Текст книги "Но женятся джентльмены на брюнетках"

Глава 13

Муж Дороти опустился окончательно и уплыл с Клодом обратно в Нью-Йорк, где они и следовали по линии наименьшего сопротивления. Дороти же говорит, что наименьшее сопротивление они обнаружили на 45-й улице, где обитали какие-то художники-декораторы.

Все свое свободное время Лестер тратил на то, чтобы попасть на прием к мистеру Абель-су – он хотел выяснить, почему семейство Бринов прекратило выплачивать ему пособие, а ведь он бы мог здорово испортить им жизнь и порассказать многое, что бы свидетельствовало против них. Но мистер Абельс был слишком известным адвокатом и не желал тратить свое время на таких, как Лестер, а Лестер и его приятели во всех общественных местах только и делали, что порочили Бринов, поэтому в конце концов он согласился выслушать Лестера.

Клод умолял Лестера, чтобы тот взял его с собой, потому что мистер Абельс был человеком очень влиятельным, а Клод в глубине души был неутомимым охотником.

Лестер в конце концов сдался и позволил Клоду пойти с ним Когда они пришли в обставленный мебелью красного дерева кабинет мистера Абельса, Клод вел себя донельзя почтительно и уважительно – он считал, что такая тактика обязательно принесет плоды. Им предложили сесть, и Клод заговорил первый:

– Мистер Абельс! Мы счастливы здесь оказаться. Долгими вечерами мы с Лестером сидим дома и зачитываемся вашими речами – для самообразования.

Но тут Лестер довольно грубо его оборвал:

– Ты, ничтожество! Да когда это ты сидишь дома и читаешь?

Клод очень расстроился и сказал.

– Зачем ты так! Ну что про нас подумает мистер Абельс?

Тут они начали выяснять отношения и чуть не разругались Но мистеру Абельсу их перепалка скоро надоела, и он попросил «вернуться к нашим баранам».

Тут снова заговорил Клод, который заявил:

– Нам ничего не нужно, мы просто хотим добиться справедливости.

А Лестер сказал:

– Да заткнись ты!

И выяснилось, что Лестеру как раз нужно десять тысяч долларов, иначе он расскажет эту скандальную историю всем бульварным газетенкам.

Мистер Абельс сказал, что ему нужно посоветоваться со своими клиентами. И когда он с ними посоветовался, Брины ужасно запаниковали Потому что еще со времен Революции они были образцовым семейством, и что бы они ни делали, наружу это никогда не выходило.

Но мистер Абельс им объяснил, что, если они не хотят запятнать честное имя Бринов, они должны дать ему карт-бланш и не жалеть денег. Естественно, при условии, что их не будет волновать судьба мужа Дороти. А они, поскольку чуть не спятили от беспокойства, на это согласились.

Тогда мистер Абельс призвал на помощь своего тайного партнера по имени Джерри, который был видной фигурой бруклинского полусвета. Другими словами, этот Джерри возглавлял банду гангстеров, которые перед лицом закона притворялись бутлегерами, а на самом деле занимались делами посерьезнее, например, убийствами.

Через пару дней Джерри свел знакомство с Клодом и Лестером и пригласил их на вечеринку, которую устраивали на последнем этаже одного многоэтажного дома в Бруклине. В банде Джерри было полным-полно бывших торговцев льдом, которых похолодание климата оставило без работы, и этим торговцам льдом жутко не понравился Клод. Они решили, что в сравнении с ним Лестер намного лучше, и если бы выбор был за ними, они бы оставили в живых именно его. Но Джерри им сказал: «Какого черта! Кто здесь заказывает музыку?» Они вынуждены были признать, что Джерри. Джерри сказал: «Тогда соблюдайте правила. И кого столкнуть – не перепутайте!» Лестер по ходу вечера становился все противнее, так что они на условия согласились.

Часов в пять утра, когда все пребывали в прекраснейшем расположении духа, Джерри зашел в альков и, выглянув из окна, обернулся и позвал Лестера: «Парень, иди-ка сюда. Ты глянь, какой восход роскошный!» Лестер заглянул в альков, но тут он, наверное, поскользнулся, потому что выпал из окна. Суд признал это самоубийством.

Похороны бывшего мужа Дороти были необычные. Клод устроил все в квартире одного авангардиста-декоратора. Оказалось, что у Клода имеется собственная философия вроде «Новой мысли»[7]7
  «Новая мысль» – религиозно-философское течение, возникшее в XIX веке.


[Закрыть], и все было очень-очень красиво.

Народу на похоронах было много, потому что Клод позвал всех своих приятелей и целую ватагу певчих из хора. А еще Клод отыскал где-то удивительную греческую вазу – для праха, всю в обнаженных танцующих юношах. Оказывается, Клод продумал целую церемонию с прахом и этой вазой, красивую и романтичную.

Но сначала Клод произнес прекрасную речь и сказал, что «это» – не что иное, как увлекательное путешествие. А еще Клод сказал, что Лестеру хотелось бы, чтобы все именно так это и восприняли, и надо делать так, как «он» бы этого хотел.

Поэтому никто не рыдал, все держались стойко, а потом Клод достал бутылку какого-то очень редкого старого вина и сказал, что все должны выпить – в память об ушедшем.

Все выпили, а затем следовало спеть, только не поминальные песни, а что-нибудь, что любил «он», например, «Путь далек».

Все спели, а потом выпили еще немного вина. Но вина всем не хватало, поэтому его перелили в кувшин и добавили джина.

Тут Клод опять завел беседу о философии.

Но пока он разглагольствовал, пришел один танцор по имени Осмер с бутылкой абсента, который решили тоже вылить в кувшин и выпить. Абсент выпили, и Клод хотел продолжить свою речь. Но тут некоторым гостям стало казаться, что Клод слишком уж щеголяет своей философией, будто больше ни у кого философии нет Поэтому гости разобиделись и принялись рассказывать каждый про свою, отчего получилась полная неразбериха, потому что кто-то был за «Новую мысль», кто-то за оккультизм, кто-то за кришнаитов. И разговора не получалось.

Тут Клод ненадолго исчез и вернулся, облаченный, как греческий танцор, босой и с повязкой на голове, – он собрался начать церемонию погружения праха в прекрасную вазу, достойную ее содержимого. Он пытался призвать гостей к порядку, но все уже давно занялись своими делами, поэтому Клод сказал довольно иронично: «Что ж, если никто не возражает, продолжим похороны».

Оказалось, что гости все еще обижены на Клода, и один из гостей хлебнул для храбрости и заявил: «Меня от тебя, просто тошнит!»

От такой наглости все притихли. Но Клод взял себя в руки и сказал: «Что ты имеешь в виду? Как это – тошнит?»

Тут этот гость хлебнул еще и выложил ему все, что он на самом деле думал о покойном. Все, кроме Осмера, потеряли дар речи. Оказалось, что Осмер весь вечер ждал такого поворота событий. И он сказал. «Ты совершенно прав. Он был низкий тип, и ничего, кроме презрения, не заслуживает!»

Несколько мгновений Клод просто не верил собственным ушам, а когда наконец обрел дар речи, сказал: «Я это отрицаю!» Вместе с ним это начали отрицать еще несколько человек, и дело приняло опасный оборот.

Но тот, кто заварил всю эту кашу, спросил ехидно: «А как насчет того случая, когда он тебя стукнул щеткой для волос?»

На что Клод ответил: «Это была не щетка для волос, а зеркало. И оно, увы, разбилось».

Но тот не унимался: «А-а, значит, семь лет жди одних несчастий!»

Клоду пришлось признать, что с зеркалом так действительно обращаться нельзя, тем более разбивать его о человека суеверного.

Тут вмешался Осмер и сказал: «А помнишь, как тебе пришлось от него запереться во избежание телесных повреждений? А он еще обложил дверь соломой и поджег?»

А потом еще один подлил масла в огонь и говорит: «А когда он в ресторане Чайлда обзывал тебя последними словами так, что все это слышали?»

Клоду ничего не оставалось, как признать, что так оно и было. Одно неприятное воспоминание влекло за собой другое, и в конце концов эта тема всем надоела, и никто не захотел даже взять себе что-нибудь на память, потому что кому захочется вспоминать такого человека. Тут все ринулись искать эти сувениры, и Клод босой ногой наступил на вазу с прахом. Это оказалось последней каплей, ведь у Клода нервы и так были на пределе. Он заорал: «Да будь он проклят!» – и высыпал пепел в раковину, на чем похороны Лестера и завершились.

Глава 14

Кругосветное путешествие оказалось для Чарли Брина очень познавательным, потому что именно в нем он приобрел обширные знания о саке, мескале, водке и гаоляне. Но в конце концов напитки всех стран и народов стали на нем сказываться, и он оказался в больнице в Шанхае. Но даже во время лечения от белой горячки, когда всем другим мерещатся всякие экзотические животные, Чарли мерещилась Дороти. И сопровождающий сообщал матери Чарли очень неутешительные новости.

Но Чарли с сопровождающим добрались наконец до Сан-Франциско, и миссис Брин отправилась в Калифорнию их встречать, все-таки лелея надежду, что Чарли излечился. Собственно говоря, белая горячка ее мало пугала, она опасалась только Дороти. Потому что она как-никак была матерью и испытывала материнскую любовь, а если бы ее единственный сын женился на девушке по своему выбору, он вполне мог бы на веки вечные оказаться за пределами их круга.

Когда миссис Брин услышала от своего агента всю правду, она чуть не обезумела от отчаяния, потому что Дороти уже вернулась в Нью-Йорк и была вольна выходить замуж за кого угодно. Вечером она позвонила из отеля «Святой Франциск» в Нью-Йорк мистеру Абельсу и велела ему непременно сделать что-нибудь с Дороти, пока Чарли туда не приехал.

Мистер Абельс позвонил еще одному тайному партнеру, специалисту по критическим ситуациям, и передал дело в его руки. Этот партнер решил, что лучше всего будет подбросить Дороти в сумочку наркотики, тогда полиция за их хранение Дороти арестует. И это докажет Чарли Брину, что на роль матери своих детей он выбрал совершенно неподходящую особу. Одна дама-сыщик подложила наркотики в сумочку Дороти в дамской комнате клуба «Довер», и все прошло по плану.

Полицейские отвели Дороти в участок, где ей пришлось сидеть в камере с девушками с улицы, а рядом с Дороти сидела цветная. Звали ее Лулу, и она была очень дружелюбно настроена. Она сказала Дороти: «Привет, лапуля!», и Дороти ответила: «Привет!» А Лулу спросила: «Тебя за что сцапали?»

Дороти с трудом сдерживала слезы, но боялась показаться невежливой. Кроме того, ей совершенно не хотелось рассказывать Лулу, что она невиновна, потому что сама Лулу с виду была вполне виновная, поэтому Дороти сказала: «Да, видать, за то же, за что тебя». А Лулу говорит: «А, значит, тоже мужиков цепляла…» И тут Лулу задумалась, а потом сказала Дороти: «Ну чего они добиваются? Не прекратят же они это!» Лулу решила, что полиция слишком уж старается.

Я всегда говорила, правда, шутя, что Дороти докатится до тюрьмы, но когда так и случилось, я ушам своим не поверила Представьте себе, какой это шок для матери семейства, когда ей в четыре часа утра в клубе «Лидо» сообщают, что ее лучшая подруга сидит в участке. Мы с Генри, естественно, сразу же туда поехали. Но когда мы добрались до участка, там уже не было ни одного полицейского, занятого своей непосредственной работой. Дороти ведь из тех девушек, которые пользуются огромной популярностью у полиции, поэтому за преступниками никто не следил, и все из-за нее.

Дороти привели в какой-то кабинетик, чтобы мы могли с ней побеседовать. У нее из глаз ручьем текли слезы, но она старалась держаться, и улыбки, которыми она всех одаривала, топили лед в душах властей. Никогда не забуду, как Дороти взглянула на меня сквозь слезы и сказала: «Ну что ж, Лорелея, не могли же мы рассчитывать, что никогда сюда не попадем…»

Первым делом Генри послал за Дадли Филдом Мэлоуном, одним из самых знаменитых адвокатов, специализирующимся на защите угнетенных. Он приехал в участок, выслушал историю Дороти, и кровь закипела в его жилах. Потому что он просто обожает привлекать к ответственности богатеньких, которые считают, что им закон не писан. Он сложил два и два и решил, что семейство Бринов наделало столько делов, что их всех можно засадить в тюрьму на сто девяносто лет без права на помилование.

Так что мистер Мэлоун отправился к Бринам, побеседовал с ними, и Дороти не только немедленно выпустили, но положили ей пятьсот долларов ежемесячно и пожизненно в возмещение морального ущерба.

На следующий день из своих странствий возвратился Чарли. Встреча Дороти и Чарли Брина была одной их самых трогательных сцен, которые имели место в ресторане «Колони». Мы с Генри и Дороти там сидели и ели изумительный суп, а потом вдруг увидели Чарли. Больно было смотреть на то, что кругосветное путешествие и заморские напитки сделали с его внешностью.

Он, весь трясясь, подошел к нашему столику и, взглянув на Дороти, так разволновался, что чуть не лишился чувств. Меня всегда так умиляет, когда джентльмены лишаются чувств, что я даже всплакнула. А Дороти просто сказала:

– Привет, Чарли! Как же ты кошмарно выглядишь!

Нет, Дороти никогда не научится вести светскую беседу.

Ну вот, Чарли сел к нам за столик, и мы продолжили ужин. А когда он услышал, чтб его семейство хотело повесить на Дороти, он чуть было не превратился в неблагодарного сына. И на следующий день он собрал всех своих родственников, сказал им в лицо несколько суровых истин и лишил себя наследства.

А потом Чарли пришлось идти к Дороти и говорить, что у него за душой нет ни гроша. И впервые за все это время у Дороти проснулся к Чарли интерес.

Я провела с Чарли беседу и посоветовала ему идти еще дальше – взять у нее денег взаймы. Тогда он занял у Дороти пятьсот долларов, чтобы начать новую жизнь и торговать автомобилями. Тут уж Дороти совсем заинтересовалась.

Оказалось, что, выйдя на работу, Чарли решил бросить пить. А когда он бросил пить, то перестал стесняться, потому что теперь ему не за что было извиняться. Хуже того, он стал настоящим занудой, потому что всем подряд рассказывал о том, какая вредная привычка это пьянство, а он сам теперь и капли в рот не берет. А когда Чарли начал себя расхваливать, Дороти потихоньку стала терять голову.

Но решающим было то, что вместо того, чтобы говорить Дороти комплименты вроде «Какая же ты замечательная!», Чарли смотрел на Дороти трезвым взглядом и, увидев ее наконец в истинном свете, начинал ворчать: «Пойди умойся! Сколько же на тебе косметики!» Тогда Дороти влюбилась окончательно.

Я сказала Дороти, что, учитывая все обстоятельства, церемонию следует провести в кабинете какого-нибудь мирового судьи, и тогда отсутствия на ней родственников жениха никто не заметит. Но Дороти, как ни странно, вдруг стала очень приличной и хотела пышного венчания в церкви. Выяснилось, что она даже вызвала из Модесто своего отца, чтобы он, как отцу и положено, передал ее с рук на руки жениху. Я сказала Дороти, что она сильно рискует, потому что ее отец мало знаком с этикетом и умеет разве что прыгать с крыш на ярмарках. В общем, я очень разволновалась. Но Дороти было не удержать, она даже заказала у «Картье» приглашения и разослала их не только семьям из «Светского альманаха», но и всем подружкам из «Шалуний».

Все подружки Дороти и светская молодежь приняли приглашение, а старшее поколение отказалось. Единственным исключением была леди Вандервент – она во всем умеет найти положительный момент. К тому же она не знала, кого именно Чарли берет в жены, потому что читала только «Крисчен Сайенс Монитор»[8]8
  Ежедневная газета, финансируемая религиозной организацией «Христианская наука».


[Закрыть] и представления не имела о том, сколько в мире зла.

За день до бракосочетания мы с Дороти пошли на вокзал Гранд-сентрал встречать отца Дороти. С поезда он сошел с четырьмя огромными чемоданами, каждый из которых могли поднять только два носильщика вместе, потому что они были битком набиты спиртным с тихоокеанского побережья. Оказалось, что оно его собственного изготовления, и в Нью-Йорк он привез такое количество не потому, что пьет только его, а потому, что гордится своими достижениями. Однако я сказала Дороти, что такого рода достижения для участия в церемонии бракосочетания не пригодятся.

Впрочем, как выяснилось, мысль пригласить мистера Шоу на свадьбу была очень удачной. Потому что у него имелся огромный опыт и он отлично умел помогать дамам спускаться по лестнице. Дороти в руки жениха он передавал с таким изяществом, какое нынче редко встретишь.

После венчания был свадебный прием, который устроили у меня. И я не могу не отметить, как достойно вели, себя некоторые из нас. Например, все девушки из «Шалуний» были просто потрясены торжественностью момента. И даже мистер Шоу, который пил довольно много, вел себя весьма галантно. Чего я не могу сказать о светских знакомых Чтобы подать им пример, я отказалась от шампанского. А они стали пить в таких количествах, что в конце концов ко мне подошла миссис Вандервент и сказала, что, к сожалению, больше здесь находиться не может. Но она очень извинялась за поведение своих знакомых и препоручила нам с Дороти поддерживать устои. А еще она сказала, что очень хотела бы, чтобы домой ее проводил очаровательный мистер Шоу.

Я велела Дороти предупредить своего отца, чтобы он не переборщил с галантностью, и Дороти, отведя его в сторонку, сказала прямо: «Пап, если ты по дороге попробуешь пристать к леди Вандервент, завтра же утром я тебя первым поездом отправлю домой».

Но на следующий день лакей миссис Вандервент сказал моему шоферу, а тот передал горничной, что отец Дороти «приставал» к миссис Вандервент в кабриолете, и она была этим очень довольна.

Так что все сложилось как нельзя лучше. В последний раз я видела Дороти, когда Чарли, будучи совершенно трезв, садился с ней в поезд до Атлантик-Сити. Дороти вела себя на удивление прилично, я бы сказала, даже с некоторым благородством.

А мы с леди Вандервент стали практически неразлучны, потому что, как выяснилось, у нас с ней очень на многое совпадают взгляды. Я очень надеюсь, что окажусь следующей, кто попадет в «Светский альманах», потому что когда кого-нибудь из него исключают, то другой занимает его место. Хорошо бы это была я!

А когда я туда попаду, я постараюсь включить в него и Дороти, потому что мы ведь через столько всего прошли вместе. И уж если мне удастся включить Дороти в «Светский альманах», я поверю в то, что этот мир не так уж плохо устроен даже для таких девушек, как Дороти.