоценовой эпохи. Эта цифра, конечно, отражает наиболее вероятное время его исчезновения, исходя из достоверных датировок 145 самых молодых находок. Нельзя полностью исключить, что окончательное вымирание произошло несколько раньше – 4,1 млн лет назад или позже – 3,2 млн лет назад. Не дотянула рыба до плейстоценовой эпохи, и даже преданий о ней не осталось. Можно, конечно, представить, как пара африканских австралопитеков прогуливалась вдоль кромки Атлантического океана, там, где в него обрывается пустыня Намиб, и наблюдала за последними мегалодонами. Гигантские рыбины подбрасывали в воздух мелких китов, выпрыгивали за ними, взрезая зубами трепещущие тела, и с грохотом обрушивались в холодные волны. Но, увы, письменности, чтобы на словах запечатлеть эту грандиозную картину, у австралопитеков не было. Да и членораздельной речью, чтобы потом делиться байками в гроте, тоже.

Встречаются огромные зубы и в более поздних отложениях, даже на дне современных морей, но исключительно по причине устойчивости к разрушению – благодаря энамелоидному покрытию. Энамелоид и дентин мегалодона особые. Они состояли из фторапатита, т. е. были от природы фторированы (у современных акул дентин гидроксилапатитовый, почти без фтора). Во внешнем слое кристаллы образовывали пучки, которые располагались в двух взаимно перпендикулярных плоскостях, придавая энамелоиду повышенную прочность. Не будь зубы при их величине такими крепкими, они не могли бы служить своему хозяину по прямому назначению. Из-за «неуничтожимости» этих окаменелостей при неоднократном разрушении первичной породы палеонтологам пришлось вводить новый термин – «зомби-виды». Так называют ископаемые виды животных, чьи остатки ведут после их смерти как бы самостоятельную жизнь. Чаще всего зомби становятся именно зубы. Вот и получилось, что мы имеем дело и с палеогеновыми динозаврами-зомби, и с почти что современными акулами-зомби. Замечательная компания!

Пожил мегалодон как вид совсем немало: он появился примерно в середине миоценовой эпохи (15,9 млн лет назад), а когда вымер, вы уже знаете. Итого: 12,4 млн лет. Нам бы так! За время своего существования мегалодон распространился всесветно: зубы не найдены только в Антарктике. Причина его вымирания пока неясна – точнее, она многофакторна. Маловероятно, что мегалодон был слишком «метеозависим»: когда он как вид сходил на нет, глобальных климатических перестроек не происходило. Да и сами рыбины свободно перемещались в водах разных широт, включая весьма нетеплые, но сытные зоны апвеллинга. Более вероятная причина – конкуренция с большой белой акулой (ниже сократим ее длинное имя до ББА), которая начала завоевывать акватории как раз во время повсеместного исчезновения мегалодона, в плиоценовую эпоху. И, что более важно, мегалодон «попал под раздачу» вместе со всеми сельдевыми акулами: эта группа теряла свое разнообразие, начиная с мел-палеогенового массового вымирания. Ее шаг за шагом вытесняли серые акулы. Известно примерно 360 ископаемых и всего 15 современных видов сельдевых акул (к ним, кроме ББА и мегалодона, относятся песчаные, лисьи, большеротые и гигантские). Среди серых почти 300 видов вымерло за тот же срок, но более 290 все еще живы (включая молотоголовых, кошачьих, куньих и собственно серых). Серые сначала «покончили» с малоразмерными сельдевыми, затем сильно повлияли на среднеразмерных, оставив в основном тех, кто «выступал в тяжелом весе». Получается, что мегалодон не сам занял нишу суперхищника, а его туда буквально затолкали дальние родственники. Возможно, сыграло свою роль и похолодание, но длительное – во всю вторую половину кайнозойской эры. Однако эти перестройки связаны не с изменением температуры вод и картины морских течений, а с развитием гигантских ледниковых щитов. Обширные ледники делают недоступной для выветривания значительную часть суши, темпы поступления в океан элементов, важных для роста планктонных водорослей, падают. В результате начинает мельчать вся трофическая пирамида, выстроенная на этом зыбком фундаменте. Те же ледники замораживают огромные объемы воды, и прежнее мелководье обращается сушей. Неслучайно мегалодон вымер не в одиночестве: с началом плейстоценового ледникового периода исчезли многие морские млекопитающие, птицы, черепахи, другие акулы, особенно прибрежные.

Вымирание хищников, занимающих вершину пищевой пирамиды, влечет за собой большие последствия для всех ее нижних этажей. Это, к несчастью, хорошо видно на примере современных рифовых экосистем: там, где идет хищническая охота на акул (ради мяса, «спортивных» рекордов и при массовом вылове другой рыбы), деградировать начинает весь комплекс организмов. Однако с исчезновением мегалодона в Мировом океане, наоборот, случился скачок численности животных: больше стало усатых китов, и сами они, возможно, укрупнились.

Прежде чем мы перейдем к оценке размера мегалодона, необходимо остановиться на его родовой принадлежности. От этого существенно зависит и сама оценка. В разное время этот вид относили к родам отод (Otodus), кархарокл (Carcharocles), кархародон (Carcharodon), прокархародон (Procarcharodon), мегаселях (Megaselachus). По большей части это все профессиональные систематические тонкости. Если, например, не делить большие зубы на те, что имеют ровный край, и те, что – пильчатый, то отод и кархарокл представляют один род Otodus (от греч. ουζ – «ухо» и οδουζ – «зуб»; имеется в виду, что зуб по форме напоминает ухо). Его тоже выделил Агассис, но мегалодона все же отнес к белым акулам: зубы схожи треугольными очертаниями и заметными зазубринками вдоль режущей кромки. (Мегаселях и прокархародон – это одно и то же, или на языке систематиков – младшие синонимы.) Потому полное название героя этой главы – Otodus megalodon, т. е. «ухозуб большезуб». Запоминается.