Текст книги "Мы не могли разминуться"

Мои слова производили на компаньонов разное впечатление. Паком слушал меня очень внимательно и сосредоточенно, как если бы тоже забыл обо всем остальном, однако мои резкие оценки как будто забавляли его. Николя же, со своей стороны, был недоволен тем, что я посмела поставить под сомнение его компетентность. Они вели друг с другом молчаливый диалог, из которого я была исключена. Его смысл ускользал от меня. И все же доводы, похоже, попали в цель, и через какое-то время Николя сдался. Паком заговорил:

– Окей, предположим, предложение нас заинтересовало. Чего вы от нас ждете в таком случае?

– Готовности в любой момент отвечать на наши вопросы и предоставлять всю необходимую информацию, а также максимум образцов, нужных для создания уникального мира вокруг бренда “Четыре стороны света”.

– С чего начнем?

– Расскажите мне историю вашей фирмы, раз на сайте ее нет…

– Хочешь длинный вариант или короткий? – иронично уточнил Николя.

К нему вернулась самоуверенность. Я нахмурилась, не понимая, о чем это он.

– Если будет рассказывать Паком, понадобится несколько часов.

Я не смогла удержаться и посмотрела на любителя длинных историй, у которого опять, как вчера, было хмурое лицо.

– Могу приложить усилия, чтобы не слишком утомить Рен.

Впервые после того, как Николя снова ворвался в мою жизнь, мне удалось искренне рассмеяться.

– Я вся внимание.

Паком пробыл в Индии уже год, когда приехал Николя. У них, как выяснилось, совпадали идеалы и устремления. У обоих было яростное желание открыть для себя мир, наесться им до отвала, выстроить бизнес и добиться успеха, проявляя при этом уважение к окружающим. При этом Паком был неисправимым мечтателем, тогда как у Николя имелась трезвая голова и он твердо стоял на земле обеими ногами. Свои различия они превратили в общую силу и стали неразлучны. Продолжая, Паком поднялся с места и сделал знак последовать его примеру. Я послушалась. Он подвел меня к огромной навигационной карте, древней, полностью устаревшей, на которой, однако, был прочерчен путь в Индию. По четырем сторонам света торчали воткнутые в карту булавки, и я догадалась, что так отмечены места, где они побывали вместе. По словам Пакома, в один прекрасный день оба бросили то, чем до этого занимались, и предприняли большое путешествие по Южной Азии. Они вкалывали как каторжные на чайных и кофейных плантациях, чтобы разобраться, как работает этот бизнес, познакомиться с его вызовами и с людьми, которые в нем трудятся, а иногда и умирают от непосильных нагрузок. За время странствий они открывали для себя многочисленные сокровища – плоды земледелия и вскоре пришли к выводу: мы, жалкие обитатели Западной Европы, ограниченные, не видящие ничего, кроме своего мирка, даже не представляли себе, что могут существовать продукты такого качества. Паком описал мне запахи местных растений, ароматы специй и заставил почувствовать их, я даже ощущала вкус на языке, мой нос их вдыхал. Он рассказал, как дует ветер на чайных плантациях – и этот ветер как будто закружил мои волосы, – какие там нежные и чувственные ткани – они как будто скользнули по моему телу, – передал вкус кофе, “настоящего, вы даже не представляете себе, какое впечатление это производит, когда пробуешь его в первый раз”. Слушая его, я почти поверила, что пью этот кофе.

И тогда приятели пришли к выводу, что вот он, рынок, который они способны завоевать, прилагая все усилия, необходимые для соблюдения принципов “справедливой торговли”[4]4
  “Справедливая торговля” – общественное движение, выступающее, в частности, за справедливую оплату, запрет детского и рабского труда, соблюдение прав человека, защиту и сохранение природы.


[Закрыть]. Или хотя бы для того, чтобы максимально к ним приблизиться. Шли годы, они – в особенности Паком, как я узнала, – продолжили путешествовать, жили и работали в Южной Америке, в Африке. Они установили множество контактов и заложили фундамент своего бизнеса, сохранив при этом постоянную базу в Индии. Фирма стала набирать обороты очень быстро, настолько быстро, что компаньонам временами казалось, будто они сорвали джекпот. Плечом к плечу они удвоили усилия, рвали жилы, проливали пот и вкладывали в свое дело всю душу. Паком с энтузиазмом и гордостью описывал мне их невероятный взлет, его история вызывала у меня восторг и увлекала в дальние страны. Сегодня они стояли во главе компании, в штате которой была дюжина сотрудников, и имели доли в нескольких предприятиях-поставщиках. Их клиентами были магазины дорогих деликатесов, модные рестораны и престижные отели по всей Франции, с которыми они вели жесткую борьбу за возможность достойно оплачивать труд земледельцев. Они больше не ограничивались чаем и кофе, а импортировали и экспортировали также специи, рис и с недавнего времени ром. В качестве изящной отсылки к вчерашнему вечеру Паком сообщил мне, что недавно ездил на остров Маврикий, чтобы закупить некий особый ром – тот, которым он угощал меня прошлой ночью, даже не попытавшись похвастаться своей находкой, догадалась я.

– А почему вы уехали из Индии? – перебила я его.

Он бросил обвиняющий взгляд на Николя, о котором я уже почти забыла. Исторический экскурс Пакома дал мне возможность перевести дух.

– Спросите у него.

Я обернулась к Николя.

– Мне захотелось возвратиться в родную страну. Или, если уж совсем честно, я устал от тамошних условий, здесь семейная жизнь проще, удобнее.

– Конечно, – с трудом выдавила я, пытаясь переварить обрушившиеся на меня подробности его жизни.

– Путешественник – Паком, а вовсе не я, – уточнил он.

Я поняла и подумала, что, скорее всего, Николя просто навязал свою волю партнеру.

– А почему Сен-Мало? – Интуиция подсказала мне, что стоит задать этот вопрос.

На мое любопытство откликнулся Паком:

– Сен-Мало – это путешествие, это колониальная торговля, это море.

И это корсары…

Я ему улыбнулась. Мне хотелось, чтобы он продолжал говорить, рассказывать, делиться своей историей, увлекать меня далеко-далеко, подальше отсюда.

– Ну и что скажешь? – поинтересовался Николя.

Я спустилась со своего облака – целиком поддельного – и с сожалением отодвинулась от моего нового источника кислорода. Николя тоже встал, и я пришла к выводу, что и он на взводе – это подсказал знакомый мне нервный тик: если он был чем-то раздосадован, то механически почесывал подушечку большого пальца.

– Тут есть материал, даже много материала, – объявила я. – Из этого наверняка можно сделать нечто интересное и красивое, в особенности подключив Поля. У меня уже уйма идей.

– Когда ты сможешь представить ваши предложения?

– Приеду в Руан и сразу возьмусь за работу.

В какой переплет я умудрилась попасть?! Надо было уходить отсюда любой ценой. И быстро. Прямо сейчас. Исчезнуть. Очутиться где-то в другом месте. Меня накрывала истерика, и я неловкими жестами запихивала вещи в сумку.

– Оставляю вас, мне пора.

Я уже была готова распрощаться с ними, удрать, дать себе волю кричать о своем смятении в замкнутом пространстве автомобиля.

– Ты куда? Сейчас половина первого, давайте пообедаем вместе, – властным тоном предложил Николя. – Ты как, Паком?

– С удовольствием.

Двадцать минут спустя мы сидели в ресторане за столиком с видом на пляж Сийон. Пейзаж, который Паком показывал мне ночью, предстал передо мной совершенно по-новому. И пусть красота и мощь моря сегодня потрясли меня больше, я тосковала по нашей с ним прогулке на дамбе. Мне уже мучительно не хватало вчерашней беззаботности и особой мимолетной легкости. Вернутся ли они когда-нибудь? Вряд ли. По крайней мере сейчас, за столом с ними обоими, большой надежды на это не было. А еще я скучала по скромной обстановке блинной, резко контрастировавшей с атмосферой шикарного заведения, на котором настоял Николя. Я не сомневалась, что ему было важно пустить пыль в глаза. Зря старался – к показухе я глуха, к тому же мне кусок не лез в горло.

– Не могу прийти в себя: ты, тогдашняя студентка художественного училища, теперь совладелица процветающего агентства коммуникаций. Я бы скорее представлял тебя фрилансером в театральном или шоу– бизнесе.

Я с трудом удержалась от хлесткого ответа. Мое подчеркнутое спокойствие в ответ на его насмешливый тон удивил даже меня саму.

– А что ты хочешь! Жизнь распорядилась по-другому… Поль взял меня в студию декоратором в довольно сложный для меня период, и с тех пор мы работаем вместе.

Он наклонил голову набок, демонстрируя повышенный интерес. Пожалуй, я сказала лишнее, надо будет следить за каждым своим словом, за всем, что я им сообщаю.

– Нам понравилось заниматься этим вместе, я увлеклась, смогла совместить работу с тем, о чем мечтала, и со временем превратилась в компаньона Поля.

– А Руан! Тут я вообще ничего не понимаю! Насколько я помню, ты никогда не была горячей поклонницей родной Нормандии.

Вполне возможно, только меня сегодняшнюю ты уже не знаешь…

– Могу только повторить, – хмыкнула я, – что жизнь распорядилась по-своему.

Обмениваясь репликами с Николя, я поглядывала на Пакома, который наблюдал за нами, причем с бесстрастным выражением лица, явно тщательно отработанным. Нездоровое, почти мазохистское любопытство заставило меня задать не дававший мне покоя вопрос, тем более что пора было положить конец допросу, которому меня подверг Николя. Из двух зол…

– Если я правильно поняла, у тебя семья.

Его лицо озарилось гордостью. Мой взгляд остановился на безымянном пальце левой руки – на нем красовалось обручальное кольцо. Почему-то я только сейчас додумалась проверить его наличие. И тут же вспомнила фразу, произнесенную Пакомом до прихода Николя в офис, – в ней фигурировали школа, дети.

– У тебя есть дети?

– Трое.

Я как будто получила мощный удар кулаком в живот.

– И сколько им?

– Саломее десять лет, Адаму шесть, а нашей младшей, Инес, четыре.

Любовь к ним переполняла его счастьем. Мне было легко представить себе картинку: вот он подъезжает в своем “рено-эспас”, вот большой лабрадор радостно встречает его на крыльце богатой виллы, а вокруг носятся трое красивых ребятишек.

– Славная семья…

– Спасибо, а…

– Что твоя жена, – перебила я, – она работает с вами?

– Вовсе нет, Элоиза – медсестра.

– Они встретились в Индии, – уточнил Паком. – Она работала в гуманитарной организации, а потом всюду ездила с нами.

Николя мрачно покосился на него. Я же в душе поблагодарила Пакома. Он сообщил мне, ради кого Николя меня бросил. По крайней мере, это не была минутная связь без будущего.

– Ладно, хватит уже об Индии! – занервничал Николя. – Давай, Рен, расскажи мне…

Не хочу я…

Где-то глубоко внутри шевельнулся страх. Тот самый, который грыз меня уже долгие годы.

– Рен – дама загадочная, – иронично пробормотал Паком словно бы сам себе или с намеком на вчерашний вечер.

Какую игру он затеял? Николя пропустил его замечание мимо ушей и, к моему отчаянию, продолжил гнуть свою линию:

– Ты замужем? У тебя есть дети?

Лицо Ноэ, моего Ноэ, всплыло передо мной, и в груди стало так больно, что я едва не вскрикнула.

– Мальчик.

– Сколько ему?

Чтобы скрыть замешательство, я принялась любоваться морем. Инстинкт самосохранения взял верх над разумом. Такое со мной случалось не впервые.

– Ноэ десять лет.

Слова вырвались сами собой, против моей воли. Они ранили мне рот, сердце, грудь.

– Невероятно, наши дети – ровесники!

Ага… невероятно… притом настолько, что даже неправда.

– Случай, опять же…

– У тебя кто-то есть?

Этого следовало ожидать. Паком заинтересованно вздернул бровь.

– Нет…

Нужно было идти до конца. Быть как можно ближе к правде. Выбора у меня не оставалось.

– Ты не живешь с отцом своего сына?

Что он себе позволяет…

– Нет, я воспитываю его одна.

Я все больше увязала, мне становилось хуже и хуже. Я словно распадалась изнутри – так я это ощущала. Почти физически чувствовала, как от меня отламываются маленькие кусочки, рассыпаются, тают и в конце концов исчезают.

– Рен, мне… очень жаль.

Я видела, что ему безумно хочется выведать побольше, а за его участием кроется жалость. Бедная Рен, она в одиночку воспитывает сына, тогда как он сумел создать прекрасную семью. Мне захотелось попросить его заткнуться, перестать хвалиться своей идеальной жизнью, своей идеальной семьей, своей успешностью. Вот только я не имела на это права, это было бы несправедливо, он же ничего не знал. А потом я порывисто выпрямилась. Хватит, я вовсе не ничтожество по сравнению с ним, у меня нет никаких оснований так себя воспринимать. Моя жизнь тоже отлично складывалась. Аккурат до этой минуты…

– Ни к чему нас жалеть. У нас с Ноэ все отлично.

Меня тошнило от себя самой. У стыда был привкус желчи. Меня пронизывала ненависть, отвращение к себе. Неожиданное появление Николя выбило у меня почву из-под ног. С годами – если не брать в расчет последнее время, но тут другая причина – я заново научилась смотреть на себя в зеркало. Теперь это умение ушло в прошлое… Больше мне это не удастся.

– Хочу поскорее с ним познакомиться, – заявил Николя.

– С кем?

– С твоим сыном.

Да никогда!

Естественно, Николя настоял на том, что это он пригласил меня на обед. Не дожидаясь, пока он расплатится, я вышла на улицу. Я задыхалась. К черту вежливость. Мне любой ценой нужно было продышаться. Чтобы не сорваться, я должна вытерпеть еще несколько минут, а потом уже можно будет закричать, выплеснуть ужас последних часов. Паком пошел за мной. Я достала сигарету, он извлек из кармана зажигалку, опередив меня, и щелкнул ею у меня перед носом. Разум подсказывал, что я должна держаться от него подальше, ведь он близок, слишком близок к Николя. Но я опять потерялась в его серых глазах, мне безумно захотелось, чтобы он снова, как накануне, увлек меня в путешествие.

– Все усложняется, – сказал он. – Плюс лишь в том, что я хоть немного узнал о вас… хотя вы так и остаетесь загадкой.

– А вы? У вас нет детей? Нет жены? Нет привязанностей?

– Свободен словно ветер… Вместе со всем, что это подразумевает…

Это он так предостерегает меня?

– Что вы пытаетесь до меня донести?

– Ничего… Только то, что меня тянет прикоснуться к вам в последний раз, но я не хотел бы, чтобы это заметил Николя, а он знает меня как самого себя.

Он подошел, наклонился и поцеловал меня в щеку, осторожно приобняв за талию, потом на секунду сжал ее посильнее и тут же отошел, не оставив мне времени среагировать.

– До свидания, Рен…

Он удалялся по направлению к морю.

– Паком! – позвал его Николя, который как раз вышел из ресторана. – Ты куда?

– До скорого! – Паком небрежно помахал ему.

– Всегда он такой, Паком Непредсказуемый!

Выглядело это так, будто школьный учитель поругивает нерадивого ученика.

– Вы хорошо дополняете друг друга, – возразила я.

Я тяжело вздохнула, и он вскинулся:

– Что случилось?

– Ничего, лень ехать несколько часов, вот и все.

На самом деле меня огорчило неожиданное исчезновение Пакома, теперь некому сглаживать неловкость между Николя и мной. Не говоря уж о том, что он только что в своей манере положил конец нашему краткому приключению.

– Я провожу тебя до стоянки.

Пять минут показались мне вечностью. Когда мы наконец-то подошли к машине, он принялся меня рассматривать, и увиденное его удовлетворило.

– Рен, я хотел бы, чтобы ты знала… Поверь мне, я абсолютно искренне рад, что обстоятельства снова свели нас с тобой.

– Я тоже, – с трудом выдавила я.

– Значит, ты скоро опять к нам приедешь?

– Конечно.

– Будь осторожна на дороге.

Мы чмокнули друг друга, он слегка придержал меня почти хозяйским жестом. Как только он меня отпустил, я села в автомобиль, в последний раз фальшиво улыбнулась, захлопнула дверцу и нажала на газ.

Глава пятая

Обратный путь стал моей дорогой в чистилище, я ждала неотвратимой кары за свои ошибки. Несколько часов назад случай уничтожил меня. Однако я по-прежнему воспринимала произошедшее как что-то нереальное. Это невозможно, этого просто не могло быть. Никакого Николя не было. Нет, я не встретила его, не подвела его к порогу своего дома, своей жизни, которую выстраивала шаг за шагом. С болью. С радостью. Но всегда с ложью в последние семнадцать лет. Как так могло получиться? И зачем я всячески пиарила “Ангар”? Подорвать его репутацию, чтобы они не вздумали сотрудничать с нами, со мной, – вот что мне следовало сделать. Но нет же, я лезла из кожи вон, как если бы мое подсознание хотело, чтобы я пошла дальше, чтобы все наконец выплыло наружу.

В тех редких случаях, когда я разрешала себе вспоминать Николя, он виделся мне во вьетнамках и бермудах на пляже в Таиланде, и это меня вполне устраивало. Для меня он жил на другом конце света, забыл обо всем, вплоть до самого моего существования, и наша новая встреча была нереальна. Тем более что Ноэ точно не займется поисками отца, такой опасности не существовало. Он ненавидел отца, не зная его и понятия не имея, кто он такой. Мой сын считал отца гадом, который бросил маму, когда та забеременела, не признал сына, отказался от ребенка еще до его появления на свет. Я воспитывала своего мальчика в атмосфере постыдной лжи и вовлекла всех окружающих в эту ложь, которую со временем сама стала считать правдой.

Ноэ не задумывался о папе, пока не пошел в детский сад. До этого весь его мир ограничивался мамой, Полем, дедушкой, бабушкой, моей сестрой и ее семьей. В его присутствии мы следили за тем, что говорим. Все старались беречь его. Я не отдавала Ноэ ни в ясли, ни няне, он проводил все дни с Полем и со мной в фотостудии. Я отказывалась разлучаться с ним. Когда его не было рядом, я чувствовала себя потерянной. Он ничего не слышал ни о внешнем мире, ни о настоящей жизни. Детский сад стал поворотным моментом – там его просветили насчет того, что у других детей его возраста есть отцы… И в его головке, естественно, зародился вопрос: “А кто мой папа?” И тогда Ноэ, что было вполне логично, спросил Поля, не он ли его отец, ведь эти двое были неразлучны, Ноэ вечно путался у него под ногами и, потеряв из виду, повсюду искал. Я захлопнула за собой дверь, скрылась в замешательстве, растерявшись от этого допроса. Поль не уклонился и мягко ответил ему, что нет, это не он. Когда Поль нашел меня в дальнем конце студии, дрожащую от стыда, забившуюся в угол, он устроил мне выволочку, которую я запомнила на всю жизнь. Он потребовал, чтобы я что-то сделала, потому что такое положение слишком мучительно для него и особенно для Ноэ. Впервые после нашего знакомства мы поругались, по возможности удерживаясь от крика, чтобы не напугать Ноэ. Стычка была жесткой, яростной, противостояние тягостным, и впредь мы никогда об этом не заговаривали. Однако я частично выполнила требование Поля и, набравшись храбрости, объяснила сыну, что у него нет папы, но есть мама и много других близких, которые заботятся о нем и любят его “больше всех на свете”. Чтобы ему было психологически комфортно и он научился жить, признавая такое положение вещей, я таскала его от одного психотерапевта к другому и каждому скармливала одну и ту же гнусную байку. Некий мерзавец бросил меня, когда я забеременела, и больше не подавал признаков жизни. Ноэ вырос с образом отца-эгоиста, не уважающего женщин, безответственного. Вот если бы тот, кто сегодня неожиданно объявился, был близок к такому описанию… Но нет, Николя – хороший человек, безумно любящий свою семью и наверняка отличный отец. Впрочем, я всегда это подозревала. У меня не стало аргументов – если таковые вообще когда-то существовали, – для поддержания мифа об отце-чудовище.

Как я могла такое наворотить? Лишить сына правды, лишить его отца? Его истории? Мне нет прощения: то, как я себя повела, нельзя оправдать ничем. Даже тем, что, когда он родился, мне было всего двадцать три года. Единственное объяснение – страх, что у меня отберут сына. Абсолютно иррациональный страх.

Я ненавидела это нечто, растущее в моем теле. Лишь жалкие остатки здравого смысла помешали мне себя покалечить – исключительно ради того, чтобы причинить вред ему. Но я совсем не заботилась о себе. Всю беременность я мысленно оскорбляла его, бросала ему слова, которые сегодня не смогла бы произнести. Этот зародыш портил мне жизнь, разрушал мое будущее, похищал молодость. И я не смогла от него избавиться по глупейшей причине – пропустила срок, на котором это можно сделать по закону. Когда у меня отошли воды, я не соглашалась ехать в больницу, Поль – мы были знакомы меньше двух месяцев, но к тому времени он уже стал едва ли не главным человеком в моей жизни – разве что не подрался со мной, чтобы я согласилась на врачей. Пока мы ехали в его машине, я орала благим матом. Потому что мне было больно, потому что я больше не контролировала собственное тело, потому что не могла остановить адский процесс. Я выкрикивала свою ненависть и свою любовь к Николя. Поль позволил мне дырявить его барабанные перепонки и бить по груди и плечам, он остался со мной, держал меня за руку, с любовью и нежностью поддерживал и не отходил от меня, пока не появились мои перепуганные родители. Я не хотела их видеть, мне было стыдно за то, в какую фурию я превратилась. Мои крики постепенно трансформировались в непрекращающиеся стоны. Я совсем обессилела, мне стало ни до чего, роды остановились. На мгновение я понадеялась, что сейчас все снова придет в норму, что мне все же удалось выполнить свою разрушительную миссию. Моя слабость вынудила врачей вмешаться, и я блаженно погрузилась в наркоз. После пробуждения медсестра сообщила, что меня дожидается мальчик, и, не дав вымолвить ни слова, положила его мне на грудь. Так я впервые встретилась со своим сыном, таким маленьким, таким хрупким и одновременно таким сильным. Меня захлестнула мощная, горячая, нежная волна любви. Он здесь. Он выстоял против всего того зла, которое я ему причиняла. Его крохотная ручка шевелилась на моем теле, как если бы он стремился процарапать кожу и вернуться внутрь. Его быстрое дыхание перекликалось с моим. Он здесь. Он, казалось, изо всех сил цепляется за меня. Он здесь. Он здесь. Мой младенец здесь. Я беззвучно плакала над ним, бесконечно повторяла шепотом “прости” – за все, что ему пришлось от меня вытерпеть. Моя жизнь сдвинулась с мертвой точки. Как если бы в моем сердце произошло два взрыва. Первый уничтожил ненависть и отвращение. Благодаря второму я начала жить заново. Я больше не тонула. Ноэ спас меня. Я родилась вместе с ним. Он вычеркнул Николя из моей жизни. Теперь моя вселенная вертелась вокруг этого крошечного существа. Я бы не вынесла, если бы пришлось делить его с отцом. Не сообщив Николя о своей беременности, я поступила правильно. Нельзя было позволить ему прийти и забрать сына. Ноэ – мой, и только мой. Я его мать.

Мне так и не хватило смелости выбраться из вранья, сказать Ноэ правду. Отчаянный страх потерять его управлял всеми моими решениями. Даже видя, как он страдает из-за того, что у него нет отца и он не такой, как другие дети, я молчала, хотя его переживания терзали мне душу. Молчала из эгоизма и чувства вины. А еще по необходимости, ведь он никогда не простит мне обман, если узнает о нем. Я стала любить его с удвоенной силой. Время шло, я отказывалась что-либо менять, моя ложь все больше превращалась в реальность, я все глубже загоняла во вранье своих близких, которым не оставила выбора. Я готова была жизнь отдать за сына – и предавала его с самого рождения. И в результате попала в отчаянное положение. Я была себе отвратительна. Что бы я ни предприняла, что бы ни произошло, случившееся не изменить: заложенная в моей жизни мина замедленного действия теперь могла взорваться в любой момент.

Я ехала по шоссе, наверняка слишком быстро, и тут зазвонил телефон. Я автоматически включила его. Поль.

– Рен! Ну как! Ты в пути?

– Привет, Поль…

Моему голосу недоставало энтузиазма.

– Все в порядке?

Его беспокойство было почти осязаемым.

– Да, да… просто устала.

– Как все прошло?

Я с силой выдохнула, прогоняя осаждавшие меня картинки.

– Прекрасно.

– Ты какая-то растерянная.

– Да все хорошо, уверяю тебя… Слушай, давай все обсудим завтра в “Ангаре”.

– Что-то случилось? Скажи мне, Рен.

– Не сейчас, прошу тебя. Завтра…

Я прервала разговор. Я знала, что в ту минуту, когда я облеку в слова то, что на меня свалилось, как только эти слова слетят у меня с языка, я сломаюсь. А мне сегодня нельзя предстать перед Ноэ в жалком виде. Еще не сейчас. Я сцеплю зубы, проглочу комок в горле и запру слезы где-нибудь глубоко-глубоко.

– Мама! Ты дома?

Хлопнула входная дверь. Я закрыла глаза, чтобы сконцентрироваться на роли, которую мне предстояло играть перед сыном сегодня вечером и в ближайшие дни. У меня было время подготовиться, поскольку он пришел позднее обычного – занимался с друзьями, и это меня вполне устраивало.

– Я на кухне!

Я услышала, как он бросил на пол рюкзак, потом его шаги раздались у меня за спиной.

– Привет, мам!

Я придала своему лицу правильное выражение и повернулась к сыну. Я как будто раздваивалась. Где-то там, внутри, я беззвучно завопила, потому что его фантастическое сходство с отцом потрясло меня – после новой встречи с Николя оно стало для меня окончательно очевидным. При этом я абсолютно искренне улыбалась Ноэ и была безумно рада его видеть, убедиться, что у него все в порядке, что он легко пережил двое суток без мамы. Он подошел и чмокнул меня в щеку. В его наушниках гремела музыка, которую он не потрудился выключить, чтобы поздороваться со мной.

– Что ты слушаешь на такой громкости?

Он засмеялся и надел мне наушники.

– Твой сборник!

В ушах загрохотала “Popular” группы Nada Surf. Сама виновата – в прошлом году я составила ему плейлист, куда включила все, что слушала в его возрасте. Аланис Мориссетт, The Cranberries, Radiohead. Наше взаимопонимание растрогало меня, я положила ладонь ему на щеку и заглянула в глаза. Он заволновался, на хмурился.

– Мам? Все в порядке?

Я сорвала наушники.

– В полном. Извини, это из-за твоей музыки, я задумалась о другом. А что у тебя? Как занятия? Что в лицее?

Он вроде бы расслабился и стал подробно рассказывать о двух прошедших днях.

Позже, уже за ужином, Ноэ перешел в наступление. Хорошо, что я до этого заставила себя проглотить несколько кусочков киша.

– Ну и как Сен-Мало?

– Все прошло хорошо, – удалось мне выдавить.

Он комично потряс головой, что означало “мама спятила”.

– Ну и?..

– У меня будет много работы.

– Но там красиво?! Что ты видела? Давай, говори, как там?

Передо мной снова был мой маленький мальчик, взбудораженный, заранее предвкушающий интересный рассказ. Его реакция позабавила меня.

– Спокойно, Ноэ, спокойно, пиратов я там не встретила!

Когда я произносила эту фразу, в моей памяти всплыло лицо Пакома. Да, пираты мне не попадались, но я познакомилась с мужчиной, который, как мой сын, мечтал стать корсаром…

– Но один из тех, с кем я буду работать, знает о них абсолютно все.

– Правда?

– Так мне показалось.

– Как ты считаешь, когда мы туда поедем, я смогу с ним поговорить?

В идеальном мире я бы с удовольствием свела Пакома с Ноэ, я была уверена, что они хорошо поладят. Но там, где мы жили, не у всех историй счастливый конец.

– Ничего не обещаю, но постараюсь.

– Гениально!

Он вскочил, обогнул стол и облапил мою шею своими длинными ручищами. Я ухватилась за них, мне ни за что не хотелось разрушать его надежду. Тем не менее я уже начала искать предлоги, чтобы держать сына подальше от Сен-Мало.

– А пока, мой дорогой Ноэ, если ты хочешь, чтобы я однажды взяла тебя с собой, придется как следует вкалывать и не забывать, что через несколько месяцев у тебя экзамены.

Как будто ему это не известно!

– Я все сделаю, мама, можешь не сомневаться! – Он наградил меня звучным поцелуем.

Следующим утром меня ждал приятный сюрприз – я первой пришла в “Ангар”, так что мне досталось несколько минут передышки. Приготовив кофе, я вышла на террасу. Шел дождь, такой себе мелкий, холодный дождик, типичный для здешних мест. Тот, что проникает сквозь ткани, кожу, кости. Если он зарядил, это уже на целый день, и боишься, что солнце не появится никогда. Ночью я не сомкнула глаз, меня преследовали лица Николя и сына. Со своего насеста я заметила Поля, подъехавшего на новом маленьком болиде, – он менял машины как женщин, и эти замены примерно совпадали по времени. Поль задрал голову и сокрушенно покивал, увидев меня в девять утра с сигаретой. Иными словами, он получил подтверждение: у меня не все в порядке. Преимущество – или неудобство – того, что мы знаем друг друга как облупленных. Я подождала, пока он нальет себе кружку растворимого кофе и удобно устроится, и только потом вернулась с террасы.

Он ждал меня, сидя на диване, в приемной, которую мы оборудовали в нашем open space.

– Я всем велел прийти на час позже.

Даже не сняв пальто, я рухнула в кресло напротив, уставилась на него, с трудом выдавила неловкую улыбку и постаралась не обращать внимания на пелену набегающих слез, которые подкатили еще до того, как я заговорила.

– Не важно, что у тебя стряслось, мы справимся, – безапелляционно объявил он.

– Не думаю…

– Я не смогу помочь, если не объяснишь, в чем дело.

– Как только я это произнесу, оно станет реальностью, что меня как раз и пугает…

– У меня нет ни малейшего желания разгадывать загадки, но подозреваю, что это как-то связано с Сен-Мало. Когда позавчера вечером Ноэ говорил с тобой по телефону, все было хорошо. Или я ошибаюсь?

– Нет…

– Значит, можно предположить, что все изменилось вчера. Подозреваю, что в такое состояние тебя привела не работа. Так что же там случилось?

Обливаясь слезами, я скорчила гримасу, в которой отчаяние было смешано с иронией.

– Оказывается, что случай распорядился – если, конечно, не ты все это подстроил… но это не в твоем стиле, и ты бы никогда так со мной не поступил…

Он настороженно приподнял бровь, а я продолжила:

– Итак, выяснилось, что случай распорядился таким образом, что один из компаньонов “Четырех сторон света” – это… только не упади, Поль…

Я некоторое время разглядывала потолок в поисках хоть капли необходимой храбрости.

– Так вот… это Николя. – Я часто задышала. – Николя… который…

– Господи… – прошептал он. – Это же невозможно.

Я отвернулась, не желая видеть его смятение.

– Ну давай уже, скажи, Рен…

Он и так все понял, однако, чтобы окончательно это постичь, мне требовалось произнести это вслух, а ему – услышать из моих уст.

– Отец Ноэ…

Он был явно выбит из равновесия и уставился куда-то в одну точку.

– Как… Почему… Не может быть…

– Но это правда…

Он сжал кулаки, рывком выпрямился, вскочил, забегал по комнате, задыхаясь от боли и гнева.

– Я пропала, – всхлипывала я. – Что я буду делать? Глядя на Поля сквозь туман слез, я сообразила, что никогда не видела его таким.

– Тебе не понравится то, что я сейчас скажу, но… Теперь у тебя нет выбора… Ты должна открыть правду всем, начиная с Ноэ.

– Не-е-ет! – заорала я, вскочив с кресла. – Нет! Нет! Никогда!