Текст книги "Самоубийство империи. Терроризм и бюрократия. 1866–1916"

Поразительная торопливость! Как будто специально сделано, чтобы подследственный не успел ни о чём рассказать. А ведь Млодецкий был связан с «Народной волей», за которой охотились все «ищейки царизма». Но связи не выявлены, возможный свидетель уничтожен. Снова та же история, что и в деле Засулич, и при расследовании покушения Соловьёва.

Ничего не изменило объединение полиции и жандармерии под управлением Департамента полиции и создание при нём отдела, ведающего секретной агентурой. Прошло более полугода, прежде чем им удалось выйти на след руководителей «Народной воли», и то защитники правопорядка всё время, как нарочно, в опасной игре с «бомбистами» запаздывали на один ход. Да и суд над «первомартовцами», и их казнь совершились так поспешно, так много вопросов оставили без ответов, что невозможно отделаться от мысли: кому-то нужно было если не спасти «Народную волю», то, по меньшей мере, затянуть борьбу с ней на неопределённый срок.

Но самое главное, самое далеко идущее последствие этого странного вальса террористов и власти – торжество двойничества и провокации. Рождённая в кружках нечаевцев, вскормленная хитроумными подчинёнными графа Шувалова, провокация по-настоящему взрослеет и обретает себя в народовольческие времена. Ею равно пользовались и революционеры, и охранители устоев. Хорошо известно, что осенью 1880 года жандармам удалось завербовать близкого к руководству партии народовольца Ивана Окладского, сыгравшего потом немаловажную роль в сыске и изобличении многих своих товарищей. Но с противоположной стороны такого рода попытки были предприняты ещё раньше. «Народная воля» ещё не оформилась вполне, а Желябов, создавая «Военную организацию», лелеял планы внедрения своих агентов в штабы войск, в структуры государственной власти и, прежде всего, в III Отделение и Департамент полиции. В 1880 году ему это удалось: в Департамент полиции был принят на службу неприметный и очень исполнительный сотрудник, Николай Клеточников. Более полугода он, завоевав полное доверие департаментского начальства, добывал и передавал руководству «Народной воли» секретную, жизненно важную информацию, и лишь в декабре был раскрыт. Обычно его деятельность, его провал и гибель представляют как пример фанатичного служения делу революции. Но точно ли так слепо было руководство Департамента? Не использовали ли Клеточникова для установления контактов с руководством «Народной воли»? События последующих лет покажут, что такой вариант вполне возможен. Обе стороны окончательно осознают ту истину, которую когда-то проповедовал Нечаев: охранителям режима выгодна активность революционеров, ибо она безмерно расширяет пределы жандармской власти; врагам режима выгодна жестокая бесчеловечность властей, потому что она мобилизует под знамёна революционной борьбы новых и новых сторонников. Провокация с обеих сторон неизбежна. Вскоре она станет основной формой взаимоотношений между террористами и империей.

Полицейский револьвер против революционного лома

16(29) декабря 1883 года в самом центре Петербурга, в доме № 91 по Невскому проспекту, в квартире под роковым нумером «13», был зверски убит жандармский подполковник Георгий Порфирьевич Судейкин, глава секретной полиции России. История его убийства представляет собой невероятный клубок провокаций, загадок, романических приключений и политических интриг. И последствия сего происшествия были великие: революционное подполье в дьявольском акте совокупилось с произволом бесчеловечного государства – и породило чудовище по имени «провокация». Предательство, ложь, коварство и безудержное стремление к власти становятся отныне основными мотивами поведения политических деятелей России вплоть до наших дней.

Женевский визитёр

Традиционная версия происшедшего сложилась из показаний, данных соучастниками убийства на суде в мае-июне 1887 года, и из воспоминаний их товарищей-народовольцев. Наиболее связен рассказ Льва Тихомирова, одного из вождей «Народной воли», впоследствии перешедшего в монархический лагерь. Тихомиров, в свою очередь, о многих обстоятельствах преступления повествует со слов его организатора и участника Сергея Дегаева. Вот эта версия в основных чертах.

После «дела 1 марта 1881 года» «Народная воля» переживала трудные времена. Аресты, казни, эмиграция. К началу 1883 года на свободе оставались лишь три авторитетных деятеля: Вера Фигнер, продолжавшая борьбу в российском подполье, Мария Ошанина (Оловенникова), жившая в Париже, и Лев Тихомиров, укрывшийся в Женеве. Весной 1883 года в дверь квартиры Тихомирова постучался неожиданный гость: народоволец Сергей Дегаев, примчавшийся (по поддельным документам) в свободную Швейцарию из России. За разговорами о буднях революционного подполья Дегаев вдруг сделал хозяину страшное признание. Вот уже полгода, как он завербован жандармами. Это случилось во время ареста, в декабре 1882 года. Вербовал подполковник Судейкин; он заморочил голову импульсивному, нестойкому революционеру фантасмагорическими планами объединения подполья и полиции против самодержавия; организовал Дегаеву побег в обмен на осведомительство. За полгода Дегаев выдал Судейкину несколько десятков, если не сотен, товарищей по партии (в том числе свою главную покровительницу, доверчивую Веру Фигнер); раскрыл шифры и пароли; провалил множество конспиративных квартир. Из-за его предательства Судейкин полностью контролирует народовольческое подполье в России. Но Дегаев раскаялся; что же ему теперь делать?!

Тихомиров потрясён; но он не теряет ясности мысли. Что ж, содеянное ужасно, карой должна стать смерть. Или… Дегаев может смыть позорное пятно и искупить вину перед партией, если, продолжая сотрудничество с полицией, заманит в ловушку и убьёт кого-нибудь из архиважных государственных мужей. Дегаев оживляется: как же, не об этом ли шла у него речь с Судейкиным? Тот, полностью доверяя своему сверхценному агенту, делился с ним планами: опираясь на силы «Народной воли», устроить убийство самого министра внутренних дел, тупого реакционера и мракобеса Д. А. Толстого. Судейкин беспринципен и бесконечно честолюбив; Толстой вставляет ему палки в колёса; Судейкин разрабатывает макиавеллиевскую комбинацию: убить министра, запугать тем самым правительство и государя, потом арестовать кое-кого из революционеров, доказав таким манером свою эффективность и незаменимость, стать после этого во главе госуправления, подчинить себе волю царя, и тогда… Тогда всё возможно, даже реформы в социалистическом духе. У Дегаева голова кружится от такого плана, но Тихомиров мыслит трезво. Нельзя доверяться Судейкину, злейшему врагу революции и жандарму до мозга костей. Играя на доверии и притворясь соучастником, заманить в ловушку и от имени партии казнить самого Судейкина – вот это было бы истинным искуплением вины. На том и порешили. Дегаев получил от Исполнительного комитета «Народной воли» задание: убить Судейкина. И поехал в Петербург – выполнять.

К убийству были привлечены надёжнейшие: Николай Стародворский и Василий Конашевич. Контролировали дело поляк Куницкий и друг Маркса несгибаемый Герман Лопатин. Решено было убить Судейкина на конспиративной квартире (туда Судейкин являлся, по словам Дегаева, не только для секретных переговоров; но, будучи сладострастником, наведывался с «девочками»). Нанята роковая квартира была на имя Яблонского; под сим псевдонимом скрывался Дегаев. Он должен был заранее спрятать в дебрях квартиры Стародворского и Конашевича, вооружённых ломами; Судейкина заманить туда якобы для важной беседы. Остальное, как говорится, дело техники. Покушение несколько раз срывалось. Наконец, 16 декабря 1883 года, Судейкин явился…

О подробностях убийства – потом; а теперь поближе познакомимся с главными персонажами.

«Один гад» жрёт «другую гадину»?

Сначала о Судейкине. Год рождения 1850-й; убит в тридцать три года: подходящий возраст для мученической кончины. Офицер Киевского губернского жандармского управления, десять лет без особых успехов тянул служебную лямку; к 1879 году дослужился до капитанского чина. И вдруг – взлёт. Образовалась «Народная воля»; её оружие – политический террор. Судейкин активно включается в борьбу с крамолой – вот она, деятельность, в которой раскрываются его незаурядные сыщицкие способности. Благодаря ему в 1879–1880 годах разгромлено народовольческое подполье в Киеве. И тут – 1 марта 1881 года страшный взрыв в Петербурге на Екатерининском канале. Царь убит; в правительственных кругах кадровые перемены. Либеральный министр внутренних дел М. Т. Лорис-Меликов теряет влияние; выдвигается директор Департамента полиции, молодой, энергичный и честолюбивый В. К. Плеве. Ему нужны помощники, тоже энергичные и честолюбивые. По инициативе Плеве Судейкин переведён на должность начальника секретной агентуры Петербургского губернского жандармского управления. Есть где развернуться: с апреля по декабрь 1881 года при участии руководимой им службы в столице арестовано более двухсот народовольцев. В декабре, уже в чине майора, Судейкин получает новое высокое назначение: указом государя создана Общероссийская секретная полиция (в России это – первая и единственная спецслужба в полном смысле слова); Судейкин – её «особый инспектор», то есть руководитель. В начале следующего года – и подполковничий чин в подкрепление должности; неплохой прыжок: из капитанов в подполковники; из провинциальных жандармов – в начальники тайного, и потому никем не контролируемого ведомства.

В 1882–1883 годах Судейкин идёт от успеха к успеху; аресты – сотнями; награда – личная милость государя; за захват одного из активистов «Народной воли» Судейкину из царского кармана пожаловано пятнадцать тысяч рублей (годовое жалованье министра), за другого – ещё пять тысяч. Залог успехов – блистательная система вербовки. Принцип гениально прост: жандарм идёт к арестанту не как враг, а как тайный друг и единомышленник. Свой среди чужих. «Положа руку на сердце, милостивый государь… Здесь нас никто не слышит… Ей-богу, я держусь ваших взглядов. Долой самодержавие. Но я должен скрывать, сами понимаете. Нас не так уж мало среди полицейских чинов. Нужно установить связи с революционным подпольем – я очень, оч-чень в этом смысле на вас надеюсь… Конечно, придётся выдать кого-то из ваших, но зато вы – в тылу врага… Мы устроим вам побег. Будем бороться вместе… Подпишите!» Действовало. «Народная воля» тоже стремилась внедрить своих людей во вражий стан. Эдакое взаимное коварство.

Теперь о Дегаеве. Родился в 1857 году, окончил кадетский корпус, служил в артиллерии (как и Кравчинский). В 1879 году связался с народовольцами; вышел в отставку в чине штабс-капитана (быстро рос: за пять лет – из юнкеров в штабс-капитаны! способности и честолюбие!). С 1880 года – член лелеемой Желябовым народовольческой военной организации. Ничем выдающимся себя не проявил до осени 1881 года. Тогда, после арестов, уничтоживших ядро народовольческой секты в России, близорукая Вера Фигнер ввела его в состав практически несуществующего Исполнительного комитета. В это самое время был ненадолго арестован его брат Владимир; этот юноша-офицерик пытался внедриться в охранку по заданию народовольца Златопольского; в результате попал в сети Судейкина. Стал ли Владимир сознательным осведомителем – сказать трудно, но именно он познакомил Судейкина с братом. Жандарм и отставной артиллерист проявили друг к другу взаимный интерес. Сергей Дегаев неоднократно встречался с Судейкиным в 1881–1882 годах: якобы брал у подполковника чертёжную работу на дом. В конце 1882 года Фигнер отправила Дегаева в Одессу налаживать подпольную типографию. Тут-то он и попался. Арест грозил виселицей. И тогда Дегаев из темницы воззвал к Судейкину.

Судейкин примчался на зов. В тюремной одиночке между ним и Дегаевым был заключён союз. В обмен на осведомительство Судейкин организовал Дегаеву побег. В январе 1883 года Дегаев явился к собратьям по партии, был принят восторженно и, после ареста Фигнер (в феврале), фактически возглавил то, что осталось от «Народной воли» в России. Разумеется, контроль за его действиями осуществлял Судейкин.

К этому времени разброд и шатания в народовольческом движении достигли степени раскола. Главное противостояние – между «стариками», немного блаженными участниками «хождения в народ», адептами индивидуального террора, исповедниками бланкизма, прудонизма, нечаевщины и прочих романтических глупостей, и «молодыми», более прагматичными деятелями, заглядывавшимися уже на марксизм. Среди «молодых» лидировали Стефанович, Якубович, Лопатин; «стариков» из «чудного далека» пытался вдохновлять Тихомиров, из «узилища» – Вера Фигнер. Отношения обострялись; молодые винили стариков в провале стратегии и пытались перехватить тайные нити управления. На их взаимном остервенении играл Судейкин. Из Дегаева он, по-видимому, собирался сделать нового лидера партии, способного низвергнуть «стариков» и объединить «молодых».

Как думал поступить Судейкин с контролируемой им революционной организацией в дальнейшем? В 1882 году после доброго Лорис-Меликова и дипломатичного Н. П. Игнатьева в должности министра внутренних дел и шефа жандармов оказывается припадочный Д. А. Толстой. Шеф и покровитель Судейкина Плеве отнюдь не был этим обрадован, ибо сам метил в министры. Тогда в «Вестнике „Народной воли“» был напечатан разговор Плеве с Судейкиным.

«Плеве: Вам следует быть очень осторожным, голубчик. Ваша жизнь самая дорогая для России после жизни государя.

Судейкин: Ваше превосходительство забываете жизнь графа Толстого…

Плеве (после раздумья): Конечно, конечно, мне было бы очень жаль его как человека… Но признаться – его смерть была бы полезна для России».

Этот разговор Тихомиров записал со слов Дегаева, а тому якобы сообщил о нём Судейкин, так что достоверность сомнительна. Но между министром и главой Секретной полиции действительно были трения. Видимо, Судейкин вынашивал планы превращения «Народной воли» в орудие борьбы против Толстого, в средство собственного продвижения к власти.

И ещё: в первые два – три года царствования Александр III держал скипетр нетвёрдо: у него были серьёзные оппоненты в государственном аппарате, сложившемся при его отце (Лорис-Меликов, Набоков, Милютин, Адлерберг…); были соперники в императорской семье: великие князья Константин и Николай Николаевичи – бывший председатель Государственного совета и бывший главнокомандующий. В этих условиях, обостряемых революционным террором, не исключались никакие варианты смены власти, вплоть до переворота. С такими козырями, как секретная полиция и подпольная террористическая организация, Судейкин мог пускаться в самую фантастическую, самую рискованную игру.

«Замочили» в сортире

Вернёмся к основной версии убийства. Она непротиворечива, целостна, сценична, но вся построена на субъективно-психологических мотивах. Поступки персонажей объясняются изгибами их картинно-книжных характеров. Дегаев – мятущаяся душа, идеалист и мрачный честолюбец, совестливый злодей, готовый и на подвиг, и на подлость. Судейкин – умён, коварен, властолюбив, дьявольски хитёр и азартен до безрассудства. Оба трепещут пред призраком Исполнительного комитета «Народной воли»; один идёт на всё, чтобы уничтожить его, другой в решающий момент подчиняется его грозному авторитету.

Если отказаться от психологем в духе сентиментально-кровавых романов того времени, если не усматривать в Дегаеве Раскольникова, в Судейкине – смесь Порфирия Петровича, Лужина и Свидригайлова, а проанализировать их поступки с точки зрения целесообразности и здравого смысла, то обнаруживается много невероятного. Необъяснимым представляется признание, сделанное Дегаевым Тихомирову в Женеве. Сам Тихомиров, пытаясь растолковать его, впадает в наивную беспомощность: «При разговорах со мной в нём пробудилось прежнее уважение к старым деятелям Исполнительного комитета… Он стал предполагать, что я угадываю его тайну… Вся эта сложность впечатлений потрясла его, сбила с толку…» Рассказ мог стоить Дегаеву жизни; «уважение», «предположение», «впечатление» – недостаточная база для такого риска. Было ли признание – во всяком случае, такое?

Между прочим, один из «молодых» соратников Дегаева И. И. Попов в своих мемуарах заявляет, что не помнит ни о каком отъезде Дегаева весной 1883 года из Петербурга. Тихомиров же пишет, что он несколько дней общался с Дегаевым до признания, после чего тот пробыл в Женеве ещё несколько дней. С учётом дороги, Дегаев должен был отсутствовать в Питере дней десять-двенадцать; трудно представить, чтобы тесно сотрудничавший с ним Попов не заметил этого.

Но – допустим. Допустим, что Тихомиров пишет правду. Допустим даже, что соображениями конспирации объясняется тот странный факт, что он скрыл предательство Дегаева от довереннейшего товарища по партии – Германа Лопатина. (В результате Лопатин оказался на грани провала, но сумел самостоятельно раскусить Дегаева.) Перейдём к самому убийству – в том виде, как оно описано в наших источниках.

Итак, 16 декабря 1883 года. Дегаев ждёт Судейкина на квартире; Стародворский и Конашевич с ломами наизготовку затаились в гостиной и в спальне… (Что за странное, неудобное орудие – эти ломы! Почему ломы? Сколько помнится, ни один теракт в истории не был осуществлён при помощи ломов. Единственный смысл их применения – бесшумность: бац по голове, и кончено. Запомним это.)

Время – между тремя и четырьмя часами дня. Судейкин подходит к роковому дому. Он не один, а с неким Судовским, своим родственником и подчинённым. (Почему с Судовским? На секретные встречи посторонних не приглашают.) Вот они подходят к дому, поднимаются по лестнице, звонят в дверь… (Странно: опытнейший сыщик идёт на конспиративную квартиру даже не проверив, «чисто» ли там. Чего, казалось бы, проще: установить наружное наблюдение за квартирой, оно бы непременно установило, что в ней не один человек, а трое. Но «наружки» нет, или она молчит. Судейкин недрогнувшей рукой крутит ручку звонка.) Дегаев открывает; они с Судейкиным идут в комнату, Судовский мешкает в прихожей. В комнате Дегаев достает револьвер и стреляет… Но почему-то не в Судейкина, хотя это был бы простейший способ покончить с ним; а если и в Судейкина, то так, что не причиняет ему существенного вреда. Судейкин бросается бежать – но не к входной двери, что было бы естественно, а в противоположную сторону, в гостиную, прямо в объятия Стародворского. Стародворский бьёт Судейкина ломом – промахивается, начинается бешеная гонка по квартире. Тем временем Конашевич кидается в прихожую и «гасит» Судовского, тот, надо полагать, смирно стоит и ждёт, когда его начнут лупить; дождавшись, покорно падает без чувств, но живой. Стародворский тем временем гоняется с окровавленным ломом за Судейкиным. Ни Судейкин, ни Судовский, офицеры жандармерии, находящиеся при исполнении, не делают ни малейшей попытки воспользоваться служебными револьверами. Вместо этого подполковник бросается в сортир и пытается запереться там – надёжное укрытие от трёх вооружённых ломами мужчин! Стародворский настигает его и проламывает череп несколькими ударами. Тут же, у стенки, забрызганной кровью и мозгами, создатель российской секретной полиции испускает дух. Заметим: соседи не слышат ничего – ни выстрелов, ни криков, ни топота, ни шума падения тел. Звукоизоляция!

Сделав своё дело, убийцы неторопливо выходят из квартиры, предварительно удостоверившись, что Судейкин мёртв, но почему-то забыв сделать то же в отношении валяющегося у самой двери Судовского. Свидетель убийства остаётся жив – на радость следствию. Дегаев сразу уезжает на Варшавский вокзал, оттуда поездом в Либаву, оттуда пароходом за границу. Стародворский и Конашевич скрываются некоторое время, но уже в феврале оба арестованы и опознаны Судовским…

Да, поверить трудно; на каждом шагу – бессмыслица. К чему ломы, если грохочет выстрел, и можно чисто и гарантированно продырявить человека из револьвера? Что за фантастическая беспечность многоопытного сыщика, не давшего себе труда проверить, кто в квартире? Почему одна жертва спокойно ждёт, когда её прикончат, а другая мечется по углам – вместо того, чтобы воспользоваться оружием? Не было оружия при себе? Но это уже совершенно необъяснимо: два спецагента идут на задание – и не берут с собой револьверы! И так далее. Приходится признать, что с точки зрения здравого смысла описанная сцена убийства – невероятна. Всё было иначе. Как?

Паутина

Дегаев легко и беспрепятственно смылся за границу. (Почему этого не сделали Стародворский и Конашевич? Вопрос остаётся открытым.) Избавленный от преследования со стороны русской полиции и со стороны товарищей по партии, в разгроме которой он сыграл ведущую роль, Дегаев обосновался в США, где преспокойно дожил до старости. Оба его подельника были сысканы, арестованы и дали признательные показания, взяв всю вину на себя. Именно из показаний Стародворского, и только из них, следует, что руки Дегаева не замараны кровью, и что Судейкина прикончил он, Стародворский. Суд вынес ему смертный приговор, волею государя заменённый на бессрочную каторгу. Отсидев восемнадцать лет в одиночной камере Шлиссельбургской крепости, он был помилован в августе 1905 года. Между тем, когда в 1917 году открылись архивы Департамента полиции, выяснилось, что за время отсидки Стародворский периодически получал денежные суммы за сотрудничество. То есть работал осведомителем. Интересно, зачем деньги приговорённому к пожизненному заключению? Приходится предположить, что наказание для Стародворского носило условный характер: кто знает, отбывал он его в одиночке, или гулял под чужим именем на свободе? Можно предположить, что и до ареста он был секретным сотрудником полиции – агентом Судейкина. Но тогда весь расклад того рокового дня существенно меняется.

Судейкин в сопровождении Судовского идёт на квартиру, где ждут два его же тайных агента, Дегаев и Стародворский (может быть, и три – о Конашевиче мало что известно, а Судейкин далеко не всю агентуру заносил в полицейские списки). Зачем идёт? Очевидно, чтобы встретиться с кем-то шестым. Этот Шестой – переговоры с ним крайне важны для Судейкина – силён и опасен; отсюда – конспирация и меры предосторожности в виде группы своих людей. В планы Судейкина должен был быть посвящен Судовский, но на следствии он ни словом не обмолвился о Шестом. Дегаев и Тихомиров тоже о нём ни гугу. Если Шестой существовал, то это был некто, упоминание о ком в связи со зверским, нашумевшим убийством жандармского подполковника равно компрометировало и революционеров, и власть. Следовательно, сам он имел отношение и к высшей власти, и к революционным кругам. Был человеком известным и влиятельным. Мог вести с начальником Секретной полиции некие тайные переговоры по вопросу, представляющему нешуточный взаимный интерес.

Любопытный факт: одновременно с раскручиванием дегаевской истории «Народная воля» сразу по нескольким каналам вступила в контакт с другой тайной организацией, имя коей – «Священная дружина», она же «Добровольная охрана», она же «Земская лига». Многообразие имён, в котором звучит странная таинственность. Тут хотелось бы разобраться. Но беда в том, что о «Священной дружине» очень мало надёжных сведений. Упоминает о ней экс-премьер-министр Сергей Юльевич Витте в своих мемуарах, но сочинение сие полно лестного для автора вымысла и в целом малодостоверно. Учёные исследователи избегали этой темы: и до революции, и при Советской власти в ней таилась идеологическая опасность. Дело в том, что эта странная организация представляла собой зеркальное отражение или тень революционного подполья в высших сферах имперской бюрократии.

Прежде всего – централизация и конспирация. Если верить существующим источникам, «Священная дружина» была выстроена на нечаевских принципах и почти полностью копировала структуру «Народной воли». Во главе – Центральный комитет и исполнительные комиссии, под их контролем – петербургское, московское попечительства и провинциальные инспектуры, коим, в свою очередь, подчиняются низовые организации – «пятёрки». Каждый участник пятёрки знает только четырёх товарищей и одного вышестоящего руководителя. Каждый руководитель «ведёт» одну пятёрку и имеет контакт с одним членом ЦК. Все пользуются конспиративными псевдонимами-прозвищами. Существовала ли эта разветвлённая тайная сеть в реальности, или вожди «Дружины», так же, как и вожди «Народной воли», слухами о ней стращали противника – определённо сказать невозможно. Рядовой состав организации нам неизвестен. А вот состав руководства поражает воображение обилием чинов, титулов, званий.

Вот только некоторые лики из этой портретной галереи. Павел Павлович Демидов, князь Сан-Донато, егермейстер двора его императорского величества, один из богатейших людей России и… Италии. Генерал Ширинкин, дворцовый комендант. Граф Илларион Иванович Воронцов-Дашков, прозвище «Набольший», начальник гатчинской дворцовой охраны, с 1882 года – министр двора и уделов (между прочим, свояк П. А. Шувалова, бывшего шефа жандармов). Жандармский генерал Смельский. Банкир Гинзбург. Генерал Дурново. Генерал Безобразов. Наконец, «душа сего общества», граф Павел Петрович Шувалов, известный в свете как «граф Боби», двоюродный брат того же бывшего шефа жандармов, адъютант великого князя Владимира Александровича, брата царя. Если добавить, что организация пользуется покровительством министра внутренних дел Н. П. Игнатьева, что ходят слухи о членстве в ней самого великого князя Владимира Александровича, что с ней сотрудничает бывший начальник Петербургского сыскного отделения И. Д. Путилин, что в её создании принимал участие близкий к Лорис-Меликову политический авантюрист генерал Фадеев, что, наконец, через него в сей блистательный круг проник молодой да ранний Сергей Витте, будущий глава правительства и «великий визирь», то станет ясно, что более сиятельного состава не придумаешь. И вот эта компания сильных мира сего создаёт тайную, подпольную, конспиративную организацию. Для чего?

Официальная цель – борьба с крамолой, но можно не сомневаться, что цель реальная, – борьба за власть. Тем более что взрыв на Екатерининском канале не сплотил политическую элиту империи, а лишь породил в её среде новые группировки. Первые годы нового царствования ознаменованы противостоянием двух великокняжеских кланов: племянников-Александровичей и их дядьев-Николаевичей. Средства для борьбы хороши все, в том числе использование революционного подполья.

«Священная дружина» возникла весной 1881 года, и чуть ли не первым делом её представители начинают искать контактов с «Народной волей». Некий литератор Николадзе, сотрудник знаменитого «Современника», и в то же время человек, близкий к «графу Боби», мчится в Париж и в Женеву, устанавливать связи с народовольцами-эмигрантами (Тихомировым, Оловенниковой). Другой порученец – Мальшинский – вступает в контакт с эмигрантским публицистом Драгомановым, близким и к русским народникам, и к украинским националистам, передаёт ему деньги, о чём-то совещается. В результате на свет появляется журнал «Вольное слово», по видимости – антиправительственный, революционный, а на самом деле – контролируемый «Священной дружиной».

Подробности контактов между подпольщиками-аристократами и подпольщиками-террористами неизвестны. О них скупо упоминает в мемуарах Вера Фигнер. Герман Лопатин впоследствии высказывал мнение, что в этих переговорах участвовал Дегаев и, более того, что он был агентом «Священной дружины». Идеолог консерватизма, могущественный наставник двух императоров Константин Петрович Победоносцев в письме Александру III утверждал, что «Священная дружина» финансирует женевское издание «Правда» (название многообщающее), в котором печатаются прямые призывы к терроризму и к революции. И пугал царя существованием некоего тайного «правительства „Священной дружины“». Наконец, сам Судейкин в ноябре 1882 года подал рапорт царю, в котором обвинял «Священную дружину» в сотрудничестве с «Народной волей». При этом, однако, умалчивал, что сам, с ведома директора Департамента полиции Плеве, вёл переговоры с Исполнительным комитетом «Народной воли» о поддержке рождённого в недрах «Священной дружины» проекта Земского собора.

Как бы ни были хаотичны эти факты, они говорят о том, что в 1881–1882 годах полным ходом осуществлялось взаимодействие между тремя силами: битой, но не разбитой «Народной волей», сановными честолюбцами из «Священной дружины» и секретной полицией Судейкина. Взаимодействие это имело целью взятие власти, и было замешано на взаимной подозрительности и ненависти. В конце 1882 года «Священная дружина» (не без участия Департамента полиции) была официально упразднена. Но в реальность её исчезновения мало кто поверил. Знакомый нам генерал Козлов (теперь он – московский обер-полицмейстер) в письме к Плеве, написанном сразу после убийства Судейкина, обронил фразу: «Я допускаю возможность всякого с их стороны бесправного дела, направленного в отмщение за упразднение дружины». Сам Судейкин годом раньше просил у государя защиты от возможной расправы со стороны «дружинников».

Чтобы кровь стыла в жилах

А теперь в свете этих фактов посмотрим на обстоятельства убийства Судейкина. Что несомненно? То, что Судейкин вместе с Судовским пришёл на конспиративную квартиру и был убит ударами лома по голове. Лом – не тот предмет, который просто так хранят в квартире. Значит, он был заготовлен специально для убийства. Ломом можно убить бесшумно и наверняка, да и пронести его в находящуюся под наблюдением квартиру, замаскировав под связку реек, легче, чем, скажем, топор. Но почему такое брутальное орудие убийства? Почему не яд, не кинжал, не удавка? Очевидно, потому, что нужно совершить убийство жуткое, поражающее воображение жестокостью исполнения. Именно такого убийства можно ждать от злодеев-бомбистов, а никак не от заговорщиков-аристократов. В убийстве ломом – элемент инсценировки: всё должно выглядеть как зверская расправа фанатиков революции над слугой режима. А бесшумность необходима для того, чтобы успеть спокойно ликвидировать лишние улики и покинуть место преступления. И, кстати, оставить в живых свидетеля, который, перед тем как получить удар по голове, успел увидеть именно то, что нужно организаторам расправы.

Если это так, то убийство было совершено вовсе не по указанию Исполнительного комитета «Народной воли» (уже фактически не существовавшего к этому времени), а, скорее, вследствие сговора между Дегаевым и высокопоставленными конспираторами из круга «Священной дружины». У них были основания для того, чтобы постараться избавиться от чрезмерно активного, честолюбивого и слишком много знающего подполковника. Скорее всего, и он, направляя свои стопы к дому № 91 по Невскому проспекту, шёл не на рядовое рандеву с агентом, а на организованную этим агентом важную встречу с кем-то из руководства «Дружины». Оружия не захватил, возможно, по уговору, рассчитывая, в случае чего, на помощь троих своих сотрудников. Предмет переговоров тоже вполне понятен: назначенный после отставки Игнатьева министр внутренних дел Д. А. Толстой был бельмом на глазу как у Судейкина, так и у адептов «Дружины». Известно, что Воронцов-Дашков ненавидел Толстого; в этой ненависти он сходился и с революционерами, и с Судейкиным. Почему бы не организовать против «реакционного» министра народовольческий теракт? Почва для секретной встречи глав трёх тайных организаций – Воронцова, Судейкина, Дегаева – была. Но и соперничество между ними было жестоким – слишком уж схожи их цели и средства.