Текст книги "Ведьмак. Сезон гроз"

* * *

Вход в королевскую прихожую стерегли гвардейцы, однако они узнали и пропустили инстигатора. С входом же в собственно комнаты оказалось не так просто. Непроходимым барьером стали герольд, два сенешаля и их ассистенты – четверо верзил.

– Король, – заявил герольд, – примеряет свадебный наряд. Велел ему не мешать.

– У нас важное и не терпящее отлагательств дело!

– Король категорически приказал, чтобы не мешали. А господину ведьмаку, как мне сдается, вообще велели покинуть дворец. Что же ты здесь делаешь?

– Я объясню это королю. Прошу нас пропустить!

Ферран оттолкнул герольда, отодвинул сенешаля.

Геральт двинулся следом. Но они все равно сумели добраться лишь до порога комнаты, за спины нескольким столпившимся здесь дворянам. Дальнейшее продвижение сделали невозможным крепыши в кожаных кабатах, по приказу герольда припершие ведьмака с инстигатором к стене. При этом отнюдь не церемонились, однако Геральт взял пример с Леттенхофа и не сопротивлялся.

Король стоял на низком табурете. Портной со шпильками во рту поправлял ему шаравоны. Рядом стояли гофмейстер и некто в черном, по всей видимости нотариус.

– Сразу после свадебной церемонии, – говорил Белогун, – я оглашу, что наследником престола сделается сын, которого родит мне моя молодая жена. Шаг сей должен обеспечить мне ее благосклонность и чувственность, хе-хе. Даст это мне также немного времени и спокойствия. Пройдет лет двадцать, прежде чем засранец достигнет возраста, в котором начинают плести интриги.

– Однако, – король скривился и подмигнул гофмейстеру, – ежели я пожелаю, то все отзову и назначу наследником кого-нибудь совсем другого. Как бы там ни было, этот брак – морганатический, дети от таких связей титулов не наследуют, верно? И кто же способен предвидеть, сколько я с нею выдержу? Или других девок на свете нет, покрасивше и помоложе? Поэтому надобно будет должным образом составить документы, какой-нито брачный контракт или что-то в этом роде. Надейся на лучшее, готовься к худшему, хе-хе-хе.

Прислужник подал королю поднос, на котором громоздились драгоценности.

– Прочь, – скривился Белогун. – Не стану обвешиваться побрякушками, словно какой франт или нувориш. Только это вот и надену. Дар моей избранницы. Маленькое, но со вкусом. Медальон с гербом моей страны, подобает мне такой носить. Это ее слова: герб страны на шее, благо страны в сердце.

Геральт, прижатый к стене, сообразил не сразу.

Кот, ударяющий лапкой в медальон. Золотой медальон на цепочке. Голубая эмаль, дельфин. D’or, dauphin nageant d’azur, lorré, peautré, oreille, barbé et crété de gueules[73]73
  Перед нами блазон – особый код, которым описывали геральдические изображения на гербах и флагах. Обычно предельно краток (как и любой подобный код), однако в переводе требует более развернутого описания. Итак: «на золотом поле голубой плывущий дельфин с красными плавниками, хвостом, ушными отверстиями, бородой и гривой». – Примеч. ред.


[Закрыть].

Было слишком поздно, чтобы он мог отреагировать. Не успел даже крикнуть, предостеречь. Увидел, как золотая цепочка внезапно сжимается, передавливает шею короля, будто гаррота. Белогун покраснел, раззявил рот, не сумел ни вдохнуть, ни крикнуть. Обеими руками ухватился за горло, пытаясь сорвать медальон или хотя бы втиснуть под цепочку пальцы. Не удалось, звенья глубоко врезались в плоть. Король грохнулся с табурета, закружил, сбив портного. Портной пошатнулся, закашлялся, может, даже проглотил свои шпильки. Столкнулся с нотариусом, оба упали. Белогун тем временем посинел, вытаращил глаза, рухнул на пол, несколько раз дернул ногами, напрягся. И сделался недвижим.

– Спасите! Король без сознания!

– Медика! – закричал гофмейстер. – Вызвать медика!

– Боги! Что случилось? Что с королем?

– Медика! Живо!

Ферран де Леттенхоф приложил пальцы к вискам. Было у него странное выражение лица. Выражение лица человека, до которого начинает доходить…

Короля положили на кушетку. Вызванный медик долго его осматривал. Геральта близко не подпустили, не позволили взглянуть. И все же он знал, что цепочка успела разжаться еще до того, как консилиар прибежал.

– Апоплексия, – объявил, выпрямляясь, медик. – Причиненная духотою. Дурные воздушные испарения вошли в тело и отравили гуморы. Виновны непрестанные грозы, усиливающие жар крови. Наука бессильна, я не могу ничего поделать. Наш добрый и милостивый король мертв. Покинул сей мир.

Гофмейстер вскрикнул, закрыл лицо ладонями. Герольд обеими руками ухватился за берет. Кто-то из дворян всхлипнул. Некоторые пали на колени.

В коридоре и вестибюле внезапно раздались тяжелые шаги. В дверях появился великан, мужичина ростом футов в семь, не меньше. В мундире гвардейца, но со знаками более высокого звания. Великана сопровождали люди в платках на головах и с серьгами в ушах.

– Господа, – проговорил в установившейся тишине великан, – прошу вас пройти в тронный зал. Немедленно.

– В какой еще тронный зал? – вскинулся гофмейстер. – И зачем бы? Вы отдаете себе отчет, господин де Сантис, что тут произошло? Какое несчастье случилось? Вы не понимаете…

– В тронный зал. Это приказ короля.

– Король мертв!

– Да здравствует король. В тронный зал, прошу. Все. Немедленно.

В тронном зале, под морским плафоном с тритонами, сиренами и гиппокампами, собралось с дюжину мужчин. У одних на головах были разноцветные платки, у других – моряцкие шляпы с лентами. Все собравшиеся были загорелыми, все носили в ушах серьги.

Наемники. Нетрудно было догадаться. Команда фрегата «Ахеронтия».

На троне, на возвышении, сидел темноволосый и темноглазый мужчина с крупным носом. Тоже загорелый. Но серьги в ухе не носил.

Рядом, на приставленном стуле, сидела Ильдико Брекль, все еще в снежно-белом платье и по-прежнему обвешанная бриллиантами. Недавняя королевская невеста и избранница не сводила с темноволосого мужчины полного обожания взгляда. Геральт, который уже какое-то время догадывался как о ходе событий, так и о причинах, сопоставил факты и сумел сложить два и два. Сейчас, однако, даже некто с разумом куда более ограниченным должен был видеть и понимать, что Ильдико Брекль и темноволосый мужчина знакомы – и очень близко. И похоже, давно.

– Принц Вираксас, князь Керака, еще недавно наследник престола и короны, – огласил гудящим баритоном гигант, де Сантис. – В настоящее время – король Керака, законный властитель страны.

Первым склонился, а потом встал на одно колено гофмейстер. За ним – герольд. Далее – сенешали, низко склоняя головы. Последним, кто поклонился, был Ферран де Леттенхоф.

– Ваше королевское величество.

– Пока что довольно будет и «вашей милости», – поправил Вираксас. – Полным титулом я стану пользоваться после коронации. С которой, впрочем, мы не станем медлить. Чем быстрее, тем лучше. Верно, господин гофмейстер?

Стало очень тихо. Слышно было, как у кого-то из дворян урчит в животе.

– Мой отец, земля ему пухом, мертв, – проговорил Вираксас. – Ушел к своим славным предкам. Оба моих младших брата, что меня не удивляет, обвинены в измене. Процесс над ними состоится согласно воле мертвого короля, оба брата окажутся виноватыми и по приговору суда покинут Керак навсегда. На борту фрегата «Ахеронтия», нанятого мной… и моими владетельными друзьями и защитниками. Умерший король, насколько я знаю, не оставил никакого завещания или официальных распоряжений относительно наследования. Найдись такие распоряжения, я бы выполнил волю короля. Но их нет. Так что по праву наследования корона принадлежит мне. Есть ли среди присутствующих кто-то, кто хотел бы на это возразить?

Такового среди присутствующих не нашлось. Все присутствующие были в достаточной степени одарены разумом и инстинктом самосохранения.

– Тогда прошу начать приготовления к коронации, пусть вопросом займутся те, в чьей компетенции это находится. Коронация состоится одновременно со свадьбой. Ибо я решил воскресить древний обычай королей Керака, закон, установленный столетия тому назад. Гласящий, что если жених умер до свадьбы, невесту должен взять в жены ближайший неженатый родственник.

Ильдико Брекль – и это читалось по ее сияющему лицу – древнему обычаю готова была следовать хоть сей же миг. Остальные собравшиеся молчали, пытаясь, несомненно, упомнить, кто, когда и по какой причине такой обычай установил. И каким образом оный обычай мог быть установлен столетия назад, если королевство Керак не просуществовало и ста лет. Сморщенные мыслительным усилием лбы дворян, однако, быстро разгладились. Поскольку каждый пришел к соответствующему выводу. Что пусть пока не было коронации и пусть Вираксас всего лишь «ваша милость», но он уже практически король, а король всегда прав.

– Исчезни отсюда, ведьмак, – шепнул Ферран де Леттенхоф, всовывая Геральту в руки его меч. – Забери отсюда Юлиана. Исчезните оба. Вы ничего не видели, ничего не слышали. Чтоб никто вас со всем этим не связал.

– Понимаю, – Вираксас смерил взглядом придворных, – и могу уразуметь, что для некоторых из присутствующих здесь ситуация неожиданна. Что для некоторых изменения произошли слишком внезапно и резко, а события развиваются слишком быстро. Также не могу я исключить, что для некоторых из здесь присутствующих дело идет не так, как они предполагали, и что состояние дел им не по нраву. Полковник де Сантис сразу выбрал должную сторону и принес мне присягу. Ожидаю я того же и ото всех прочих.

– Начнем же мы, – кивнул он, – с верного слуги моего светлой памяти отца. А также – исполнителя приказов моего брата, который на жизнь отца посягал. Начнем с королевского инстигатора, господина Феррана де Леттенхофа.

Инстигатор поклонился.

– Следствие тебя не минует, – пообещал Вираксас, – и выяснит, какую роль сыграл ты в заговоре принцев. Заговор завершился фиаско, что характеризует заговорщиков как неудачников. Ошибку я мог бы простить, неудачу – нет. Не инстигатору, хранителю закона. Но об этом позже, начнем же с вещей фундаментальных. Подойди, Ферран. Желаем мы, чтобы ты показал и доказал, кому служишь. Желаем, чтобы принес ты нам надлежащую клятву. И поцеловал нашу королевскую руку.

Инстигатор послушно двинулся к возвышению.

– Исчезни отсюда, – успел прошептать. – Исчезни как можно быстрее, ведьмак.

* * *

Развлечения в садах продолжались.

Литта Нейд сразу же заметила кровь на манжетах рубахи Геральта. Мозаика заметила тоже и – в отличие от Литты – побледнела.

Лютик подхватил с подноса проходившего пажа два бокала, выпил залпом, один за другим. Подхватил еще два, предложил дамам. Те отказались. Лютик выпил один, а второй, поколебавшись, вручил Геральту. Коралл, прищурившись, всматривалась в ведьмака, явно готовая действовать.

– Что случилось?

– Сейчас узнаешь.

Колокол на кампаниле начал бить. Бил он так зловеще, так замогильно и так тоскливо, что пирующие гости примолкли.

На схожий с эшафотом помост поднялись гофмейстер и герольд.

– Преисполненный жалостью и страданием, – проговорил в тишине гофмейстер, – я должен сообщить почтенной публике печальное известие. Король Белогун, наш любимый, добрый и милостивый владыка, пораженный безжалостной рукою судьбы, умер внезапно, покинул сей мир. Но короли Керака не умирают! Король умер – да здравствует король! Да здравствует его королевское величество король Вираксас! Первородный сын почившего короля, истинный наследник трона и короны! Король Вираксас Первый! Троекратно «да здравствует»! Да здравствует! Да здравствует!

Хор нахлебников, подхалимов и жоповлазов подхватил призыв. Гофмейстер утихомирил их жестом.

– Король Вираксас погружен в траур, как и весь двор. Пир нынче прекращен, гостей просят покинуть территорию дворца. Король вскоре планирует собственную свадьбу, тогда и повторится пир. Чтобы еда не пропала, король приказал вынести ее в город и выставить на рынке. Едой одарен будет и народ Пальмиры. Для Керака настает время счастья и процветания!

– Что ж, – произнесла Коралл, поправив волосы. – Много правды в словах о том, что смерть жениха может изрядно подпортить свадьбу. Белогун был не без изъянов, но не был он и наихудшим, пусть почиет он в покое, и пусть земля станет ему пухом. Пойдем отсюда. Все равно здесь становилось скучно. А день хороший, так что прогуляемся-ка по террасам, поглядим на море. Поэт, будь любезен и подай руку моей ученице. Я пойду с Геральтом. Потому как, насколько понимаю, у него есть что мне рассказать.

Едва миновал полдень. Не хотелось верить, что столько всего случилось за столь короткое время.

Воин не умирает легко. Смерть, чтобы им овладеть, должна сойтись с ним в бою. А воин так просто смерти не уступит.

Карлос Кастанеда

Колесо времени

Глава девятнадцатая

– Эй! Глядите! – закричал внезапно Лютик. – Крыса!

Геральт не обратил внимания. Знал поэта, знал и то, что тот привык пугаться невесть чего, восхищаться чем попало и искать сенсаций там, где ими даже не пахло.

– Крыса! – не унимался Лютик. – О, вторая! Третья! Четвертая! Проклятие! Геральт, взгляни!

Он вздохнул и повернулся.

Земля под обрывом с террасой потемнела от крыс. Пространство между Пальмирой и холмом жило, двигалось, волновалось и попискивало. Сотни, а возможно и тысячи грызунов бежали со стороны порта и устья реки, спешили вверх, вдоль частокола, на холм, в леса. Другие прохожие тоже заметили это, отовсюду раздавались возгласы удивления и страха.

– Крысы бегут из Пальмиры и порта, – объявил Лютик, – потому что напуганы! Я знаю, что случилось! Наверняка к берегу пристал корабль крысоловов!

Никому не хотелось комментировать. Геральт смахнул пот с век, жара стояла ужасная, от горячего воздуха перехватывало дыхание. Он взглянул на небо, прозрачное, без единого облачка.

– Идет шторм. – Литта произнесла вслух то, что пришло ему в голову. – Сильный шторм. Крысы его чувствуют. И я – тоже. Чувствую это в воздухе.

И я, подумал ведьмак.

– Гроза, – повторила Коралл. – Гроза придет с моря.

– Откуда опять гроза? – Лютик обмахнулся шляпой. – С чего бы? Погода как на картинке, небо чистое, ни ветерка. А жаль, на такой-то жаре ветерок пригодился бы. Морской бриз…

Прежде чем он закончил – повеяло. Легкий бриз нес запах моря, давал приятное облегчение, освежал. И быстро набирал силу. Флажки на мачтах, недавно свисавшие вяло и печально, развернулись, захлопали.

Небо на горизонте потемнело. Ветер усилился. Легкое дыхание превратилось в шум, шум перешел в свист.

Флажки на мачтах затрепетали и отрывисто забились, хлопая тканью. Заскрипели флюгера на крышах и башнях, заскрежетали и застучали жестяные накладки на трубах. Заклацали ставни. Поднялись тучи пыли.

Лютик двумя руками ухватился за шляпу, едва успел, иначе та улетела бы прочь.

Мозаика схватилась за платье, внезапный порыв высоко, почти до бедер, задрал шифон. Прежде чем она совладала с развеваемой тканью, Геральт с удовольствием полюбовался ее ногами. Она заметила этот взгляд. Не отвела своего.

– Гроза… – Коралл, чтобы говорить, пришлось отвернуться, ветер дул уже такой, что уносил слова. – Гроза! Идет шторм!

– Боги! – крикнул Лютик, не веривший ни в каких богов. – Боги! Что происходит? Это конец света?

Небо быстро темнело. А горизонт внезапно сделался чёрен.

Ветер усиливался, высвистывая безумную мелодию.

На рейде за мысом море подергивалось барашками, волны били в волнолом, разбрызгивая белую пену. Шум моря нарастал. Сделалось темно, словно ночью.

Среди стоявших на рейде кораблей наметилось оживление. Несколько из них, в том числе – почтовый клипер «Эхо» и новиградский шкунер «Пандора Парви», поспешно ставили паруса, готовясь убегать в открытое море. Остальные корабли спускали паруса, оставаясь на якоре. Геральт помнил некоторые из них, видел их с террасы виллы Коралл. «Алькэ», когг из Цидариса. «Фуксия», не помнил откуда. И галеоны: «Гордость Цинтры» под флагом с голубым крестом. Трехмачтовый «Вертиго» из Лан Эксетера. Имеющий сто двадцать футов между штевнями реданский «Альбатрос». Несколько других. В том числе и фрегат «Ахеронтия» под черными парусами.

Ветер уже не свистел. Выл. Геральт увидал, как из Пальмиры взлетает в небо первая крыша, как распадается в воздухе. Не пришлось долго ждать второй. Третьей. И четвертой. А ветер все усиливался. Лопотание флажков превратилось в непрестанный шум, бились ставни, градом сыпались черепица и водостоки, падали трубы, хлопались о мостовую цветочные горшки. Движимый ветром, начал звонить колокол кампанилы: обрывистым, испуганным, зловещим звоном.

А ветер все усиливался. И гнал к берегу все бо́льшие волны. Шум моря нарастал, делался все сильнее. Вскоре он превратился в монолитный и глухой гул, словно гудение некоей дьявольской машины. Волны росли; увенчанные белой пеной, валы рушились на берег. Земля под ногами дрожала. Ветер выл.

«Эхо» и «Пандора» не сумели сбежать. Вернулись на рейд, бросили якоря.

Крики собравшихся на террасах людей звучали все громче, полные удивления и испуга. Вытянутые руки указывали на море.

Морем шла большая волна. Колоссальная стена воды. Возносившаяся, как казалось, на высоту галеоновых мачт.

Коралл схватила ведьмака за плечо. Что-то говорила, а вернее, пыталась говорить, вихрь затыкал ей рот.

– …бегать! Геральт! Нужно отсюда убегать!

Волна обрушилась на порт. Люди кричали. Под напором массы воды в ошметки и щепки разбился мол, взлетали балки и доски. Завалился док, сломались и пали «журавли» и пилоны подъемников. Стоявшие у побережья лодки и баркасы кувыркались, словно детские игрушки, словно кораблики из коры, пускаемые уличными мальчишками по канавам. Стоявшие ближе к побережью халупы и сараи попросту смыло, не осталось от них и следа. Волна ворвалась в устье реки, мигом превратив ее в адскую купель. Из заливаемой Пальмиры сбегали толпы людей, большинство – к Верхнему городу, к стражницкой. Эти спаслись. Некоторые для бегства выбрали берег реки. Геральт видел, как поглощает их вода.

– Вторая волна! – кричал Лютик. – Вторая волна!

Точно, была вторая. А потом третья. Четвертая. Пятая. И шестая. Стены воды неслись на рейд и порт.

Волны с силой ударили в заякоренные корабли, те дико заплясали на цепях, Геральт видел, как с бортов сыплются люди.

Развернутые носами по ветру, корабли сопротивлялись стойко. Какое-то время. Теряли мачты, одну за другой. Потом волны пошли поверху. Корабли скрывались в пене и выныривали, скрывались и выныривали.

Первым перестал выныривать почтовый клипер «Эхо». Он просто исчез. Через миг та же судьба постигла «Фуксию», галера распалась на куски. Натянутая якорная цепь разорвала корпус «Алькэ», когг мгновенно исчез в бездне. Нос и форштевень «Альбатроса» оторвались под напором, разбитый корабль камнем пошел на дно. Якорь «Вертиго» сорвался, галеон заплясал на гребне волны, перевернулся и разбился о волнолом.

«Ахеронтия», «Гордость Цинтры», «Пандора Парви» и два неизвестных Геральту галеона сбросили якоря, волны понесли их к берегу. Действо это лишь на первый взгляд было отчаянно самоубийственным. У капитанов был выбор – или верная гибель в бурных водах, или рискованный маневр, чтобы войти в устье реки.

Неизвестным галеонам не повезло. Ни один даже не сумел толком сманеврировать. Оба разбились о пирс.

«Гордость Цинтры» и «Ахеронтия» тоже не удержали курс. Столкнулись, сцепились, волны бросили их на берег и разнесли в щепки. Остатки унесло водой.

«Пандора Парви» прыгала и танцевала на волнах, словно дельфин. Но держала курс, увлекаемая прямиком в кипящее, подобно котлу, устье Адалатте. Геральт слышал крики людей, поддерживавших капитана.

Коралл крикнула, указывая.

Шла седьмая волна.

Те, прежние, если прикидывать по мачтам кораблей, Геральт оценивал в каких-то пять-шесть саженей, в тридцать-сорок футов. Та, что шла с моря, закрывая собой небо, была вдвое выше.

Убегавшие из Пальмиры люди, собравшиеся подле караульни, принялись кричать. Вихрь валил их, бросал на землю, прижимал к частоколу.

Волна ударила в Пальмиру. И попросту стерла ее, смыла с лица земли. Вода в мгновение ока достигла ограды, поглощая сбившихся там людей. Увлекаемые волной, древесные обломки ударили в частокол, выламывая бревна. Завалилась и поплыла караульня.

Неудержимый водный таран грянул в склон обрыва. Холм сотрясся так, что Лютик и Мозаика упали, а Геральт с немалым трудом удержал равновесие.

– Нужно убегать! – крикнула Коралл, вцепившись в балюстраду. – Геральт! Прочь отсюда! Идут следующие волны!

Волна обрушилась на них, захлестнула. Люди на террасе – те, что не разбежались раньше, – кинулись наутек. Мчались с криками, выше, как можно выше, на вершину, в сторону королевского дворца. Очень немногие остались. Геральт узнал среди них Равенгу и Антею Деррис.

Люди вопили, указывали руками. Волны подмыли обрыв справа от них, под кварталом вилл. Первая из вилл сложилась, будто карточный домик, и соскользнула по склону, прямо в кипень. За первой пошли вторая, третья и четвертая.

– Город распадается! – завыл Лютик. – Разлетается!

Литта Нейд вскинула руки. Проскандировала заклинание. И исчезла. Мозаика вцепилась в плечо Геральта. Лютик вскрикнул.

Вода была уже под ними, под террасой. А в воде были люди. Сверху им протягивали жерди, багры, кидали веревки, вытаскивали наверх. Недалеко от них крепко сложенный мужчина прыгнул в водовороты, вплавь бросился на помощь тонущей женщине.

Мозаика крикнула.

Ведьмак увидел танцующий на волнах кусок крыши. И вцепившихся в крышу детей. Троих детей. Он сдернул меч из-за спины.

– Держи, Лютик!

Сбросил куртку. И прыгнул в воду.

Это не было обычное плаванье, и от привычных навыков здесь было мало толку. Волны швыряли его вверх, вниз и в стороны, его били крутившиеся в кипени балки, доски и куски мебели, напиравшие доски и бревна грозили раздавить его всмятку. Когда наконец он доплыл и ухватился за крышу, был уже порядком побит. Крыша подпрыгивала и вертелась на волнах, словно волчок. Ребятишки вопили на все голоса.

Трое, подумалось ему. Я никак не сумею поднять всех троих.

Почувствовал плечо у своего плеча.

– Двоих! – Антея Деррис выплюнула воду, схватила одного из детей. – Бери двоих!

Это было непросто. Мальчишку он стянул, зажал подмышкой. Паникующая девочка вцепилась в кровлю так крепко, что он долго не мог разжать ее хватку. Ему помогла волна, накрыв их и заливая. Притопленная девочка отпустила кровлю, Геральт сунул ее под вторую подмышку. А потом все трое начали тонуть. Детишки булькали и дергались. Геральт едва справлялся.

Сам не понимал как, но сумел вынырнуть. Волна ударила его о стену террасы, вышибая дыхание. Он не выпустил детей. Люди наверху кричали, пытались помочь, подавая что-то, за что они могли бы ухватиться. Не сумели. Водоворот подхватил, поволок. Ведьмак столкнулся с кем-то – это была Антея Деррис с девочкой в руках. Она сражалась, но он видел, что женщина на пределе сил. С трудом удерживала над водой голову ребенка – и свою.

Рядом раздался плеск, прерывистое дыхание. Мозаика. Вырвала у него одного ребенка, поплыла. Он видел, как в нее ударила увлекаемая волной балка. Мозаика крикнула, но ребенка не выпустила.

Волна снова швырнула его на стену террасы. Теперь люди наверху были готовы, принесли даже лестницы, свисали с них с протянутыми руками. Приняли у них детей. Он видел, как Лютик хватает и вытягивает на террасу Мозаику.

Антея Деррис взглянула на него. Оказалось, у нее красивые глаза. Улыбнулась ему.

Волна ударила в них досками и бревнами. Огромными столпами, вырванными из частокола.

Одна свая попала в Антею Деррис и прибила ее к террасе. Антея выплюнула кровь. Много крови. Потом свесила голову на грудь и исчезла под водой.

Геральта ударила пара бревен, одно в плечи, второе в бедро. Удары парализовали, он моментально и полностью одеревенел. Захлебнулся и пошел ко дну.

Кто-то схватил его: железной, болезненной хваткой, вздернул вверх, к свету, на поверхность. Он потянулся, нащупал большой, твердый, словно камень, бицепс. Силач работал ногами, вспарывал воду, словно тритон, свободной рукой отталкивая плававшую вокруг древесину и крутившихся на волнах утопленников. Сверху крики – радостные. Протянутые руки.

Через миг он уже лежал в луже воды, кашляя, отплевываясь и рыгая на каменные плиты террасы. Рядом стоял на коленях Лютик, бледный, словно бумага. С другой стороны – Мозаика.

Тоже без румянца, с трясущимися руками. Геральт с трудом сел.

– Антея?

Лютик покачал головой, отвернулся. Мозаика уткнулась лицом в колени. Он видел, как девушка содрогается от рыданий.

Рядом сидел его спаситель. Силач. Вернее, силачка. Неопрятная щетина на остриженной под ноль голове. Живот, словно перетянутый рулет. Спина как у борца. Икры как у дискобола.

– Я обязан тебе жизнью.

– Да ладно… – комендантка кордегардии небрежно отмахнулась. – Не о чем говорить. А так-то вообще ты засранец, и у нас к тебе счет, у меня и девок, за ту драку. Поэтому лучше на глаза нам не попадайся, не то прибьем. Ясно?

– Ясно.

– Но надобно признать, – комендантка сплюнула в сердцах, вытряхнула воду из уха, – что ты отважный засранец. Отважный ты засранец, Геральт из Ривии.

– А ты? Как тебя зовут?

– Виолетта, – сказала комендантка, внезапно мрачнея. – А она? Та…

– Антея Деррис.

– Антея Деррис, – повторила она, кривясь. – Жаль.

– Жаль.

На террасе людей стало больше, сделалось тесно. Не было уже страшно, посветлело, ветер утих, флажки обвисли. Волны слабели, вода отступала. Оставляя поле боя и руины. И трупы, по которым уже ползали крабы.

Геральт с усилием поднялся. Каждое движение и каждый глубокий вдох отзывались в боку тупой болью.

Дичайше болело колено. Оба рукава рубахи были оборваны, он не мог вспомнить, когда именно их потерял. Кожа на левом локте, правом плече и, кажется, на лопатке, была содрана до живого мяса. Из многочисленных царапин сочилась кровь. Но, если подытожить – ничего серьезного, ничего, о чем стоило бы переживать.

Солнце пробилось сквозь тучи, на спокойном море заиграли отблески. Сверкнула крыша морского маяка на конце мола, фонаря из белого и красного кирпича, реликта эльфийских времен. Реликта, который выдержал уже немало подобных бурь. И казалось, что не одну еще выдержит.

Преодолев уже спокойное, хотя и забитое плавающим мусором устье реки, на рейд выходил шкунер «Пандора Парви», под полными парусами, словно на параде. Толпа ликовала.

Геральт помог подняться Мозаике. На девушке тоже осталось не слишком много одежды. Лютик подал ей плащ – укрыться. И прокашлялся со значением.

Перед ними предстала Литта Нейд. С врачебной сумкой на плече.

– Я вернулась, – сказала, глядя на ведьмака.

– Нет, – покачал он головой. – Ты ушла.

Она посмотрела на него. Холодными, чужими глазами. И сразу сконцентрировала взгляд на чем-то чрезвычайно далеком, расположенном за правым плечом ведьмака.

– Значит, вот как ты хочешь это разыграть, – произнесла холодно. – Вот какие воспоминания по себе оставить. Что ж, твоя воля, твой выбор. Хотя стиль мог бы выбрать и чуть менее патетический. Ну, откланиваюсь. Иду помочь раненым и нуждающимся. А ты, похоже, в моей помощи не нуждаешься. Как и во мне самой. Мозаика!

Мозаика покачала головой. Взяла Геральта под руку. Коралл фыркнула.

– Значит, так? Так желаешь? Таким вот образом? Что ж, твоя воля. Твой выбор. Прощай.

Повернулась и ушла.

* * *

В толпе, которая начала собираться на террасе, появился Феб Равенга. Должно быть, принимал участие в спасательных работах, поскольку мокрая одежда свисала с него клочьями. Какой-то услужливый фактотум подошел и подал ему шляпу. Вернее, то, что от нее осталось.

– Что теперь? – спросил кто-то из толпы. – Что теперь, господин советник?

– Что теперь? Что делать?

Равенга глянул на них. Смотрел долго. Потом выпрямился, отжал шляпу и надел ее на голову.

– Похоронить мертвых, – сказал. – Позаботиться о живых. И начинать отстраиваться.

* * *

Ударил колокол на кампаниле. Словно желал подать знак, что – уцелел. Что, хотя многое изменилось, однако некоторые вещи остались неизменными.

– Пойдем отсюда. – Геральт вынул из-за воротника мокрые водоросли. – Лютик? Где мой меч?

Лютик задохнулся, указывая на пустое место под стеной.

– Да только что… Только что здесь был! Твой меч и твоя куртка! Украли! Сучье племя! Украли! Эй, люди! Тут был меч! Отдайте, прошу! Люди! Ах вы, сукин-сыны! Чтоб вас разорвало!

Ведьмак внезапно покачнулся, почувствовав дурноту. Мозаика его поддержала. Худо мне, подумалось ему. Худо мне, если удерживать меня приходится девушке.

– Хватит с меня этого города, – сказал он. – Хватит всего, чем этот город является. И что он собой представляет. Пойдемте отсюда. Побыстрее. И подальше.