Текст книги "Москва… Как много в этом звуке…"

Москва… как много в этом звуке…
Русские поэты о Москве

© Ахматова А.А., насл., 2023

© Пастернак Б.Л., насл., 2023

© Заболотский Н.А., насл., 2023

© Токмакова И.П., насл., 2023

© ООО «Издательство АСТ», 2023

Василий Иванович Майков
(1728–1778)

Освобожденная Москва
Неоконченная поэма

 
Пою оружие и мощь российской длани
Во время внутрь ее горящей страшной
брани.
О муза, ты мою мне лиру днесь устрой
И подвиги со мной российских чад
воспой,
Тебе бо ведома деяний смертных
древность.
Поведай мне сама сынов российских
ревность
И возгласи со мной сладчайший оный
час,
Как пленную Литвой Москву
Пожарский спас
И как с восшествием на царство
Михаила
Унылая Москва свой вид возобновила.
Уже несчастливый царь Шуйский… о
удар!..
Был предан полякам от собственных
бояр.
О, если б мне о сем постыдном
вероломстве
Повествование загладить смочь в
потомстве!
Но истина сама нам в повестях сие
Гласит плачевное для россов бытие:
Мне должно истину в сей песни
возглашати,
Мне должно лиру всю слезами орошати.
Уж преданный Литве быв Шуйский от
начал,
В литовской области плачевно жизнь
скончал,
В темнице тяжкими оковами
томимый,—
Как гордый Жигимонд, поборник россов
мнимый,
Оружием Москвы грудь томну раздирал
И длань свою на скиптр российский
простирал:
Под видом да цветет России вечно
слава,
Сулит на царство дать боярам
Станислава,
Единого из двух рожденных им сынов,
А сам меж тем теснит осадой войска
Псков.
Сей град, построенный людей
российских потом,
Служил твердейшим ей от враг ее
оплотом,
И се – немногое число в нем росских
чад,
Стесненны войсками, в нем терпят
лютый глад,
Уже враги <…> на приступ шли
трикраты.
Не могут <…> высокие раскаты.
Но, бывши освещен орудий бранным
блеском,
Ответствовал Литве ужасным дланей
плеском,
Явил и огнь, и дым на пламенном
челе,
И, распростря свои широкие криле…
…Болярин тако сей, благочестивый
муж,
Имел в себе свойство великих самых
душ,
И не работая он духом плоти тленной,
Взлетает мыслями во сне к творцу
вселенной.
И се – Господь ему видение послал:
Внезапу юноша пред одр ему предстал,
Одеян белою небесною одеждой,
И взор его блистал веселою надеждой;
В деснице скипетр был, венец был на
челе,
И златом за спиной блестящие криле;
Представ ему пред одр, и так ему
вещает:
«Да мой приход тебя, о Шеин, не
смущает!
Хранитель росского престола я есмь
дух,
Склони к моим словам внимательный
твой слух:
Господь благоволил Россию наказати
И хощет о царе в вас души истязати,
За вероломство всех бунтующих боляр
Он хощет на Москву наслать глад, меч,
пожар;
Враги бы не могли твоей усердной рати
Своею силою чрез много дней попрати,
Но стало наконец угодно небесам,
Дабы сей град и ты в плененьи был и
сам.
Есть некто в граде сем изменник
нечестивый,
Андрей Дедешин то, твой друг, но друг
твой льстивый.
Он время днесь к тому удобное нашел
И тайно от тебя в литовский стан
ушел.
Ко Жигимонду он предстал теперь пред
взоры
И дерзкими усты ведет с ним разговоры.
Сказует слабости полночный стены,
И завтра будете вы здесь побеждены.
Но ты, о храбрый муж, отнюдь не
ужасайся.
За веру, за престол, за церковь стой,
мужайся.
Яви Литве, каков России страшен
строй,
Яви собою ей, что всяк из вас герой!
Дождешься по трудах ты времени
счастлива,
Когда произрастет среди Москвы олива,
И мирны дни сея оливы будет плод,
Терпи и покажи, каков россиян род.
Сей скипетр и венец вручатся Михаилу,
Который обновит России прежню силу:
Уже я времена <…> ясно зрю.
Будь верен <…> великому царю!»
Вещав сии слова, от глаз его сокрылся.
И абие от сна болярин возбудился,
Исполнен ужасом и радостию весь,
Глаголет: «Посетил, о боже, ты мя
днесь,
Ты дух мой, томный дух, исполнил
весь надежды:
Пускай мне смерть сомкнет в мученьях
тяжких вежды,
Я долг отечеству сыновний сотворю.
Я верен мне во сне явленному царю!
Но кто сей Михаил? Кто будет нам
владетель?
О ты, вселенныя владыка и содетель,
Почто дерзаю я вникать в твои судьбы!
Ты нам пошлешь царя, мы суть его
рабы».
По размышленьи сем он одр оставил
вскоре —
Еще не явльшейся на небесах Авроре,
Он воздух голосом во храмине делит
И верному рабу войти к себе велит.
«Дедешин где Андрей?» – поспешно
вопрошает;
Велит, да он к нему, не медля,
поспешает
И в комнату к нему его да приведет.
Меж тем уже заря явила в небе свет.
Болярин воружен из храмины выходит,
Служитель главного к нему над
стражей вводит,
И сей ему речет Дедешииа побег:
«Когда ты, государь, починуть лишь
возлег,
Дедешин со твоим пришел мне
повеленьем,
Что он идет за град твоим соизволеньем.
Я другу твоему оспорить не посмел,
Врата ему отверзть градские повелел».
Тогда болярин сна видение воспомнил,
Глаголет: «Так злодей предательство
исполнил!»
И вскоре к своему он воинству приспел
И тако в бодрости он войску повелел:
«О други, бодрствуйте и вскоре
воружайтесь,
За веру за свою, за церковь вы
сражайтесь!
Я зрю – Дедешиным нам смертный
ров изрыт,
Сей льстец прегнуснейший злым ядом
весь покрыт.
Ко северной стене вы града все спешите
И тамо вы свою днесь храбрость
покажите,
Оттоле враг начнет чинить приступ на
нас:
Се нам страдальческих венцов
приятный час!
Явите, чада, вы своею ныне кровью,
Что вы пылаете к отечеству любовью!»
И се – по воинству усердный шум
восстал,
И огнь во очесах их жара возблистал.
<…> все воины, отважные сердцами,
<…> смертными, как брачными
венцами.
<…> российский вождь поставити
успел,
<…> в град молниеносных стрел.
<…> воздух весь от ядр летящих воет,
<…> возопил: «Се ров Дедешин роет!»
<…> в стремленьи враг идет,
<…> противу лютых бед.
Тогда-то Шеину явил в себе всяк воин,
Что россом нарещись во свете он
достоин.
Стремящихся к стене отчаянных врагов
Свергают со зубцов стремглав
в глубокий ров,
Но сколько раз врагов с раскатов
низвергали,
Толико раз они на оные взбегали.
Уже повержена ударами стена,
И сила россиян во граде стеснена,
Уже везде враги по стогнам града
рыщут
И смертью добычи в домах побитых
ищут.
Но Шеин, взяв из войск надежнейший
отряд,
Выходит с малым сил числом к Литве
за град,
Желая жизнь продать свою драгой
ценою
И тяготить врагов ужасною войною.
Меч острый Шеина всех страшно
поядал,
Кто первый под его удары попадал,
Подобно току вод, стремящусь чрез
долину,
Несущему овец и пастырей в пучину, —
С отрядом Шеин всех противных
поражал,
И всяк от действия меча его бежал.
Но, боем, ранами и ратью утомленны,
Немноги с Шеиным Литве достались
пленны:
Сей ратоборец, быв собою побежден,
Полмертв, отдаться в плен врагам был
принужден,
Но горды поляки, в победе быв суровы,
Кладут на воина тяжелые оковы,
И самый Жигимонд весь гневом
воскипел,
Героя взять к себе под стражу повелел:
Не ради почестей блюдом он был столь
свято,
Но мнил через него обресть он в граде
злато, —
Тираны бо не чтут героев никогда.
Меж тем <…> как быстрая вода
И разливаются <…> по стогнам града.
<…> мечми родителей и чада.
Везде <…> ручьи кровавые текут,
<…> младых к закланию влекут.
<…> и площади и домы,
<…> в цепях влекомы.
На небо, жалостно стеная, вопиют
И слезы с кровию в руках Литвы лиют.
Но слезы к милости сердец не
привлекают,
Свирепы воины как алчны львы рыкают.
О град, колико ты доныне был ни леп,
В руках Литвы ты стал разбойничий
вертеп.
В сем граде некто был из юнош
знаменитых,
Рожденный от любви супругов
именитых,
Со девою себе подобного родства.
Спряжен любовью был, ждал брачна
торжества.
Уже готовился в тот день во храм
предстати
И деву юную супругою пояти.
Уже цветами одр украшен брачный
был,
Уж мнил в объятиях иметь он, что
любил…
 

Александр Сергеевич Пушкин
(1799–1837)

«Но вот уж близко. Перед ними…
Отрывок из романа «Евгений Онегин»

 
Но вот уж близко. Перед ними
Уж белокаменной Москвы,
Как жар, крестами золотыми
Горят старинные главы.
Ах, братцы! как я был доволен,
Когда церквей и колоколен,
Садов, чертогов полукруг
Открылся предо мною вдруг!
Как часто в горестной разлуке,
В моей блуждающей судьбе,
Москва, я думал о тебе!
Москва… как много в этом звуке
Для сердца русского слилось!
Как много в нем отозвалось!
Вот, окружен своей дубравой,
Петровский замок. Мрачно он
Недавнею гордится славой.
Напрасно ждал Наполеон,
Последним счастьем упоенный,
Москвы коленопреклоненной
С ключами старого Кремля:
Нет, не пошла Москва моя
К нему с повинной головою.
Не праздник, не приемный дар,
Она готовила пожар
Нетерпеливому герою.
Отселе, в думу погружен,
Глядел на грозный пламень он.
 

1833

«На тихих берегах Москвы…»

 
На тихих берегах Москвы
Церквей, венчанные крестами,
Сияют ветхие главы
Над монастырскими стенами.
Кругом простерлись по холмам
Вовек не рубленные рощи,
Издавна почивают там
Угодника святые мощи.
 

Ответ

 
Я вас узнал, о мой оракул,
Не по узорной пестроте
Сих неподписанных каракул,
Но по веселой остроте,
Но по приветствиям лукавым,
Но по насмешливости злой
И по упрекам… столь неправым,
И этой прелести живой.
С тоской невольной, с восхищеньем
Я перечитываю вас
И восклицаю с нетерпеньем:
Пора! в Москву, в Москву сейчас!
Здесь город чопорный, унылый,
Здесь речи – лед, сердца – гранит;
Здесь нет ни ветрености милой,
Ни муз, ни Пресни, ни харит.
 

Дорожные жалобы

 
Долго ль мне гулять на свете
То в коляске, то верхом,
То в кибитке, то в карете,
То в телеге, то пешком?
 
 
Не в наследственной берлоге,
Не средь отческих могил,
На большой мне, знать, дороге
Умереть господь судил,
 
 
На каменьях под копытом,
На горе под колесом,
Иль во рву, водой размытом,
Под разобранным мостом.
 
 
Иль чума меня подцепит,
Иль мороз окостенит,
Иль мне в лоб шлагбаум влепит
Непроворный инвалид.
 
 
Иль в лесу под нож злодею
Попадуся в стороне,
Иль со скуки околею
Где-нибудь в карантине.
 
 
Долго ль мне в тоске голодной
Пост невольный соблюдать
И телятиной холодной
Трюфли Яра поминать?
 
 
То ли дело быть на месте,
По Мясницкой разъезжать,
О деревне, о невесте
На досуге помышлять!
 
 
То ли дело рюмка рома,
Ночью сон, поутру чай;
То ли дело, братцы, дома!..
Ну, пошел же, погоняй!..
 

В альбом
(«Гонимый рока самовластьем…»)

 
Гонимый рока самовластьем
От пышной далеко Москвы,
Я буду вспоминать с участьем
То место, где цветете вы.
Столичный шум меня тревожит;
Всегда в нем грустно я живу —
И ваша память только может
Одна напомнить мне Москву.
 

Княгине З.А. Волконской

 
Среди рассеянной Москвы,
При толках виста и бостона,
При бальном лепете молвы
Ты любишь игры Аполлона.
Царица муз и красоты,
Рукою нежной держишь ты
Волшебный скипетр вдохновений,
И над задумчивым челом,
Двойным увенчанным венком,
И вьется и пылает гений.
Певца, плененного тобой,
Не отвергай смиренной дани,
Внемли с улыбкой голос мой,
Как мимоездом Каталани
Цыганке внемлет кочевой.
 

Денис Васильевич Давыдов
(1784–1839)

При виде Москвы, возвращаясь с Персидской войны

 
О юности моей гостеприимный кров!
О колыбель надежд и грез честолюбивых!
О кто, кто из твоих сынов
Зрел без восторгов горделивых
Красу реки твоей, волшебных берегов,
Твоих палат, твоих садов,
Твоих холмов красноречивых!
 

Федор Николаевич Глинка
(1786–1880)

Песнь русского воина при виде горящей Москвы

 
Темнеет бурна ночь, темнеет,
И ветр шумит, и гром ревет;
Москва в пожарах пламенеет,
И русский воин песнь поет:
 
 
«Горит, горит царей столица;
Над ней в кровавых тучах гром
И гнева Божьего десница…
И бури огненны кругом.
 
 
О Кремль! Твои святые стены
И башни горды на стенах,
Дворцы и храмы позлащенны
Падут, уничиженны, в прах!..
 
 
И всё, что древность освятила,
По ветрам с дымом улетит!
И град обширный, как могила
Иль дебрь пустынна, замолчит!..
 
 
А гордый враг, оставя степи
И груды пепла вкруг Москвы,
Возвысит грозно меч и цепи
И двигнет рать к брегам Невы…
 
 
Нет, нет! Не будет пить он воды
Из славных невских берегов:
Восстали рати и народы,
И трон царя стрежет любовь!
 
 
Друзья, бодрей! Уж близко мщенье:
Уж вождь, любимец наш седой,
Устроил мудро войск движенье
И в тыл врагам грозит бедой!
 
 
А мы, друзья, к Творцу молитвы:
О, дай, Всесильный, нам, Творец,
Чтоб дивной сей народов битвы
Венчали славою конец!»
 
 
Вещал – и очи всех подъяты,
С оружьем длани к небесам:
Блеск молний пробежал трикраты
По ясным саблям и штыкам!
 

Москва

 
Город чудный, город древний,
Ты вместил в свои концы
И посады и деревни,
И палаты и дворцы!
 
 
Опоясан лентой пашен,
Весь пестреешь ты в садах;
Сколько храмов, сколько башен
На семи твоих холмах!..
 
 
Исполинскою рукою
Ты, как хартия, развит,
И над малою рекою
Стал велик и знаменит!
 
 
На твоих церквах старинных
Вырастают дерева;
Глаз не схватит улиц длинных…
Это матушка Москва!
 
 
Кто, силач, возьмет в охапку
Холм Кремля-богатыря?
Кто собьет златую шапку
У Ивана-звонаря?..
 
 
Кто Царь-колокол подымет?
Кто Царь-пушку повернет?
Шляпы кто, гордец, не снимет
У святых в Кремле ворот?!
 
 
Ты не гнула крепкой выи
В бедовой твоей судьбе:
Разве пасынки России
Не поклонятся тебе!..
 
 
Ты, как мученик, горела,
Белокаменная!
И река в тебе кипела
Бурнопламенная!
 
 
И под пеплом ты лежала
Полоненною,
И из пепла ты восстала
Неизменною!..
 
 
Процветай же славой вечной,
Город храмов и палат!
Град срединный, град сердечный,
Коренной России град!
 

Рейн и Москва

 
Я унесен прекрасною мечтой,
И в воздухе душисто-тиховейном,
В стране, где грозд янтарно-золотой,
Я узнаю себя над Рейном.
В его стекле так тихи небеса!
Его брега – расписанные рамки.
Бегут по нем рядами паруса,
Глядят в него береговые замки,
И эхо гор разносит голоса!
Старинные мне слышатся напевы,
У пристаней кипит народ,
По виноградникам порхает хоровод,
И слышу я, поют про старый Реиндевы.
 
 
«Наш Рейн, наш Рейн красив и богат!
Над Рейном блестят города!
И с башнями замки, и много палат,
И сладкая в Рейне вода!..
 
 
И пурпуром блещут на Рейне брега:
То наш дорогой виноград,
И шелком одеты при Рейне луга:
Наш реинский берег – Германии сад!
 
 
И славится дева на Рейне красой,
И юноша смотрит бодрей!
О, мчись же, наш Рейн, серебрясь
полосой,
До синих, до синих морей!..»
 
 
Но чье чело средь праздничного шума,
Когда та песня пронеслась,
Поддернула пролетной тенью дума
И в ком тоска по родине зажглась?..
Он счастлив, он блажен с невестой
молодою,
Он празднует прекрасный в жизни миг,
Но вспомнил что-то он над рейнской
водою…
«Прекрасен Рейн твой и тих,
(Невесте говорит жених),
Прекрасен он – и счастлив я с тобою,
Когда в моей дрожит твоя рука,
Но от тебя, мой юный друг, не скрою,
Что мне, на севере, милей одна река:
Там родина моя, там жил я, бывши
молод,
Над бедной той рекой стоит богатый
город,
По нем подчас во мне тоска!
В том городе есть башни-исполины!
Как я люблю его картины,
В которых с роскошью ковров
Одеты склоны всех семи холмов —
Садами, замками и лесом из домов!..
Таков он, город наш стохрамый,
стопалатный!
Чего там нет, в Москве, для взора
необъятной?..
Базары, площади и целые поля
Пестреются кругом высокого Кремля!
А этот Кремль, весь золотом одетый,
Весь звук, когда его поют колокола,
Поэтом, для тебя не чуждым, Кремль
воспетый
Есть колыбель Орла
Из царственной семьи великой!
Не верь, что говорит в чужих устах
молва,
Что будто север наш такой пустынный,
дикий!
Увидишь, какова Москва,
Москва – святой Руси и сердце и
глава! —
И не покинешь ты ее из доброй воли:
Там и в мороз тебя пригреют, угостят,
И ты полюбишь наш старинный русский
град,
Откушав русской хлеба-соли!..»
 

Кондратий Федорович Рылеев
(1795–1826)

«Повсюду вопли, стоны, крики…»

 
Повсюду вопли, стоны, крики,
Везде огонь иль дым густой.
Над белокаменной Москвой
Лишь временем Иван Великий
Сквозь огнь, сквозь дым и мрак ночной
Столпом огромным прорезался
И, в небесах блестя челом,
Во всем величии своем
Великой жертвой любовался.
 

Петр Андреевич Вяземский
(1792–1878)

Из «очерков Москвы»

 
Твердят: ты с Азией Европа,
Славянский и татарский Рим,
И то, что зрелось до потопа,
В тебе еще и ныне зрим.
 
 
В тебе и новый мир, и древний;
В тебе пасут свои стада
Патриархальные деревни
У Патриаршего пруда.
 
 
Строенья всех цветов и зодчеств,
А надписи на воротах —
Набор таких имен и отчеств,
Что просто зарябит в глазах.
 
 
Здесь чудо – барские палаты
С гербом, где вписан знатный род;
Вблизи на курьих ножках хаты
И с огурцами огород.
 
 
Поэзия с торговлей рядом;
Ворвался Манчестер в Царьград,
Паровики дымятся смрадом, —
Рай неги и рабочий ад!
 
 
Кузнецкий мост давно без кузниц —
Парижа пестрый уголок,
Где он вербует русских узниц,
Где он сбирает с них оброк.
 
 
А тут, посмотришь, – Русь родная
С своею древней простотой,
Не стертая, не початая,
Как самородок золотой,
 
 
Русь в кичке, в красной душегрейке,
Она, как будто за сто лет,
Живет себе на Маросейке,
И до Европы дела нет.
 
 
Всё это так – и тем прекрасней!
Разнообразье – красота:
Быль жизни с своенравной басней;
Здесь хлам, там свежая мечта.
 
 
Здесь личность есть и самобытность,
Кто я, так я, не каждый мы,
Чувств подчиненность или скрытность
Не заморозила умы.
 
 
Нет обстановки хладно-вялой,
Упряжки общей, общих форм;
Что конь степной, здесь каждый малый
Разнуздан на подножный корм.
 
 
У каждого свои причуды
И свой аршин с своим коньком,
Свой нрав, свой толк и пересуды
О том, о сем и ни о чем.
 
 
Москва! Под оболочкой пестрой
Храни свой самородный быт!
Пусть Грибоедов шуткой острой
Тебя насмешливо язвит,
 
 
Ты не смущайся, не меняйся,
Веками вылитая в медь,
На Кремль свой гордо опирайся
И, чем была, тем будь и впредь!
 
 
Величье есть в твоем упадке,
В рубцах твоих истертых лат!
Есть прелесть в этом беспорядке
Твоих разбросанных палат,
 
 
Твоих садов и огородов,
Высоких башен, пустырей,
С железной мачтою заводов
И с колокольнями церквей!
 
 
Есть прелесть в дружбе хлебосольной
Гостеприимных москвичей,
В их важности самодовольной,
В игре невинных их затей.
 
 
Здесь повсеместный и всегдашний
Есть русский склад, есть русский дух,
Начать – от Сухаревой башни
И кончить – сплетнями старух.
 

Москва

 
Город холмов и оврагов,
Город зеленых садов,
Уличных пестрых зигзагов,
Чистых и всяких прудов.
 
 
Город – церквей не дочтешься:
Их колокольный напев
Слушая, к небу несешься,
Душу молитвой согрев.
 
 
Гордым величьем красуясь,
Город с кремлевских вершин
Смотрит в поляны, любуясь
Прелестью свежих картин.
 
 
Лентой река голубая
Тихо струится кругом,
Жатвы, леса огибая,
Стены боярских хором.
 
 
Иноков мирных жилища,
Веры народной ковчег, —
Пристани жизни – кладбища,
Общий семейный ночлег.
 
 
Город причудливо странный,
Красок и образов смесь:
Древности благоуханной
Веет поэзия здесь.
 
 
Город – восточная сказка!
Город – российская быль!
Хартий нам родственных связка!
Святы их ветхость и пыль.
 
 
Молча читает их время!
С заревом славных веков
Льется на позднее племя
Доблестный отблеск отцов.
 
 
Город минувшего! Старче
С вечно младою душой
Всё и священней, и ярче
Блещет своей сединой!
 
 
Город сердечных страданий!
Город – моя колыбель:
Здесь мне в года обаяний
Жизни мерещилась цель.
 
 
Сколько здесь жизни я прожил!
Сколько растратил я сил!
Мысли и чувства тревожил
Юный, заносчивый пыл.
 
 
Позже смирилась отвага,
Волны души улеглись,
Трезвые радость и блага
В светлом затишьи слились.
 
 
Думы окрепли, созрели
В опыте, в бденьи, в борьбе:
Новые грани и цели
Жизнь призывали к себе.
 
 
Дружбы звезда засияла,
Дружба согрела мне грудь,
Душу мою воспитала,
Жизни украсила путь.
 
 
Прелесть труда, наслажденье
Мысль в стройный образ облечь,
Чувству найти выраженье,
Тайнам сердечным дать речь!
 
 
Творчества тихая радость,
Внутренней жизни очаг,
Вашу вкусил я здесь сладость
В чистом источнике благ.
 
 
Ныне, когда мне на плечи
Тяжкие годы легли,
С ними надежды далече
В тайную глубь отошли.
 
 
В памяти набожной ныне
Прошлым нежней дорожу:
Старый паломник, к святыне
Молча к Москве подхожу.
 
 
Жертвы вечерней кадилом
Будет Москве мой привет,
В память о прошлом, мне милом,
Братьям, которых уж нет.
 
 
Манит меня их дружина,
Полный раздумья стою:
Благословила бы сына,
Милую матерь молю.
 

Сравнение Петербурга с Москвой

 
У вас Нева,
У нас Москва.
У вас Княжнин,
У нас Ильин.
У вас Хвостов,
У нас Шатров.
У вас плутам,
У вас глупцам,
Больным…
Дурным стихам
И счету нет.
Боюсь, и здесь
Не лучше смесь:
Здесь вор в звезде,
Монах в… …
Осел в суде,
Дурак везде.
У вас Совет,
Его здесь нет —
Согласен в том,
Но желтый дом
У нас здесь есть.
В чахотке честь,
А с брюхом лесть —
Как на Неве,
Так и в Москве.
Мужей в рогах,
Девиц в родах,
Мужчин в чепцах,
А баб в портках
Найдешь у вас,
Как и у нас,
Не пяля глаз.
У вас «авось»
России ось
А кучер спит.
 

Николай Михайлович Языков
(1803–1847)

«Ау! Я здесь! – Да здравствует Москва!..»

 
Ау! Я здесь! – Да здравствует Москва!
Вот небеса мои родные!
Здесь наша матушка-Россия
Семисотлетняя жива!
Здесь все бывало: плен, свобода,
Орда, и Польша, и Литва,
Французы, лавр и хмель народа,
Все, все!.. Да здравствует Москва!
Какими думами украшен
Сей холм давнишних стен и башен,
Бойниц, соборов и палат!
Здесь наших бед и нашей славы
Хранится повесть! Эти главы
Святым сиянием горят!
О! проклят будь, кто потревожит
Великолепье старины;
Кто на нее печать наложит
Мимоходящей новизны!
Сюда! на дело песнопений,
Поэты наши! Для стихов
В Москве ищите русских слов,
Своенародных вдохновений!
 

Владимир Григорьевич Бенедиктов
(1807–1873)

Москва

Близко… Сердце встрепенулось;

Ближе… ближе… Вот видна!

Вот раскрылась, развернулась, —

Храмы блещут: вот она!

Хоть старушка, хоть седая,

И вся пламенная,

Светозарная, святая,

Златоглавая, родная

Белокаменная!

Вот – она! – давно ль из пепла?

А взгляните: какова!

Встала, выросла, окрепла,

И по-прежнему жива!

И пожаром тем жестоким

Сладко память шевеля,

Вьётся поясом широким

Вкруг высокого Кремля.

И спокойный, величавый,

Бодрый сторож русской славы —

Кремль – и красен и велик,

Где, лишь божий час возник,

Ярким куполом венчанна

Колокольня Иоанна

Движет медный свой язык;

Где кресты церквей далече

По воздушным ступеням

Идут, в золоте, навстречу

К светлым, божьим небесам;

Где за гранями твердыни,

За щитом крутой стены.

Живы таинства святыни

И святыня старины.

Град старинный, град упорный,

Град, повитый красотой,

Град церковный, град соборный

И державный, и святой!

Он с весёлым русским нравом,

Тяжкой стройности уставам

Непокорный, вольно лёг

И раскинулся, как мог.

Старым навыкам послушной

Он с улыбкою радушной

Сквозь раствор своих ворот

Всех в объятия зовёт.

Много прожил он на свете.

Помнит предков времена,

И в живом его привете

Нараспашку Русь видна.

Русь… Блестящий в чинном строе

Ей Петрополь – голова,

Ты ей – сердце ретивое,

Православная Москва!

Чинный, строгий, многодумной

Он, суровый град Петра,

Полн заботою разумной

И стяжанием добра.

Чадо хладной полуночи —

Гордо к морю он проник:

У него России очи,

И неё судьбы язык.

А она – Москва родная —

В грудь России залегла,

Углубилась, вековая.

В недрах клады заперла.

И вскипая русской кровью

И могучею любовью

К славе царской горяча,

Исполинов коронует

И звонит и торжествует;

Но когда ей угрожает

Силы вражеской напор,

Для себя сама слагает

Славный жертвенный костёр

И, врагов завидя знамя,

К древней близкое стене,

Повергается во пламя

И красуется в огне!

Долго ждал я… грудь тоскою —

Думой ныне голова;

Наконец ты предо мною,

Ненаглядная Москва!

Дух тобою разволнован,

Взор к красам твоим прикован.

Чу! Зовут в обратный путь!

Торопливого привета

Вот мой голос: многи лета

И жива и здрава будь!

Да хранят твои раскаты

Русской доблести следы!

Да блестят твои палаты!

Да цветут твои сады!

И одета благодатью

И любви и тишины

И означена печатью

Незабвенной старины,

Без пятна, без укоризны,

Под наитием чудес,

Буди славою отчизны,

Буди радостью небес!