Текст книги "Серое зеркало (сборник)"

Ватники и укропы. Киноповесть

Необходимое пояснение

Перед такими – псевдодокументальными – текстами обычно пишут: «Основано на реальных событиях» или «Все совпадения случайны». В данном случае обе фразы неточны. Даже те события, которые действительно происходили в реальности, переставлены местами, искажены – так, как было удобно автору. Некоторые допущения (например, работа специалистов по связям с общественностью) полностью фантастичны.

Автор надеется на понимание.

В СВ поезда «Москва – Минск» всегда немноголюдно. Ехать всего ночь, можно обойтись обычным купе или даже плацкартом. Поэтому Константин, невысокий худощавый мужчина лет пятидесяти, расположился с комфортом. Верхнюю одежду аккуратно повесил на плечики, откупорил бутылку минералки, сам полулежит на полке с книгой Акунина в руках. Вообще-то он не ездит в СВ, но сын расстарался. Константин его для порядка отругал, а теперь радуется – путь до родного города проведет в одиночестве.

Тем неприятнее для него внезапное появление соседа по купе. Молодой, уверенный в себе парень с модной прической и в стильной одежде окидывает Константина взглядом и, судя по недовольной гримасе, тоже не в восторге от перспектив путешествия.

– Добрый вечер! – с напором произносит он и шлепается напротив Константина.

Тот ограничивается коротким кивком, однако новый пассажир явно не намерен проводить вечер в молчании.

– До Минска? – спрашивает он.

– Да. А вы, надеюсь, раньше выходите?

Молодой человек не улавливает иронии – или игнорирует ее.

– Я тоже до Минска! – отвечает он, снимая и развешивая верхнюю одежду. – Терпеть не могу поезда! Самолетом быстрее и удобнее! Если бы не сорвали в последний момент…

Константин не реагирует, молча переворачивая страницу, демонстрируя увлечение интересным чтивом. Его спутника это не смущает. Развесив одежду, он снова плюхается напротив Константина.

– Что читаем? – смотрит на обложку, кривится. – А… понятно.

Константин молча читает.

– Как вы можете читать эту дрянь?! – молодой человек еще больше морщится, так что кажется, что его тошнит.

Константин испытующе смотрит на попутчика поверх обложки.

– Не любите детективы? – спрашивает он.

– Либерастов не люблю!

Константин удивленно поднимает брови.

– Ну… этот, – молодой человек кивает на обложку, – как раз из либерастов!

– Либер… что? – уточняет Константин.

– Вот только не надо! – молодого человека начал раздражать его немногословный спутник, он добавляет яду в голос. – Или вы в интернете не бываете?!

– Нет, – спокойно отвечает Константин. – И телевизора у меня нет. И мобильник без выхода в интернет.

– И газет мы не читаем! – с ехидством завершает молодой человек.

– Газет сейчас никто не читает. Извините, у меня Фандорин в такую переделку попал!

Константин опять погружается в чтение, отгораживаясь книгой от болтуна соседа.

– А как же вы новости узнаете? – зло спрашивает молодой человек.

– А зачем? – Константин безмятежно поднимает глаза на спутника.

Тому нечего ответить. Он только пожимает плечами и издает невразумительный звук, нечто вроде «пффф». Константин мягко улыбается и возвращается к книге. Молодой человек презрительно смотрит на него.

– Провинция… – говорит он негромко, но отчетливо. – Глухомань.

Раздается стук в дверь, и она тут же отворяется. На пороге – вежливая проводница в форме.

– Билеты, пожалуйста!

– Электронный, – недовольно кидает молодой человек и отворачивается к окну.

Константин с вежливой улыбкой протягивает свой билет проводнице. Молодой человек успевает бросить на него взгляд и что-то замечает там такое, от чего лицо его вытягивается. Теперь он рассматривает спутника во все глаза, суетливо доставая из сумочки планшет, тыкает в него.

– Чай, кофе? – приветливо спрашивает девушка.

– Нет, спасибо! – Константин возвращается к чтению.

Проводница поворачивается к молодому человеку, который занят планшетом – что-то спешно ищет.

– А вы? – спрашивает девушка.

– Что? Нет! Не нужно!

Проводница выходит, прикрыв за собой дверь.

– Вы Рабцевич? – спрашивает молодой человек слегка севшим голосом. – Константин Захарович?

– Мы знакомы? – удивляется Константин.

– Конечно! – с энтузиазмом восклицает молодой человек. – То есть вы меня не знаете, но вас в нашем департаменте… Ой!

Он суетливо достает из сумочки визитку, кладет перед Константином. Пока Константин читает, его спутник так же суетливо бросается к двери и закрывает ее на запор. Константин слегка морщится.

– Я этим больше не занимаюсь, – сухо говорит он, отодвигает карточку и прячется за книгой.

– Меня Лев Петрович послал! – произносит молодой человек таким тоном, как будто это решает все вопросы. – Лично! Он вам писал, пытался дозвониться, но вы номер поменяли!

– Я. Этим. Не. Занимаюсь, – отвечает Константин, опуская книгу.

Теперь лицо его жесткое, даже злое.

– Да я в курсе! – торопливо кивает молодой человек. – Журфак. Лекции по истории литературы… Но вы же знаете, что… – он обрывает себя. – Ах, да… вы же…

Молодой человек воровато осматривается и понижает голос:

– Речь идет об Украине.

* * *

То же купе. Колеса изредка постукивают на стыках. За окном непроглядная темнота. На столике красуется ополовиненная бутылка виски. Бутылка воды тоже изрядно опустошена. Константин, скрестив руки на груди, с крайне неприязненным видом слушает собеседника, который говорит горячо и сбивчиво.

– …все по схеме! Сливы, вбросы… Там враги, мочи их… Ну как в вашей монографии…

Константин нервно сглатывает. Молодой человек замечает это, торопливо поправляется:

– Нет-нет, Лев Петрович помнит о вашей просьбе! Вашу монографию только в департаменте читают! ДСП, все дела!

– Вообще-то, – сухо отвечает Константин, – я просил ее уничтожить. Совсем.

– Да вы что?! – изумляется молодой человек. – Как можно! Это же эта… как ее… кладезь! Прям пошаговая инструкция!

– Ну так пользовались бы ей, – говорит Константин. – Я-то вам зачем?

Молодой человек мнется.

– Понимаете… в вашей монографии… там есть некоторые моменты… не вполне актуальные.

– Моя «монография», – Константин словно выплевывает слово «монография», – ужасна и отвратительна. И написана на потребу дня.

– Вот именно! – с облегчением соглашается молодой человек и тут же пугается (как бы не обидеть важного человека). – То есть… база там отличная, а вот конкретика… Теперь везде интернет и газет почти никто не читает, – радостно, с желанием польстить, – как вы и сказали!

Константин морщится, ему неприятен разговор. Собеседник видит это, торопится.

– В общем, Лев Петрович послал меня к вам… Гонорар – какой вы скажете!

Константин тяжело вздыхает и спрашивает:

– Бумага и ручка есть?

– Да, конечно!

Молодой человек роется в сумочке, выуживая ручку и сложенный вчетверо листок бумаги, на обороте которого что-то напечатано.

– Но вы же понимаете, – бормочет он при этом, – никаких договоров не будет. Все кэшем.

Он разворачивает листок, читает, что напечатано на обороте, радуется.

– Чуть не забыл! Расписка о неразглашении!

Молодой человек подсовывает Константину расписку и ручку.

– Подпишите тут и тут, – добавляет он извиняющимся тоном. – Вы же помните, какие у нас формалисты…

Константин переворачивает бумагу и пишет на чистой стороне. Молодой человек удивленно наблюдает. Константин дописывает, поднимает бумагу и подносит к лицу спутника. Пожалуй, слишком близко, потому что соседу приходится слегка отстраниться, чтобы прочитать крупные печатные буквы: «Я этим не занимаюсь».

– Константин Захарович! – парень молитвенно складывает руки на груди. – Вы не торопитесь с ответом! Любые деньги! Любые ресурсы! У вас сын, Михаил, в Москве бизнесом занимается, можем ему с тендерами помочь… А дочь… Оля, кажется? Она журналистка, только скажите – мы ее в любое информационное агентство!..

Константин в это время что-то мелко и достаточно долго дописывает снизу. Показывает спутнику. По лицу молодого человека становится понятно, что там написано нечто совершенно неприличное.

– А что я руководству скажу? – растерянно говорит он.

Константин складывает листок и всовывает его в нагрудный карман молодому человеку. Сам ложится на постель, включает светильник у изголовья и возвращается к книге. Его спутник достает бумажку, разворачивает, перечитывает. На лице отчаяние.

* * *

Прихожая недорогой и не очень новой «трешки». Раннее утро. Тихо поворачивается ключ в замке, осторожно открывается входная дверь и входит Константин с небольшой дорожной сумкой в руках. Не успевает он прикрыть дверь за собой, как распахивается дверь спальни, из нее вылетает Соня, девочка лет пяти в пижаме:

– Папа!

Соня с разбегу повисает у папы на шее, тот пытается изобразить строгость, у него не очень получается. Дочка дергает его за уши, прыгает на руках, крепко обнимает.

– Обнимашки! Обнимашки! – и тут же вцепляется в отца руками, ногами и даже щекой прижимается к папиной щеке изо всех сил.

Но колется о щетину и, отпрянув, строго говорит:

– Побрейся!

Из спальни появляется заспанная жена Константина, Нина, уютная и расслабленная после сна. В ней чувствуется небольшая примесь восточной крови – волосы цвета вороньего крыла, слегка раскосые глаза, немного выдающиеся скулы. Она заметно моложе мужа.

– Как съездил? – Нина дежурно чмокает Константина в щеку, причем Соня ревниво разворачивает папину голову так, чтобы помешать поцелую.

Это не получается, и тогда Соня вжимается в папу покрепче и так затихает.

Константин отвечает:

– Нормально. Мишка новую тему замутил. Уличные фестивали.

– Это выгодно? – удивляется Нина.

– Это прикольно. И потом, ты же знаешь – у него нюх. Сонька, слезай, дай раздеться.

Соня неохотно слезает с папиных рук. Константин начинает снимать туфли – спокойно и методично.

– Кстати, о деньгах, – извиняющимся голосом говорит Нина. – Опять ошибка двигателя. На сервисе говорят – надо перебирать движок.

– Дорого? – хмурится муж.

– Может, поменяем уже? – Нина осторожно гладит мужа по плечу.

– Вот допишу учебник, – бодро отвечает Константин, – потребую аванс, и сразу купим…

Он выкладывает из кармана пальто телефон, натыкается на визитку, которую ему оставил попутчик в поезде, колеблется, глядя на нее. Нина улыбается, она не очень верит в оптимизм мужа.

– А у сына твоего нельзя одолжить? Он все-таки бизнесмен…

– Хватит того, что он мне билеты в эсвэ покупает!

Нина понимает, что настаивать не стоит. По крайней мере сейчас.

– Твои сегодня приедут, помнишь? – говорит она, принимая пальто от мужа.

Константин кивает.

– Помню… А кормить меня сегодня будут?

– А как же! – говорит жена, вешая пальто в шкаф. – Сонька! Зубы чистить!

– У-у-у! – обиженно ноет дочь, цепляясь за папину ногу.

Константин ловко хватает ее, переворачивая вниз головой.

– А у кого тут грязные зубы?! – «страшно» говорит он. – Кого я съем на завтрак?!

Соня визжит от страха и радости одновременно. Константин тащит Соню в ванную.

– Сейчас-сейчас! – «грозно» предупреждает он.

Нина улыбается, качает головой, зевает, идет на кухню.

* * *

Простой, аскетичный кабинет. Портрет Путина на стене. Огромное окно с видом на Кремль. Шкаф, уставленный толстыми папками, подписанными «1990», «1991» и так далее до «2012». На подставке – принтер и шредер. Просторный стол, на котором ноутбук, письменный прибор и несколько документов. К большому столу, как ножка буквы Т, приставлен стол поуже – чтобы проводить небольшие производственные совещания.

Бумажка, исписанная Константином, в руках у хозяина кабинета, Льва Петровича. Ему около шестидесяти. Жесткие черты лица, очень светлые глаза, от взгляда которых мороз по коже, – все выдает человека, привыкшего отдавать команды. Одет он просто – джинсы, рубашка в крупную клетку, пуловер – но если вы разбираетесь в брендах, то, осмотрев Льва с ног до головы, уважительно поцокаете языком.

Перед столом Льва Петровича с видом побитой собаки стоит давешний сосед Константина по купе. Лев Петрович перечитывает надпись снова и снова. Молодой человек сглатывает и облизывает губы – во рту пересохло.

– Валера, – почти ласково спрашивает Лев Петрович, – а почему ты поехал? Я же Наумову приказал отправить?

– Да мы поменялись, – объясняет Валера, – у нее день рождения у мамы…

– Свободен!

Молодой человек торопливо идет к выходу, но его останавливает вопрос Льва Петровича:

– А какую книгу он читал?

– Детектив, – удивленно отвечает Валера, – Акунина… про Фандорина что-то… А что?

– Иди.

Молодой человек уходит в недоумении. Лев Петрович берется за трубку телефона, секунду думает, затем набирает номер. Говорит спокойно, без всяких эмоций.

– Марат! Ты в курсе, что вместо Наумовой к Рабцевичу Валера поехал?.. Нет, что в купе с объектом – это ты молодец! Но одно дело – приятная сексуальная девушка, а совсем другое… Короче, Валеру – в шею, вам с Наумовой – минус десять процентов премии… Минус двадцать… Вы бы хоть предупредили этого балбеса, что он с Костей в одном купе будет ехать… Что?.. Не волнуйся, согласится!

Лев Петрович смотрит на листок, исписанный Константином, и неожиданно улыбается, отчего становится похож на китайского мудреца.

* * *

Осенняя минская улица, деревья уже без листьев и потому кажутся мертвыми, зато люди, подгоняемые холодным мокрым ветром, движутся очень даже живо. У главного входа в Институт журналистики (так в БГУ почему-то называется журфак) прохаживается человек в неприметной куртке, явно кого-то ожидает. Человек полноват для своих сорока пяти, других особых примет у него нет. Из института выходит Константин, неприметный человек делает шаг к нему, но останавливается – за Константином вплотную шагает студент Паша. Это невысокий парень, упрямый, лобастый, одетый недорого, но подчеркнуто аккуратно. Человек останавливается, смотрит в сторону, изредка бросает взгляды на Константина.

– Мне кажется, – говорит Паша, явно продолжая затянувшийся спор, – что ваша оценка однобока! Да, позже Пушкин Грибоедова оценил и признал! Но до этого!..

– Паша, – улыбаясь, говорит Константин, – вы, наверное, не заметили, но семинар уже закончился…

Паша не слушает, он сосредоточенно, закрыв глаза от старательности, цитирует по памяти:

– «Во всей комедии ни плана, ни мысли главной, ни истины!», «Чацкий совсем не умный человек!» Это из письма Вяземскому от 28 января 1825 года…

– Паш, вы все письма Пушкина наизусть знаете? – видно, что Константину симпатичен этот упорный студент.

– Нет! Но я же готовился…

Паша собирается продолжать, Константин останавливает его властным жестом.

– Отлично! В таком случае, подготовьте, пожалуйста, на следующий семинар краткое выступление на тему «Амбивалентность драматургического образа на примере Чацкого».

– Амбивалентность? – по лицу Паши понятно, что преподавателю удалось его удивить новым словом.

Константин вздыхает:

– Двойственность, неоднозначность… Чацкий – не просто «хороший», он еще и немножечко…

– Я понял! – радуется Паша. – Тогда уже и Молчалина… амбивалентность! А еще…

– Все, что пожелаете! – мягко перебивает его Константин. – До четверга!

– До свидания!

Паша уходит, вдохновленный сложным заданием. Человек в куртке направляется к Константину, который встречает его презрительной миной и вопросом:

– А вам-то я зачем понадобился, товарищ майор?

– Вообще-то подполковник, – пытается улыбнуться человек в куртке. – День добрый!

– И что нужно целому подполковнику СБУ от скромного преподавателя истории литературы?

Подполковник в штатском тяжело вздыхает:

– Константин Захарович! Послать меня вы всегда успеете. Ну хоть выслушайте для начала… Только не тут, я околел уже…

* * *

Скромное кафе, столик в углу, отгороженный от соседних полупрозрачной перегородкой. За столиком – Константин, который потягивает горячий шоколад, и подполковник. Перед ним – нетронутая чашечка американо.

– …и мы уверены, что будут провокации, понимаете? – говорит он, глядя Косте прямо в глаза специальным «располагающим» взглядом. – Нужно организовать информационный отпор, контрпропаганду. У нас и без того… ну вы в курсе…

– Не в курсе, – отрезает Константин, – в последнее время я читаю только классику. Ну и детективы.

– Может, это даже и хорошо! – Эсбэушник, кажется, искренне рад каждому слову собеседника. – Свежий взгляд…

– Господин подполковник! На мой свежий взгляд, все это дерьмо собачье. Я не для того семь лет назад завязал с этой бодягой…

– Мы заплатим! – торопливо говорит подполковник. – Любую сумму!

– За шоколад мой заплатите, – бросает Константин. – Прощайте.

Подполковник смотрит, как Константин уходит, тоскливым взглядом. Затем поднимает трубку, набирает номер.

– Нет, – говорит он, даже не поздоровавшись. – Добром не вышло… Я на вечерний самолет успеваю? Нет, не в Киев, в Москву!..

Подполковник ждет ответа, наконец обращает внимание на кофе перед собой, отхлебывает, морщится, потому что американо безнадежно остыл.

– Тогда на первый утренний.

* * *

При беглом взгляде на гостиную Константина и Нины понятно, что хозяева знали лучшие времена. Аудиоцентр хороший, но не сверхсовременный. В углу – большой книжный шкаф. Одна деталь делает гостиную не совсем привычной. Возможно, вы не сразу поймете, что не так, придется еще раз осмотреться, чтобы понять – в комнате нет телевизора.

Но сейчас он и не нужен: Костя с женой принимают дорогих гостей, родителей Константина. Захар Иванович очень похож на сына (вернее, сын на него), разве что чуть посуше и поэнергичнее. А вот мама, Людмила Николаевна, наоборот, медленная и плавная. И пышненькая. Костя на нее смахивает разве что манерами. На столе – простые домашние блюда и бутылка коньяка. Соня активно перемещается от папы к бабушке и дедушке и обратно (иногда под столом).

С салатами уже покончено, Нина приносит на подносе мясной торт. Она просит мужа:

– Костя!

Костя, поняв просьбу с одного слова, начинает расчищать место для подноса. Людмила Николаевна с умилением смотрит на невестку.

– Ниночка! Опять ты нас балуешь! – говорит она со слабо уловимым малороссийским акцентом.

– Да на здоровье, Людмила Николаевна! – улыбается Нина, раскладывая пирог по тарелкам.

Захар Иванович тем временем берется за бутылку коньяка, без особой надежды кивает Константину, тот отрицательно качает головой.

– От молодежь, – неодобрительно вздыхает Захар Иванович, наливая себе, – напридумывают себе… этсама… диет! Невестка?

– Мне воды!

Нина усаживается, Константин наливает ей и себе минералки. Захар Иванович жене – на полпальца коньяку, все поднимают рюмки.

– И мне! – требует Соня. Папа наливает воды и ей.

– Ну, – командует Захар Иванович, – за дружбу народов!

– А давайте за любовь народов! – предлагает Константин, пряча улыбку.

Захар Иванович неодобрительно хмурится. Все чокаются, выпивают, активно закусывают мясным пирогом.

– Вот ты, Костик, у нас человек дремучий и аполитичный, – Захар Иванович жует и говорит одновременно. – А то бы знал, что сейчас в мире творится. Америкосы опять на нас Европу натравили! А там же сплошные геи!

– Пап, – улыбается Константин, – вы же с мамой в Испании были?

– И? – подозрительно спрашивает отец.

– И в Греции? Про Белосток с Вильнюсом я вообще молчу!

– И? – требовательно повторяет Захар Иванович.

– И много ты там геев видел, в той Европе?

– Откуда я знаю, – взвивается Захар Иванович, – может, и много! Он тебе улыбается, а кто знает, что у него на уме?!

– Тем более! – продолжает Константин. – Геев, допустим, много, но к тебе же они не лезут. Так и бог с ними, с геями!

Захар Иванович не находится с ответом, поэтому с ожесточением набрасывается на пирог. Женщины переглядываются. Нина поднимается.

– Гляну курицу…

– Ты еще и курицу готовишь? – восхищается и огорчается одновременно Людмила Николаевна. – Зачем?

Но Нина уже ушла.

Захар Иванович за паузу собрался с мыслями и теперь тычет вилкой в Константина.

– Это все евреи твои!

– Какие евреи? – искренне удивляется Константин.

Этот поворот в их давнем споре – нечто новое.

– Твои! – с нажимом отвечает отец. – У вас там на журфаке одни Хаимы с Гельфандами!

– Папа, – лукаво говорит Константин, – ты же вроде только что за дружбу народов пил. А евреи что, не народ?

– Дремучий ты! – сердится отец и снова берется за бутылку.

Людмила с тяжелым сердцем наблюдает, как муж наливает себе.

– Да хватит уже вам, – просит она. – Что вы устроили при ребенке? То геи, то евреи… Лучше расскажи, как там Миша с Олей?

Костя тоже рад изменить тему беседы.

– Мишка весь в бизнесе, новое направление открывает. Олька мотается по всему миру, на сей раз даже встретиться не вышло…

* * *

И снова прихожая, но уже совсем другой квартиры – московской, просторной, хорошо обставленной, новой. В дверь весело и требовательно трезвонят. Звонить приходится довольно долго, пока наконец, позевывая, не появляется хозяин – Миша, сын Константина. На отца он не похож ничем, уж скорее на бабушку – такой же пухлый, в его-то тридцать. Михаил смотрит в глазок, открывает. В квартиру врывается его сестра Оля. Вот уж кто папина копия – только сильно ускоренная. Возможно, это все из-за возраста, Оле всего двадцать пять.

Сегодня она в яркой горнолыжной куртке, показательно порванных джинсах и удобных полуботинках. В руках у Оли – полные пакеты, которые она тут же вручает Мише.

– Спишь все, брат? – радостно спрашивает она.

– В семь утра спят все нормальные люди… – мрачно отвечает Миша, направляясь в гостиную.

– Медведи спят! Люди уже работают! – отвечает Оля, быстро скидывая куртку и ботинки, и спешит за братом.

Гостиная подтверждает впечатление о цене квартиры – очень большая, светлая комната с минимумом вещей, но вещей дорогих и добротных. На стенах висит несколько семейных фото: Миша, обнимающий счастливых жену и дочку. И телевизор, огромный, обвешанный колонками и с солидным сабвуфером у подножия.

Миша начинает распаковывать пакеты, принесенные сестрой, но первая же коробка ставит его в тупик – она заполнена разноцветными резиночками.

– Чё это за хрень? – спрашивает он у Оли.

– Деревня! Это резиночки! В Европе все девчонки уже подсели, наши тоже скоро зафанатеют!

– Резиночки? – в тоне Михаила все сомнение и презрение мира.

– Ну из них еще браслетики плетут, это твоей Машке, – тут Оля вспоминает что-то, осматривается. – А твои все где?

– В Барселоне…

– Точно! Короче, это Машке, а это, – Оля выуживает еще одну такую же коробку, – нашей любимой сестричке Соне. Слушай, чего ты тормозишь?

Миша и правда с трудом соображает, что к чему. Он еще не выпил свой утренний эспрессо, а он из тех людей, у которых no life before coffee. Зато Оле никакой кофеин не нужен, у нее внутри с самого подъема включается неубиваемый генератор энергии.

– Смотри, это тебе, это твоей женушке – на себя мерила, у нас размеры одинаковые.

Оля азартно вытаскивает и предъявляет Мише один подарок за другим. Брат наблюдает за ней с выражением некоторой обреченности.

– Это дочке, это Соне, это опять дочке… и еще вот – последний писк.

– Замуж тебе надо, – вздыхает Миша. – И детей штук шесть.

– Успею! А это кому?

Очередной сувенир – деревянная головоломка – ставит в тупик саму Олю. Михаил вздыхает и отправляется на кухню, раскочегаривать кофе-машину.

* * *

Миша и Оля пьют кофе в просторной кухне, которая совмещена со столовой. И тут все по последнему слову: сияющая новая техника, хороший дизайн. Еще один телевизор-плазма на стене, но уже не такой грандиозный. И снова – повсюду семейные фотографии. Миша уже слегка проснулся и даже разговорился, Оля слушает, кивая в такт его словам.

– …оказалось, что субкультурами никто из серьезных бизнесменов не занимается! – видно, что тема Мишу сильно зацепила. – А там реальные деньги! На одних косплеях можно миллионы поднять! Но я решил для начала пару фестивалей проспонсировать, посмотреть, что как…

– Хочешь, я тебе дайджест сделаю? В Штатах и Европе это давно все работает.

– Давай… Только не как в прошлый раз!

Миша и Оля смеются, вспоминая давний забавный случай.

– Клянусь! – торжественно поднимает руку Оля. – Только на английском или русском! Никакого французского или итальянского! Как папа?

– Нормально. Он за эти годы спокойный стал. Не пьет вообще.

Оля понимающе кивает, но осторожно спрашивает:

– А ему не… скучно? У него были крутые дела, крутые люди кругом…

– Слишком крутые… – жестко отвечает Миша. – Мама такой крутизны не вынесла…

Оля берет брата за руку, успокаивая.

– Ладно, проехали, – бурчит он. – Ты теперь куда?

– Не знаю, – легко пожимает плечами. – Надо пару статей добить, а так… Может, отдохну недельку на каком-нибудь Гоа.

– Так смотайся к отцу, – предлагает Миша. – Сонька тебя обожает, да и Нина… нормально относится. Не то что ты к ней.

– Последняя жена должна быть хотя бы на пять лет старше первого ребенка, – назидательно говорит Оля. – А ты ее старше! Но ты прав! Надо старика порадовать!

У Оли в сумочке оживает телефон, она ловко достает его, отвечает на вызов:

– Да… Доброе… Да, это я…

Оля удивленно смотрит на брата.

– Прямо вот так?.. Ладно, а где и когда?

* * *

Оля сидит за столиком в кафе, сосредоточенно читая что-то на экране нетбука, периодически что-то правя или переписывая. Официант забирает пустой стакан из-под сока, ставит полный. Оля благодарит его кивком с рассеянной улыбкой. Напротив нее усаживается раскрасневшийся мужчина – тот, кого Константин называл подполковником СБУ.

– Здрасьте, – говорит он, подавляя одышку. – Простите за опоздание! Никак не запомню, что в Москве на такси ездить нельзя. Особенно из аэропорта.

– Вы Василий Богданович? – уточняет Оля.

– Да, группа компаний «Укрнафтаинвестгрупп», – Василий Богданович выкладывает перед Олей визитку.

– Вам бы над ребрендингом поработать, – улыбается Оля, пытается прочитать. – Укр… нафт… М-да…

– Я как раз по этому поводу.

– Погодите, – настораживается Оля, – вы же говорили что-то про предложение, которое журналист получает раз в жизни…

– Да-да, – Василию Богдановичу приходится отвлечься на официанта, который принес меню. – Воды без газа, пожалуйста! Много! И не очень холодной!

Он снова поворачивается к собеседнице.

– Наша группа решила серьезно изменить свой имидж, поменять название…

– Но я… – пытается встрять Оля, однако Василий Богданович не дает ей такой возможности.

– Нет-нет, ребрендингом будут заниматься совсем другие. А вы… скажите, вам фриланс не надоел?

– Не-а! – легко отвечает Оля. – Так я сама себе хозяйка. Пишу, что хочу.

– Но ведь не всё, что вы пишете, доходит до читателя, – Василий Богданович само участие.

– Всё! – уверенно отвечает Оля. – Что не берут СМИ, я в своем блоге публикую.

– И материалы про алмазную монополию? – голос Василия Богдановича становится вкрадчивым. – И про взятки в ФИФА?

– Ну, – Оля слегка смущена, – до ФИФА мы еще доберемся! А про алмазы мне посоветовали воздержаться… Сильно посоветовали. А откуда вы про этот материал вообще знаете? Я его почти никому не успела показать!

Василий Богданович не отвечает. Ему как раз принесли воду, он с наслаждением, очень вкусно выпивает целый стакан. Оля от нетерпения постукивает ногтем по столу.

– А хотите, – говорит наконец ее собеседник, – публиковать все, что считаете нужным? В большом серьезном СМИ? Печатная версия, плюс интернет-портал, плюс мобильное приложение.

– Все, что напишу? – усмехается Оля. – На большом ресурсе? Хотела бы я посмотреть на главреда, который на это пойдет.

– Вы правы, – кивает Василий Богданович, – главный редактор должен быть отважным… молодым, но при этом с заметной репутацией и большим опытом… с… как бы это сказать… цельным видением! И у нас есть только один кандидат на эту должность.

Оля слушает Василия Богдановича, раскрыв глаза. Она боится поверить в открывшиеся перед ней возможности.

– Вернее, кандидатка, – улыбается Василий Богданович.

* * *

Лев Петрович на своем рабочем месте, он внимательно читает бумаги из объемистой папки, лицо его непроницаемо. Напротив сидит Рита Наумова, молодая, красивая, подтянутая, с широко распахнутыми глазами, которые кажутся наивными. Впечатление это обманчиво. Внешность Риты вообще способна ввести в заблуждение любого, кто сталкивается с ней впервые. Даже ее настоящий возраст – 37 лет – определить на глаз невозможно.

Рита пытается уловить хоть какую-то реакцию шефа, но он продолжает методично просматривать одну бумажку за другой. Лев доходит до конца и говорит:

– Мало.

– Тут в основном годы, когда Рабцевич у нас работал, – оправдывается Рита. – После его увольнения нет почти ничего, только на его старших детей. Младшая совсем маленькая, она нам не поможет…

– Старший сын, – приказывает Лев.

– Да, я понимаю, – вроде бы соглашается Рита, но только чтобы поспорить, – он бизнесмен, домосед, его проще достать, но отцы обычно больше любят дочерей…

– Не умничай, – ласково говорит Лев Петрович, – простые решения – самые эффективные.

Рита поджимает губы, открывает папку, быстро и цепко выхватывает из нее нужные документы: копии личного дела Миши, фотографии его автомобиля, семейное фото, какие-то договоры, бухгалтерские документы. Лев Петрович любуется ее ловкими движениями, слегка наклонив голову.

– День рождения твоей мамы, – говорит он вдруг, – через три месяца. А ты послала на важное задание вместо себя этого… дебила. И даже толком не проинструктировала.

– Может у меня быть личная жизнь? – с вызовом отвечает Рита, не прекращая работы.

– Нет.

Рита неопределенно поводит плечом, наконец заканчивает отбор документов, укладывает в отдельную папку, рисует на ней маркером «NB». Встает и только после этого в упор смотрит на шефа.

– У вас нет женщины, – говорит она бесстрастно.

– О моих женщинах ничего неизвестно, – поправляет ее Лев Петрович.

– Вот именно, – кивает Рита, – журналисты могут объявить вас педиком. Или импотентом. Не знаю, что хуже.

Лев Петрович задумывается, кивает.

– Я тебя услышал. Спасибо, я не подумал.

Рита продолжает стоять, глядя на него. Лев Петрович хмурится, пытаясь разгадать эту паузу, – и разгадывает.

– Предлагаешь себя на эту роль?

– Я свободна, вы свободны. Служебный роман. В меру скандально, чтобы не афишировать. Но не настолько скандально, чтобы удержать новость в фокусе больше двух дней.

– Я подумаю.

Рита разворачивается и уходит. У нее почти идеальная талия (результат многих часов в тренажерке), женственные бедра, красивые ноги. Лев Петрович провожает ее фигуру оценивающим взглядом. Без похоти и страсти. Так конезаводчик смотрит на кобылу, которую ему пытаются продать. Рита уже на пороге кабинета, и тут он говорит:

– Когда сына подготовите, я сам к нему схожу.

Рита удивленно оборачивается на шефа. Он встречает ее прозрачным взглядом. Рита пожимает плечами и выходит.

* * *

Кухня скромной квартиры Константина. Людмила Николаевна с философским видом пьет чай, спокойно воспринимая нависшего над ней мужа, – она привыкшая.