Текст книги "Серебряный век (сборник)"

Белладонна

 
Счастье души утомленной —
      Только в одном:
Быть как цветок полусонный
В блеске и шуме дневном,
Внутренним светом светиться,
Все позабыть и забыться,
Тихо, но жадно упиться
      Тающим сном.
 
 
Счастье ночной белладонны —
      Лаской убить.
Взоры ее полусонны,
Любо ей день позабыть,
Светом луны расцвечаться,
Сердцем с луною встречаться,
Тихо под ветром качаться,
      В смерти любить.
 
 
Друг мой, мы оба устали.
      Радость моя!
Радости нет без печали.
Между цветами – змея.
Кто же с душой утомленной
Вспыхнет мечтой полусонной,
Кто расцветет белладонной —
      Ты или я?
 

1898

Безглагольность

 
Есть в русской природе усталая нежность,
Безмолвная боль затаенной печали,
Безвыходность горя, безгласность, безбрежность,
Холодная высь, уходящие дали.
 
 
Приди на рассвете на склон косогора, —
Над зябкой рекою дымится прохлада,
Чернеет громада застывшего бора,
И сердцу так больно, и сердце не радо.
 
 
Недвижный камыш. Не трепещет осока.
Глубокая тишь. Безглагольность покоя.
Луга убегают далеко-далеко.
Во всем утомленье – глухое, немое.
 
 
Войди на закате, как в свежие волны,
В прохладную глушь деревенского сада, —
Деревья так сумрачно-странно-безмолвны,
И сердцу так грустно, и сердце не радо.
 
 
Как будто душа о желанном просила,
И сделали ей незаслуженно больно.
И сердце просила, но сердце заныло,
И плачет, и плачет, и плачет невольно.
 

1900

«Я – изысканность русской медлительной речи…»

 
Я – изысканность русской медлительной речи,
Предо мною другие поэты – предтечи,
Я впервые открыл в этой речи уклоны,
Перепевные, гневные, нежные звоны.
     Я – внезапный излом,
     Я – играющий гром,
     Я – прозрачный ручей,
     Я – для всех и ничей.
 
 
Переплеск многопенный, разорванно-слитный,
Самоцветные камни земли самобытной,
Переклички лесные зеленого мая —
Все пойму, все возьму, у других отнимая.
     Вечно юный, как сон,
     Сильный тем, что влюблен
     И в себя и в других,
     Я – изысканный стих.
 

1901

«Будем как Солнце! Забудем о том…»

 
Будем как Солнце! Забудем о том,
Кто нас ведет по пути золотому,
Будем лишь помнить, что вечно к иному,
К новому, к сильному, к доброму, к злому,
Ярко стремимся мы в сне золотом.
Будем молиться всегда неземному,
В нашем хотеньи земном!
Будем, как Солнце всегда молодое,
Нежно ласкать огневые цветы,
Воздух прозрачный и все золотое.
Счастлив ты? Будь же счастливее вдвое,
Будь воплощеньем внезапной мечты!
Только не медлить в недвижном покое,
Дальше, еще, до заветной черты,
Дальше, нас манит число роковое
В Вечность, где новые вспыхнут цветы.
Будем как Солнце, оно – молодое.
В этом завет красоты!
 

1902

«Я не знаю мудрости, годной для других…»

 
Я не знаю мудрости, годной для других,
Только мимолетности я влагаю в стих.
В каждой мимолетности вижу я миры,
Полные изменчивой радужной игры.
 
 
Не кляните, мудрые. Что вам до меня?
Я ведь только облачко, полное огня.
Я ведь только облачко. Видите: плыву.
И зову мечтателей… Вас я не зову!
 

1902

Соперники

 
Мы можем идти по широким равнинам,
Идти, не встречаясь в пути никогда.
И каждый пребудет, один, властелином, —
Пока не взойдет роковая звезда.
 
 
Мы можем бросать беспокойные тени,
Их месяц вытягивать будет в длину.
В одном восхожденьи мы будем ступени,
И равны, – пока не полюбим одну.
 
 
Тогда мы солжем, но себе не поможем,
Тогда мы забудем о Боге своем.
Мы можем, мы можем, мы многое можем.
Но только – мой равный! – пока мы вдвоем.
 

«Я ненавижу человечество…»

 
Я ненавижу человечество,
Я от него бегу спеша.
Мое единое отечество —
Моя пустынная душа.
 
 
С людьми скучаю до чрезмерности,
Одно и то же вижу в них.
Желаю случая, неверности,
Влюблен в движение и в стих.
 
 
О, как люблю, люблю случайности,
Внезапно взятый поцелуй,
И весь восторг – до сладкой крайности,
И стих, в котором пенье струй.
 

Завет бытия

 
Я спросил у свободного ветра,
Что мне сделать, чтоб быть молодым.
Мне ответил играющий ветер:
«Будь воздушным, как ветер, как дым!»
 
 
Я спросил у могучего моря,
В чем великий завет бытия.
Мне ответило звучное море:
«Будь всегда полнозвучным, как я!»
 
 
Я спросил у высокого солнца,
Как мне вспыхнуть светлее зари.
Ничего не ответило солнце,
Но душа услыхала: «Гори!»
 

Снежинка

 
Светло-пушистая,
Снежинка белая,
Какая чистая,
Какая смелая!
 
 
Дорогой бурною
Легко проносится,
Не в высь лазурную,
На землю просится.
 
 
Лазурь чудесную
Она покинула,
Себя в безвестную
Страну низринула.
 
 
В лучах блистающих
Скользит, умелая,
Средь хлопьев тающих
Сохранно-белая.
 
 
Под ветром веющим
Дрожит, взметается,
На нем, лелеющем,
Светло качается.
 
 
Его качелями
Она утешена,
С его метелями
Крутится бешено.
 
 
Но вот кончается
Дорога дальная,
Земли касается
Звезда кристальная.
 
 
Лежит пушистая,
Снежинка смелая.
Какая чистая,
Какая белая!
 

1903

В зареве зорь

 
С сердцем ли споришь ты? Милая! Милая!
      С тем, что певуче и нежно, не спорь.
Сердце я. Греза я. Воля я. Сила я.
      Вместе оденемся в зарево зорь.
Вместе мы встретили светы начальные,
      Вместе оденемся в черный покров.
Но не печальные – будем зеркальные
      В зареве зорном мерцающих снов.
 

1910

Умей творить

 
Умей творить из самых малых крох.
Иначе для чего же ты кудесник?
Среди людей ты божества наместник,
Так помни, чтоб в словах твоих был бог.
 
 
В лугах расцвел кустом чертополох,
Он жесток, но в лиловом он – прелестник.
Один толкачик – знойных суток вестник.
Судьба в один вместиться может вздох.
 
 
Маэстро итальянских колдований
Приказывал своим ученикам
Провидеть полный пышной славы храм
 
 
В обломках камней и в обрывках тканей.
Умей хотеть – и силою желаний
Господень дух промчится по струнам.
 

1916

В синем храме

 
И снова осень с чарой листьев ржавых,
Румяных, алых, желтых, золотых,
Немая синь озер, их вод густых,
Проворный свист и взлет синиц в дубравах.
 
 
Верблюжьи груды облак величавых,
Увядшая лазурь небес литых,
Весь кругоем, размерность черт крутых,
Взнесенный свод, ночами в звездных славах.
 
 
Кто грезой изумрудно-голубой
Упился в летний час, тоскует ночью.
Все прошлое встает пред ним воочью.
 
 
В потоке Млечном тихий бьет прибой.
И стыну я, припавши к средоточью,
Чрез мглу разлук, любимая, с тобой.
 

1 октября 1920, Париж

Александр Александрович Блок
(1880–1921)
Поэт, драматург, писатель, публицист, литературный критик, один из крупнейших представителей русского символизма

«Боже, как жизнь молодая ужасна…»

 
Боже, как жизнь молодая ужасна,
Как упоительно дышит она,
Сколько в ней счастья и горя напрасно
Борются в страшных конвульсиях сна!
Смерти зовешь и бессильной рукою
Тщетно пытаешься жизнь перервать,
Тщетно желаешь покончить с собою,
Смерти искать, желаний искать…
Пусть же скорее мгла темной ночи
Скроет желанья, дела и разврат,
О, как горят прекрасные очи, —
Смерти не рад, жизни не рад.
Страшную жизнь забудем, подруга,
Грудь твою страстно колышет любовь,
О, успокойся в объятиях друга,
Страсть разжигает холодную кровь.
Наши уста в поцелуях сольются,
Буду дышать поцелуем твоим,
Боже, как скоро часы пронесутся…
Боже, какою я страстью томим!..
 

Февраль-март 1898

«В моей душе больной и молчаливой…»

 
В моей душе больной и молчаливой
Сложилась песня чудная одна,
Она не блещет музыкой красивой,
Она туманна, сумрачна, бледна.
В ней нет напева, звук ее нестройный
Не может смертный голос передать,
Она полна печали беспокойной…
Ее начало трудно рассказать…
Она одна сложилась из созвучий
Туманной юности и страждущей любви,
Ее напев чарующий, певучий
Зажег огни в бледнеющей крови.
И счастлив и несчастен бесконечно
Тот смертный, чью она волнует кровь,
Он вечно страждет, радуется вечно,
Как человек, как гений, как любовь!..
 

20 августа 1898

«Без веры в бога, без участья…»

 
Без веры в бога, без участья,
В скитаньи пошлом гибну я,
О, дай, любовь моя, мне счастья,
Спокойной веры бытия!
 
 
Какая боль, какая мука,
Мне в сердце бросили огня!
Подай спасительную руку,
Спаси от пламени меня!
 
 
О, нет! Молить Тебя не стану!
Еще, еще огня бросай,
О, растравляй живую рану
И только слез мне не давай!
 
 
Зачем нам плакать? Лучше вечно
Страдать и вечный жар любви
Нести в страданьи бесконечном,
Но с страстным трепетом в крови!
 

3 ноября 1898

«В болезни сердца мыслю о Тебе…»

 
В болезни сердца мыслю о Тебе:
Ты близ меня проходишь в сновиденьях,
Но я покорен року и судьбе,
Не смея высказать горячие моленья.
 
 
О, неужели утро жизни вешней
Когда-нибудь взойдет в душе моей?
Могу ли думать я о радости нездешней
Щедрот Твоих и благости Твоей?
 
 
Надежды нет: вокруг и ветер бурный,
И ночь, и гребни волн, и дым небесных туч
Разгонят всё, и образ Твой лазурный
Затмят, как всё, как яркий солнца луч…
 
 
Но, если туча с молнией и громом
Пройдет, закрыв Тебя от взора моего,
Всё буду я страдать и мыслить о знакомом,
Желанном образе полудня Твоего.
 

7 декабря 1898

«Все настоящее ничтожно…»

 
Всё настоящее ничтожно,
Серо, как этот серый день,
И сердцу рваться невозможно
Схватить мелькающую тень.
 
 
А тени будущего горя
Блуждают вкруг меня, виясь,
И жизнь вокруг кипит, как море,
Из берегов своих стремясь.
 
 
Всё настоящее ничтожно,
Сулит мне Зло грядущий день,
И я стремлюсь, когда возможно,
Ловить воспоминаний Тень.
 
 
Воспоминанья жизни прежней,
Где вся душа моя цвела,
Где всё немее, безнадежней
Встает грядущий призрак Зла!
 

26 января 1899

«Когда мы любим безотчетно…»

 
Когда мы любим безотчетно,
Черты нам милого лица,
Все недостатки мимолетны,
Его красотам нет конца.
 

10 февраля 1899

Молодость

 
Воспоминанье жизни сонной
Меня влечет под сень аллей,
Где ночи сумрак благовонный
Тревожит милый соловей…
 
 
Туда, где мы молились жарко,
Где милый профиль, серых глаз
Зарница, вспыхивая ярко,
Мне выдавала всякий раз…
 
 
Туда, где мы, в года былые,
Любили песни напевать
И эти песни молодые
Ночному небу поверять…
 
 
И нас тогда во мрак манило
Затем, что где-то в небесах
И на земле безмолвной жило
Блаженство в звездах и цветах,
 
 
А каждой вспыхнувшей зарнице
Могли про тайны говорить
И эти тайны – небылицы —
Самим подслушать… и любить!
 

8 мая 1899

«Белой ночью месяц красный…»

 
Белой ночью месяц красный
Выплывает в синеве.
Бродит призрачно-прекрасный,
Отражается в Неве.
 
 
Мне провидится и снится
Исполненье тайных дум.
В вас ли доброе таится,
Красный месяц, тихий шум?..
 

22 мая 1901

«Предчувствую Тебя. Года проходят мимо…»

 
И тяжкий сон житейского сознанья
Ты отряхнешь, тоскуя и любя.
 

Вл. Соловьев

 
Предчувствую Тебя. Года проходят мимо —
Всё в облике одном предчувствую Тебя.
Весь горизонт в огне – и ясен нестерпимо,
И молча жду, – тоскуя и любя.
 
 
Весь горизонт в огне, и близко появленье,
Но страшно мне: изменишь облик Ты,
И дерзкое возбудишь подозренье,
Сменив в конце привычные черты.
 
 
О, как паду – и горестно, и низко,
Не одолев смертельные мечты!
Как ясен горизонт! И лучезарность близко.
Но страшно мне: изменишь облик Ты.
 

4 июня 1901

«Бегут неверные дневные тени…»

С. Соловьеву

 
Бегут неверные дневные тени.
Высок и внятен колокольный зов.
Озарены церковные ступени,
Их камень жив – и ждет твоих шагов.
 
 
Ты здесь пройдешь, холодный камень тронешь,
Одетый страшной святостью веков,
И, может быть, цветок весны уронишь
Здесь, в этой мгле, у строгих образов.
 
 
Растут невнятно розовые тени,
Высок и внятен колокольный зов,
Ложится мгла на старые ступени…
Я озарен – я жду твоих шагов.
 

4 января 1902

«Мы встречались с тобой на закате…»

 
Мы встречались с тобой на закате,
Ты веслом рассекала залив.
Я любил твое белое платье,
Утонченность мечты разлюбив.
 
 
Были странны безмолвные встречи.
Впереди – на песчаной косе
Загорались вечерние свечи.
Кто-то думал о бледной красе.
 
 
Приближений, сближений, сгораний
Не приемлет лазурная тишь…
Мы встречались в вечернем тумане,
Где у берега рябь и камыш.
 
 
Ни тоски, ни любви, ни обиды,
Всё померкло, прошло, отошло…
Белый стан, голоса панихиды
И твое золотое весло.
 

13 мая 1902

«Без Меня б твои сны улетали…»

 
Без Меня б твои сны улетали
В безжеланно-туманную высь,
Ты воспомни вечерние дали,
В тихий терем, дитя, постучись.
 
 
Я живу над зубчатой землею,
Вечерею в Моем терему.
Приходи, Я тебя успокою,
Милый, милый, тебя обниму.
 
 
Отошла Я в снега без возврата,
Но, холодные вихри крутя,
На черте огневого заката
Начертала Я Имя, дитя…
 

Август 1902

«Был вечер поздний и багровый…»

 
Был вечер поздний и багровый,
Звезда-предвестница взошла.
Над бездной плакал голос новый —
Младенца Дева родила.
 
 
На голос тонкий и протяжный,
Как долгий визг веретена,
Пошли в смятеньи старец важный,
И царь, и отрок, и жена.
 
 
И было знаменье и чудо:
В невозмутимой тишине
Среди толпы возник Иуда
В холодной маске, на коне.
 
 
Владыки, полные заботы,
Послали весть во все концы,
И на губах Искариота
Улыбку видели гонцы.
 

19 апреля – 28 сентября 1902

«Вхожу я в темные храмы…»

 
Вхожу я в темные храмы,
Совершаю бедный обряд.
Там жду я Прекрасной Дамы
В мерцаньи красных лампад.
 
 
В тени у высокой колонны
Дрожу от скрипа дверей.
А в лицо мне глядит, озаренный,
Только образ, лишь сон о Ней.
 
 
О, я привык к этим ризам
Величавой Вечной Жены!
Высоко бегут по карнизам
Улыбки, сказки и сны.
 
 
О, Святая, как ласковы свечи,
Как отрадны Твои черты!
Мне не слышны ни вздохи, ни речи,
Но я верю: Милая – Ты.
 

25 октября 1902

«Мне страшно с Тобой встречаться…»

 
Мне страшно с Тобой встречаться.
Страшнее Тебя не встречать.
Я стал всему удивляться,
На всем уловил печать.
 
 
По улице ходят тени,
Не пойму – живут, или спят.
Прильнув к церковной ступени,
Боюсь оглянуться назад.
 
 
Кладут мне на плечи руки,
Но я не помню имен.
В ушах раздаются звуки
Недавних больших похорон.
 
 
А хмурое небо низко —
Покрыло и самый храм.
Я знаю: Ты здесь. Ты близко.
Тебя здесь нет. Ты – там.
 

5 ноября 1902

Незнакомка

 
По вечерам над ресторанами
Горячий воздух дик и глух,
И правит окриками пьяными
Весенний и тлетворный дух.
 
 
Вдали, над пылью переулочной,
Над скукой загородных дач,
Чуть золотится крендель булочной,
И раздается детский плач.
 
 
И каждый вечер, за шлагбаумами,
Заламывая котелки,
Среди канав гуляют с дамами
Испытанные остряки.
 
 
Над озером скрипят уключины,
И раздается женский визг,
А в небе, ко всему приученный,
Бессмысленно кривится диск.
 
 
И каждый вечер друг единственный
В моем стакане отражен
И влагой терпкой и таинственной,
Как я, смирен и оглушен.
 
 
А рядом у соседних столиков
Лакеи сонные торчат,
И пьяницы с глазами кроликов
«In vino veritas!»[2]2
  «Истина в вине!» (лат.).


[Закрыть] кричат.
 
 
И каждый вечер, в час назначенный,
(Иль это только снится мне?)
Девичий стан, шелками схваченный,
В туманном движется окне.
 
 
И медленно, пройдя меж пьяными,
Всегда без спутников, одна,
Дыша духами и туманами,
Она садится у окна.
 
 
И веют древними поверьями
Ее упругие шелка,
И шляпа с траурными перьями,
И в кольцах узкая рука.
 
 
И странной близостью закованный,
Смотрю за темную вуаль,
И вижу берег очарованный
И очарованную даль.
 
 
Глухие тайны мне поручены,
Мне чье-то солнце вручено,
И все души моей излучины
Пронзило терпкое вино.
 
 
И перья страуса склоненные
В моем качаются мозгу,
И очи синие бездонные
Цветут на дальнем берегу.
 
 
В моей душе лежит сокровище,
И ключ поручен только мне!
Ты право, пьяное чудовище!
Я знаю: истина в вине.
 

24 апреля 1906

Россия

 
Опять, как в годы золотые,
Три стертых треплются шлеи,
И вязнут спицы росписные
В расхлябанные колеи…
Россия, нищая Россия,
Мне избы серые твои,
Твои мне песни ветровые —
Как слезы первые любви!
Тебя жалеть я не умею
И крест свой бережно несу…
Какому хочешь чародею
Отдай разбойную красу!
Пускай заманит и обманет, —
Не пропадешь, не сгинешь ты,
И лишь забота затуманит
Твои прекрасные черты…
Ну что ж? Одной заботой боле —
Одной слезой река шумней,
А ты все та же – лес, да поле,
Да плат узорный до бровей…
И невозможное возможно,
Дорога долгая легка,
Когда блеснет в дали дорожной
Мгновенный взор из-под платка,
Когда звенит тоской острожной
Глухая песня ямщика!..
 

1908

«Ночь, улица, фонарь, аптека…»

 
Ночь, улица, фонарь, аптека,
Бессмысленный и тусклый свет.
Живи еще хоть четверть века —
Всё будет так. Исхода нет.
 
 
Умрешь – начнешь опять сначала
И повторится всё, как встарь:
Ночь, ледяная рябь канала,
Аптека, улица, фонарь.
 

10 октября 1912

Скифы

 
Панмонголизм! Хоть имя дико,
Но мне ласкает слух оно.
 

Владимир Соловьев

 
Мильоны – вас. Нас – тьмы, и тьмы, и тьмы.
        Попробуйте, сразитесь с нами!
Да, скифы – мы! Да, азиаты – мы,
        С раскосыми и жадными очами!
 
 
Для вас – века, для нас – единый час.
        Мы, как послушные холопы,
Держали щит меж двух враждебных рас
        Монголов и Европы!
 
 
Века, века ваш старый горн ковал
        И заглушал грома` лавины,
И дикой сказкой был для вас провал
        И Лиссабона, и Мессины!
 
 
Вы сотни лет глядели на Восток,
        Копя и плавя наши перлы,
И вы, глумясь, считали только срок,
        Когда наставить пушек жерла!
 
 
Вот – срок настал. Крылами бьет беда,
        И каждый день обиды множит,
И день придет – не будет и следа
        От ваших Пестумов, быть может!
 
 
О старый мир! Пока ты не погиб,
        Пока томишься мукой сладкой,
Остановись, премудрый, как Эдип,
        Пред Сфинксом с древнею загадкой!
 
 
Россия – Сфинкс! Ликуя и скорбя,
        И обливаясь черной кровью,
Она глядит, глядит, глядит в тебя
        И с ненавистью, и с любовью!..
 
 
Да, так любить, как любит наша кровь,
        Никто из вас давно не любит!
Забыли вы, что в мире есть любовь,
        Которая и жжет, и губит!
 
 
Мы любим всё – и жар холодных числ,
        И дар божественных видений,
Нам внятно всё – и острый галльский смысл,
        И сумрачный германский гений…
 
 
Мы помним всё – парижских улиц ад,
        И венецьянские прохлады,
Лимонных рощ далекий аромат,
        И Кельна дымные громады…
Мы любим плоть – и вкус ее, и цвет,
        И душный, смертный плоти запах…
Виновны ль мы, коль хрустнет ваш скелет
        В тяжелых, нежных наших лапах?
 
 
Привыкли мы, хватая под уздцы
        Играющих коней ретивых,
Ломать коням тяжелые крестцы
        И усмирять рабынь строптивых…
 
 
Придите к нам! От ужасов войны
        Придите в мирные объятья!
Пока не поздно – старый меч в ножны,
        Товарищи! Мы станем – братья!
 
 
А если нет – нам нечего терять,
        И нам доступно вероломство!
Века, века – вас будет проклинать
        Больное позднее потомство!
 
 
Мы широко по дебрям и лесам
        Перед Европою пригожей
Расступимся! Мы обернемся к вам
        Своею азиатской рожей!
 
 
Идите все, идите на Урал!
        Мы очищаем место бою
Стальных машин, где дышит интеграл,
        С монгольской дикою ордою!
Но сами мы – отныне вам не щит,
        Отныне в бой не вступим сами,
Мы поглядим, как смертный бой кипит,
        Своими узкими глазами.
 
 
Не сдвинемся, когда свирепый гунн
        В карманах трупов будет шарить,
Жечь города, и в церковь гнать табун,
        И мясо белых братьев жарить!..
 
 
В последний раз – опомнись, старый мир!
        На братский пир труда и мира,
В последний раз на светлый братский пир
        Сзывает варварская лира!
 

30 января 1918

Андрей Белый (Борис Николаевич Бугаев)
(1880–1934)
Поэт, писатель, критик

Один

Посвящается Сергею Львовичу Кобылинскому

 
Окна запотели.
На дворе луна.
И стоишь без цели
у окна.
 
 
Ветер. Никнет, споря,
ряд седых берез.
Много было горя…
Много слез…
 
 
И встает невольно
скучный ряд годин.
Сердцу больно, больно…
Я один.
 

Декабрь 1900

Любовь

 
Был тихий час. У ног шумел прибой.
Ты улыбнулась, молвив на прощанье:
«Мы встретимся… До нового свиданья…»
То был обман. И знали мы с тобой,
 
 
что навсегда в тот вечер мы прощались.
Пунцовым пламенем зарделись небеса.
На корабле надулись паруса.
Над морем крики чаек раздавались.
 
 
Я вдаль смотрел, щемящей грусти полн.
Мелькал корабль, с зарею уплывавший
средь нежных, изумрудно-пенных волн,
как лебедь белый, крылья распластавший.
 
 
И вот его в безбрежность унесло.
На фоне неба бледно-золотистом
вдруг облако туманное взошло
и запылало ярким аметистом.
 

1901–1902

Солнце

Автору «Будем как Солнце»

 
Солнцем сердце зажжено.
Солнце – к вечному стремительность.
Солнце – вечное окно
в золотую ослепительность.
 
 
Роза в золоте кудрей.
Роза нежно колыхается.
В розах золото лучей
красным жаром разливается.
 
 
В сердце бедном много зла
сожжено и перемолото.
Наши души – зеркала,
отражающие золото.
 

1903

К ней

 
Травы одеты
Перлами.
Где-то приветы
Грустные
Слышу, – приветы
Милые…
 
 
Милая, где ты, —
Милая?..
 
 
Вечера светы
Ясные, —
Вечера светы
Красные…
Руки воздеты:
Жду тебя…
 
 
Милая, где ты, —
Милая?
 
 
Руки воздеты:
Жду тебя
В струях Леты,
Смытую
Бледными Леты
Струями…
 
 
Милая, где ты, —
Милая?
 

Апрель 1908

Отчаянье

З. Н. Гиппиус

 
Довольно: не жди, не надейся —
Рассейся, мой бедный народ!
В пространство пади и разбейся
За годом мучительный год!
 
 
Века нищеты и безволья.
Позволь же, о родина-мать,
В сырое, в пустое раздолье,
В раздолье твое прорыдать —
 
 
Туда, на равнине горбатой, —
Где стая зеленых дубов
Волнуется купой подъятой,
В косматый свинец облаков,
 
 
Где по полю Оторопь рыщет,
Восстав сухоруким кустом,
И ветер пронзительно свищет
Ветвистым своим лоскутом,
 
 
Где в душу мне смотрят из ночи,
Поднявшись над сетью бугров,
Жестокие, желтые очи
Безумных твоих кабаков, —
 
 
Туда, – где смертей и болезней
Лихая прошла колея, —
Исчезни в пространство, исчезни,
Россия, Россия моя!
 

Июль 1908

Из окна вагона

Эллису

 
Поезд плачется. В дали родные
Телеграфная тянется сеть.
Пролетают поля росяные.
Пролетаю в поля: умереть.
 
 
Пролетаю: так пусто, так голо…
Пролетают – вон там и вон здесь —
Пролетают – за селами села,
Пролетает – за весями весь; —
 
 
И кабак, и погост, и ребенок,
Засыпающий там у грудей: —
Там – убогие стаи избенок,
Там – убогие стаи людей.
 
 
Мать Россия! Тебе мои песни, —
О немая, суровая мать! —
Здесь и глуше мне дай, и безвестней
Непутевую жизнь отрыдать.
 
 
Поезд плачется. Дали родные.
Телеграфная тянется сеть —
Там – в пространства твои ледяные
С буреломом осенним гудеть.
 

Август 1908