Электронная библиотека » Ангел Богданович » » онлайн чтение - страница 1


  • Текст добавлен: 11 марта 2014, 15:11


Автор книги: Ангел Богданович


Жанр: Критика, Искусство


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Шрифт:
- 100% +

А. И. Богдановичъ
Письма изъ деревни А. Н. Энгельгардта

Въ русской литературѣ о деревнѣ «Письма» Энгельгардта стоятъ наравнѣ съ произведеніями Гл. Успенскаго, и въ 70-е годы, когда они печатались въ «Отечественныхъ Запискахъ», вліяніе ихъ, пожалуй, было даже больше. Ими не только зачитывались, – ихъ изучали и вели по поводу ихъ безконечные дебаты, на какіе способна только русская бездѣятельная интеллигенція. Они вызвали въ концѣ концовъ особое, правда, слабое движеніе въ деревню «тонконогихъ», какъ прозвалъ самъ Энгельгардтъ являвшихся къ нему учиться интеллигентныхъ работниковъ.

Чѣмъ же былъ вызванъ этотъ огромный эффектъ писемъ? Помимо условій времени, сильно способствовавшихъ всякимъ народническимъ ученіямъ, объясненія надо искать въ самихъ «Письмахъ». И теперь они производятъ удивительно свѣжее, обаятельное впечатлѣніе непосредственной художественностью описанія деревенскаго быта, правдой и искренностью, которыми проникнуты картины природы, жизни, типы работниковъ, характеристики животныхъ. Можно представить, какое впечатлѣніе должны были производить такія письма, переносившія читателя въ деревню, въ то время, когда мятущаяся душа этого читателя искала откровеній въ произведеніяхъ гг. Златоврацкаго или Засодимскаго. Казалось, сама деревня раскрывалась на страницахъ «Отеч. Записокъ», ничѣмъ не прикрашенная и подкупающая этой правдивостью. Письма подготовили появленіе «Власти земли» Успенскаго, и затѣмъ, вмѣстѣ съ этимъ наиболѣе выдержаннымъ и законченнымъ произведеніемъ послѣдняго, создали народническое настроеніе, придали ему стойкую, опредѣленную форму и дали надолго пищу и содержаніе.

Энгельгардтъ прежде всего большой художникъ, и деревня влечетъ его оригинальностью своего уклада жизни, самобытностью и неподдѣльностью. Какова она есть, такова и есть. Она не рядится въ чужое, не лжетъ, не представляется. Вся ея первобытная правда наружу, что и захватываетъ цѣликомъ душу художника Энгельгардта. Онъ ничего не критикуетъ и все воспринимаетъ такимъ, каково въ дѣйствительности, воспринимаетъ и радуется каждому новому открытію, какъ своего рода Колумбъ, еще далекій отъ мысли о важности этихъ открытій. Онъ самъ становится простъ сердцемъ и наивенъ, какъ и міръ, куда онъ вступаетъ, что и придаетъ его первымъ письмамъ такую чарующую прелесть. Отъ нихъ и теперь, спустя двадцать лѣтъ, вѣетъ свѣжестью полей, запахомъ березы, курящагося овина, скотнаго двора, свѣжераспаханной нивы. Когда онъ описываетъ почти животное ощущеніе весенней теплоты, испытываемое имъ послѣ долгой, суровой зимы, вы вмѣстѣ съ нимъ, съ его коровами и телятами, переживаете тоже ощущеніе довольства и вновь возрождающейся жизни («Письмо» первое). Тутъ же, рядомъ, онъ рисуетъ единственную въ своемъ родѣ картину хожденія «въ кусочки», и вы, какъ и авторъ, воспринимаете эту бытовую черту безъ возмущенія, какъ нѣчто вполнѣ умѣстное и столь же присущее деревнѣ, какъ и эта весна со всей ея жизнерадостностью. Міръ животныхъ у него цѣликомъ сливается съ міромъ людей, и васъ, какъ и автора, нисколько не поражаетъ такое сліяніе. Такъ оно есть, такъ надо и быть. По художественности изображенія животныя у него даже лучше и ярче выходятъ. Напр., удивительно написанная исторія собаки Лыски и ея плачевный конецъ.

Постепенно авторъ все больше и больше вникаетъ въ этотъ міръ зоологическихъ существованій, и тутъ-то въ немъ происходитъ перемѣна. Изъ художника бытописателя онъ превращается въ проповѣдника. Прежде всего онъ раздражается всякимъ отголоскомъ иной жизни, долетающимъ до него. «Политика? – но позвольте спросить, какое намъ здѣсь дѣло до того, кто императоръ во Франціи: Тьеръ, Наполеонъ или Бисмаркъ?» Это замѣчаніе онъ бросаетъ мимоходомъ во второмъ письмѣ и немедленно погружается въ хозяйственные разсчеты и соображенія. Такая отчужденность все усиливается, и даже русско-турецкая война интересуетъ его съ точки зрѣнія потери нужныхъ работниковъ. Правда, онъ отмѣчаетъ съ презрѣніемъ неурядицу, царившую во время войны, хвастливо повторяетъ вмѣстѣ съ крестьянами фразы насчетъ «Костиполя», мощности русскаго народа и т. п. Въ письмахъ этого времени, какъ и всегда, много вѣрныхъ замѣчаній, художественныхъ наблюденій, но читателя уже начинаетъ поражать отчужденность Энгельгардта отъ міра культурнаго и его интересовъ, нарочитое забвеніе связей, между ними существующихъ. Деревня, хозяйство – тутъ все, а остальное хотя бы и не существовало. Но вотъ въ слѣдующемъ письмѣ мы находимъ и разгадку. Здѣсь Энгельгардтъ уже «прозрѣлъ», и проповѣдь его загремѣла во всю. Правда жизни только «въ землѣ», и къ ней онъ зоветъ «имѣющихъ уши, чтобы слышать, и глаза, чтобы видѣть». «Моему сыну,– властно заявляетъ онъ въ письмѣ VIII-мъ,– когда онъ войдеть въ силу, окончитъ ученіе и спроситъ меня: что дѣлать? – Я укажу на пашущаго мужика и скажу: «вотъ что – иди и паши землю, зарабатывай собственными руками хлѣбъ свой. Если найдешь другого, который пришелъ къ тѣмъ же убѣжденіямъ, соединись съ нимъ, потому что двое, работая вмѣстѣ сообща, сдѣлаютъ больше, чѣмъ работая каждый въ одиночку, найдешь третьяго – еще того лучше» (стр. 861).

Съ этого момента, письмо написано въ 1879 году, Энгельгардтъ-проповѣдникъ вытѣсняетъ художника, и если изрѣдка послѣдній и показывается, то лишь вноситъ диссонансъ своими картинами, о чемъ скажемъ ниже. Основная мысль Энгельгардта – «повинностъ труда», мозольнаго мужицкаго труда для всѣхъ. «Нужна медицинская помощь народу. Такая, какую устраиваетъ земство, недостаточна. Доктора-баре не могутъ удовлетворить и стоятъ дорого. Народъ обращается къ своимъ знахарямъ, которые тѣ же мужики-земледѣльцы. Я желалъ бы, чтобы на мѣсто мужика-знахаря былъ мужикъ-докторъ, занимающійся земледѣліемъ и въ то же время подающій медицинскую помощь въ округѣ, т. е. чтобы былъ знахарь интеллигентный, учившійся и въ то же время земледѣлецъ. Нужны ветеринары. Есть мужики коновалы-земледѣльцы. Желаю, чтобы эти коновалы были интеллигентные, учившіеся люди, а не сидящіе по городамъ чиновники-ветеринары. Нужны учителя. Желаю, чтобы были учителя-земледѣльцы, которые работали бы свою землю, и зимою, когда свободно, учили ребятъ своей деревни. Мы видимъ и теперь, что попы, напр., исполняютъ требы и въ то же время занимаются земледѣліемъ – пашутъ, сѣютъ, косятъ. Послѣднее время попы стали барствовать, менѣе занимаются земледѣліемъ, молодые попы часто вовсе не умѣютъ работать, дѣти ихъ держатъ себя паничами. Это худо, по-моему. Лучше было, когда попъ былъ, какъ прежде, земледѣльцемъ и пріучалъ къ тому же дѣтей. Я хочу, чтобы въ массѣ земледѣльцевъ были работающіе лично интеллигентные люди, научно развитые, которые прилагали бы науку къ практикѣ, изыскивали бы способы увеличить производительность земли, т. е. чтобы были интеллигентные мужики, земледѣльцы-агрономы. Нужно, чтобы были мужики-техники, мужики-инженеры, мужики-архитекторы, т. е. интеллигентные дѣятели, умѣющіе работать, какъ мужики». Словомъ, ни болѣе, ни менѣе, какъ мужицкое царство.

И такъ велико было обаяніе Энгельгардта, что, не смотря на всю дикую наивность этихъ плановъ, явились «тонконогіе», пожелавшіе осуществить ихъ въ дѣйствительности. Незнаніе послѣдней, полное непониманіе условій жизни и дѣвственная вѣра въ силу «критически-мыслящей личности» – таковы причины, сдѣлавшія возможнымъ возникновеніе колоній «тонконогихъ», какъ прозвали заправскіе мужики интеллигентовъ-пахарей. Жизнь, конечно, не замедлила опрокинуть, какъ карточный домикъ, всѣ попытки устройства подобныхъ колоній. Въ приложенной къ третьему изданію «Писемъ» біографіи Энгельгардта разсказана трогательная исторія нѣкоего Зота и гибель его пріятеля Виктора, которые на практикѣ провели идею Энгельгардта. Но, хотя все это и поучительно и интересно, здѣсь мы не станемъ останавливаться на этомъ вводномъ эпизодѣ въ дѣятельности автора.

Вторая половина писемъ проникнута этимъ проповѣдничествомъ, призывомъ «къ землѣ», и потому не имѣетъ значенія въ глазахъ современнаго читателя, для котораго все это «старина и преданіе». Но нѣкоторыя положенія Энгельгардта, выработанныя имъ подъ вліяніемъ тогдашняго настроенія, неожиданно получили интересъ теперь, благодаря совершенно особому обстоятельству. Ихъ мы встрѣчаемъ теперь въ новѣйшемъ ученомъ трудѣ «Вліяніе урожаевъ и хлѣбныхъ цѣнъ на нѣкоторыя стороны русскаго народнаго хозяйства».

Въ письмѣ IX, писанномъ въ 1880 году, Энгельгардтъ предвосхитилъ выводы, къ которымъ пришли совокупными усиліями статистики, подъ руководствомъ проф. Чупрова и Посникова. Рѣчь здѣсь идетъ о цѣнахъ на хлѣбъ, и то, что говоритъ Энгельгардтъ, вполнѣ совпадаетъ съ тѣмъ, къ чему пришли упомянутые ученые. «Мы-то, интеллигентные люди, радуемся, что хлѣбъ дорогъ. Посмотрите, что было послѣдніе годы. Третьяго года урожай былъ у насъ хорошій, въ степи хлѣбъ родился хорошо, хлѣба было много и цѣна на него. была невысокая, даже весною прошлаго года хлѣбъ былъ еще дешевъ. Былъ дешевъ хлѣбъ, скотъ былъ дорогъ, дорогъ былъ мужикъ, дорогъ былъ его лѣтній трудъ. Урожай – хлѣбъ дешевъ, говядина дорога, мужикъ дорогъ, благоденствуетъ… Всѣ радовались, что у нѣмца неурожай, что требованіе на хлѣбъ большое, что цѣны на хлѣбъ растутъ, что хлѣбъ дорогъ. Да, радовались, что хлѣбъ дорогъ, радовались, что дорогъ такой продуктъ, который потребляется всѣми, безъ котораго никому жить нельзя. Но какъ только поднялась цѣна на мясо, на чиновничій харчъ, посмотрите, какъ всѣ возопили. Оно и понятно, своя рубашка къ тѣлу ближе. Радуются, когда дорогъ хлѣбъ, продуктъ, потребляемый всѣми, печалуются, когда дорого мясо, продуктъ, потребляемый лишь немногими. А между тѣмъ, дешевъ хлѣбъ – дорого мясо, дорогъ трудъ – мужикъ благоденствуетъ. Напротивъ, дорогъ хлѣбъ – дешево мясо, дешевъ трудъ – мужикъ бѣдствуетъ» (стр. 492, 502).

Въ трудѣ ученыхъ авторовъ упомянутаго выше труда тѣ же положенія выражены не въ такой энергичной формѣ, но почти тѣми же словами. Въ «Введеніи» проф. Чупровъ и Посниковъ говорятъ:

«Изученіе комбинированнаго вліянія урожаевъ и цѣнъ хлѣба приводятъ къ заключенію:

1. Что повышеніе урожаевъ отражается благопріятно на крестьянскихъ бюджетахъ при всякомъ уровнѣ хлѣбныхъ цѣнъ, такъ какъ, при увеличеніи урожая, бюджеты будутъ сведены съ остатками.

2. При пониженіи урожаевъ получаются въ бюджетахъ безусловно неблагопріятные результаты. Понижается ли урожайность при неизмѣняемости цѣнъ на хлѣбъ, или параллельно съ послѣдними, или же при увеличеніи ихъ, – въ результатѣ бюджетнаго баланса одинаково оказывается недочетъ, однако, при паденіи цѣнъ на хлѣбъ дефицитъ получается въ меньшемъ размѣрѣ, чѣмъ при неизмѣняемости ихъ, а въ этомъ послѣднемъ случаѣ – въ меньшемъ, чѣмъ при повышеніи цѣнъ. Стало быть, при пониженныхъ урожаяхъ низкія цѣны на хлѣбъ оказываются благопріятнѣе, чѣмъ цѣны высокія.

3. Измѣненія цѣнъ на хлѣбъ, при неизмѣнности урожаевъ, отражаются на бюджетахъ гораздо слабѣе, при чемъ на бюджеты съ остатками высокія цѣны дѣйствуютъ выгодно, а низкіе невыгодно; на бюджеты же съ дефицитами, наоборотъ, высокія хлѣбныя цѣны вліяютъ въ неблагопріятномъ, а низкія въ благопріятномъ смыслѣ. Такъ какъ при обычныхъ среднихъ условіяхъ крестьянскіе бюджеты характеризуются самымъ незначительнымъ остаткомъ и такъ какъ сѣверная часть Россіи, преимущественно сѣверныя, сѣверо-западныя и западныя губерніи, потребляютъ немалую долю покупного хлѣба, то наиболѣе выгодною комбинаціею для крестьянскихъ бюджетовъ вообще оказываются высокіе урожаи и низкія цѣны на хлѣбъ. Годы съ такимъ сочетаніемъ урожаевъ и хлѣбныхъ цѣнъ извѣстны подъ именемъ «крестьянскихъ» годовъ и характеризуются широкимъ удовлетвореніемъ семейныхъ потребностей и хозяйственныхъ нуждъ сельскаго населенія» (стр. XIII–XIV).

Это удивительное совпаденіе положеній Энгельгардта и ученыхъ финансистовъ показываетъ, какъ прочно вошли въ обиходъ мысли народническаго направленія нѣкоторые выводы Энгельгартда. Еще при своемъ появленіи эти выводы встрѣчали возраженія противъ слишкомъ общей постановки, хотя въ его время не было хроническаго паденія цѣнъ, и во всякомъ случаѣ онѣ не спускались до такого низкаго уровня, какъ теперь. Прошло съ тѣхъ поръ 15 лѣтъ, въ теченіе которыхъ перемѣны въ хозяйствѣ и на рывкѣ произошли очень крупныя, и политика, которой съ такимъ презрѣніемъ чуждается Энгельгардтъ, властнымъ образомъ отразилась на хозяйствѣ самыхъ отдаленныхъ уголковъ. Только въ области народническихъ упованій ничто не измѣнилось, и русская дѣйствительность современнымъ союзникамъ Энгельгардта представляется все тою же, что и ему. Мы не раздѣляемъ, поэтому, тѣхъ ожесточенныхъ нападокъ, которымъ подверглись нѣкоторые изъ участниковъ труда о вліяніи урожаевъ и низкихъ цѣнъ на народное хозяйство. Они ничему не измѣнили и говорятъ лишь то, что говорили въ продолженіе всей жизни. Они только одного не замѣтили,– но въ этомъ они не виноваты,– что жизнь отъ нихъ ушла, какъ ушла отъ Энгельгардта, и развѣяла его мечты объ интеллигентныхъ пахаряхъ, а его совѣтъ сыну «иди и паши» превратила въ горькую насмѣшку…

Энгельгардтовской теоріи дешеваго хлѣба, при которомъ мужикъ благоденствуетъ, смертельный ударъ наносятъ его же письма. Въ слѣдующемъ письмѣ, озаглавленномъ «Счастливый уголокъ», онъ рисуетъ это благоденствіе, подкупившее и ученыхъ экономистовъ. Вотъ какимъ представлено житье-бытье благоденствующаго мужика, счастливаго обладаніемъ дешеваго хлѣба. «Если кто-нибудь, незнакомый съ мужикомъ и деревней, вдругъ будетъ перенесенъ изъ Петербурга въ избу крестьянина «Счастливаго уголка», и не то, чтобы въ избу средственнаго крестьянина, а даже въ избу «богача», то онъ будетъ пораженъ всей обстановкой и придетъ въ ужасъ отъ бѣдственнаго положенія этого «богача». Темная, съ закоптѣлыми стѣнами (потому что свѣтится лучиной) изба. Тяжелый воздухъ, потому что печь закрыта рано и въ ней стоитъ варево, сѣрыя щи съ саломъ и крупникъ, либо картошка. Подъ нарами у печки теленокъ, телята, поросенокъ, отъ которыхъ идетъ духъ. Дѣти въ грязныхъ рубашонкахъ, босикомъ, безъ штановъ, смрадная люлька на зыбкѣ, полное отсутствіе комфорта, характеризующаго даже самаго бѣднаго интеллигентнаго человѣка». Таково благоденствіе, къ которому авторъ считаетъ необходимымъ добавить, что «въ нашихъ мѣстахъ крестьянинъ считается богачомъ, когда у него хватаетъ своего хлѣба до нови», а такъ какъ, поясняетъ онъ ниже, такихъ счастливцевъ немного, то большинству, для поддержанія своего «благоденствія», приходится уже около Рождества покупать хлѣбъ подъ работу по любой цѣнѣ. Мало того, осенью приходится продавать свой хлѣбъ тоже по любой цѣнѣ, чтобы сколотить нужную сумму денегъ на уплату податей и домашнія потребности. Въ концѣ концовъ вопросъ о цѣнахъ для «Счастливаго уголка» поворачивается все одной лишь темной стороной: осенью продать дешево, чтобы весною купить дорого. Упомянутые экономисты вводятъ въ формулу Энгельгардта, какъ компенсацію, хорошій урожай, противъ чего нельзя возражать, ибо,– какъ говоритъ проф. Исаевъ въ статьѣ въ «Хозяинѣ», «По поводу новаго ученаго труда минист. финанс.»,– «доказывать желательность для страны хорошаго урожая столь же нужно, какъ доказывать желательность здоровья или добрыхъ нравовъ. При обильномъ урожаѣ, независимо отъ цѣнъ, отдѣльныя группы сельскихъ хозяевъ могутъ испытывать неудобства, вся же экономія народа выигрываетъ» («Хозяинъ» № 10, стр. 888). Самъ Энгельгардтъ, въ одномъ изъ первыхъ писемъ, гдѣ онъ еще выступаетъ въ роли художника, заявляетъ отъ имени «Счастливаго уголка» по поводу хорошаго урожая: «Плохо. И урожай, а все-таки поправиться бѣдняку врядъ ли. Работа подешевѣла, особенно сдѣльная, напр., пилка дровъ, потому что нечѣмъ платить – заставляйся въ работу. На скотъ никакой цѣны нѣтъ, за говядину полтора рубля за пудъ не даютъ. Весною (т.-е. послѣ хорошаго урожая и низкихъ цѣнъ) бились, бились, чтобы какъ-нибудь прокормить скотину, а теперь за нее менѣе даютъ, сколько чѣмъ ее стоило прокормить прошедшей весной. Плохо. Неурожай – плохо, урожай – тоже плохо» (стр. 164, писано въ 1872 г.).

Письма Энгельгардта доведены до 1887 г., и послѣднее заканчивается замѣчаніемъ, имѣющимъ непосредственное отношеніе къ современному вопросу о значеніи цѣнъ: «Урожай ржи великолѣпный. Ячмень, овесъ, конопля, ленъ, кто сѣялъ, уродились на славу – урожай небывалый. Ликуй, земледѣлецъ! Одно только плохо – заработковъ никакихъ опять нынче нѣтъ! Нѣтъ заработковъ, нѣтъ денегъ, а деньги требуютъ во всѣ концы, благо начальство знаетъ, что годъ нынче урожайный. А денегъ нѣтъ». (стр. 652). Оказывается,– что, впрочемъ, можно было и напередъ сказать, – деньги составляли жгучую потребность и въ 1872 г., и въ 1887, хотя въ 1897 г. ученые экономисты народническаго толка и продолжаютъ утверждать, что «отличительныя особенности (нашего) отечественнаго хозяйства и быта, сравнительно съ западно-европейскими странами, заключаются, между прочимъ, въ господствѣ строя натуральнаго хозяйства, въ преобладаніи, какъ по числу, такъ и по общей площади владѣемой земли, того крестьянскаго населенія, которое не можетъ отчуждать на рынокъ производимаго имъ хлѣба, но само же является его потребителемъ». Въ приведенномъ заключительномъ замѣчаньи Энгельгардта чувствуется уже смутное пониманіе того незыблемаго нынѣ факта, что хлѣбъ въ Россіи давно уже пересталъ быть только «продуктомъ», радующимъ своимъ изобиліемъ сердце земледѣльца, который его посѣялъ, собралъ и самъ съѣлъ, а сталъ товаромъ, обиліе котораго мало радуетъ производителя, если нѣтъ на этотъ товаръ спроса и цѣны такъ низки, что не окупаютъ стоимости производства.

Подъ конецъ своей плодотворной жизни Энгельгардтъ вполнѣ понялъ и усвоилъ эту мысль. Онъ уже не мечталъ объ общинѣ земледѣльцевъ-интеллигентовъ, которыхъ онъ спалъ и видѣлъ въ концѣ 70-ыхъ годовъ. Въ Энгельгардтѣ крѣпко сидѣлъ, въ сущности, человѣкъ практикъ, дѣлецъ, чувствующій потребности минуты. Онъ могъ на время увлечься общимъ настроеніемъ, отчасти имъ же созданнымъ, могъ возмечтать о возможности творить въ своей земледѣльческой лабораторіи особыхъ гомункуловъ – интеллигентовъ-пахарей, какъ нѣкогда въ своей химической лабораторіи создавалъ новыя вещества. Но къ жизни онъ относился чутко и осторожно, и первый изъ хозяевъ теоретиковъ понялъ, что хлѣбъ – товаръ и подлежитъ всѣмъ законамъ рынка. Отсюда его дѣйствительно страстное, практическое увлеченіе фосфоритами, на что онъ убилъ всю энергію послѣднихъ годовъ. Удешевить производство хлѣба, усилить его и такимъ путемъ компенсировать паденіе цѣнъ, начавшееся при жизни его, такова задача «фосфоритнаго движенія», созданнаго Энгельгардтомъ въ концѣ его жизни. Этимъ движеніемъ онъ увлекался десять лѣтъ, и здѣсь создалъ нѣчто существенное и положительное, что пережило его, какъ и всякое живое дѣло, выдвинутое жизнью, а не сладкими мечтами сердца.

«Письма изъ деревни» тоже надолго переживутъ автора, какъ художественное произведеніе, рисующее жизнь деревни ярко и правдиво. Изъ народнической литературы, пожалуй, только и останутся они да произведенія Гл. Успенскаго. Оба они, Успенскій и Энгельгардтъ, художники-публицисты, представляющіе блестящій примѣръ раздвоенія личности. Художникъ въ каждомъ изъ нихъ побѣдоносно ниспровергаетъ публициста, хотя послѣдній какъ бы руководитъ первымъ. Публицистъ-Энгельгардтъ шумитъ и съ пѣной у рта доказываетъ, что «дешевъ хлѣбъ – дорогъ трудъ и мужикъ благоденствуетъ». Художникъ, молча и спокойно, рисуетъ такія картины этого «дешеваго благоденствія», что у читателя сердце сжимается отъ презрѣнія и жалости. Публицистъ проповѣдуетъ – «иди и паши», а художникъ изображаетъ идиллію деревенской жизни на уровнѣ зоологическаго существованія. Публицистъ съ насмѣшкой отворачивается отъ «политики»,– «Наполеонъ, Тьеръ, Бисмаркъ, намъ-то до нихъ что за дѣло?» Художникъ даетъ живую иллюстрацію политики,– положеніе деревни во время войны, вызванной этими столь презираемыми Тьерами и Бисмарками.

Этотъ разладъ между наблюденіями художника и выводами публициста составляетъ особливую, чисто русскую черту, свойственную нашимъ лучшимъ писателямъ. При блестящихъ художественныхъ дарованіяхъ, неумѣніе оріентироваться среди явленій и вытекающее отсюда душевное смятеніе, постоянныя уклоненія мысли то вправо, то влѣво, и выводы, подчасъ поразительные по противорѣчіямъ съ тѣмъ, что самъ же художникъ создалъ. Намъ кажется, это зависитъ отъ зачаточнаго состоянія у насъ особаго общественнаго чувства, которое вырабатывается только общественною жизнью. Его можно сравнить съ тѣмъ мышечнымъ чувствомъ, которое на каждомъ шагу намъ помогаетъ, и вполнѣ для насъ нечувствительно, направляетъ и соразмѣряетъ наши движенія при всякой работѣ. Въ общественной жизни, гдѣ сталкивается, какъ въ водоворотѣ, масса самыхъ противоположныхъ интересовъ и явленій, необходимость оріентироваться среди нихъ вырабатываетъ нѣчто подобное этому мышечному чувству, что помогаетъ человѣку выбиться изъ противорѣчій, отвести каждому явленію свое мѣсто и найти надлежащій уголъ зрѣнія. Аристотель опредѣляетъ человѣка, какъ животное «политическое», т. е. общественное, направляющее и руководящее жизнью въ извѣстныхъ предѣлахъ. Повидимому, мы еще не дошли до этой стадіи развитія и пока только хорошіе, иногда – несравненные наблюдатели, но плохіе общественные дѣятели и мыслители. По крайней мѣрѣ, наша художественная литература по богатству и оригинальности не уступитъ никакой другой, а когда наши, иногда величайшіе художники, какъ напр., Гоголь, пускаются въ область мысли, особенно общественной, тутъ начинается нѣчто уму непостижимое.

Такая же участь постигла Энгельгардта, который, сидя въ деревнѣ и изображая ее такъ, какъ никто, могъ, тѣмъ не менѣе, мечтать о колоніяхъ «тонконогихъ» и создавать цѣлыя теоріи мужицкаго царства, не сознавая всей нелѣпости подобной химеры.

Апрѣль 1897 г.
Годы перелома (1895–1906). Сборникъ критическихъ статей.
Книгоиздательство «Міръ Божій», Спб., 1908

Страницы книги >> 1
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации