Текст книги "Черные тени красного Петрограда"

Ларец Петра Великого

Мы забежали вперёд, вернёмся в год семнадцатый.

Пока правоохранительная система столицы корчилась в предсмертных судорогах, криминал, наоборот, набирал неслыханную силу. Помимо многих тысяч вырвавшихся на свободу уголовников преступную среду города активно пополняли дезертиры, толпами повалившие с фронта в тыл летом и осенью 1917 года. Уголовники и дезертиры селились по окраинам угасающей столицы, захватывали пустующие дома, бесхозные квартиры, брошенные хозяевами особняки. Там они сбивались в шайки и банды, оттуда совершали набеги на жилища добропорядочных граждан; туда же и возвращались с добычей. К октябрю город оказался в кольце криминальных анклавов. Гавань, Семенцы, Лиговка, Голодай, Полюстрово, дальние углы Песков превратились в уголовные княжества, где царствовали воровские законы и куда жалкая городская милиция боялась сунуться.

Пышным цветом расцвели два рода преступлений: уличные ограбления и налёты на квартиры. Граждан грабили и раздевали среди бела дня, в переулках и подворотнях. Это делалось спокойно и деловито, в двух шагах от проспектов и площадей, на которых кипели митинги, реяли флаги и транспаранты и где всевозможные ораторы – министры, комиссары, лидеры партий – разыгрывали из себя Маратов и Дантонов, до хрипоты кричали о свободе, равенстве, братстве, призывали грудью встать на защиту революции.

Ограблениям, причём среди бела дня, на самых людных улицах города, всё чаще подвергались магазины, лавки, ювелирные и модные салоны. Так, в один прекрасный весенний день одна и та же шайка налётчиков ограбила подряд несколько дорогих магазинов на Невском, нисколько не смущаясь наличием сотен свидетелей. Грабители погрузили баулы с деньгами и ценностями на несколько автомобилей и преспокойно скрылись.

Что магазины! В конце июля граждане услышали о неслыханном, сверхдерзком ограблении. На сей раз налёту подвергся правительствующий Сенат. Формально, до созыва Учредительного собрания, это заведение по-прежнему считалось верховным органом судебной власти в стране. И вот, как сообщает «Петроградская газета», 21 июля в 3 часа утра «подъехавшие на моторе вооружённые разбойники» покусились на это святилище Фемиды, гордо возвышающееся над Сенатской площадью напротив Медного всадника. «Грабители ранили дежурного сторожа и курьера, связали дежурного чиновника. Громилы похитили серебряный „Храм правосудия“ со статуей Екатерины II в порфире, оцениваемый свыше 500 тысяч рублей, статую, изображающую коленопреклонённую Россию перед Екатериной II, 6 подсвечников из серебра, 3 фигуры конных трубачей, забрали представляющий чрезвычайную редкость ларец Петра Великого и похитили ряд драгоценных вещей». Самое интересное, что ограбление было совершено спокойно и хладнокровно, по чётко разработанному плану. «По мнению следственных властей, – продолжает свою несколько корявую речь газетчик, – этот грабёж организован антикварами по идее заграничных любителей редкостей». Заметим, что ограбление высшего суда России совершилось в то самое время, когда новоиспечённый премьер Керенский срывал голос, повсеместно крича об утверждении твёрдого революционного правопорядка и о всенародной борьбе с контрреволюцией.

Похищение «Храма правосудия» из храма правосудия выглядит символично. Так же, как и кража ларца Петра Великого: наверно, из него, как из ящика Пандоры, вылетели смертоносные демоны Гражданской войны. История с ограблением Сената, конечно же, рисует беспомощность новой власти перед криминалом. Но при этом она, так сказать, идейно выдержана в духе текущего момента. Ведь в то же время приверженцы политических партий при молчаливом одобрении правительства захватывают дворцы и дачи бывших вельмож, а ораторы на митингах призывают куничтожению наследия проклятого царского режима и к экспроприации экспроприаторов. То, что раньше считалось преступленим, становится едва ли не основной формой общественной деятельности.

Глава вторая. Жаркий июль семнадцатого года

Революционный процесс как стихийное бедствие

Знаете ли вы, что знаменитый лозунг васюкинских ОСВОДовцев – «Дело помощи утопающим есть дело рук самих утопающих» – представляет собой пародию на популярный в 1917 году лозунг анархических листовок: «Дело освобождения рабочих есть дело самихрабочих»? А ведь и написанные на красных большевистских транспарантах слова: «Вся власть Советам!» – почти точно и уже безо всякой пародии соответствуют другому анархистскому кредо: «Вся власть Советам на местах!». Анархисты и большевики в ту пору ещё шли в едином строю на штурм буржуазного мира. Первым испытанием для их недолговечного союза стали июльские события 1917 года. О которых так скупо и неохотно повествовали советские учебники истории. Ещё бы: партия большевиков оказалась в них не более чем щепкой, несомой бурными волнами. Если кто и пытался управлять потоком, так это анархисты, страстные разрушители устоев общества, о роли которых в революции большевики после своей победы постарались забыть. Кстати говоря, ещё один лозунг анархистов, заимствованный ими у Горького, реял в те дни над толпой: «Пусть сильнее грянет буря!». Вот она и грянула.

Первые недели после свержения самодержавия проходят в обстановке эйфории. В марте-апреле в Петроград возвращаются политические заключённые и ссыльные, а также политические эмигранты. 3 апреля на Финляндском вокзале толпа встречает группу социал-демократов, приехавших из Швейцарии через Германию и Швецию; в составе этой группы – Ленин. С его прибытием в Петрограде заметно активизируется деятельность большевиков.

Наступление на фронте из-за политических событий откладывается. Правительства стран Антанты этим обеспокоены и оказывают давление на Временное правительство. Министр иностранных дел Милюков распространяет ноту, в которой подтверждает верность России союзническим обязательствам. Нота Милюкова, опубликованная 18 апреля, вызывает взрыв недовольства среди солдат Петроградского гарнизона. Несколько дней в Петрограде не утихают массовые вооружённые манифестации под лозунгами: «Долой буржуазное Временное правительство!» и «Вся власть Советам!». В войсках солдатские Советы срывают выполнение приказов командования. Вследствие этих событий в начале мая Милюков, Гучков и некоторые их однопартийцы уходят из правительства. Их посты по согласованию между Комитетом Думы и Петросоветом занимают представители «советских» партий – меньшевики и эсеры. Правительство сдвигается влево.

В мае в Москве проходит III съезд партии социалистов-революционеров. Эта партия, самая массовая среди социалистических организаций России, образовалась в начале века в результате объединения народнических кружков и групп, исповедующих идеи крестьянского социализма и революционного террора. На съезде выявляется раскол между умеренным большинством, готовым идти на соглашение с буржуазно-либеральными партиями (правые эсеры) и непримиримым меньшинством (левые эсеры).

Советы, стихийно образовавшиеся по всей стране, начинают объединяться. В мае проходит I Всероссийский съезд крестьянских Советов, а в июне – I Всероссийский съезд рабочих, солдатских и матросских Советов. Растут и активизируются анархические объединения. Неудачная попытка Временного правительства осуществить в июне наступление на фронте вновь накаляет атмосферу в Петрограде.

Лето 1917 года выдалось жарким. Москва и Питер уже в июне изнывали от тридцатиградусного зноя; повсеместно участились пожары; от случайно разбившейся керосиновой лампы выгорел город Барнаул. Огонь революционной стихии охватывал сердца не только пролетариев, но и поэтов. Страдая от духоты во время бесконечных заседаний Чрезвычайной следственной комиссии по расследованию деятельности сановников царского правительства, секретарь-редактор комиссии Александр Блок пришёл к убеждению: нужно всем сердцем слушать музыку революции. Этот завет выполнял его «заклятый друг» Андрей Белый: на многолюдных митингах с упоением внимал речам министра-социалиста Керенского, а потом выражал свой восторг в причудливых образах танцевальных импровизаций. Спасаясь от жары на подмосковной даче, никому ещё неизвестный Борис Пастернак неостановимо строчил гениальные стихи, которые составили впоследствии революционную в своей поэтической свободе книгу «Сестра моя жизнь».

В это самое время в Петрограде проходил генеральный смотр социалистических сил – I Всероссийский съезд Советов рабочих, солдатских и матросских депутатов. Съезд показал: революционный лагерь могуч и набирает силу. И ещё: революционный лагерь расколот на два направления, и трещина расширяется стремительно. Настрой одних – удовлетворённость от уже совершившейся революции и страх перед её дальнейшим развитием; источник энергии других – неуёмная жажда новых революционных потрясений.

Осторожные и рассудительные эсеры, меньшевики, народные социалисты уже успели ужаснуться той бездне, которая разверзлась пред ними в дни Февральской революции, мартовских расправ над офицерами в Гельсингфорсе, апрельских вооружённых манифестаций в столицах и на фронте. Введя своих представителей во Временное правительство, они вступили в политический блок с буржуазией. Войну надо довести до справедливого мира; вопросы о политическом строе, о земле и о собственности вообще отложить до мирного времени и передать на рассмотрение всенародно избранного Учредительного собрания. Хорошая, разумная программа. Беда, однако, в том, что миллионы вооружённых людей не хотели ждать, гнить в окопах, погибать в бесплодных атакахради государственных (то есть, неизвестно чьих) интересов. Деятельная, пассионарная часть общества искала немедленных и радикальных политических решений. Того же жаждали уголовники, дезертиры, обитатели социального дна: крах существующего порядка открывал перед ними соблазнительную перспективу безнаказанного грабежа. Эти настроения лучше всего улавливали безрассудные буревестники революции: большевики, боевая эсеровская молодёжь и, конечно же, фанатики беспредельной свободы – анархисты.

К июню 1917 года в Петрограде анархистские союзы и группы широко расплодились и начали объединяться. Самым крупным объединением стала Петроградская федерация анархистов-коммунистов, пользовавшаяся немалым влиянием – среди рабочих, более всего на заводах Выборгской стороны, среди матросов Балтфлота и в некоторых частях Петроградского гарнизона, особенно в 1-м пулемётном полку. Штаб-квартирой анархо-коммунисты сделали дачу Дурново на Полюстровской набережной: собственность бывшего царского министра была явочным порядком экспроприирована ещё в апреле. Там 9 июня состоялась общегородская конференция «чернознамёнцев». Делегаты от почти ста предприятий и воинских частей Петрограда, вдохновляемые революционным нетерпением, приняли решение: идти уничтожать власть, свергать Временное правительство.

Почва для восстания благоприятна: только что «временные» приняли непопулярное среди солдат и матросов решение о наступлении на фронте. Настал час превратить войну империалистическую в войну революционную. Вместо Временного правительства пусть будет Временный революционный комитет. Его состав наскоро сформировали на той же даче. В работе конференции (если выкрикивание лозунгов и произнесение ультрарадикальных речей в прокуренных комнатах можно назвать работой) принял участие кое-кто из большевиков: председатель Выборгского районного комитета РСДРП(б) Лацис, лидер большевистской ячейки 1-го пулемётного полка прапорщик Семашко. Партийная дисциплина была тогда понятием абстрактным, а цели анархо-коммунистической революции – немедленная передача частновладельческой земли крестьянам, заводов рабочим, отмена дисциплины в армии и, конечно же, прекращение империалистической войны – практически совпадали с теми, которые ещё в апреле сформулировал Ленин. Между тем Ильич, а с ним и руководство ЦК РСДРП(б), вовсе не были в восторге от инициативы товарищей анархистов.

Разница между анархистами и большевиками состояла в том, что первые хотели уничтожать власть, вторые – брать власть. А для этого момент ещё не настал. По таковой причине ленинский ЦК присоединился к решению эсеро-меныпевистского большинства съезда Советов – запретить вооружённые манифестации против Временного правительства. Из Революционного комитета большевикам пришлось выйти. По словам Лациса, узнав об этом, многие большевики Выборгской стороны в гневе рвали свои партбилеты.

На даче Дурново не думали повиноваться и начали формировать свои вооружённые дружины. Видя решимость анархо-коммунистов, съезд Советов постановил: 18 июня поднять массы на демонстрацию в поддержку Временного правительства. Анархисты не дрогнули и двинули на улицы города своих сторонников. 18 июня в противостоящих друг другу демонстрациях участвовало от 400 до 600 тысяч человек. Накануне была сильная гроза, дышать стало малость полегче, но грозовая тревожность носилась в воздухе.

Солдаты, матросы, участники всевозможных красных и чёрных гвардий на все манифестации приходили вооружёнными. Любая случайность могла спровоцировать стрельбу. Палить в своих же товарищей по революционному лагерю в тот день не решились. Но без серьёзного инцидента не обошлось. В разгар демонстраций вооружённая толпа анархистов (около двух тысяч человек), двигаясь с Выборгской стороны к центру, внезапно атаковала городскую тюрьму «Кресты». Ядро нападавших составляли бойцы черно-гвардейской дружины, приведённой из Шлиссельбурга вождём тамошних анархистов Иустином Жуком. Разумеется, в «Крестах» не было никаких политических заключённых, да и уголовников выпустила на волю Февральская революция. В камерах содержалось лишь небольшое количество хулиганов, грабителей и прочих правонарушителей, задержанных слабосильной городской милицией за последние три месяца. Их-то дружинники Жука объявили узниками Временного правительства, освободили и повели с собой. Охрана не сопротивлялась.

События этого дня выявили новую движущую силу революции: союз идейных вождей крайне коммунистического толка и криминализованных люмпенских масс. Даже Временное правительство забеспокоилось и предприняло попытку наказать зарвавшихся анархистов. На следующее утро дача Дурново была окружена несколькими ротами солдат Преображенского и Семёновского полков, казачьими сотнями и автомобилями бронедивизиона. Степень управляемости этих войск была невелика. Поэтому руководивший операцией министр юстиции Переверзев вступил с анархистами в переговоры. Требовал одного: выдачи лиц, освобождённых накануне из «Крестов». На беду, среди осаждённых находился предводитель анархистствующих кронштадтских матросов Анатолий Железняков. Под его электризующим влиянием члены Революционного комитета отказались слушать Переверзева. Воры, налётчики, громилы и убийцы – наши братья, они – анархисты в душе, и преступления их – стихийно-революционный ответ на несправедливость буржуазного общества. Как же можно выдать их антинародному правительству?

Своё мнение Железняков подкрепил весомыми аргументами: гранатами. Несколько штук кинул в сторону преображенцев и казаков. Гранаты не взорвались. Но солдаты, до этого настроенные мирно, рассвирепели. Рванулись вперёд и открыли беспорядочную стрельбу. В три минуты дача была взята штурмом. Не обошлось без жертв: шальная пуля стукнула в голову активиста Петроградской федерации анархо-коммунистов Аснина, и тот на месте скончался. Остальные 59 человек, находившиеся на даче, сдались.

Победа Временного правительства и эсеро-меныпевистского большинства съезда Советов была эфемерной. Весть о событиях на Полюстровской набережной взбудоражила многочисленных сторонников анархии. Несколько тысяч кронштадтских матросов собрались было идти на Петроград, вызволять «братву» и бить министров-«капиталистов». Рабочие заводов Выборгской стороны устроили прямо на даче Дурново над свежим трупом Аснина нечто вроде гражданской панихиды. Оттуда брожение стало распространяться по заводам и частям гарнизона. Особенно взволновался 1-й пулемётный полк, казармы которого располагались на углу Сампсониевского проспекта и Флюгова переулка (ныне Кантемировская улица). Но к вечеру всё как-то само собой успокоилось. Возможно, потому, что после изнуряющей дневной жары всем захотелось отдохнуть в относительной прохладе.

Жара спала, и анархисты стали готовить новую атаку. И многие большевики с ними. Как свидетельствовали участники событий, в те дни невозможно было понять, где кончается большевик и начинается анархист. Большевистские организации Выборгской стороны, 1-го пулемётного полка, кронштадтских экипажей требовали выступления. 2 июля главная партия буржуазии – кадеты – заявили о выходе из правительства. В этот же день члены анархо-коммунистической федерации снова собрались на даче Дурново. Постановили: завтра – последний и решительный бой. Коль «временные» сами себя готовы свергнуть, пойдём свергать «соглашателей» – ВЦИК Советов. Всю ночь и утро агитаторы срывали голоса на митингах в цехах и казармах. Самым грозным был митинг пулемётчиков, затянувшийся до обеда. Полковые большевики во главе с Семашко приняли сторону анархистов.

Более всего кричал на митинге секретарь анархо-коммунистической федерации Илья (Иосиф) Блейхман. Об этом вожде июльских событий, бывшем сапожнике, оставил неприязненные воспоминания Троцкий: «С очень скромным багажом идей, но с известным чутьём массы, искренний в своей всегда воспламенённой ограниченности, с расстёгнутой на груди рубахой и размётанными во все стороны курчавыми волосами, Блейхман находил на митингах немало полуиронических симпатий… Солдаты весело улыбались его речам, подталкивая друг друга локтями и подзадоривая оратора ядрёными словечками: они явно благоволили к его эксцентричному виду, его нерассуждающей решительности и его едкому, как уксус, еврейско-американскому акценту… Его решение всегда было при нём: надо выходить с оружием в руках. Организация? „Нас организует улица“. Задача? „Свергнуть Временное правительство, как это сделали с царём…“. Такие речи как нельзя лучше отвечали в этот момент настроению пулемётчиков».

1-й пулемётный полк – огромная учебная команда, насчитывавшая до 19 тысяч человек, в основном новобранцев из «образованных», – постановил: идти свергать буржуазию. Тут же выбрали Революционный комитет во главе с Семашко, Блейхманом, ещё кое-кем из анархистов и большевиков. На пять вечера назначили выступление. Пока – отправили агитаторов в полки, на заводы. И разошлись обедать.

Через пару часов агитаторы-пулемётчики заварили митинг на противоположном конце города, на Путиловском заводе. Здесь они нашли поддержку в лице большевика Сергея Багдатьева (Саркиса Багдатьяна), известного своими левацкими загибами. Путиловцы склонялись к выступлению. Примчавшихся на завод с миротворческой миссией представителей ВЦИКа Советов Саакиана и Каплана (эсеров) встретили криками «довольно!», «долой!» и ещё кое-какими крепкими выражениями. Повсюду в городе наблюдалась та же картина: митинги, на которых агитаторы до потемнения в глазах призывали солдат и рабочих то идти свергать Временное правительство, то идти защищать оное.

Большевики оказались на грани раскола. Одни по поручению ЦК сдерживали революционный энтузиазм масс, другие, вопреки мнению Ленина, рвались в бой. Революционные рабочие и солдаты группами бродили по городу.

Пулемётчики двинулись, хоть и с опозданием, с Выборгской стороны к центру. По пути к ним присоединились роты Гренадерского полка. Около семи часов заняли Финляндский вокзал, Литейный и Троицкий мосты. Появились грузовики, которые тут же были облеплены вооружёнными манифестантами. Предполагалось немедленно отправиться на этих грузовиках брать Таврический и Мариинский дворцы. Но поблизости, в особняке Кшесинской, проходила экстренная конференция большевиков. Грех не зайти. Около десяти, в мягком свете наступающей белой ночи, площадь у особняка заполнилась огромной волнующейся толпой разношёрстного народа: солдаты в расстёгнутых гимнастёрках, рабочие в тёмных пиджаках, интеллигенты в шляпах, обыватели, гимназисты, студенты, барышни… Над толпой – трёхгранные штыки винтовок, чёрные и красные транспаранты с революционными фразами. С балкона особняка выступали Луначарский, Свердлов, Подвойский… Ленин тоже, но коротко и неохотно. Он вообще отстранился от происходящего, ссылаясь на недомогание. А может быть, и в самом деле хворал.

Митинг у особняка Кшесинской имел то значение, что формальное руководство движением перешло от бестолкового анархистского ревкома к Военной организации ЦК большевиков. Руководство это, правда, заключалось в одном: в праве уговаривать вооружённую толпу. Тут же и постановили: идти к Таврическому дворцу и «мирно» требовать у ВЦИКа, чтобы тот провозгласил власть Советов.