Текст книги "Добру все возрасты покорны"

Необычный поход к стоматологу, или как правильно выдернуть зуб

Драматическая история с ироничным уклоном, реально имевшая место быть.

Эпизод 1
Стоматология

Множество раз начиная с самого раннего детства мне приходилось лечить зубы. Да кого, собственно, чаша сия миновала?

В раннем возрасте это было настоящей пыткой. Есть такое выражение – «Лезть на стену от боли». Вот когда мне было около восьми-девяти лет, я прочувствовал это выражение на себе в полной мере. Затянув до последнего поход к стоматологу по детской боязни, я испытал на себе настоящий ад боли. Это была ночь ужаса и полнейшего моего уничтожения с натуральными штурмами стен и потолка. В такие минуты можно заставить человека сделать что угодно и заставить его пообещать что угодно. Во всяком случае для меня не было страданий ужасней и мучительней. Всё, что со мной случалось до и после этой ночи, было просто небольшими огорчениями. До ещё одного момента, надо сразу заметить. Потому как всё самое интересное будет впереди.

Так вот, с большим трудом и немалыми мучениями вылечив зуб, я пообещал самому себе, что никогда больше не буду затягивать походы к зубному. Зубы надо лечить вовремя!

Прошло около тридцати пяти лет после того жизненного урока. Зубы лечились вовремя и относительно безболезненно.

В воскресный сентябрьский день мы с друзьями выехали в лес за грибами. Хорошая солнечная, но нежаркая погодка радовала, а редкие находки рыжиков поднимали настроение и рассасывали мелкие жировые складки благодаря многочисленным наклонам. Неожиданно сверху слева у меня треснул зуб и маленький кусочек даже отвалился. Поскольку боль была незначительной, а широкая улыбка не доходила до образовавшегося изъяна, то я решил выдернуть остатки зуба завтра в обеденный перерыв.

Заехав утром перед работой в стоматологическую поликлинику, где мы обслуживались от своего предприятия, я успешно взял талон на 11:30. Чувства тревоги не было. Был простой обычный понедельник. Ведь зуб можно выдернуть в любой день недели, так? Остаток зуба шатался, и была полная уверенность, что удаление оставшейся части не доставит каких-либо проблем.

И вот час икс настал. Стоматология была пустынна, видимо, люди на тот момент не нуждались в услугах зубных врачей. Первый слабый сигнал опасности был послан мне при виде очень молодого хирурга неславянской внешности. Может, это был даже практикант, но вдаваться в подробности было не в моих правилах, да и удаление шатающегося зуба, по моим понятиям, не требовало особого опыта и мастерства.

Вколов мне два бюджетных обезболивающих укола, юноша очень живенько приступил к процедуре удаления. Четверть треснувшего зуба была вытащена без каких-либо препятствий. Оставшаяся половина решила показать свои «зубы». Она сидела крепко, надёжно, в полной обороне, как фриц в хорошо укреплённом дзоте. Никакие кусачки, пассатижи, щипцы и прочие стоматологические премудрости не помогали. На помощь пришла женщина-врач среднего возраста. По лицу, спрятанному за маской, можно было определить, что ей около тридцати. Славянская внешность уже слабо внушала оптимизм, но появилась маленькая надежда на конец истязаний.

«Товарищ» за спиной крепко прижал мою голову к креслу, а врач с опытом повторяла все те некомфортные процедуры, кои мне уже пришлось испытать от рук юного коновала. Маленькая надежда испарилась как утренний туман. Потеряв счёт пройденному времени и не в силах больше терпеть изощрённые пытки, я взмолился о прекращении «операции» без дальнейших претензий с моей стороны. Но не тут-то было!..

Мне вкололи ещё два обезболивающих, и «работа» закипела с новым энтузиазмом. В ход пошла дисковая фреза, которая своим видом и визгом полностью уничтожила остатки моего морального духа. Юный лекарь разрезал половину зуба на две части вместе с десной… Запах жжёной кости и полный рот крови стали мутить моё и так не очень бодрое сознание. Но свалить в тихий обморок мне не дали. Умелые действия врачей и истошный запах нашатырного спирта возвращали меня в жестокую реальность относительно быстро. Пока шла борьба с потерей крови, я непрестанно молился, но вид обильных кровяных подтёков на руках и халатах моих «добродетелей» периодически сбивал с мысли и здравого рассудка.

Счёт времени пропал окончательно, когда возобновилась процедура удаления остатка зуба при помощи долота (или зубила с молотком). Правильное название инструментов в тот неблагоприятный момент жизни уже мало меня интересовало. Больше вызывали тревогу озабоченные и растерянные лица врачей, что склонились над моей бедной головушкой с искривлённым и парализованным от непрестанных экзекуций открытым ртом.

Глухая и тупая боль от ударов молотка отдавалась томным грузинским горным эхом где-то в середине позвоночника одеревеневшей спины.

Я мучительно быстро и спешно стал вспоминать свои грехи за последнее время, чтобы вымолить прощение у невольно обиженных мною людей. Ведь такие муки можно заработать только в аду за смертные грехи – убийство или предательство? Но ведь я ещё не умер?.. Или уже?..

Открыв глаза и увидев готовящийся для моей грешной головы очередной обезболивающий, понял – пока живой! Это хорошо. Или всё-таки плохо?

Врачи, ошарашенные крепостью засевшего в дзоте раненного, но не сдающегося врага, периодически менялись местами. То один держит голову, второй тянет, то наоборот. Мелькнула мысль, что хорошо, что их здесь только двое, а то было бы как в сказке про репку. Тянут-потянут, тянут-потянут… пока голову не оторвут.

Наконец была вытащена ещё одна четвертинка, но это ни на капельку не прибавило мне надежды, скорее, наоборот. Если мне придётся терпеть ещё треть мучительно-пыточного времени, то я вряд ли в психологическом здравии дождусь окончания процедуры.

Мои истязатели отошли на совещание. Пока они тихонько шептались в углу кабинета, у меня появилась возможность прочесть несколько молитв. Стало относительно возможным удерживать острую грань между потерей сознания и ощущением электрического стула, который вот-вот заработает под тобой с новой силой. Слюна и кровь не давали свободно дышать, а гул в голове напоминал раскат землетрясения где-то совсем недалеко от меня.

Юный доктор, видимо, решил покончить со мной во что бы то ни стало. Дама крепко прижала мою не совсем к тому времени здоровую головушку к спинке кресла, а юный зубоудал итель, собрав все свои бесовские силы, стал тянуть этого ненавистного фрица-солитёра из моего подбитого и еле живого дзота-рта. Хорошо, что он туда не накидал гранат, окаянный, а только прошёлся молотком да пилой.

Периодически открывая глаза, чтобы не потерять тонкую нить связи с реальностью, я видел его измученное потное лицо, и всеми своими ещё не отмершими жилками ощущал, что доктор-гроб с трудом сдерживает своё желание встать мне коленкой на грудь для удобства и более мощного, согласно законам физики, рычага.

Остаток зуба вышел со свистом. Или мне так показалось. К удивлению, «юный истребитель зубов» не упал и не отлетел к окну с остатком моего зуба в медицинских клещах. Острая грань сознания и несознания поплыла в сторону, но меня опять мастерски вернули в реальность бытия.

Где-то сверху над моей головой проплыл философский вопрос: «Так что чего определяет: сознание бытие или бытие сознание?». В моём случае вернее будет сказать: «Пока живо сознание, живо и бытие. Или не живо?». Бред какой-то…

Эпизод 2
Пыточные последствия

Как потом оказалось, корни моего зуба были настолько глубоки и крепки, что доходили до носовых пазух и даже вросли в них. Бывают такие челюстные особенности, о которых ни я, ни мои милые добрые доктора отчего-то не знали. Так как дело было до «революции», то снимок зуба сделать не представлялось возможным. Напомню, что стоматология была практически пустой. Получилась «дырка» в нос, и её нужно было зашивать. Под белы рученьки с белым личиком повели страдальца в другой кабинет.

Очень серьёзный седовласый хирург, осмотрев «место трагических событий», напрочь отказался исправлять чужое творение. Меня посадили в коридоре ожидать заведующую хирургическим отделением, которая должна была прибыть в 13:30, через десять минут. Немного придя в себя, я с ужасом констатировал, что пытки продолжались два часа и, по всей видимости, ещё не закончились.

Моё тело слегка покачивало на коридорном стуле. Я никак не мог понять отчего. Или от сквозняка во рту из носа в рот через новое отверстие, или от обильных потоков воды по всему телу – от страха я сильно потел. Противным пощипыванием по краям щеки стал отходить наркоз.

Философские размышления быстро закончились, без стойких утверждений и выводов.

Оказавшись в том же кресле, мой стойкий внутренний дух стал издавать писки отчаяния. Опять вкололи два укола. Бедные дёсны уже не реагировали. Лицо заведующей было злобным и жёстким. Она выговаривала свои не совсем понятные претензии и во всём обвиняла меня. Возразить с открытым ртом и онемевшей развороченной челюстью не представлялось возможным. Зашивание межзубного отверстия с разрезанными дёснами оказалось непростой процедурой. Очередная истязательница, по очереди полностью засовывая свои руки в мой разорванный рот, безуспешно пыталась что-то к чему-то пришить. Два помощника с выражением сострадания и вины на лицах стояли рядом с приготовленным нашатырём.

Бедный мой рот, никогда не певший песни широко распахнутой душой, расплачивался за пропущенные тренировки и хоровые занятия. Я готов был пожертвовать чем угодно, лишь бы прекратить эти садистские манипуляции, проводящиеся якобы для моего оздоровления. По всей видимости, у нас было разное представление о здоровье человека.

Всё на свете имеет свойство заканчиваться. Закончилась и эта сумасшедшая процедура средневековых пыток. Доктор средних лет повела меня к врачу-отоларингологу, по-дружески поддерживая за локоток, так как меня немножко покачивало после всех этих необходимых лечений. К моему немалому счастью, приём означенного врача был закончен, и с обещанием непременно посетить его завтра я был отпущен на долгожданную свободу.

Солнечный яркий свет при выходе из клиники встретил меня, как земля Итаки своего Одиссея, вернувшегося живым с Троянской войны.

Когда я прибыл на работу в 15:40, начальник долго и ошалело разглядывал надутую как воздушный шарик часть моей щеки и разорванный рот. Очевидно, он никак не мог сопоставить образ того человека, что ещё полдня назад воодушевлённо работал, с образом пришедшего к нему не первой свежести полутрупа. Мои объяснения ситуацию никак не прояснили, так как звуки, что издавал мой трагический рот, состояли в основном из шипящих. С работы отпустили незамедлительно.

Первый вечер и ночь, при содействии антибиотиков и разных процедур, прошли относительно спокойно, при малой температуре. Периодически шумела и болела голова. Слоновья доза наркоза не прошла бесследно. Боль, сон и гул менялись поочерёдно. Наутро состояние ухудшилось. Я не рискнул даже садиться за руль автомобиля и поехал в поликлинику на другой конец города на автобусе. Потратил немалое время, но всё же удалось попасть к врачу. Лор-врач отказала мне в приёме и отправила к специалисту по месту жительства, хотя все комиссии и обследования мы проходили здесь, как прикреплённые от предприятия. В голову пришла мысль, что непременно нужно показаться заведующей, что так невзлюбила меня накануне.

К удивлению, сегодня шишка-врач была совершенно другой. Моментально бросив все свои дела, она повела меня на срочный осмотр, по дороге мягко и ласково справляясь о моём самочувствии и о процедурах, которые я проделал за прошедшие сутки.

На диковинную работу коллег пришло смотреть всё отделение. По очереди заглядывая мне в рот, врачи-стоматологи смотрели на меня, как на музейный экспонат эпохи палеолита и отходили с сочувствующим видом. Было не совсем понятно выражение их лиц. То ли они недоумевали, что после такой экзекуции я остался жив, то ли они впервые видели не описанную в учебниках стоматологии челюсть инопланетянина.

Мне в срочном порядке был выписан больничный на три дня с назначениями и рекомендациями сопутствующего лечения. А также было выдано консультативное направление на очень серьёзной бумаге, которую врач-заведующая где-то очень долго подписывала. Направление было выдано в республиканскую челюстно-лицевую хирургию, в которую нужно было ехать немедленно.

Было ощущение, что весь наработанный имидж целой клиники с треском разрушился, но в то время мне было не до претензий. Голова не переставала болеть, одолевали слабость, головокружение и неопределённость. Я уже больше суток ничего не ел, а чувство голода отсутствовало полностью. Опухоль практически не спала, и было очень неприятно видеть презрительно-сочувствующие взгляды пассажиров в общественном транспорте.

Опять пришлось ехать на другой конец города. Но, слава Богу, я попал в часы приёма, хотя и пришлось ждать в очереди больше полутора часов. Врач солидного возраста весьма безапелляционно и резко выдернул из моей раны всё то, что с таким трудом клеилось, пришивалось и мною оберегалось. Не обращая никакого внимания на кровь, мои стоны и вопли, он моментально с помощью сестры-помощницы прополоскал рану и рот, бегло осмотрел зияющую воронку и с невозмутимым видом сел выписывать направление.

– Вам назначается плановая операция на 21 октября. До этого времени вы должны пройти вот эти обследования и сдать вот эти анализы…

Сквозь боль и помутившееся сознание до меня, как из тумана, призрачно и неотчётливо стало доходить, что надворе первая половина сентября. О каком октябре он говорит? С такой болью мне нужно ждать полтора месяца?..

– А что же я должен делать сейчас? Ведь у меня безумно болит голова! – только и смог я выдавить из себя, сдерживая выступающую кровь салфеткой.

– Полоскание, лор-врач! Светлана, зови следующего!

Мне казалось, что моя жизнь несправедливо перевернулась с ног на голову. Беспричинное наказание всё усугублялось и становилось невыносимым. Беспробудная ночь душила своей болью и беспроглядной тьмой, где нет ни спасения, ни выхода, ни даже узенького тоннеля с тусклым светом надежды. Боли перешли в лобную часть головы и стали нестерпимыми. Не помогали ни таблетки, ни обезболивающие, ни водка – ничего. Всю ночь мы с женой искали выход из этого состояния. Она искренне мне старалась помочь и поддержать, но чем, как? Если вызвать скорую, то, несомненно, увезут в инфекционную больницу, которую я боялся как огня.

Самым отвратительным в этом положении была скрытность врачей. Почему у нас не принято кратко объяснить ситуацию? Ведь нужно было просто меня уведомить, что при попадании малейшей инфекции в носоглотку станет стремительно развиваться гайморит. В любом положении больной должен знать правду! Это нужно хотя бы для того, чтобы избрать свой путь.

Как сказал тысячу лет назад царь врачей Авиценна: «Паника – это половина болезни. Спокойствие – это половина здоровья. Терпение – это начало выздоровления».

Мне было просто необходимо найти свой правильный путь.

Эпизод 3
Больница № 1, палата № 6

Проведя самую ужасную ночь в своей жизни (наверное, та, в детстве, была всё-таки легче), разбитый, опухший и мало соображающий, минуя поликлинику, я пошёл сразу в больницу, что была недалеко от нашего дома.

К моему удивлению, только взглянув на меня, медсестра из приёмного покоя сразу довольно настойчиво стала вызванивать врача. Не менее удивительным было молниеносное прибытие самого врача.

Посмотрев на меня, он сказал:

– Полис, средства гигиены, тапочки принёс?

– Я только проконсультироваться, – замямлил я.

– Какая на хрен консультация, сдохнуть хочешь? Бегом домой – за зубной щёткой, кружкой и тапочками. Через полчаса чтоб сидел здесь, иначе я тебя не приму!

Его тон меня не испугал. Наоборот, я увидел надежду на спасение. Вот он – настоящий врач, который, безусловно, вылечит мою нестерпимую боль! Вот он, тот путь, на который меня направляет Всевышний! Это моё спасение!

Дорога домой, сборы и путь до больницы заняли чуть больше получаса. Великая сила надежды развернула мои мозги, притупила боль и даже воодушевила. Супруга едва поспевала за мной. Я с надеждой, верой и притихнувшей предательской болью бежал по длинному чёрному тоннелю, в конце которого слабо маячили огоньки спасения.

Пока жена оформляла необходимые документы, меня завели в кабинет врача и внутривенно вкатили двадцать кубиков какого-то лекарства. По телу поплыл колющий жар, похожий на изгнание злых духов. Голова, видимо, тоже получила положительно заряженную дозу, и моментально всплыл вопрос: «А почему я не пришёл сюда вчера?». «Дороги человеческие трудны и тернисты!» – ответил кто-то за моей спиной. Непроизвольно обернувшись назад, я никого не увидел. Только портрет какого-то учёного или врача смотрел со стены со снисходительной улыбкой.

Я переоделся в домашне-больничную одежду, и меня усадили на табурет вплотную к стене. Тот же врач теперь детально, но очень быстро с помощью лобного рефлектора осмотрел горло и нос. Затем спросил причину, по которой у меня возникла сия болезнь. Когда я вкратце рассказал свои похождения, он на несколько секунд впал в ступор и посмотрел на меня, как человек смотрит на фокусника, вытащившего из его кармана стодолларовую купюру, которой там не было.

Затем, молча развернувшись к своей помощнице, спросил:

– Приготовила?

– Да, всё готово, Сергей Иванович.

Я стал смутно догадываться, почему меня расположили вплотную к стенке. Мои ангелы-врачеватели вручили мне ванночку-уточку, подсунули её под подбородок и заставили держать двумя руками. Началась малоприятная процедура промывания носовых пазух. Самым отвратительным было введение трубки в нос. Думаю, врач действовал профессионально. Голова моя инстинктивно пыталась «пятиться» назад, я неправильно дышал и своим кашлем и дёрганьем мешал процедуре. Раствор вытекал изо рта в ванночку. Сергей Иванович грубо и жёстко держал одной рукой мою голову плотно к стене и громко, почти матом, учил правильному дыханию. Второй рукой он направлял трубку с раствором в нужные для промывки места. Сестра подавала раствор, держа бутыль над моей головой. Я морально был не готов к такой процедуре, и поэтому она мне далась очень нелегко. Зато потом, почувствовав некоторое облегчение, я мысленно поблагодарил врача за его профессиональные навыки. Действительно, тут было не до сюсюканья. Всё было сделано быстро и качественно. Сергей Иванович в тот день стал для меня настоящим спасителем.

В дальнейшем, наряду с капельницами и уколами, такие процедуры проводились регулярно – до тех пор пока врач не удостоверился, что раствор, проходящий через носовые пазухи, остаётся первоначального цвета. Значит, чисто – гноя нет! После всех проведённых процедур постовая сестра подвела меня к огромной двери палаты. Цифра 6, находящаяся как раз на уровне моих глаз, побудила к поиску в далёких уголках школьной памяти отрицательных Чеховских персонажей и их деяний. Палата № 6, случайные случайности… Кто там за этой дверью? Моисейка, Иван Дмитриевич? Или бес Никита?..

Палата была двухместной, чистой, светлой, с большим потолком, двумя красиво заправленными кроватями и даже с инфракрасным нагревателем под потолком. Впервые в жизни я ощутил себя уважаемым пациентом. Образ Антона Павловича в пенсне, подмигнув мне, стал растворяться. Солнце моего пути вставало всё выше. Приняв капельницу и лёгкий ужин, я уснул и теперь спал в тишине, спокойствии, практически без той ужасной боли и в полной уверенности, что счастье в нашем мире есть, только пути к нему очень непростые.

Где-то на третий день самочувствие у меня практически возвратилось в норму. Голова не болела, вернулся аппетит. Только небольшая температура в районе 37,2—37,8 держалась с недельку. На вторую кровать никого не подселяли, и я беззаботно отдыхал, наслаждаясь чтением книг и журналов. Организм от постоянной работы и бесконечных проблем иногда приходит в критическое состояние. Вот таким жизненным дефибриллятором, как мне думается, меня вернули к жизни, дав время всё обдумать и исправить ошибки. Контингент пациентов был малочисленным и тихим.

Но не всё, конечно, было прекрасно и гладко. Предстояла самая сложная операция – прокол, так называемая пункция гайморовой пазухи. Очень неприятная процедура, когда тебе между бровями втыкают жуткую иглу для откачки гноя и дальнейшей промывки.

В моём случае это выглядело так. Дядя-врач весом примерно сто двадцать килограммов вдавливал эту самую иглу в мой лоб. Причём с огромным усилием. Это удалось ему только с третьего раза и с помощью двух игл. Первую он сломал на второй попытке. Ощущения у меня были жуткие. Хоть я морально и готовился к этой процедуре, видя её исполнение на других пациентах, всё равно перенёс очень плохо.

В операционной было холодно. Меня трясло. Частично от страха, но больше от холода. Четыре медицинские сестры и сам врач в рубашке с короткими рукавами холода не замечали. Врач, очевидно, настраиваясь на непростую и ответственную работу, быстрыми шагами ходил по операционной из угла в угол, по пути отпуская колкие шуточки каждой из помощниц. Настроившись, он брал иглу и, быстрым шагом подойдя ко мне, начинал процедуру прокола в области переносицы. Вес его немаленького тела через две огромные ладони передавался моей голове. Порой мне казалось, что стол под нами не выдержит, и мы грохнемся на холодный и жёсткий кафельный пол.

После второй попытки, когда игла сломалась, глыба-врач, склонившись надо мной с нахмуренными бровями, в грубой форме спросил у меня:

– Ты почему не принёс выписку?

– К-к-какую выписку?

От страха, что я опять что-то сделал не так, меня стало колотить ещё больше.

– Что тебе вшили платиновую пластину в лоб.

Сёстры захихикали. От наркоза я соображал медленно, но всё же оценил неуместный юмор позитивно. Очевидно, это позволило расслабиться моим лобным костям, и третья попытка завершилась удачей.

К счастью, гноя не было. Видимо, инфекция не успела подняться выше. Меня быстренько промыли поуже известной схеме и отправили на отдых. Данную процедуру, в отличие от некоторых, мне больше не повторяли. Это меня несказанно радовало каждый раз, когда я проходил мимо операционной.

Где-то на десятый или одиннадцатый день меня успешно выписали с чистой зажившей дыркой из носа в рот. До плановой очередной операции в октябре мне необходимо было после каждого приёма любой пищи немедленно полоскать рот раствором фурацилина. Что я безукоризненно выполнял, навсегда запомнив силу дядюшки гайморита.